Душевные истории

Мамины причитания о моей горькой доле прерывались самыми ужасными эпитетами в адрес моего супруга и обвинениями меня: не смогла, не удержала, надо было бороться за семью. А за что было бороться? И с кем? У нас до сегодняшнего вечера все было хорошо. А вечером я спустилась проверить почтовый ящик. – Было б об чем реветь-то! — прокряхтел дед со своей инвалидной коляски, — Не война, чай! Ишь, нашли горе. Справитесь, внук подрос уже, не пропадете. Но пока я плохо соображала, как избыть свалившуюся на меня беду. – Незачем тебе работать, — сказал муж 3 года тому назад, когда меня с 4-х летним сыном в очередной раз выписали из стационара, — не садовский у нас сын, сиди дома, воспитывай. Хотя бы до школы. И я сидела, растила сына, водила на кружки и в музыкалку старшую дочь Нику. И вот теперь сын пошел в школу, дочери скоро 15 лет, работы нет и квартиру, которая принадлежала мужу еще до брака, я должна освободить через неделю. – У тебя есть бабушкин дом, — сказал Коля, — вещи я помогу перевезти, можешь забрать посуду, технику, стиралку, холодильник и все прочее. Ой спасибо тебе, великодушный мой супруг. Конечно заберу. И холодильник, и стиралку. Только на кой мне стиралка в стареньком доме без водопровода и с печкой. Потому что за 4 года после того, как этот домишко достался мне от покойной бабушки и деда, которого забрала мама, ты отказывался там что-либо делать, говоря, что у нас есть благоустроенная квартира, а домик в частном секторе — просто дачка. Дачка, в которой мне теперь предстоит жить. С детьми. – Фу, сыростью пахнет, — Ника скривилась, входя в дом, — я не хочу тут жить, я хочу домой. А Коля быстренько свинтил, чтобы не объяснять дочери, что это теперь и есть ее дом. Через неделю, придя из школы Ника начала торопливо собирать свои вещи в пакеты и сумки. – Я имею право выбирать, — запальчиво воскликнула она, — я буду жить с папой, я не хочу тут колупаться с дровами и тазиками. Ты не смогла удержать отца, почему я должна страдать? Дочь я не держала, а маленький Мишка прижался ко мне, как нахохлившийся воробей и просто обнял меня покрепче своими еще очень слабыми руками. Как мы с сыном пережили первую зиму в стареньком доме? Как рассказать, что я вставала в 2 часа ночи и шла снова топить печку, чтобы к Мишкиному пробуждению было тепло. А Мишка после школы старательно складывал в сенях стопку мерзлых дров, чтобы они согрелись и оттаяли к вечеру, когда придет пора снова топить печь. Как рассказать о ведрах, которые мы тягали на саночках вдвоем с сыном, чтобы устроить “банный” день? Как рассказать о том, что алименты мне не полагались, а кассиру в ближайшей “Пятерочке” платили совсем не столько, сколько обещали? Как рассказать об упреках мамы: -От тебя родная дочь сбежала к отцу и чужой тете, а ты сидишь и не пытаешься ее вернуть? Да что ты за мать такая. Гляди, он и Мишку у тебя отсудит. – Никто меня не отсудит, -хмурил брови мой не по годам серьезный сын, — никуда я не пойду. И к НЕМУ не пойду. А с Никой я в школе вижусь. А через год случилось чудо! Мой домишко попал в зону расселения из-за строившейся неподалеку школы. Городские власти нашли способ дать нам квартиры, чтобы у новостройки был большой двор и спортивная площадка. А дом-то у меня был неказистым, а по метражу хватило на двушку. – Мам, — позвонила Ника, — можно я к Вам перейду. – Конечно переходи, дочка, — просто ответила я. И снова мама и подруги упрекали меня за мягкотелость. – Выбрала папочку, так и пусть бы с ним жила. Что, не сладко стало? А у мамки квартира новая, можно снова жить и не горевать? Ника вошла с сумками дичась и низко опустив голову. А потом просто разревелась у порога. Всхлипывала и бессвязно шептала: – Я думала… он говорил, а сам предатель… неужели все они такие? У них скандалы каждый день. А я виновата. И сестра маленькая все время плачет. А она все считает кто из нас сколько раз посуду вымыл.