Предыдущая публикация
Нина смотрит на то, как сидит её мамочка, с ровной, словно струнка спиной.
Кто скажет, что маме уже восемьдесят лет. Живи долго, родная, с любовью и нежностью думает Нина, она восхищается своей мамой.
-Мама…мамочка, – с нежностью шепчет Нина.
Мама поворачивает голову в её сторону и смотрит на Нину на удивление ясными синими глазами.
-Дочка…ты звала меня?
– Дда, мамуль.
-Всё хорошо? Ниночка, ты от меня ничего не скрываешь? Саша точно не против моего переезда, я бы не хотела стать обузой и помехой твоей семье.
-Мамочка, – Нина поспешно подбежала к маме, присела, уткнула своё лицо ей в колени, как в детстве, – милая моя, родная, ну что ты такое говоришь? Мама, ну не обижай меня и Сашу, ну что ты…Ириш, – оглянулась Нина на дочь, – скажи ты…
-Да, бабуль, ты чего? Костя уехал, я замуж вышла, родители одни в трёшке, ты что? Им же надо о ком-то заботиться! Вот папа и будет теперь спокойно на рыбалку ездить, а то он маму одну не оставляет.
-Да, мамуль…ты даже не выдумывай, всё хорошо. Квартиру мы закроем, никого не пустим сюда, даже не переживай, мы не продадим…
-Да ладно вам, всё равно мама наследница всего этого, – засмеялась Иринка, – эх бабуля, ну что ты мне дядю или тётю не родила? Спасибо мама хоть без брата не оставила. Знаешь, как я скучаю по нему. Как же хорошо, что нас двое, конечно было бы лучше, чтобы трое было, ну или четверо…
-Ага, конечно, семеро, – смеётся Нина, – мамуль, не утомила тебя наша болтушка?
Мать покачала головой и тихо улыбнулась.
Она переезжает к дочери, до последнего сопротивлялась, не хотела быть обузой, причинять неудобства, ну вот, видимо пришло и её время, жить так, чтобы за неё всё решали, пришло время…
-Мама, вот здесь какой -то портфель на шкафу, с документами, его куда?
Мать вздрогнула.
Потом протянула руку, Иринка заметила, что рука у бабули дрожит.
Даааа, сдаёт бабушка.
Ирина любила бабулю, конечно не так, как это делала её мама. Та просто боготворила свою мать, считала святой.
Много раз проскальзывало в разговорах, что её мать святая, Ирина даже представить боялась, что будет, когда не станет бабушки, что тогда будет с мамой…
Решила не думать об этом, а занялась дальше собиранием вещей для бабули, но краем глаза отметила, что старушка прижимает к себе старый портфель.
-Это Петра Ефимовича, – пояснила бабушка.
Пётр Ефимович, отец Ирининой мамы, Ирина его почти не помнит дедушки не стало, когда Иринка была совсем малышкой, но бабушка и мама всегда говорили о нём столько хорошего, что Ирина практически не помня дедушку, любила его и уважала наравне с мамой и бабушкой.
Лилия Петровна устроилась хорошо, зять внимателен, дочь ласкова, как котёнок, внук, внучка, все рады, впрочем, всё, как всегда.
-Мамочка, тебе удобно? Мамочка..мама…мамуля…мамочка…
-Ах, Ниночка, не люби ты меня так, детка, когда придёт моё время, тебе будет тяжело, не надо так.
-Мамочка, ну не говори ты так…знаешь же КАК я тебя люблю. Ты же меня тоже любишь, мама?
-Конечно, милая, разве может мать не любить собственное дитя то, которое выносила под сердцем…Ты что? ни одна мама так не сделает…
-Мамочка, какая же ты у меня…
В любви и ласке проживала эта достойная женщина свои дни, пока не пришло её время…Она поняла это…пришло оно, время…
За руку держит свою мамочку Нина, уже сама бабушка дважды, понимает что всё, это пришло мамочкино время и не может отпустить её…
-Мам, иди поешь и отдохни, я за бабушкой присмотрю, – просит Ирина.
-И правда, Ниночка, – говорит Саша, муж, – шла бы, отдохнула, мы с Иринкой присмотрим за Лилией Петровной, – но кажется Нине, только отойдёт от мамы и всё, жизнь покинет её и не успеет Нина проститься с мамочкой, хотя вроде уже всё проговорили и обещала мамочке не плакать сильно и не переживать.
-Дочка, – шепчет мама, – отдохни…я дождусь.
Уснула моментально Нина, словно провалилась, услышала вроде мамочка зовёт, пробросилась и бегом к ней, а она стонет сердешная.
-Мама, мамочка, где болит? Что? что милая?
-Галя…прости Галя…Галочка…
-Мама? Это я Нина, у какой Галочки ты просишь прощения?
Чётким и ясным голосом попросила мама ещё раз прощения у неведомой Галочки и сказала…что любит её…И ушла, взглянув на Нину ясным взглядом.
За хлопотами и заботами Нине было не до последних слов матери, лишь через полгода об этом вспомнила и…задумалась. Почему она её Галей называла? За что прощения просила?
Может Галей хотела назвать? когда родилась Нина, теперь уже и не узнаешь ни у кого…
Видно всё перепутала милая, ну что же, жизнь долгую прожила мамочка, честную и счастливую…
Заслужила доброй памяти от дочери, внуков и даже правнуков.
Хоть и поздно родила мама Нину, но всегда была молодая и весёлая, всегда на одной волне с дочерью.
Все подружки Ниночке завидовали, какая мама у у неё весёлая, добрая и хорошая.
Всегда и накормит, и напоит, и выслушает…
Чудо, а не мама…
Нина задумчиво разбирает мамин архив, все фотографии аккуратно сложены, подписаны, письма от папы к маме, когда он был в командировках.
От мамы к папе, где она рассказывает про Ниночку, про её успехи.
Нина весь вечер провела за воспоминаниями, потом второй, дошла наконец-то и до папиного портфеля, что так бережно хранила мама.
Какие -то старые открытки, поздравления, вот с днём рождения, написано детским почерком и подписано…твоя дочь Галя.
Вот ещё, ещё…
Кто эта Галя?
Кому она писала письма?
До Нины стало кажется доходить…папа был старше мамы намного, когда Нина появилась на свет, ему было почти пятьдесят, а маме едва исполнилось тридцать.
Это же папина дочь, поняла Нина, но почему…почему она называла её, Нинину маму, своей мамой…Она ведь так и пишет, милая моя мама, поздравляю тебя…И подписывается дочерью Галей. Или это не для мамы?
Поискав в портфеле, Нина находит стопку писем.
Почерк меняется от детского к юношескому, потом ко взрослому, последнее письмо было получено мамой буквально несколько лет назад, на мамино восьмидесятилетие, в нём сообщалось, что Нинина мама стала прабабушкой, но…Иринка тогда только вышла замуж, а Костик уехал учиться.
Нина с трепетом открыла письмо, оно начиналось со строк: “Здравствуй, мама”
В конце письма стояла подпись, уже знакомая Нине:”Твоя дочь, Галя.”
Нина читала письма, детские, написанные корявым почерком и отказывалась понимать и принимать написанное там.
Нет, это не правда, этого не может быть…
Галя писала как ей плохо без мамочки, как она скучает, спрашивала когда мама заберёт её, Галя взрослела, описывала свою жизнь и переживания и молила о любви…
Нина читала и читала, она не могла остановится, посмотрела обратный адрес и поняла что это очень далеко. Письма были подписаны сначала другим почерком, не детским, сухим и угловатым мужским.
Галя жила очень далеко, мама там никогда не была, мама всю жизнь прожила в городе М***, а родом из деревушки, с милым названием Берёзовка, что раскидано по стране невидимо.
Нину заинтересовал адрес, странно, адрес дома в Берёзовке Нина там была когда-то давно, в детстве, очень- очень давно, там жили бабушка и дедушка Нины, мамины родители.
Но мама с ними была не то в ссоре, не то что-то ещё и Нина их толком не помнит, как-то так получилось, что Нина не знала своих бабушек и дедушек с маминой стороны и никогда об этом не задумывалась, вроде бы там был какой-то домик…
Мама иногда, пару раз в год ездила туда, вроде дом хотела продать , но его никто не брал…
Нина читает и читает письма и ничего не понимает, кто эта Галя взвывающая к мамочке, чьи это письма? А с чего Нина вообще взяла что это к Нининой мамочке обращаются? Ну и что же, что её имя и отчество, а фамилия -то другая, точно!
Мама у Ниночки была Спиридонова, и Ниночка до замужества была Спиридонова, а там какая-то Ветрова.
Ну и что же, что имя и отчество одно и то же, просто кто-то много-много лет ошибался адресом, а мамочка, вот добрая душа, хранила письма, в надежде, что адресат появится и…
Нина поняла, что говорит сама себе бред.
Она посмотрела ещё в портфеле и нашла письмо адресованное ей.
Письмо Нине от её мамы, мамочки.
Дорогая моя дочь, если ты читаешь это письмо, значит мне не хватило смелости тебе всё рассказать.
Я очень тебя люблю, и внуков и правнуков, я вас всех люблю, простите меня и не судите строго.
Там адрес…Поезжай к ней и попроси прощения…от меня прошу, исполни мою просьбу.
Там стопка писем, другая, ни эта, за подкладкой, прошу…отвези ей…
Галя ни в чём не виновата перед тобой, а ты перед ней.
Пришло время вам познакомиться.
Прошу…
Прости меня, твоя мама.
Нина сидела в оцепенении.
И всё же она поехала, это было мамино последнее желание.
Саша поехал с ней, ни в какую не захотел отпустить одну.
Нина очень волновалась, стоя перед дверью, в итоге, взглянув на Сашу, как бы ища у него поддержки, она позвонила в дверь, её будто ждали, дверь сразу же распахнулась, а за дверью…
-Мама, – прошептала Нина.
