Николай Спасенников

Когда я выходила замуж за Леонида, мне казалось, что его окружение никак не повлияет на семейную жизнь. Его семья тогда не касалась нас: мама, пару тетушек, брат-студент... Но после свадьбы они начали заполнять наш быт. Его мама, Лариса Дмитриевна, стала заходить «просто так» — с конфетами к чаю, советами и вздохами о том, как мне повезло с Лёней. Потом подключился брат, который «ненадолго» поселился у нас после ссоры с девушкой. Этот срок растянулся на три месяца. Потом тетя Маша начала звонить каждое утро, чтобы узнать, «что на ужин» — мол, у Леонида с детства барахлит желудок. Но настоящее испытание случилось после новоселья. Мы купили квартиру, и я мечтала о тишине, о свободе действий, о любимых книгах на полках. В первую же неделю к нам приехали «на помощь»: дядя Жора с сыном — клеить обои, двоюродная сестра Оля — выбирать аксессуары для кухни, а Лариса Дмитриевна — расставлять посуду. — Ты же не обидишься, если я немного переставлю? — спросила она улыбаясь. Я кивнула, не желая об

Я просто хотела взять наушники. В бардачке, как всегда. Мы с Артёмом ехали на дачу, он за рулём, я лениво копалась в вещах. Никаких подозрений, никаких сцен. Просто солнце светило в лобовое стекло, и хотелось музыки. Наушников не было. Зато были серьги. Маленькие, серебряные, с бирюзовыми капельками. Не мои. Я такие не ношу — мне не идут длинные. Я не сказала ни слова. Просто держала их в ладони, пока он парковался у супермаркета. — Тебе чего взять? — спросил, уже выходя. Я показала ему серьги. Он застыл. Молча. Две секунды. Три. А потом сказал: — Это не то, что ты думаешь. Классика. Я не закатила истерику. Не закричала. Просто кивнула. — Купи молока. И хлеба. Он ушёл, а я осталась — с серьгами в руке и пульсом в ушах. Мы молчали почти весь вечер. На даче он попытался объясниться: — Это не любовница. — А кто? Он вздохнул, сел на край кровати, как будто хотел признаться в чём-то большем. Но передумал. — Неважно. Я всё объясню. Просто… не сейчас. Я не давила на него. И сама не знала, чт