И кричит потом, что я много ем. И папа, ну что это за мужчина, он за меня ни разу не заступился… мамой ее называть. Какая она мама? Я утешала свою юную дочь, которая первый раз столкнулась с предательством самого близкого человека, просто гладила ее по волосам, пережидая этот ливень из детских слез. Так мы и сидели на полу в прихожей, среди сумок, которые принес к моей двери бывший муж, не пожелавший даже зайти и увидеть собственного сына. – Мама, — дочь подняла на меня распухшую от слез и совсем еще детскую мордашку, — неужели они все всегда так? Неужели хороших не бывает? И тут Мишка осмелился подойти к нашему бабьему водопаду, грозившему затопить соседей снизу. Он обнял нас обеих разом, насколько хватило у восьмилетнего пацана размаха рук. – Нету, говоришь, настоящих мужчин? — спрашиваю дочь, — Ну одного-то я точно знаю! А наш единственный мужик только хмыкнул и сосредоточенно поволок в детскую тяжеленную сумку сестры, бормоча себе под нос, стараясь изобразить чисто мужиковский бас и презрение к нашей щедрой на слезы натуре: — Развели тут сырость, было б об чем реветь-то, не во йна, чай! Автор: Марина Обросимова

– Ставь чай, – сказала ей бабушка и улыбнулась. Мама устало вздохнула и, покачав головой, садилась за стол и придвигала к себе тарелку с супом. – А сегодня Наташу до слез довела. За ошибку в отчете. И ладно бы цифры неправильные, а тут букву она пропустила. – Ставь чай, – говорила бабушка, убирая ложку в сторону. – Потом чай, мам. После ужина, – говорила моя мама, снова возвращаясь к проблемам на работе. Я слушал её невнимательно, стараясь быстрее отужинать и убежать в свою комнату смотреть новую серию любимого сериала. Даже отец что-то невнятно хмыкал, листая газету и не обращая внимания на бурчание мамы. Так продолжалось до тех пор, пока мама не находила благодарного слушателя и не переключалась на отсутствие внимания. – Вить! Ты можешь хоть раз свою газету за столом не читать? – Ой, – морщился отец и, резко встряхивая газетой, демонстративно её убирал. – Одно и то же постоянно, Валь. Какая разница? Я же слушаю тебя. – Ставь чай! – серьезно говорила бабушка. – Сделай уже бабушке чай, – раздраженно говорил отец и, наскоро похлебав суп, уходил в комнату, где ему никто не мешал читать газету. – Сань, ну хоть ты что скажи, – устало говорила мама, поняв, что домашние уже разошлись. – Ставь чай. – Сделай бабуле чай, мам, – говорил я, убирая тарелку в раковину. – Прости, я устал сегодня. Пойду к себе. Но чай бабушке так никто и не давал. Я замечал, что в такие моменты она смотрит свою мыльную оперу без улыбки. Лишь смотрит на экран пустым взглядом и не теребит платочек в руках. В пятницу я вернулся домой раньше обычного. Виной всему Оля, моя девушка, с которой мы договорились встретиться в центре и сходить в кино. Но за час до сеанса, когда я уже купил билеты, Оля позвонила мне и сообщила, что не придет. Она часто так делала, а я мирился с этим, обманывая себя мнимой заботой о чувствах Оли. Как итог, я с трудом вернул билеты в кассу, после чего пошел домой в расстроенных чувствах, а когда пришел, то увидел внимательный бабушкин взгляд и услышал её любимую фразу. – Ставь чай, – сказала она и улыбнулась, когда я улыбнулся в ответ. – Сейчас сделаю, ба, – вздохнув, сказал я и поплелся на кухню, но бабушка пошла следом за мной, придерживаясь слабой рукой за стену. – Ты куда? – Буду ждать чай, – ответила она, вызвав у меня еще одну улыбку, и присела на стул с подушкой, которую положили специально для неё. Я быстро сделал чай, налив в белую кружку