-Да, я похожа на маму…на нашу, как я понимаю маму…Проходи…сестра…я Галя, твоя старшая сестра.
Она ум…её нет?
Нина кивнула.
-Проходите, проходите. Знаешь, я почувствовала это…
Уже за столом, когда, отплакали сёстры, познакомились зятья, Галя рассказала свою историю.
Однажды мама пропала…Просто исчезла и все ходили, делали вид, что её и не было вовсе.
Я спрашивала у папы и бабушки, где же мама, но они кривились и отправляли меня поиграть, почитать посмотреть телевизор…
Тогда я начала писать маме письма, ведь она была…просто куда -то исчезла.
-Она что, умерла, – требовательно просила я рассказать отца, но он только отмахивался.
Я писала письма и складывала их в столе, однажды я заметила, что письма исчезают.
Решила, что добрый волшебник относит их к моей мамочке…
Как мне жилось без неё? Плохо…
Нет, вы не подумайте, папа любил меня, и бабушка и тёти с дядями, но у меня не было самого главного, моей мамы.
Папа перед своим уходом только раскрыл мне тайну, что это он забирал мои письма и отправлял их маме, ведь я приносила уже взрослая эти письма, чтобы положить в мой старый письменный стол.
Не думайте, что я взрослая дурочка верила в волшебника, который забирает мои письма и относит мамочке…Нет, я не задумываясь делала это, не смотря ни на что, я любила её…Любила тот образ, который выдумала сама.
Когда мне было лет десять, один мальчишка, разозлившись за что-то на меня, выкрикнул мне в лицо плохие слова про мою маму.
А ещё он сказал, что она бросила меня, сбежала с любовником, потому что я гадина и уродка…
Я поколотила тогда этого мальчишку.
Папа уже взрослой мне, рассказал что мама уехала, написав ему письмо, что заберёт меня попозже…Как видишь, не забрала и ни разу не дала о себе знать.
Она прошла ула из моей жизни, из нашей жизни, будто и не было меня и папы…
Отец отправлял мои письма на адрес её родителей, а потом и я стала сама писать ей я так хотела, чтобы она написала, хоть раз…
-Галя, – в горле Нины стоял ком, она чувствовала свою вину, оттого что мама всю любовь отдала ей, забыв о брошеной сташей дочери, – Галочка, она любила тебя всю жизнь, вот…это письма, она писала их для тебя…Прости её, перед уходом она звала тебя и просила прощения, а ещё…сказала что любит.
Я не вправе судить её, ведь меня она не бросала и это не из-за моего папы она ушла, я точно знаю…они познакомились там, у нас в городке.
Я не знаю почему так получилось? Почему моя…наша мама так поступила? Галя, ты прости меня, но для меня она самая лучшая на свете, мне так жаль…Она столько потеряла и меня лишила возможности иметь сестричку…Ах, Галочка…
Нина с Галей очень сдружились, Нина была очень рада тому, что она не одна, Галя тоже.
Галя простила маму…
Нина не сказала всей правды Гале и никому не сказала, в письме мамы была приписка.
Она писала, что не любила никогда отца старшей дочери, при первой же возможности ушла от него.
Хотела забрать потом Галочку, но…встретила Нининого папу, такого умного, взрослого, красивого, юморного. Несмотря на возраст, он был свободен, всегда гооврил, что искал ту единственную, такую чистую и незапятнаную и Лиличка так подошла на эту роль, умная, чистая девочка…
Она побоялась сказать ему о Галочке, о своей прошлой жизни, всю жизнь пыталась ему соответствовать, создала такой образ и сама в него поверила.
А письма всё шли…
Она тоже писала Гале письма, только не отправляла, потому что боялась, боялась что все узнают её тайну, поймут, что она совсем не такая, какой хочет быть и казаться.
Нина будет хранить эту тайну…Пусть Галя читает мамины письма, пусть наслаждается теми крохами любви, что мама дарила Гале в письмах.
Пусть эта мамина тайна уйдёт вместе с ней…
Автор: Мавридика д.
Если эта история понравилась Вам, нажмите Класс или оставьте свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛
Boт я получаю пенcию oколo 17 тыс.
, кoммyнaлкa 5 тыc, лекaрcтвa пoчти 3 тыc., на едy 6 клaдy этo пo 1500 в неделю, ocтaльнoе на пoxоpоны убиpаю, инaче ктo меня пoxоpoнит тo. Гоcпoдa, yжac.
Пpишел дoмoй, cлёзы навоpaчивaютcя, oбyлcя пoшёл в мaгазин купил кypицy, кoлбaсы, xлебa мacлa, чaю, конфет, пpинёс ей сo слoвaми вaм пoдаpок передали, онa дoлго oтнекивaлacь пo итoгy взяла, a сегoдня yтрoм грею мaшинy и oнa выходит из пoдъезда и ко мне идёт и передaёт кyль с гopячими бyлoчкaми co cлoвaми чaй попьёшь. Тaкое oщyщение лёгкоcти дyши и cлёзы pадocти! Помните, звoните бaбушкaм и дедyшкам, звoните pодителям, приезжaйте и пpoвoдите вpемя c пoжилыми людьми! Вcем дoбрa и здopовья
Если эта история понравилась Вам, нажмите Класс или оставьте свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛
Boт я получаю пенcию oколo 17 тыс.
, кoммyнaлкa 5 тыc, лекaрcтвa пoчти 3 тыc., на едy 6 клaдy этo пo 1500 в неделю, ocтaльнoе на пoxоpоны убиpаю, инaче ктo меня пoxоpoнит тo. Гоcпoдa, yжac.
Пpишел дoмoй, cлёзы навоpaчивaютcя, oбyлcя пoшёл в мaгазин купил кypицy, кoлбaсы, xлебa мacлa, чaю, конфет, пpинёс ей сo слoвaми вaм пoдаpок передали, онa дoлго oтнекивaлacь пo итoгy взяла, a сегoдня yтрoм грею мaшинy и oнa выходит из пoдъезда и ко мне идёт и передaёт кyль с гopячими бyлoчкaми co cлoвaми чaй попьёшь. Тaкое oщyщение лёгкоcти дyши и cлёзы pадocти! Помните, звoните бaбушкaм и дедyшкам, звoните pодителям, приезжaйте и пpoвoдите вpемя c пoжилыми людьми! Вcем дoбрa и здopовья
Если эта история понравилась Вам, нажмите Класс или оставьте свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛
Boт я получаю пенcию oколo 17 тыс.
, кoммyнaлкa 5 тыc, лекaрcтвa пoчти 3 тыc., на едy 6 клaдy этo пo 1500 в неделю, ocтaльнoе на пoxоpоны убиpаю, инaче ктo меня пoxоpoнит тo. Гоcпoдa, yжac.
Пpишел дoмoй, cлёзы навоpaчивaютcя, oбyлcя пoшёл в мaгазин купил кypицy, кoлбaсы, xлебa мacлa, чaю, конфет, пpинёс ей сo слoвaми вaм пoдаpок передали, онa дoлго oтнекивaлacь пo итoгy взяла, a сегoдня yтрoм грею мaшинy и oнa выходит из пoдъезда и ко мне идёт и передaёт кyль с гopячими бyлoчкaми co cлoвaми чaй попьёшь. Тaкое oщyщение лёгкоcти дyши и cлёзы pадocти! Помните, звoните бaбушкaм и дедyшкам, звoните pодителям, приезжaйте и пpoвoдите вpемя c пoжилыми людьми! Вcем дoбрa и здopовья
Если эта история понравилась Вам, нажмите Класс или оставьте свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛
Они всегда были рядом: папа делал, дочь помогала.
Когда Алла подросла, то отец стал брать её в гараж. Алла полюбила все «мужские» занятия и отец ею гордился. Мама тоже гордилась, потому что и «женские» занятия Алла любила не меньше.
Особенно ей нравилось готовить. Она часто баловала родителей разной выпечкой: печеньем, пирогами. А по выходным они все вместе иногда лепили пельмени.
Алле запомнился переполох, связанный с приготовлением этого блюда. Папа крутил фарш на мясорубке, мама месила тесто, а потом, папа раскатывал тесто, а они с мамой принимались за лепку. Алла часто норовила слепить из кусочка теста какую-нибудь фигурку, но она разваливалась и не получалась, тогда девочка тот кусочек теста съедала, потихоньку, потому что мама не велела есть сырое тесто. И он ей казался очень вкусным, вкуснее, чем готовые пельмени, которые уже булькали в кастрюльке на плите. Папа брал большую «дырявую ложку» (так называла её Алла) и вылавливал их. А мама доставала из холодильника свежую сметану, которую папа покупал накануне специально для пельменей. Все садились за стол и наслаждались вкусным блюдом. Пельменей получалось очень много и их приходилось замораживать…
Когда Алла подросла и окончила школу, то, участь в институте, встретила хорошего парня Ярослава. Они долго встречались и общались, а потом Ярослав предложил Алле выйти за него замуж. Алла согласилась, но с одним условием: свадьба только после окончания института. Так они решили с родителями, и это решение было незыблемо. Ярослав согласился ждать. Свадьбу отложили.
— Надо сначала об образовании подумать, о своём будущем, — говорила мама, когда Алла ещё только-только поступила. — А потом уж гулянки и свиданки. Сколько таких случаев, когда бросают институт, не доучившись! Восстановиться, ох как нелегко.
— Я всё понимаю, мама, — заверяла Алла. — Зачем опять повторять? У меня и нет никого, не с кем гулять-то!
— Будет, — уверенно отвечала Людмила Сергеевна. — Вот тогда и вспомнишь наши слова.
