За роялем с Евгением Либерманом © Сергей Грохотов
Педагог и ученик: взгляд сквозь годы
Предлагаемые заметки никак не претендуют на объективность. Ведь в памяти любого ученика создается свой образ учителя – это обусловлено тем, что каждый из них видит своего педагога под особым углом зрения. Потому, вероятно, в разговорах с прежними товарищами по классу то и дело всплывают совершенно новые факты и обстоятельства. К тому же ученики занимались с Евгением Яковлевичем в разные годы, и сам он со временем менялся.
Но главное – осмысливать прошлое и рассуждать о наставнике ученик чаще всего начинает как бы «задним числом», по прошествии лет, когда его собственные воззрения на многие вещи в искусстве и жизни прошли определенную эволюцию. И вот лет через тридцать оказывается, что прежде непостижимое – это нечто совершенно ясное, само собой разумеющееся, мнится, будто ты понимал и знал это всегда. И трудно становится различить, что в твоих музыкальных представлениях собственное, а что сформировалось под воздействием учителя. Трудно – однако можно. И тогда невольно ловишь себя на ощущении: ты мыслишь его образами, говоришь его словами…
Образ Евгения Яковлевича Либермана неизменно рисуется мне в классе за роялем – по сути именно там, в окружении учеников, прошла вся его жизнь. Помнится, он в шутку уподоблял ее сцене атаки из фильма «Чапаев»: шеренга за шеренгой наступают «белогвардейцы»-ученики, а он «косит» их из пулемета. Едва падает одна шеренга (дипломники отыграли свой выпускной экзамен), как тут же ей на смену встает другая… Невольно приходит в голову мысль: сколь же неблагодарен и тяжел труд музыканта-педагога! Неблагодарен, ибо преподавание не дает до конца углубиться в собственные музыкальные изыскания, сосредоточиться на собственной игре; к тому же невозможно передать все, что знаешь, другим – те сами должны взять (а берут, увы, далеко не всегда). Но – таков парадокс! – сколь же он вдохновляющ и увлекателен! Потому что, имея дело с великой музыкой, педагог всякий раз радостно открывает ее заново с новым студентом – ведь тот постигает произведение впервые. (Вспоминается: профессор с учеником в классе. Поздний вечер. Учитель в страшном увлечении – неистовый, «распаленный» Бетховеном или Шопеном, в то время как ученик уже совсем измаялся, скис. Мне тогда трудно было понять, откуда только у Евгения Яковлевича силы берутся…)
Автору этой статьи довелось заниматься под руководством Либермана в общей сложности семь лет – в Гнесинской школе-десятилетке (куда я поступил после районной музыкальной школы), а затем в Институте им. Гнесиных. Вероятно, многое, происходившее в его классе, вполне обычно – это общепринятые педагогические приемы. Но когда молодой человек только открывает для себя музыку и, к тому же, не совсем уверен в собственном профессиональном выборе, все это переживается и воспринимается очень остро.
Первое, о чем хочется сказать, – это об огромном пиетете, который внушал к себе мой учитель. Евгений Яковлевич как бы незримо присутствовал в жизни нашей семьи задолго до того, как я оказался с ним за соседним роялем: он был персонажем семейных преданий (ребенком, еще до войны, он жил в одной коммуналке с моим отцом). Но впоследствии никакого панибратства между нами, педагогом и учеником, не возникло. Более того: учитель в моих глазах был наделен ореолом значительности, даже торжественности. У меня, выросшего среди художников (не богемы, но все-таки в обстановке «художественного беспорядка» – кистей, красок и художественных альбомов, резких запахов клея, скипидара и т.д.), создавалось впечатление, что музыканты – особые существа, пребывающие в особом мире, где нет ничего лишнего, только звуки.
Пустой класс… Если занятия проходят у профессора дома, то тоже пустая комната, где стоят только рояли… В музыкальной школе, где я учился ранее, класс (небольшая угловая комната в старом доме еще дореволюционной постройки) был уставлен огромными фикусами и другими цветами; вдобавок там был пыльный диванчик; в общем, обстановка вполне «домашняя». А тут голо и пусто. В сознании возникают даже какие-то «медицинские» ассоциации: словно находишься в кабинете доктора, где изначально как-то неуютно и страшновато. Вдобавок учитель чрезвычайно скуп на похвалы: редко-редко услышишь от него как будто даже с некоторым недоумением сказанное слово одобрения: «Недурно…» Этого бывает достаточно, чтобы ученик почувствовал себя на седьмом небе.
Главное – в этом классе-кабинете живет музыка, и она все искупает… Но я, кажется, забегаю вперед. Ведь еще неясно, какой музыке предстоит там поселиться…