кипятка и, выбросив заварку из ситечка, поставил напиток перед бабушкой, которая вдруг покачала головой и отодвинула кружку в сторону. Тут я уже не выдержал и, сев на край табуретки возле окна, потер виски дрожащими пальцами, а потом вздрогнул, когда моей головы коснулась бабушкина рука. – Чай надо с баранками пить, – сказала она, улыбнувшись. – С печеньем, с пирожками и конфетами. Да. – Хорошо, ба, – хмыкнул я и, встав с табурета, полез в шкаф за конфетами. Бабушка очень любила обычные леденцы, которые называла «долгоиграйками». Их я и достал, как и пакет с овсяным печеньем и баранками, который положил на стол. Затем, чуть подумав, я налил чай и себе под блестящим и радостным взглядом бабушки. – Пей, – сказала она, указав пальцем на стакан. – И рассказывай. Слова посыпались из меня, как из мифического рога изобилия. Но в них не было грусти или разочарования. Только смех. И смех бабушки, которая иногда вставляла свои комментарии, пусть и не совсем подходящие к разговору. Я улыбался, рассказывал ей об Оле и её причудах, делал глоток чая и хрустел сушкой, после чего снова возвращался к волнующей меня теме. Мы просидели очень долго, выпили несколько кружек и съели почти все баранки. Но я вдруг осознал, что в моей груди больше нет тревог и тугого комка воспаленных нервов, грозящих вырваться наружу. Только спокойствие и легкая усталость. – Вы чего это чаи гоняете так рано? – удивилась мама, входя в квартиру и неся в руках пакеты с продуктами. – Сейчас кушать будем. – Я думал, ты с Олькой в кино идешь, – усмехнулся отец, забирая у мамы пакеты и относя их на кухню. – Не получилось, – улыбнулся я. – Иногда чай попить полезнее. – Ага, – хмыкнул отец, снова разворачивая газету, но мама была начеку. – Хоть один ужин без газет! – вспылила она, заставив меня поморщиться от крика. Я грустно посмотрел в кружку с остывшим чаем и понял, что привычная жизнь медленно возвращается, как и мысли, мучавшие меня раньше. Но у бабушки были свои мысли. – Ставь чай, – велела она, а я удивился, насколько окреп её голос. Удивилась и мама, замерев с половником в руках, и отец, ради этого отложивший газету. Я слабо улыбнулся и кивнул. – Ставь чай, мам. По-настоящему. С печеньем и пирожными. Пожалуйста. – Глупость какая-то, – вяло попробовала возмутиться она, но сникла, когда бабушка повторила любимую фразу. – Ладно, ладно. Вить, поможешь? – Помогу, конечно, – кивнул отец и, встав со стула, прикоснулся к плечу мамы. Та робко улыбнулась и покачала головой. – Что делать? – Достань торт из пакета и порежь его. Какой чай без тортика-то? – сказала она. Теперь мы сидели все вместе, пили горячий чай, ели торт и болтали обо всем на свете. Мама рассказала о новенькой, которая не дает жизни всему отделу, а потом посмеялась, когда отец припомнил розыгрыш старосты в институте, которая вела себя похожим образом. Мама обещала его способ взять на заметку. Я рассказал про Олю и посмеялся над отцом, назвавшим меня слезливым романтиком. Но сильнее всех улыбалась бабушка, которая давно выпила свой чай и сейчас смотрела на нас с добрым блеском в глазах. Когда я покинул родительский дом и обзавелся своей семьей, то в первую очередь установил одно правило. Если кому-то грустно и ему хочется поговорить, то за столом собирается вся семья. Затем заваривается чай, а на стол выкладывается печенье, конфеты, сушки и пирожные. За этим столом нет места для мобильных телефонов, газет и книг. Зато есть место разговорам, сочувствию и поддержке, о чем постоянно пыталась сказать бабушка своей любимой фразой. Важно помнить одну вещь. Порой то, что кажется нам глупостью и маразмом, может оказаться настоящей мудростью, способной нам помочь. Автор: Гектор Шульц