Институт Алла и Ярослав окончили одновременно, но со свадьбой всё не торопились. Алла переехала к Ярославу и они стали жить в квартире, которая ему досталась в наследство от бабушки. Свадьбу они откладывали до тех пор пока Алла не обнаружила, что беременна. Новость молодых людей обрадовала. Ярослав тут же предложил отправиться в ЗАГС.
Только они подали заявление, как вдруг позвонила мама Аллы и пригласила их с Ярославом в гости, намекнув, что у них с отцом есть важная новость. Алла улыбнулась и подумала о том, что у них с Ярославом тоже есть новость. Целых две. Но говорить по телефону она не стала. Алла и Ярослав решили сделать родителям сюрприз.
Ярослав уже был у родителей Аллы в гостях, когда приезжал знакомиться. Людмиле Сергеевне и Андрею Викторовичу парень понравился и они, можно сказать, благословили молодых. Так говорил папа. А Алла ужасно смущалась и повторяла, что это слишком старомодно и сейчас так не говорят. И вообще она могла бы сбежать с любимым и тайно пожениться, шутила она. А родители тоже в шутку, махали на неё руками и ужасались такой перспективе…
И в прошлый раз, и в этот, Людмила Сергеевна расстаралась. Стол ломился от яств и все едва могли дышать к тому моменту, когда она торжественно внесла в комнату десерт.
— Мама, я больше не могу, — простонала Алла, держась за живот. — Всё так вкусно, что невозможно остановиться. Надеюсь, что беременным не вредно так объедаться?..
За столом повисла тишина.
— Ой, — сказала Алла, прикрыв рукой рот, — Проболталась…
— Людмила Сергеевна, Андрей Викторович, — Ярослав поднялся из-за стола и начал очень торжественно. — Мы с Аллой подали заявление. Через месяц наша свадьба. И…
— Я жду ребёнка, — сообщила улыбающаяся во весь рот Алла.
Все зашумели и стали обсуждать услышанное, а потом Алла вспомнила, что мама тоже хотела им что-то сообщить. Она многозначительно посмотрела на маму, но та отвела взгляд. Потом мама дернула папу за рукав, и он начал говорить.
— Дочка, мы очень рады за тебя и за Ярослава и… словом…
— Пап, ну не тяни, — взмолилась Алла, я уже волнуюсь. — Что случилось?
— Ничего. Просто мы с твоей мамой решили усыновить ребенка, — наконец решительно произнёс Андрей Викторович.
— Вы… что? — не поняла Алла. Вид у неё был растерянный и немного смешной. Ярослав взял её за руку и сжал пальцы, как бы призывая успокоиться.
Родители начали путано объяснять, перебивая друг друга. Она говорили о том, что ещё совсем молоды (им действительно было едва за сорок). И они чувствуют себя полными сил. И они много думали о том, что можно было бы такого сделать, чтобы наполнить жизнь смыслом. Ведь Алла выросла, выпорхнула из гнезда, как сказала мама, а есть дети, которые обделены судьбой. И им плохо. Но их можно сделать счастливыми. Они ездили в детские дома, смотрели детей. И в душу им запал один ребёнок, мальчик…
— А мы ведь всегда хотели мальчика! — заявил Андрей Викторович, многозначительно подняв указательный палец вверх. — И когда ты родилась…
— Ты очень расстроился… — продолжила за него Алла. Она слушала родителей и не верила, что то, что они говорят, правда.
— Нет, нет, конечно! Пойми нас правильно, мы ещё молоды, полны сил.
— Папа, ты пошёл по кругу, — грустно сказала Алла. — Ты это уже говорил. Я поняла, что я у вас уже отрезанный ломоть, и вы решили осуществить свою мечту: иметь ребёнка-мальчика. Мы с Ярославом лучше пойдём. Не будем вам мешать. А то, наверное, мы вам надоели. У вас своя жизнь, у нас своя. Ведь я уже выросла. И я не мальчик.
Родители ошарашенно молчали. Ярослав осуждающе посмотрел на Аллу, но ничего не сказал и вслед за ней поднялся из-за стола. Он поблагодарил родителей Аллы за гостеприимство, а Алла вообще больше не произнесла ни слова. А когда они вышли из квартиры, то она просто разрыдалась.
— Они всю жизнь терпели меня, потому что я не мальчик! Представляешь, всю жизнь отец, когда играл или занимался со мной, думал о том, что хотел бы мальчика. Но родилась я. Вот такое вот разочарование. И сейчас они решили заменить меня на него.
— Алла, ты что? Не драматизируй так, — сказал Ярослав, а сам подумал о том, что, наверное Алла говорит такие странные вещи от того, что беременна. Может это как то повлияло на неё?
— Думаешь, я не в себе? — прочла его мысли Алла. — Отнюдь. Просто мне обидно. Они как будто бы нашли мне замену, и я им больше не нужна…
Алла очень переживала. Она всё вспоминала своё детство и ей казалось, что находилось много подтверждений тому, что ей были не рады. Ярослав же считал, что она ведет себя, как маленькая обиженная девочка, хотя обижаться не с чего. Ярослав не мог понять её переживаний.
— А я, между прочим, всегда хотела сестричку или братика! — вдруг выпалила Алла.
— Так и что же ты тогда переживаешь? — удивился Ярослав, уставший слушать Аллины обиды на родителей. — Вот и будет у тебя братик.
— Я хотела тогда, а не сейчас. Сейчас не нужно уже. Вот родится у нас малыш и мои родители вообще не обратят на это внимание, им будет не до этого. И свадьба им теперь тоже не интересна. Я — побоку! Главное это тот одинокий брошенный мальчик, которого зачем то они решили усыновить!
— Нет, нет и нет! Будь же благоразумна! Ты всегда рассказывала мне о том, какая у вас замечательная семья, ничего не изменилось, поверь! Родители взрослые люди, они вправе сами решать, как им быть.
— Знаю… — грустно сказала Алла.
Родители Аллы сами сделали шаг к примирению. Они приехали к ним с Ярославом в гости. Про усыновление они больше не заговаривали, а целиком и полностью сосредоточились на подготовке к свадьбе. Это приятное, но хлопотное занятие очень увлекло всех и Алла на время забыла об обидах. Мама помогала ей выбирать свадебное платье, прическу, туфли и прочие нужные вещи. С отцом они обговаривали свадебный банкет и количество гостей.
Но за неделю до торжества мама и папа снова завели разговор о том мальчике и предложили Алле поехать с ними в детский дом. Она согласилась. Все три недели она много думала на эту тему и пришла к выводу, что ей действительно не за что обижаться на родителей. Они ни словом, ни делом, ни разу за всё время даже не намекнули ей, что она нежеланный ребенок. Наоборот детство у неё было счастливым. А теперь… Теперь стоило взглянуть на этого малыша из-за которого она так эгоистично себя повела.
Всю дорогу Алла молчала, продолжая бороться с горестными чувствами, однако, увидев ворота детского дома, она испытала волнение, и тоска затопила её сердце. Она подумала о тех детях, которые здесь живут. У них нет дома, нет семьи, а есть только эти стены, выкрашенные зеленой краской. И родители правы в том, что решили помочь одному из них…
— Мама! — услышала она детский голосок. От этого слова Аллу бросило в дрожь. Перед ней стоял мальчик трех лет и держал в руке плюшевого медведя, другой рукой он взялся за куртку Аллы. Он был симпатичный с большими грустными глазами.
— Я… я не мама, — ответила Алла и отцепила от себя ручку малыша. Ей стало не по себе.
— Алла. Это и есть Матвей. Тот мальчик, про которого мы тебе говорили, — произнесла мама.
***
— Мам, пап, вы простите меня, правда, — сказала Алла и смахнула слёзы. Они ехали обратно. — Этот малыш и мне запал в душу. Пусть он будет моим братиком.
— Спасибо, девочка, — сказала мама и облегченно вздохнула. — Нам было очень важно знать, что ты примешь наше решение и не будешь от этого страдать.
— Не буду, — улыбнулась Алла. — Он, правда, классный.
Формальности, связанные с усыновлением Матвея затянулись надолго, и получилось так, что Алла родила ребёнка раньше, чем Матвей снова обрёл семью. Родители Аллы были очень рады внуку. И да, это был мальчик.
— Вот внучек-то какой у нас теперь есть славный, — проговорил Андрей Викторович, бережно прижимая к себе тёплый свёрток. Малютка морщил носик, готовясь заплакать. Папа Аллы и Ярослав только что забрали Аллу из роддома. Дома их ждала Людмила Сергеевна. Она снова готовила роскошный стол.
— Завтра можно будет забирать Матвея, — объявил за столом Андрей Викторович. Все посмотрели на Аллу, но она держала на руках своего сына, и казалось ничего не слышала, она никак не могла налюбоваться на его прекрасное личико.
— Поздравляем вас, — ответил за них двоих Ярослав.
— Да… и у нас теперь будет сразу два мальчика, — смеясь, сказал Андрей Викторович.
— Счастье в двойном размере, — улыбнувшись, сказала Людмила Сергеевна.
…Через пять лет у Аллы родилась дочь, и она с трепетом наблюдала за тем, с какой любовью сын заботится о ней. Он помогал её кормить из бутылочки, пеленать, одевать. Матвею тоже понравилась племянница. Он уже был совсем большой и ходил в школу. Мальчик часто рассказывал одноклассникам, да и всем подряд, о том, что у него есть старшая сестра, и она очень хорошая. А ещё о том, что он уже дважды дядя… Матвею казалось, что это предаёт ему солидности.
Алла, слыша такие речи брата, улыбалась и думала о том, что родители правильно поступили. Она больше не сердилась и не обижалась на них.
Жанна Шинелева
Лишнего слова не стребуешь с нее. Вскинет голубые, прозрачные как вода в ручье, текущем за отцовским домом, материны глаза, и молчит. Думает. Пока все не осмыслит – так и будет молчать. Зато потом скажет. Да так, что все притихнут. Она хоть и младше Михаила, а ее больше слушают. Обидно… Все ж таки он старший брат, да и мужчина. А слово последнее всегда за сестрой остается.
Вот и сейчас она Сашу за руку взяла и усадила на место. Не время…
— Говори, Миша.
Голос тихий, как у мамы. Ее Михаил уже и не помнил почти. Только голос да глаза в памяти и остались. А еще руки. Жесткие, натруженные, но такие теплые, что, казалось, обогреют и без огня, стоит только коснуться их.
У Ольги руки другие. Мягкие, ухоженные. Как же. Не на земле теперь живет. В городе. Работает бухгалтером. Чистенькая вся такая. Мама в свое время чуть в землю не зарылась, чтобы ее на учебу отправить. Тяжело было. Сашка маленькая совсем, отца только-только не стало. Выживали. А тут эта затея – институт. И ни к чему ведь было! Вышла бы замуж здесь, в поселке, чем плохо-то? Так же детей бы нарожала. Да еще, может, и лучше бы все сложилось. А так у Ольги один сын и все. Как сирота какая.
Даже у Сашки и то уже двое. Третьего вон ждет. Хотя ей-то уж, чего не рожать? Муж – скала! Ферма своя, земли – ни обойти, ни объехать. Хозяйственный мужик, что и говорить. Знает дело свое. Вон, сидит в углу, насупился. Не поддерживает, значит. А и Бог с ним! Главное, что он, Михаил, знает – все правильно. Он старший сын и дом отцовский – его. А остальные… Да, что они… Все устроены давно. И Ольга, и Сашка, и даже Иван. Ольга его в город забрала сразу после армии. Выучила. Матери запретила спину ломать. Долги отдавала. Ее дело. Сама так решила. Конечно, то, что брата на ноги поставила – молодец! Но это же не значит, что теперь ей все должны?
Иван в городе зацепился. Дело свое открыл. Квартиру в ипотеку взял. Пусть маленькую, но своя ведь. Женился год назад. Девчонки на его свадьбе все каблуки сбили, так отплясывали. Любят его. И мать любила. Куда больше, чем старшего сына. А разве так можно? Чтобы одного ребенка больше, чем другого? Правильно все-таки Настя говорит, все у них в семье шиворот-навыворот. Младшие командуют как хотят, а старший – сбоку припека.
Ну да ничего! Теперь-то он им покажет, кто в доме хозяин!
— И нечего тут беседы вести! Я все сказал! – Михаил глянул на жену, которая сидела в углу, стараясь казаться незаметной.
Совсем замордовали ее. Вечно им все не так! То Ольга придирается, то Сашка вредничает. Хорошо еще, что Иван молчит. Он вообще Настю не любит почему-то. Шарахается от нее как черт от ладана.
Вот и сейчас исподлобья глянул, и отвернулся. Что за кошка между ними пробежала? Хотя… Оно и понятно. Ванька всегда был под Ольгиным крылом. Как она скажет, так он и думать будет. А Оля, даром, что умная, а сердца не хватает. Нет бы брату указать на то, что с родней так не поступают. Так ведь молчит! И даже вроде как поддерживает его. Вон, за руку взяла и шепчет что-то, успокаивает.
Ольга и правда что-то шепнула на ухо Ивану, а после поднялась из-за стола. Встала, поймав взгляд Михаила и спокойно так выдала:
— Как скажешь.
А потом провела ладонями по столешнице, словно прощаясь со старым другом, и вышла из комнаты. А за ней потянулись и остальные. Иван, не глядя на Настю, задержался на минуту, стиснул плечо брата и ушел вслед за сестрами.
А Михаил так и застыл. Он-то совсем другого ждал. Скандала, слез, упреков… Да чего угодно, только не вот этой ледяной отповеди.
Руки предательски дрогнули, и Михаил сел на свое место, все еще пытаясь понять, что сейчас произошло.
Стол знакомо скрипнул, принимая на себя его ладони. Сколько раз Михаил вот так садился на место отца, которое перешло к нему по праву? Сейчас и не вспомнить. Стол этот, крепкий, большой, отец сам сделал, когда они с матерью только-только перебрались в этот дом.
— Чтобы всем места хватило!
Мама, тогда еще молодая, красивая, хохотала.
— Ты да я, да мы с тобой. Да еще Мишанька. Куда такой большой?
— А ты решила, что мне одного сына хватит? А дочку?
— Будет тебе дочка! Но тут-то и десяток детишек усядется.
— А я с запасом!
Стол получился хороший. Круглый, большой, он стоял посреди комнаты, занимая ее почти целиком. И как-то сразу распределились места. Матери – у двери в кухню. И правильно. Подать, принести что – удобно. Отца – напротив, у большого буфета. Место главы семьи. Михаил помнил, как отец по окончании обеда, не вставая со своего стула с высокой спинкой, протягивал руку и открывал резную дверцу, за которой всегда стояла вазочка с конфетами.
— Посластитесь!
И хотя конфеты брать мать никогда не запрещала, этот момент был почему-то особенным.
Михаил повернул голову и уставился на пустую стену. Настене буфет никогда не нравился. Она ныла до тех пор, пока Сашка не приехала и не забрала его в свой дом.
— Не хочу, чтобы вы его выбросили!
Это было даже немного странно. Ведь ей-то из этого буфета ни одной конфетки из рук отца так и не досталось.
Ольга то, что сестра забрала буфет, одобрила. Она и сама была бы рада, но в ее квартире, небольшой, двухкомнатной, просто не было места для такой громоздкой мебели. Теперь она приезжала к сестре и долго стояла у буфета, водя пальцем по резным завитушкам и думая о чем-то своем.
Откуда Михаилу было знать, что сестра думала об отце? Он ее никогда не спрашивал, чем дышит, чем живет. Держал лицо. Сама все рассказывать должна. Он же старший!
А Ольга не спешила делиться с братом своими думами. С сестрой младшей или с Ваней – запросто. Разве скроешь что от тех, кто твой воздух и сам тобой дышит? Нет. Да и тянутся они к ней как птенцы. Она отца хорошо помнит, а им этой памяти почти не досталось. Михаила-то не допросишься что-то рассказать.
А Ольга очень хорошо помнила, как отец подхватывал ее, маленькую, сажал на колени и показывал пальцем на дверцу буфета.
— Смотри! Видишь? Лес густой. А в лесу медвежатки спрятались. Маму ищут. Она за медом ушла и велела им сидеть тихо-тихо. А они, ишь, неслухи! Заигрались и не заметили, как ушли далеко от своей берлоги и заблудились. Ссорятся, ворчат друг на друга. Не понимают…
— Чего?
— Что пока будут ругаться да ссориться, дело с места не сдвинется. Им бы помириться, да и позвать маму всем вместе. Глядишь, она бы и услышала. Вместе-то громче выйдет, чем поодиночке.
— Догадаются?
— А как же! Они ведь все ж таки родня!
Сказку эту отцовскую она сотни раз младшим рассказывала. И Михаил вроде тоже слушал, а вот поди ж ты – не уразумел…
Ольга вела машину молча. Всем и так тяжело. Вон Сашка даже к мужу в машину не села. Чмокнула в щеку, шепнула что-то и с сестрой увязалась. Сидит теперь рядом, пыхтит. То ли от досады, то ли…
— Саш, плохо тебе?
— Нет!
Голос сердитый, значит, злится. Ничего! Это и понятно. У Ольги тоже на душе сейчас такая вьюга метет, что дай ей волю – тепла и ждать не придется. А разве это дело? Мама всегда говорила, что она должна быть теплой как печка.
— Ты, Олюшка, сердце семьи. К тебе все потянутся, когда меня не станет.
— Мама!
— Не спорь со мной, слушай! И запоминай! Я должна быть уверена, что младшие не останутся одни в этой жизни. Страшная она. Никогда не знаешь, что ожидать. Иногда так вдарит, что как дышать забудешь враз. И только и силы, что в тех, кто рядом. Думаешь, сдюжила бы я, когда отца не стало, если бы не тетки ваши, да не соседи? Нет! Ими и дышала. Держалась. Пока люди рядом есть – все легче. А уже если это родные люди – тут и обрезанные крылья отрастут. И пусть не поднимут тебя над землей этой грешной как раньше, а все ж таки упасть не дадут. Удержат. Поняла меня? Ты для них будешь опорой. Куда еще им прислониться, если не к тебе? Сумеешь сохранить мир да лад в семье – будет и тебе опора. Если вцепитесь, ухватитесь друг за друга – никакие беды вам не страшны будут. Ты, Олюшка, всегда умненькой была. Все понимаешь. Видишь, как Миша в сторону смотрит. Не знаю, где мы его с отцом упустили. Вроде и любили так же, как и вас, а он все думает, что по-другому. И никак в толк взять не может, что ведь и вправду он наособицу. Старшенький! Первенец…
О чем мама говорила, Ольга поняла, когда ее собственный сын на свет появился. Надышаться им не могла. Как иначе-то?
Вот и Ваня скоро это поймет. Тоже отцом станет впервые. Лена с ними потому и не поехала, что на сохранении лежит. Неладно там что-то, угроза есть. Иван места себе не находит. Извелся весь.
Вот и сейчас Сашка хоть и сердится, а сама развернулась на сиденье, нашарила руку брата и ухватилась за нее. Успокаивает.
— Выдохните оба!
Ольгин голос сейчас как мамин – не отличишь. Удивительное дело, ведь мечтала об этом, копировала ее, когда маленькой была. Чтобы вот так же ласково, нежно, но твердо там, где надо. А не получалось. Бывало, встанет Ольга перед зеркалом и говорит, говорит. А потом мама в комнату зайдет и ничего не скажет. Улыбнется только…
Само пришло, когда мамы не стало… И интонации, и твердость. Вот и сейчас хватило, чтобы Сашка выдохнула, а Иван голову поднял.