— Да. Там дождь, я вернулась за зонтиками для девочек. Кажется, у тебя звонил телефон. — Да? — муж с нескрываемым интересом взял его в руки. — Нет, звонков не было. — Может сообщение? — не отступала жена. — Нет ничего-го, — муж на несколько секунд задержал взгляд на экране, а потом сделал пальцем несколько движений, удаляя информацию, и не скрывал радости, улыбался. — Как назовёшь сына? — Юля вновь схватила стакан и вновь сделала несколько жадных глотков воды. Игорь прошёл на кухню, сунул руки в карманы и неуверенно произнёс: — Раз ты знаешь, давай без истерик. Я соберу вещи и уйду. — Я и не планировала истерик, я спросила тебя, как назовёшь сына? — Я не думал об этом. — А о чём ты думал? — не сдерживала себя Юля. — Что, наконец-то буду с любимой женщиной и у меня будет сын. — Мне ты говорил также. И я предлагала тебе родить третьего ребёнка. — А если родится девочка? — А чем дочь хуже? — раздражённо выпалила Юля, — она тоже ребёнок. Твой! — Я не брошу девочек. Просто я разлюбил тебя. — Я уже поняла. Умело скрывался. Может, думал, если девочка, останусь тут... Игорь вдруг сощурился, но сразу ответил: — Мы планировали. Жалко не было под рукой сковородки, Юля это же не планировала, в отличие от мужа. Она держалась, не хотела показывать, что ей сейчас так больно. Вся эта ситуация казалась Юле банальной. "Муж нашёл другую, она рожает ему ребёнка и он уходит к ней". Юля взглянула на часы и поняла, что уже опаздывает в детский сад. По дороге из детского сада она вдруг набрала номер матери: "Можно мы зайдём?" Девочки весело причмокивали за столом на кухне, стаскивая с тарелки блинчики, заботливо приготовленные бабушкой. — Может мёд ещё достать? — Сгущёнка есть, бабуль? — Есть, моя ягодка, сейчас дам. Ешьте. Дарья Вячеславовна поставила розетки со сгущённым молоком на стол и показала дочери на дверь: — Пойдём в комнату, пусть девочки едят. — Их в детском саду хорошо кормят? — Хорошо, мам. — Это славно. Что у тебя? Ты какая-то бледная? — Игорь уходит... уходит от нас. — Что? — мать подняла брови так, что они стали выглядывать из-за дужек очков. Отец даже выключил телевизор, который смотрел. — Да, вот так. У него будет сын, я увидела сообщение на телефоне, а он не стал юлить и признался. — Мерза... А что он сказал, ну... причину назвал? — спросила мать. — Разлюбил, говорит. И у него, наконец, родится сын. — Негод ... — Мам, я не хочу о нём... Лучше посоветуйте, что делать, как жить дальше? Ипотека же. — А что советовать... Брала ты её до брака, оформлена она на тебя была, как я помню. Значит, и выплачивать тебе, и владелица ты, тут никакого деления нет, — заметил отец. Юля на момент подачи документов в банк имела официальную работу и белую зарплату, поэтому оформила всё на себя, да и её родители помогли с деньгами на первоначальный взнос, вроде как подарок молодожёнам. — Не смей, дочка, квартиру делить. Ушёл — и ушёл, нечего, — мать откинулась на спинку кресла и поднесла пальцы к губам. Отец тоже выглядел задумчивым. — Ты не бойся, дочка, мы с матерью откладывали на санаторий, если нужны будут деньги, то только скажи. А жить дальше надо. Переверни страницу. — И знаешь, — добавила мать, — не смей обратно принимать, как бы не просил, не умолял. — Завтра суббота, может, оставишь девочек у нас? — перевёл тему отец. — Да, пожалуй, и я сегодня останусь у вас. К обеду Юлия вернулась домой. Игоря не было в квартире, и он не ночевал дома. "Так даже лучше", — подумала она и прошла на кухню. Ей ужасно захотелось чего-нибудь сладкого, лучше мороженого, но в морозилке не оказалось ни одной упаковки на всякий случай. В вазочке в шкафу лежала одна шоколадная конфета. Юля сварила себе чашку кофе, взяла конфету и только сделала первый глоток, как муж принялся открывать