— Что вы? Обида взяла? Оно и понятно. Нехорошо Миша поступает. Не по-людски. Но от этого он нам братом быть не перестанет, ясно? Хочет дом – пусть забирает. Я вам так скажу – ничего он пока не понял.
— Чего же? – Иван впервые за вечер подал голос, и Ольга чуть расслабилась. Хорошо…
— А того, Ванечка, что дом – это не только стены. Не участок, не сад, не забор с калиткой. Это – мы! Вот посидит он сейчас в пустых стенах, подумает и может что и поймет для себя. Все мы знаем, откуда там ноги растут. Ну так и что ж? Позволить вот так его от семьи отвадить?
— И что нам делать, Оля? – Сашка завозилась, устраиваясь поудобнее.
— А ничего.
— Как это? – Александра удивленно глянула на старшую сестру. – Почему? Это же и наш дом тоже!
— А как же! Наш.
— Тогда почему ты так легко от него отказалась?
— А я не от него отказалась. От ругани. Что было бы, если бы я сейчас мужу позвонила и сказала, что мы в суд пойдем? Что мне Антон сказал бы как юрист? Что у Миши шансов – ноль. А он этого не понимает. Думает, что по закону будет так же, как он сказал. Ан, нет. Я точно знаю, что мы все наследники. И делили бы мы этот дом, переругавшись в пух и прах. Да только кому от этого весело бы да хорошо было?
— Насте…
Иван буркнул это так тихо, что сестры едва расслышали.
— Вань, что она тебе сделала? Я же вижу, ты сам не свой. Скажи уже. Не держи в себе, не надо.
Иван молчал, отвернувшись к окну и глядя на проносящиеся мимо деревья вдоль дороги. Стройные сосны мелькали мимо, но нет-нет, да и попадалась какая-нибудь кривулька. И Иван думал о том, что и люди ведь вот такие же. Кто-то прямо стоит, а кто-то изогнется, искрутится под ношей своей и даже глянуть на него прямо не получается. Отведешь глаза, жалея.
Вот так и он на брата теперь смотрит. Настя, конечно, Михаилу жена, но общаться с ней по-человечески совсем не получается. Странная она. Вроде вот ничего и не сказала сегодня особо, а сердце теперь ноет и горчит на душе. А ведь всего-то спросила:
— Что, Лена твоя совсем плоха, раз в больницу положили? Ох, Ванечка, больного ребенка поднимать не такие, как у тебя жилы иметь надо… Тут столько сил понадобится…
А ведь ей никто не сказал, что у малыша не все ладно. Врачи и сами пока ни в чем не уверены. вот и получается, что вроде и страшного ничего нет, а сердце все равно ноет, ноет… Мало ли… И показать никому, кроме сестер, нельзя, о чем душа болит. Лена сразу панику поднимет. Ей-то врачи ничего не говорят. Говорят, что нечего раньше времени тревогу бить. Покой нужен.
Ольга, вздохнув, свернула с трассы и остановила машину на заправке.
— А ну, пошли!
— Куда это? – Саша отстегнула ремень и вытянула ноги. – Да уж! Мне не помешает размяться.
— Кофе выпьем и поговорим спокойно. Пока рядом никого.
Ольга в пятый раз складывала из салфетки самолетик, аккуратно проводя ногтем по граням, когда Иван все-таки решился:
— Оль, а если… Ну, вдруг… Он и правда больной родится?
Последнюю фразу Иван выпалил, не глядя на сестер и вцепившись в Сашкину руку.
Теплые пальцы сестры сжали его руку в ответ.
Ольга смотрела на него странно. Строго и как-то даже сурово, что ли.
— Ты чего это бабкой-кликушей заделался? Заняться больше нечем? У тебя детская еще не готова, а Лену выписывают через два дня.
— Правда?! Откуда ты знаешь?
— Звонила, перед тем, как к Мише ехать. Врачи сказали, что можно пока дома побыть. Лучше ей. Вот она домой приедет и что? Краской дышать будет?
— Я завтра все закончу, Оль. Не ругайся!
— Я еще даже не начинала. Вань, вот ты вроде взрослый мужик уже. Автосервис свой, работников больше десятка. Справляешься ведь. Да не просто абы как, а хорошо справляешься. Я отчет твой через пару дней сдавать пойду и мне не стыдно. Брат у меня – молодец! А вот сегодня прям хочется тебе по лбу дать хорошенько.
— Оль… За что?!
— А что, Оль?! Чего тебя так развезло? Неужели ты думаешь, что тебе все это сказано было от большого ума? Уж не знаю я, какой там ум у Насти, а ты, братишка, балбес, да и только! Когда Славик у меня родился, и я год с ним по больницам моталась, ты мне что сказал?
— Не помню.
— Зато я не забыла. Ты сказал, что он наш и точка. А потом возил меня, потому, что Антон был в длительной командировке, суп мне варил, поесть заставлял. Не помнишь?
— Это давно было.
— А какая разница? Вот я тебе сейчас скажу, что Сашкины девчонки не такие. И что ты мне ответишь? Правильно, назовешь не очень приятно и обидишься. Потому как они тебе не только крестницы, а такие же дети, как и тот, что скоро на свет появится. И, Ваня!
— Что?
— А ничего. – Ольга вдруг улыбнулась и потянулась к брату, накрыв своей ладонью руку Саши. – Мы с тобой! И все хорошо будет! Вот увидишь. Ленок мороженого просила. Я днем к вам заезжала, в морозилку закинула. Пусть лопает.
— Спасибо…
Иван впервые за день улыбнулся и сестры успокоились.
Им ли не знать, что на сердце сейчас у брата? Ведь первого своего ребенка Иван с Леной потеряли. Малыш, которого ждала вся семья, так и не родился. И Иван тогда чуть с ума не сошел. Все искал виноватых, пока Ольга не взяла его за плечи и не встряхнула хорошенько.
— Кому легче будет от того, что ты их найдешь, Ваня? Нет их, понимаешь? Нет и не было никогда. Просто так случилось. Горе, да. Но разве это конец всему? Ванечка, нельзя так! Лучше на жену глянь! На ней же лица нет. Она уже неделю не ест ничего. Иван! Ты мужик или кто? Сделай что-нибудь!
Ольга отлично помнила, как брат тогда опустил голову и заплакал от бессилия. И эти слезы, вовсе не скупые, как принято говорить о мужских, еще больше связали их. Потому, что с теми, кто чужой, так не плачут рядом.
А еще она помнила, как осторожно, маленькими шажками, они все шли к тому, чтобы Лена снова смогла стать матерью. Как искала врачей Сашка, которая сама прошла через ад, чтобы родить своего первенца. Две операции, пять лет лечения, но она своего добилась. А потом провела той же дорогой Лену. Правда, той операции не понадобились, но ей и без них проблем хватило.
И вот теперь время зашагало быстрее, приближая момент, которого все так ждали, а кто-то скажет, что не бывать этому? Ага! Как же!
— Зачем она так, Оль? – Саша смотрела на старшую сестру и ждала ответа.
Вот только какой ответ могла дать ей Ольга? Ведь, чтобы понять, почему человек поступает так или иначе, нужно влезть в его шкуру и стать хоть немножечко им. А этого Ольге не хотелось. Как это ни странно, Настю она жалела. Что поделаешь, если ума да хитрости природа отвесила, а вот сердцем и душой наградить забыла? Свою-то голову не приставишь и сердце не одолжишь… А Михаил жену любит. И детей своих, которых у него двое, тоже…
— Не знаю, Сашенька. Знаю только, что так нельзя. Но Мишке знать о том, что было сказано, тоже не надо.
— Почему? Пусть знает, какую змею на груди пригрел! – Сашка вспыхнула и отодвинула от себя стаканчик с чаем.
Ольга успокаивающе погладила сестру по плечу.
— Саш, вот поругаются они и что? Кому от этого легче станет? Знаешь, я думаю, что пока Миша сам ее не поймет, мы ничего поделать не сможем. Только от себя его отвернем. А у нас проблем мало, чтобы еще и эту к ним добавлять?
— Хватает… — Сашка неохотно согласилась и, охнув, поднялась на ноги. – Поехали, что ли? Меня там муж потерял уже. Оль, а что мы с домом-то делать будем?
— А ничего. Подождем пока горячку пороть. Пусть все уляжется.
Ольга оказалась права. Как не суров был Михаил, а сердце и у него дрогнуло, когда Саша позвонила ему три месяца спустя среди ночи и объявила, что он аж дважды дядей стал за одни сутки.
— И Лена родила? Рано же еще!
— Так получилось. Но ты не волнуйся! Все хорошо! Врачи – молодцы! И Ленка тоже. А вот Ваня сплоховал. В обморок грохнулся, хотя и божился, что все выдержит. Все-таки партнерские роды – глупая затея. Нечего мужикам в родзале делать.
Саша еще что-то говорила, но Настя заворочалась, недовольно забормотав что-то, и Михаил, наскоро поздравив сестру, отложил телефон.
— Что? Порадовали тебя? – Настя включила ночник и повернулась к мужу. – Растаял? Мириться побежишь?
— Да я, вроде, с ними и не ругался.
— Зато они с тобой очень даже! Думаешь, не обиделись они на тебя за то, что мы теперь в отцовом доме живем? Думаешь, не держат на сердце ничего? Не бывает так, Миша! Каждый свой карман держит! Даже если и говорит, что это не так! Вон Сашка, как сыр в масле катается, а я видела, как она на тебя смотрела, когда ты сказал, что дом твой! А Иван? Даже глаз не поднял. Сидел молча, только кулаки играли. А ты и не заметил. А Ольга? Ты думаешь, что она святая? Нет, Мишенька! Нравится ей власть свою над тобой показывать, вот и притихла, увела всех. Чтобы ты сам на пузе приполз. Как же! Они вместе, а ты теперь один. Да только не один ты, Миша! У тебя я есть. И дети! И о них ты должен думать, а не о тех, кто давным-давно отрезанный ломоть! Они – твоя родня, понял?!
Настин голос становился все громче, но странное дело, Михаил его почти не слышал. Он вдруг услышал сейчас тихий голос своей мамы:
— Мишанька, что ты? Плохо тебе? Горько? Поди к Оле, она тебя пожалеет.
Настя испуганно смолкла, когда муж вдруг встал и вышел из комнаты. Она с тревогой прислушивалась к тому, как он идет по дому. Вот до кухни дошел, свет включил, вода зажурчала… А это что?
Настя вскочила с кровати, но догнать Михаила уже не успела. Дверь, ведущая во двор, хлопнула, а потом Настя услышала, как муж завел машину.
До самого утра она просидела на кухне, гадая, куда же направился ее благоверный. Телефон Михаил оставил дома, а звонить его сестрам Настя не хотела.
Проснувшиеся дети отвлекли ее и день закрутил, завертел свое колесо, не давая времени сосредоточиться на своем страхе.
Когда муж не вернулся и вечером, Настя забила тревогу. Куда подевался-то? Да и с чего? Что она такого сказала, что нужно было вот так, среди ночи, сорваться и уехать куда глаза глядят?
Михаил приехал только на следующий день. Молча прошел в дом, отстранив с дороги жену и наскоро обняв детей, а потом выложил на стол какие-то бумаги.
— Ты где был?! – Настя опомнилась и возмущенно уставилась на мужа.
— В городе. Наследство оформлял.
Упреки, которые Настя готовила целые сутки, вмиг улетучились из ее красивой головы.
— И как?
— Все готово. Дом наш.
Настя плющом обвилась вокруг мужа.
— Знала, что ты у меня умный и все сделаешь как надо!
— А как надо, Настя? – Михаил чуть отстранил от себя жену и заглянул ей в глаза.
Та растерялась.
— Что ты мне глупые вопросы задаешь? Ты старший сын – тебе и домом родительским владеть. А они давно уже не дети. Справятся и без твоей помощи.
— Да? А я без их помощи справлюсь?
Михаил подозвал к себе дочь и сына, приобнял их и спросил у жены:
— Как делить их будем? Вдоль или поперек?
— Ты что такое мелешь? – Настя начинала понимать, что с мужем что-то не так.
— А что я такого сказал? Ты же считаешь, что братьям и сестрам не надо вместе быть. Вот я и решил, что если на то пошло, то надо и наших детей уже сейчас разделить тоже. Чтобы не привыкали друг к другу. А то мало ли, привяжутся еще, не оторвешь потом друг от друга-то.
Настя слушала, открыв рот, и растеряв все слова.
— Да как тебе такое в голову пришло!
Она ухватила за плечо сына, прижала к себе дочь и разревелась.
— Надоумил один человек меня. Шибко умный. А может и нет. Не знаю. Только я его слушал долго. Так долго, что чуть совсем себя не растерял. Хватит!
Голос Михаила окреп, загремел как раньше, и Настя прикусила губу, пытаясь сдержать слезы.
— Слушай меня внимательно, жена. Если что непонятно будет – потом спросишь. Дом наш, да. Только доли родне своей я выплачу все до копейки. Так мы уговорились. И если тебе в этом решении что-то не нравится, то ты скажи сейчас. Потому как слушать тебя дальше я не намерен. Довольно! Много уже наговорила. Слишком долго я тебя слушал. Слишком…
Михаил замолчал, глядя на стену, где когда-то стоял родительский буфет.
Они с женой стояли по разные стороны стола и думали о том, как жить дальше. Одно слово могло сейчас изменить всю их жизнь. Всего одно… Не нужно было много.
И Настя, поразмыслив, вытерла слезы. А потом отпустила детей и спросила:
— Голодный?
И Михаил выдохнул еле слышно, боясь пока показать жене, что чувствовал все это время.
А через пару месяцев в большом доме Саши собралась вся родня, чтобы отметить крестины. Детвора носилась по двору, то и дело заглядывая в коляски, что стояли у веранды. Иван жарил шашлык, когда у калитки остановилась машина и Саша, выглянув из кухни, наскоро вытерла руки, а потом позвала сестру:
— Оль, Миша приехал!
И Настя опустит глаза, глянув на тех, кто встанет плечом к плечу у крыльца, а потом возьмет мужа за руку.
— Что, страшно? – Михаил усмехнется, глядя, как сестры целуют его детей. – Пойдем, уж. Не съедят они тебя. Не те люди.©
Автор: Людмила Лаврова
Лишнего слова не стребуешь с нее. Вскинет голубые, прозрачные как вода в ручье, текущем за отцовским домом, материны глаза, и молчит. Думает. Пока все не осмыслит – так и будет молчать. Зато потом скажет. Да так, что все притихнут. Она хоть и младше Михаила, а ее больше слушают. Обидно… Все ж таки он старший брат, да и мужчина. А слово последнее всегда за сестрой остается.
Вот и сейчас она Сашу за руку взяла и усадила на место. Не время…
— Говори, Миша.
Голос тихий, как у мамы. Ее Михаил уже и не помнил почти. Только голос да глаза в памяти и остались. А еще руки. Жесткие, натруженные, но такие теплые, что, казалось, обогреют и без огня, стоит только коснуться их.
У Ольги руки другие. Мягкие, ухоженные. Как же. Не на земле теперь живет. В городе. Работает бухгалтером. Чистенькая вся такая. Мама в свое время чуть в землю не зарылась, чтобы ее на учебу отправить. Тяжело было. Сашка маленькая совсем, отца только-только не стало. Выживали. А тут эта затея – институт. И ни к чему ведь было! Вышла бы замуж здесь, в поселке, чем плохо-то? Так же детей бы нарожала. Да еще, может, и лучше бы все сложилось. А так у Ольги один сын и все. Как сирота какая.
Даже у Сашки и то уже двое. Третьего вон ждет. Хотя ей-то уж, чего не рожать? Муж – скала! Ферма своя, земли – ни обойти, ни объехать. Хозяйственный мужик, что и говорить. Знает дело свое. Вон, сидит в углу, насупился. Не поддерживает, значит. А и Бог с ним! Главное, что он, Михаил, знает – все правильно. Он старший сын и дом отцовский – его. А остальные… Да, что они… Все устроены давно. И Ольга, и Сашка, и даже Иван. Ольга его в город забрала сразу после армии. Выучила. Матери запретила спину ломать. Долги отдавала. Ее дело. Сама так решила. Конечно, то, что брата на ноги поставила – молодец! Но это же не значит, что теперь ей все должны?
Иван в городе зацепился. Дело свое открыл. Квартиру в ипотеку взял. Пусть маленькую, но своя ведь. Женился год назад. Девчонки на его свадьбе все каблуки сбили, так отплясывали. Любят его. И мать любила. Куда больше, чем старшего сына. А разве так можно? Чтобы одного ребенка больше, чем другого? Правильно все-таки Настя говорит, все у них в семье шиворот-навыворот. Младшие командуют как хотят, а старший – сбоку припека.
Ну да ничего! Теперь-то он им покажет, кто в доме хозяин!
— И нечего тут беседы вести! Я все сказал! – Михаил глянул на жену, которая сидела в углу, стараясь казаться незаметной.
Совсем замордовали ее. Вечно им все не так! То Ольга придирается, то Сашка вредничает. Хорошо еще, что Иван молчит. Он вообще Настю не любит почему-то. Шарахается от нее как черт от ладана.
Вот и сейчас исподлобья глянул, и отвернулся. Что за кошка между ними пробежала? Хотя… Оно и понятно. Ванька всегда был под Ольгиным крылом. Как она скажет, так он и думать будет. А Оля, даром, что умная, а сердца не хватает. Нет бы брату указать на то, что с родней так не поступают. Так ведь молчит! И даже вроде как поддерживает его. Вон, за руку взяла и шепчет что-то, успокаивает.
Ольга и правда что-то шепнула на ухо Ивану, а после поднялась из-за стола. Встала, поймав взгляд Михаила и спокойно так выдала:
— Как скажешь.
А потом провела ладонями по столешнице, словно прощаясь со старым другом, и вышла из комнаты. А за ней потянулись и остальные. Иван, не глядя на Настю, задержался на минуту, стиснул плечо брата и ушел вслед за сестрами.
А Михаил так и застыл. Он-то совсем другого ждал. Скандала, слез, упреков… Да чего угодно, только не вот этой ледяной отповеди.
Руки предательски дрогнули, и Михаил сел на свое место, все еще пытаясь понять, что сейчас произошло.
Стол знакомо скрипнул, принимая на себя его ладони. Сколько раз Михаил вот так садился на место отца, которое перешло к нему по праву? Сейчас и не вспомнить. Стол этот, крепкий, большой, отец сам сделал, когда они с матерью только-только перебрались в этот дом.
— Чтобы всем места хватило!
Мама, тогда еще молодая, красивая, хохотала.
— Ты да я, да мы с тобой. Да еще Мишанька. Куда такой большой?
— А ты решила, что мне одного сына хватит? А дочку?
— Будет тебе дочка! Но тут-то и десяток детишек усядется.
— А я с запасом!
Стол получился хороший. Круглый, большой, он стоял посреди комнаты, занимая ее почти целиком. И как-то сразу распределились места. Матери – у двери в кухню. И правильно. Подать, принести что – удобно. Отца – напротив, у большого буфета. Место главы семьи. Михаил помнил, как отец по окончании обеда, не вставая со своего стула с высокой спинкой, протягивал руку и открывал резную дверцу, за которой всегда стояла вазочка с конфетами.