дверь своим ключом. — Надо сменить замки, — тут же подумала она. Игорь вошёл молча и, заглянув в гостиную, произнёс: — Девочки где? — У родителей, у моих, — добавила она, — ты сообщил своим, что мы разводимся? — спросила Юля, откусывая конфету. — Нет, мне было некогда и пока не собираюсь. — Почему? — Был занят, — Юля почувствовала раздражение в его голосе. Она знала мужа прекрасно и даже по тону могла определить, что у него нет настроения. — Чем же? — решила продолжить она, понимая, что это ему не понравится. Раньше жена не позволяла себе подобные разговоры. — Тебе нечем заняться? — спросил муж. — Могла бы и вещи свои начинать собирать. — В смысле собирать вещи? – чуть не поперхнулась Юля, как раз делая глоток кофе. — Квартира в ипотеке, придётся её продать, чтобы поделить. Юля улыбнулась: — Квартира моя, я на себя оформила кредит, если ты помнишь, да и оплачивала всегда со своей карты, гасила своими деньгами, даже когда сидела в декрете. А ты, да... ты содержал семью, тут я не спорю. Поэтому делить квартиру мы не будем. И вещи пора собирать тебе. Игорь от такой новости даже застыл. А Юля доела конфету и запила её последним глотком кофе. На дне кружки явно вырисовывалась точка из кофейной гущи. Это Юля тоже заметила. Словно точка в отношениях. Игорь молча собирал вещи, было заметно, что он обдумывает что-то. Но вслух не произнёс. " Плакать не буду", — решила Юля, когда дверь за мужем закрылась. Дни побежали один за другим. Дочери часто спрашивали об отце. Старшая дочь Дарина прекрасно понимала, о чём говорила мать. А младшая Машенька, надувала губы, как ей объяснить, что отец не хочет их видеть, даже разговаривать. Юля тянула детей, ипотеку, параллельно искала подработки и более высокооплачиваемую должность. Вот так был муж и отец у детей, раз и не стало. — Юлия Андреевна, — руководитель фирмы, в которой работала Юля, вызвала её к себе. — До меня дошли слухи, что вы ищете новое место? Юля честно ответила: — Да. С мужем развелись, а у меня ипотека. Подработка не спасает. — А почему вы ко мне не пришли сразу? Вы же хороший работник. Ответственный. На этой должности я вам прибавку сделать не смогу, скажу сразу, но... я давно присматриваю кандидатуру в новый отдел, и считаю, что вы справитесь. Будет два условия: первый год на должности будут переработки, я сразу учту их в заработной плате, постарайтесь не брать больничный, и второе — на две недели вы идёте в отпуск, отправляйтесь к морю, активно отдыхайте, перезагружайтесь, одним словом. Если согласны, то жду заявление. Юля улыбнулась: — Я согласна. — Вот и отлично. Дочери весело плескались у самого края моря, в набегавших на берег волнах. Юлия лежала на галечном пляже и пыталась не закрывать глаза. Южное солнце слепило, кожа жадно цепляло загар. Двенадцать дней солёного воздуха, что хотелось вдыхать полной грудью, солнечные ванны, даже в пасмурную погоду, вечерний бриз и вкусная еда были очень вовремя. — Вас не пустят с мешком камней в самолёт, — смеялась мать, но две маленькие русалки не могли остановиться и приносили частички пляжа в сумку к матери. Город встретил дождём и холодом. Словно из сказки через несколько часов мать с дочками очутились в реальности. Юля повернула ключ в замочной скважине и поняла, что кто-то есть в квартире. Волнения это у неё не вызвало, у родителей был запасной ключ. — Папа! Папочка, – закричала Машенька и кинула свой рюкзачок прямо на пороге. Старшая дочь тоже обрадовалась, но вела себя более сдержанно. Одной Юли был непонятен этот визит — они ни о чём не договаривались с бывшим мужем. — Какие вы загорелые, просто шоколадки! Игорь вёл себя так, словно ничего не произошло. — Девочки, идите переодеваться, нам с папой нужно поговорить, — сказала