— Посластитесь!
И хотя конфеты брать мать никогда не запрещала, этот момент был почему-то особенным.
Михаил повернул голову и уставился на пустую стену. Настене буфет никогда не нравился. Она ныла до тех пор, пока Сашка не приехала и не забрала его в свой дом.
— Не хочу, чтобы вы его выбросили!
Это было даже немного странно. Ведь ей-то из этого буфета ни одной конфетки из рук отца так и не досталось.
Ольга то, что сестра забрала буфет, одобрила. Она и сама была бы рада, но в ее квартире, небольшой, двухкомнатной, просто не было места для такой громоздкой мебели. Теперь она приезжала к сестре и долго стояла у буфета, водя пальцем по резным завитушкам и думая о чем-то своем.
Откуда Михаилу было знать, что сестра думала об отце? Он ее никогда не спрашивал, чем дышит, чем живет. Держал лицо. Сама все рассказывать должна. Он же старший!
А Ольга не спешила делиться с братом своими думами. С сестрой младшей или с Ваней – запросто. Разве скроешь что от тех, кто твой воздух и сам тобой дышит? Нет. Да и тянутся они к ней как птенцы. Она отца хорошо помнит, а им этой памяти почти не досталось. Михаила-то не допросишься что-то рассказать.
А Ольга очень хорошо помнила, как отец подхватывал ее, маленькую, сажал на колени и показывал пальцем на дверцу буфета.
— Смотри! Видишь? Лес густой. А в лесу медвежатки спрятались. Маму ищут. Она за медом ушла и велела им сидеть тихо-тихо. А они, ишь, неслухи! Заигрались и не заметили, как ушли далеко от своей берлоги и заблудились. Ссорятся, ворчат друг на друга. Не понимают…
— Чего?
— Что пока будут ругаться да ссориться, дело с места не сдвинется. Им бы помириться, да и позвать маму всем вместе. Глядишь, она бы и услышала. Вместе-то громче выйдет, чем поодиночке.
— Догадаются?
— А как же! Они ведь все ж таки родня!
Сказку эту отцовскую она сотни раз младшим рассказывала. И Михаил вроде тоже слушал, а вот поди ж ты – не уразумел…
Ольга вела машину молча. Всем и так тяжело. Вон Сашка даже к мужу в машину не села. Чмокнула в щеку, шепнула что-то и с сестрой увязалась. Сидит теперь рядом, пыхтит. То ли от досады, то ли…
— Саш, плохо тебе?
— Нет!
Голос сердитый, значит, злится. Ничего! Это и понятно. У Ольги тоже на душе сейчас такая вьюга метет, что дай ей волю – тепла и ждать не придется. А разве это дело? Мама всегда говорила, что она должна быть теплой как печка.
— Ты, Олюшка, сердце семьи. К тебе все потянутся, когда меня не станет.
— Мама!
— Не спорь со мной, слушай! И запоминай! Я должна быть уверена, что младшие не останутся одни в этой жизни. Страшная она. Никогда не знаешь, что ожидать. Иногда так вдарит, что как дышать забудешь враз. И только и силы, что в тех, кто рядом. Думаешь, сдюжила бы я, когда отца не стало, если бы не тетки ваши, да не соседи? Нет! Ими и дышала. Держалась. Пока люди рядом есть – все легче. А уже если это родные люди – тут и обрезанные крылья отрастут. И пусть не поднимут тебя над землей этой грешной как раньше, а все ж таки упасть не дадут. Удержат. Поняла меня? Ты для них будешь опорой. Куда еще им прислониться, если не к тебе? Сумеешь сохранить мир да лад в семье – будет и тебе опора. Если вцепитесь, ухватитесь друг за друга – никакие беды вам не страшны будут. Ты, Олюшка, всегда умненькой была. Все понимаешь. Видишь, как Миша в сторону смотрит. Не знаю, где мы его с отцом упустили. Вроде и любили так же, как и вас, а он все думает, что по-другому. И никак в толк взять не может, что ведь и вправду он наособицу. Старшенький! Первенец…
О чем мама говорила, Ольга поняла, когда ее собственный сын на свет появился. Надышаться им не могла. Как иначе-то?
Вот и Ваня скоро это поймет. Тоже отцом станет впервые. Лена с ними потому и не поехала, что на сохранении лежит. Неладно там что-то, угроза есть. Иван места себе не находит. Извелся весь.
Вот и сейчас Сашка хоть и сердится, а сама развернулась на сиденье, нашарила руку брата и ухватилась за нее. Успокаивает.
— Выдохните оба!
Ольгин голос сейчас как мамин – не отличишь. Удивительное дело, ведь мечтала об этом, копировала ее, когда маленькой была. Чтобы вот так же ласково, нежно, но твердо там, где надо. А не получалось. Бывало, встанет Ольга перед зеркалом и говорит, говорит. А потом мама в комнату зайдет и ничего не скажет. Улыбнется только…
Само пришло, когда мамы не стало… И интонации, и твердость. Вот и сейчас хватило, чтобы Сашка выдохнула, а Иван голову поднял.
— Что вы? Обида взяла? Оно и понятно. Нехорошо Миша поступает. Не по-людски. Но от этого он нам братом быть не перестанет, ясно? Хочет дом – пусть забирает. Я вам так скажу – ничего он пока не понял.
— Чего же? – Иван впервые за вечер подал голос, и Ольга чуть расслабилась. Хорошо…
— А того, Ванечка, что дом – это не только стены. Не участок, не сад, не забор с калиткой. Это – мы! Вот посидит он сейчас в пустых стенах, подумает и может что и поймет для себя. Все мы знаем, откуда там ноги растут. Ну так и что ж? Позволить вот так его от семьи отвадить?
— И что нам делать, Оля? – Сашка завозилась, устраиваясь поудобнее.
— А ничего.
— Как это? – Александра удивленно глянула на старшую сестру. – Почему? Это же и наш дом тоже!
— А как же! Наш.
— Тогда почему ты так легко от него отказалась?
— А я не от него отказалась. От ругани. Что было бы, если бы я сейчас мужу позвонила и сказала, что мы в суд пойдем? Что мне Антон сказал бы как юрист? Что у Миши шансов – ноль. А он этого не понимает. Думает, что по закону будет так же, как он сказал. Ан, нет. Я точно знаю, что мы все наследники. И делили бы мы этот дом, переругавшись в пух и прах. Да только кому от этого весело бы да хорошо было?
— Насте…
Иван буркнул это так тихо, что сестры едва расслышали.
— Вань, что она тебе сделала? Я же вижу, ты сам не свой. Скажи уже. Не держи в себе, не надо.
Иван молчал, отвернувшись к окну и глядя на проносящиеся мимо деревья вдоль дороги. Стройные сосны мелькали мимо, но нет-нет, да и попадалась какая-нибудь кривулька. И Иван думал о том, что и люди ведь вот такие же. Кто-то прямо стоит, а кто-то изогнется, искрутится под ношей своей и даже глянуть на него прямо не получается. Отведешь глаза, жалея.
Вот так и он на брата теперь смотрит. Настя, конечно, Михаилу жена, но общаться с ней по-человечески совсем не получается. Странная она. Вроде вот ничего и не сказала сегодня особо, а сердце теперь ноет и горчит на душе. А ведь всего-то спросила:
— Что, Лена твоя совсем плоха, раз в больницу положили? Ох, Ванечка, больного ребенка поднимать не такие, как у тебя жилы иметь надо… Тут столько сил понадобится…
А ведь ей никто не сказал, что у малыша не все ладно. Врачи и сами пока ни в чем не уверены. вот и получается, что вроде и страшного ничего нет, а сердце все равно ноет, ноет… Мало ли… И показать никому, кроме сестер, нельзя, о чем душа болит. Лена сразу панику поднимет. Ей-то врачи ничего не говорят. Говорят, что нечего раньше времени тревогу бить. Покой нужен.
Ольга, вздохнув, свернула с трассы и остановила машину на заправке.
— А ну, пошли!
— Куда это? – Саша отстегнула ремень и вытянула ноги. – Да уж! Мне не помешает размяться.
— Кофе выпьем и поговорим спокойно. Пока рядом никого.
Ольга в пятый раз складывала из салфетки самолетик, аккуратно проводя ногтем по граням, когда Иван все-таки решился:
— Оль, а если… Ну, вдруг… Он и правда больной родится?
Последнюю фразу Иван выпалил, не глядя на сестер и вцепившись в Сашкину руку.
Теплые пальцы сестры сжали его руку в ответ.
Ольга смотрела на него странно. Строго и как-то даже сурово, что ли.
— Ты чего это бабкой-кликушей заделался? Заняться больше нечем? У тебя детская еще не готова, а Лену выписывают через два дня.
— Правда?! Откуда ты знаешь?
— Звонила, перед тем, как к Мише ехать. Врачи сказали, что можно пока дома побыть. Лучше ей. Вот она домой приедет и что? Краской дышать будет?
— Я завтра все закончу, Оль. Не ругайся!
— Я еще даже не начинала. Вань, вот ты вроде взрослый мужик уже. Автосервис свой, работников больше десятка. Справляешься ведь. Да не просто абы как, а хорошо справляешься. Я отчет твой через пару дней сдавать пойду и мне не стыдно. Брат у меня – молодец! А вот сегодня прям хочется тебе по лбу дать хорошенько.
— Оль… За что?!
— А что, Оль?! Чего тебя так развезло? Неужели ты думаешь, что тебе все это сказано было от большого ума? Уж не знаю я, какой там ум у Насти, а ты, братишка, балбес, да и только! Когда Славик у меня родился, и я год с ним по больницам моталась, ты мне что сказал?