Юлия и прошла на кухню. — Что ты тут делаешь? — сейчас Юля очень сильно пожалела, что забыла сменить личинку у замка. — Я вернулся. Осознал, что вы моя семья и люблю я только вас. И тебя, Юля. — Игорь подошёл к ней ближе и хотел приобнять, но она убрала руки. — Зачем это сейчас? — Там родился больной ребёнок, и я не готов взять на себя такую ношу. — Заводить малыша на стороне — ты брал ношу, а теперь, когда твой, замечу твой, ребёнок родился больным, он и его мать тебе стали не нужны?! Да ты хуже, чем я думала. Где были мои глаза, когда я выходила за тебя замуж? И как хорошо, что всё закончилось. Уходи, — Юлия указала бывшему мужу на дверь. — Мне некуда идти. — Меня это не волнует. У тебя есть родители, сними жильё, всё. Обратной дороги нет. Загорелая, с распущенными светлыми локонами, выгоревшими на солнце, Юлия была очень привлекательна, даже злилась обворожительно. Игорь сделал шаг к ней и протянул руки в надежде, что поцелуй и нежные прикосновения растопят её сердце, но Юля выставила руки вперёд и повторила: — Уходи! — Мама, папа уже уходит? — спросила Маша. — Да, доченьки, мама выгнала папу. – Вот только не надо всего этого, — возразила Юлия.– Папа приходил отдать ключи. Игорь ушёл, а Юля захлопала в ладоши и сказала: — Так-так, давайте разбирать чемодан и рюкзаки. Подарки доставайте, камушки свои. — Мам, они пахнут морем! — воскликнула Дарина. — Да, точно, дочка, морем, солнцем и счастьем. Раскладывай камушки везде, пусть у нас дома будет счастье в каждом углу. — Ура! Раз углы будут заняты, значит, меня не будут наказывать, правда мам? — обрадовалась Маша. — Я и так тебя не наказываю, смешная, — мать прижала к себе дочь и думала уже не о бывшем муже, а о том, как счастливы они будут. Она и дочки. автор: Вкусные рассказы/Сысойкина Наталья

‒ Ну, тебе виднее, ‒ усмехается Роман, отворачивается. Дальше смотреть на жену ему не хочется, не интересно. Ирина, ещё придирчивее поглядев на себя, наконец, выключает свет и ныряет под одеяло. Потянувшись к мужу, она хочет поцеловать его, пожелав спокойной ночи, но Рома делает вид, что уже спит. У Ирки замерзли ноги, пальцы ледяные, всё потому, что Ромкина мама, Мария Фёдоровна, к которой они приехали, чтобы отпраздновать завтра её день рождения, на ночь, зимой и летом, в любую погоду, открывает балкон, уверяя, что так лучше, а то ей душно и сны снятся кошмарные. Ну, её комната – её дело, тут уж Ирина помалкивает, но сквозняком тянет по всему дому, тем более, что на улице минус пятнадцать… Раньше бы Ирина, пробежав босиком от ванны до их с мужем комнаты, сунула бы ножки под его одеяло, к горячим, большим ступням, прижалась бы к нему целиком, обняла, слушая, как стучит Ромино сердце, затаилась и уснула, а он боялся бы убрать руку из-под её головы, не желая тревожить Ирин сон… Но это раньше... Ира, совсем не желая засыпать, задумалась, вспоминая, когда они последний раз были ласковы друг с другом. Год назад? Два? Даже и не вспомнить … Семь лет их супружеской жизни в этом году, а внутри как будто всё вымерло, завяло. Женщина повернулась к стенке, не желая больше рассматривать небритое Ромкино лицо. У кровати стоит тумбочка, на тумбочке – их с мужем свадебное фото. Смешные такие, как будто и не они вовсе, а какие-то другие люди… В день свадьбы, вернее, утром, Ира узнала, что беременна, матери ничего не сказала, Роме тоже. И так хватало нервотрёпки. О будущем ребёнке знала только Ирина сестра, Юлька. Той тогда было двадцать девять, а Ире двадцать шесть. ‒ Чего-чего? Это я сейчас правильно поняла? ‒ услышав тайну, зашептала Юлька, скомкала Ирино лицо в своих теплых, пахнущих кремом ладонях, улыбнулась, приподняв брови. ‒ Это я теперь тётка, да? Ирина растерянно закивала, но призналась, что очень боится. ‒ А чего тут бояться?! Ребенок Ромин? Ромин. Ты замужем? ‒ тут Юля посмотрела на часы, засуетилась. ‒ Почти замужем, но если мы опоздаем, то так и останешься невестой, а Рома найдёт себе в окрестностях дамочку пошустрее. Так, ускорились! Не, ну хорошо же! Девять месяцев – и ты мать! У вас, я смотрю, не заржавеет! Нашей матушке только не говори, а то весь праздник насмарку! ‒ Юля помогла сестре затянуть платье, потом, подумав, ослабила корсет. ‒ А вот фату, дорогая, придётся оставить. Грех совершён, дева нечиста. Себе возьму! Юля нацепила на причёску полупрозрачную, кружевную фату, стала кружиться по комнате. ‒ Нет, Юлька! Отдай! Ну давай же сюда! ‒ испуганно оглянулась на дверь Ирина. ‒ Зря что ли покупали?.. Свадьба прошла превосходно, веселились, кидали букет, было много тостов. Ромины и Ирины родители чинно восседали за столом молодых, чокались и улыбались. Ира старалась не пить шампанского, подменяла его на сок… После свадьбы Ирина с мужем стали жить в доставшейся ему от бабушки квартире на Оболенском. ‒ Ну, на первое время эта двушка – нормально, ‒ рассуждал Рома. ‒ А там купим побольше, надо только чуть-чуть подождать. Ирина кивала, а про себя думала, что ждать-то тут долго не придётся, когда родится ребёнок, ему нужен будет простор… Недели через три, после того, как молодожёны вернулись из свадебного путешествия, Мария Фёдоровна заметила, что Ира слишком много ест. Отозвав её на кухню, якобы помочь помыть посуду, женщина усадила невестку за маленький стол, села сама и прямо спросила: ‒ Ты ждёшь ребёнка, Ира? Иринка растерялась, потому что не хотела никому говорить про беременность, пока не пройдет хотя бы два месяца, не хотела обнадёживать, ведь мало ли, что случится… ‒ Ну, я же спросила! Что ты так смотришь? Говори как есть! ‒ строже повторила Мария Фёдоровна. ‒ Да, ‒ кивнула невестка, улыбнулась. ‒ Какой срок? ‒ не разделяя Ириного восторга, уточнила Мария Фёдоровна. ‒ Полтора месяца всего, я… ‒ сказала Ира, потом, вспомнив, что в сумке у неё есть фотография с УЗИ, хотела показать свекрови, но та даже смотреть не стала. ‒ Так, это сейчас не к месту. Отец пробил Ромочке место в посольстве, он тебе не говорил, но скоро вам ехать надо. А там, за границей, ну какие беременности, Ира?! Мало ли что случится, Рома будет отвлекаться, дергаться, ты ему всю карьеру можешь загубить! ‒ Ну что вы такое говорите? ‒ опешила Ира, стоя с черно-белым снимком в руках. ‒ Беременность – нормальное состояние, везде есть врачи, мы же не в Сахару едем. Хорошо всё будет, поверьте! ‒ Хорошо? Для кого? Ты знаешь, что значит быть дипломатом? Я уважаю твою профессию, Ира, учить детей – это похвально и там, за границей, ты тоже была бы уместна, но не с пузом же! Мы с мужем позволили себе завести Ромочку, когда всё устаканилось, утряслось, мы поняли, что больше никуда не поедем, переселились в большую квартиру и тогда… В общем, я дам координаты, ты сходишь, покажешься, тебе скажут, что и как сделать. ‒ Я не буду делать аборт, ‒ Ирина пожала плечами. ‒ Это наше с Ромой дело, как мы решим, так и будет! ‒ Ваше с Ромой? Ну смешно, ей-богу! Это твоё дело – быть мудрой и дальновидной женой. На первом месте должна стоять карьера мужа, его благополучие, на втором здоровье мужа, на третьем, ‒ Мария Фёдоровна задумалась, загибая пальцы, ‒ на третьем его удовлетворённость браком, а уж потом ты. Рома человек публичный, а тебя вон уже разносить стало, того гляди, пойдут пигментные пятна, и куда тебя? Не показывать? Ерунда! Не дури, Ира, сделай, как говорю. Опять же и тебе карьеру надо строить, стаж нарабатывать, а ты сразу в декрет решила… Да и странно, Рома у нас воспитан в строгости, в целомудрии, его ли этот ребёнок? Ирина даже