— Не помню.
— Зато я не забыла. Ты сказал, что он наш и точка. А потом возил меня, потому, что Антон был в длительной командировке, суп мне варил, поесть заставлял. Не помнишь?
— Это давно было.
— А какая разница? Вот я тебе сейчас скажу, что Сашкины девчонки не такие. И что ты мне ответишь? Правильно, назовешь не очень приятно и обидишься. Потому как они тебе не только крестницы, а такие же дети, как и тот, что скоро на свет появится. И, Ваня!
— Что?
— А ничего. – Ольга вдруг улыбнулась и потянулась к брату, накрыв своей ладонью руку Саши. – Мы с тобой! И все хорошо будет! Вот увидишь. Ленок мороженого просила. Я днем к вам заезжала, в морозилку закинула. Пусть лопает.
— Спасибо…
Иван впервые за день улыбнулся и сестры успокоились.
Им ли не знать, что на сердце сейчас у брата? Ведь первого своего ребенка Иван с Леной потеряли. Малыш, которого ждала вся семья, так и не родился. И Иван тогда чуть с ума не сошел. Все искал виноватых, пока Ольга не взяла его за плечи и не встряхнула хорошенько.
— Кому легче будет от того, что ты их найдешь, Ваня? Нет их, понимаешь? Нет и не было никогда. Просто так случилось. Горе, да. Но разве это конец всему? Ванечка, нельзя так! Лучше на жену глянь! На ней же лица нет. Она уже неделю не ест ничего. Иван! Ты мужик или кто? Сделай что-нибудь!
Ольга отлично помнила, как брат тогда опустил голову и заплакал от бессилия. И эти слезы, вовсе не скупые, как принято говорить о мужских, еще больше связали их. Потому, что с теми, кто чужой, так не плачут рядом.
А еще она помнила, как осторожно, маленькими шажками, они все шли к тому, чтобы Лена снова смогла стать матерью. Как искала врачей Сашка, которая сама прошла через ад, чтобы родить своего первенца. Две операции, пять лет лечения, но она своего добилась. А потом провела той же дорогой Лену. Правда, той операции не понадобились, но ей и без них проблем хватило.
И вот теперь время зашагало быстрее, приближая момент, которого все так ждали, а кто-то скажет, что не бывать этому? Ага! Как же!
— Зачем она так, Оль? – Саша смотрела на старшую сестру и ждала ответа.
Вот только какой ответ могла дать ей Ольга? Ведь, чтобы понять, почему человек поступает так или иначе, нужно влезть в его шкуру и стать хоть немножечко им. А этого Ольге не хотелось. Как это ни странно, Настю она жалела. Что поделаешь, если ума да хитрости природа отвесила, а вот сердцем и душой наградить забыла? Свою-то голову не приставишь и сердце не одолжишь… А Михаил жену любит. И детей своих, которых у него двое, тоже…
— Не знаю, Сашенька. Знаю только, что так нельзя. Но Мишке знать о том, что было сказано, тоже не надо.
— Почему? Пусть знает, какую змею на груди пригрел! – Сашка вспыхнула и отодвинула от себя стаканчик с чаем.
Ольга успокаивающе погладила сестру по плечу.
— Саш, вот поругаются они и что? Кому от этого легче станет? Знаешь, я думаю, что пока Миша сам ее не поймет, мы ничего поделать не сможем. Только от себя его отвернем. А у нас проблем мало, чтобы еще и эту к ним добавлять?
— Хватает… — Сашка неохотно согласилась и, охнув, поднялась на ноги. – Поехали, что ли? Меня там муж потерял уже. Оль, а что мы с домом-то делать будем?
— А ничего. Подождем пока горячку пороть. Пусть все уляжется.
Ольга оказалась права. Как не суров был Михаил, а сердце и у него дрогнуло, когда Саша позвонила ему три месяца спустя среди ночи и объявила, что он аж дважды дядей стал за одни сутки.
— И Лена родила? Рано же еще!
— Так получилось. Но ты не волнуйся! Все хорошо! Врачи – молодцы! И Ленка тоже. А вот Ваня сплоховал. В обморок грохнулся, хотя и божился, что все выдержит. Все-таки партнерские роды – глупая затея. Нечего мужикам в родзале делать.
Саша еще что-то говорила, но Настя заворочалась, недовольно забормотав что-то, и Михаил, наскоро поздравив сестру, отложил телефон.
— Что? Порадовали тебя? – Настя включила ночник и повернулась к мужу. – Растаял? Мириться побежишь?
— Да я, вроде, с ними и не ругался.
— Зато они с тобой очень даже! Думаешь, не обиделись они на тебя за то, что мы теперь в отцовом доме живем? Думаешь, не держат на сердце ничего? Не бывает так, Миша! Каждый свой карман держит! Даже если и говорит, что это не так! Вон Сашка, как сыр в масле катается, а я видела, как она на тебя смотрела, когда ты сказал, что дом твой! А Иван? Даже глаз не поднял. Сидел молча, только кулаки играли. А ты и не заметил. А Ольга? Ты думаешь, что она святая? Нет, Мишенька! Нравится ей власть свою над тобой показывать, вот и притихла, увела всех. Чтобы ты сам на пузе приполз. Как же! Они вместе, а ты теперь один. Да только не один ты, Миша! У тебя я есть. И дети! И о них ты должен думать, а не о тех, кто давным-давно отрезанный ломоть! Они – твоя родня, понял?!
Настин голос становился все громче, но странное дело, Михаил его почти не слышал. Он вдруг услышал сейчас тихий голос своей мамы:
— Мишанька, что ты? Плохо тебе? Горько? Поди к Оле, она тебя пожалеет.
Настя испуганно смолкла, когда муж вдруг встал и вышел из комнаты. Она с тревогой прислушивалась к тому, как он идет по дому. Вот до кухни дошел, свет включил, вода зажурчала… А это что?
Настя вскочила с кровати, но догнать Михаила уже не успела. Дверь, ведущая во двор, хлопнула, а потом Настя услышала, как муж завел машину.
До самого утра она просидела на кухне, гадая, куда же направился ее благоверный. Телефон Михаил оставил дома, а звонить его сестрам Настя не хотела.
Проснувшиеся дети отвлекли ее и день закрутил, завертел свое колесо, не давая времени сосредоточиться на своем страхе.
Когда муж не вернулся и вечером, Настя забила тревогу. Куда подевался-то? Да и с чего? Что она такого сказала, что нужно было вот так, среди ночи, сорваться и уехать куда глаза глядят?
Михаил приехал только на следующий день. Молча прошел в дом, отстранив с дороги жену и наскоро обняв детей, а потом выложил на стол какие-то бумаги.
— Ты где был?! – Настя опомнилась и возмущенно уставилась на мужа.
— В городе. Наследство оформлял.
Упреки, которые Настя готовила целые сутки, вмиг улетучились из ее красивой головы.
— И как?
— Все готово. Дом наш.
Настя плющом обвилась вокруг мужа.
— Знала, что ты у меня умный и все сделаешь как надо!
— А как надо, Настя? – Михаил чуть отстранил от себя жену и заглянул ей в глаза.
Та растерялась.
— Что ты мне глупые вопросы задаешь? Ты старший сын – тебе и домом родительским владеть. А они давно уже не дети. Справятся и без твоей помощи.
— Да? А я без их помощи справлюсь?
Михаил подозвал к себе дочь и сына, приобнял их и спросил у жены:
— Как делить их будем? Вдоль или поперек?
— Ты что такое мелешь? – Настя начинала понимать, что с мужем что-то не так.
— А что я такого сказал? Ты же считаешь, что братьям и сестрам не надо вместе быть. Вот я и решил, что если на то пошло, то надо и наших детей уже сейчас разделить тоже. Чтобы не привыкали друг к другу. А то мало ли, привяжутся еще, не оторвешь потом друг от друга-то.
Настя слушала, открыв рот, и растеряв все слова.
— Да как тебе такое в голову пришло!
Она ухватила за плечо сына, прижала к себе дочь и разревелась.
— Надоумил один человек меня. Шибко умный. А может и нет. Не знаю. Только я его слушал долго. Так долго, что чуть совсем себя не растерял. Хватит!
Голос Михаила окреп, загремел как раньше, и Настя прикусила губу, пытаясь сдержать слезы.
— Слушай меня внимательно, жена. Если что непонятно будет – потом спросишь. Дом наш, да. Только доли родне своей я выплачу все до копейки. Так мы уговорились. И если тебе в этом решении что-то не нравится, то ты скажи сейчас. Потому как слушать тебя дальше я не намерен. Довольно! Много уже наговорила. Слишком долго я тебя слушал. Слишком…
Михаил замолчал, глядя на стену, где когда-то стоял родительский буфет.
Они с женой стояли по разные стороны стола и думали о том, как жить дальше. Одно слово могло сейчас изменить всю их жизнь. Всего одно… Не нужно было много.
И Настя, поразмыслив, вытерла слезы. А потом отпустила детей и спросила:
— Голодный?
И Михаил выдохнул еле слышно, боясь пока показать жене, что чувствовал все это время.
А через пару месяцев в большом доме Саши собралась вся родня, чтобы отметить крестины. Детвора носилась по двору, то и дело заглядывая в коляски, что стояли у веранды. Иван жарил шашлык, когда у калитки остановилась машина и Саша, выглянув из кухни, наскоро вытерла руки, а потом позвала сестру:
— Оль, Миша приехал!
И Настя опустит глаза, глянув на тех, кто встанет плечом к плечу у крыльца, а потом возьмет мужа за руку.
— Что, страшно? – Михаил усмехнется, глядя, как сестры целуют его детей. – Пойдем, уж. Не съедят они тебя. Не те люди.©
Автор: Людмила Лаврова
загрузка
Показать ещё