задохнулась от этих слов. Рома и целомудрие – два далёких друг от друга понятия, уж ей, Ире, это хорошо известно! ‒ Родишь, я потребую тест ДНК, имей в виду. Я не позволю водить нашу семью за нос! ‒ Мария Фёдоровна отвернулась и принялась вытирать посуду. Ира, красная, злая, закусив губу, вышла из кухни, хотела поговорить с мужем, но тот о чём-то спорил с отцом в кабинете, отвлекать их не хотелось… … ‒ Ириш, бери на работе расчёт, мы улетаем. Решилось наконец-то! ‒ радостно выпалил с порога Рома, вернувшись вечером с работы. ‒ В смысле? Ром, я только перевелась в другую школу, мне дали вести класс, кружки… Куда мы улетаем? Мне не дадут отпуск. ‒ Ир, ты замужем за человеком с большим будущим! Ну на кой тебе эти классы, эти кружки, если нас ждут в посольстве. Документы уже оформляются, вылет через две недели, так что… ‒ Куда? ‒ растерянно спросила Ирина, Рома ответил. Она сначала просто смотрела на него, потом вдруг завизжала, предвкушая огромные перемены в жизни… … Дня через два Ира побежала с работы в женскую консультацию, тянуло живот. ‒ Ну, надо полежать недельки две, чтобы малыш закрепился как следует. Да и тонус у вас ‒ будь здоров, капельницы будем ставить. Сейчас в дневной стационар вас направлю, полежите. И обязательно больничный. ‒ Нельзя мне сейчас больничный, новая работа… Да и улетаем мы с мужем, он у меня дипломат…‒ пожала плечами Ира, одеваясь. ‒ Может, я таблеточки попью какие? ‒ Ирина, включите-ка голову, куда это вы собрались уезжать?! Ваше состояние сейчас достаточно опасное. Я могу отпустить вас домой, некоторые не любят больничных стен, я понимаю, но надо вынашивать, слышите! Выносить – это такая же трудная работа, как и родить. И не слушайте тех, кто говорит, что беременность – это совершенно нормальное состояние. Да, нормальное, но когда она первая, то организм ещё не знаком с этими изменениями, он прилаживается, старается, давайте ему поможем! Вы теперь ответственны не только за себя! — строго одернула пациентку доктор. Ира позвонила сестре, но та была занята, сказала, что перезвонит завтра. Обсуждать что-то с матерью Ира не хотела, у них были достаточно натянутые отношения, слишком уж отличались характеры, мнения, взгляды… У Ирины были знакомые девочки, которые месяцами лежали в больницах, вынашивая ребенка, они не вставали вообще, всегда пребывали в горизонтальном состоянии чтобы не усугубить начавшиеся нарушения. А вдруг у Иры будет так же?! А как же Рома, работа, их семейная жизнь?!.. … ‒ Ну, решилась? ‒ увидев на пороге невестку, Мария Фёдоровна кивнула. ‒ А я так и знала, что прибежишь, как только Рома с тобой новостями поделится, ‒ Мария Фёдоровна велела Ире пройти в комнату, открыла секретер, вынула из ящичка записную книжку, стала медленно листать её, ища нужный номер. ‒ Вот, скажешь, что от меня. Романа не волнуй лишний раз, у него сейчас самая горячая пора будет, проверки всякие, документы готовить надо. Матери что-то говорила? ‒ Нет, я пока никому. Юле только… ‒ Скажешь, самопроизвольное прерывание. Успеть бы… Ох… Мария Фёдоровна очень переживала: за Романа, его карьеру, за то, как расскажет подругам и коллегам, что сын теперь большой человек, что вот с женой улетел в другую страну, будут там жить и работать. А за невестку что переживать?! Здоровая, спортом в юности занималась, авось обойдётся!.. … Ира вздохнула, потянулась, отвернула от себя свадебную фотографию. Та была из другой жизни – счастливой, полной надежд, планов, счастливых вспышек, а теперь… Теперь Рома хочет ребёнка, а Ирина не может забеременеть. У него всё в порядке, у неё нарушен гормональный фон. Она устала пить таблетки, сдавать кровь, устала отвечать любопытным знакомым, что они с Ромой «работают» над тем, чтобы стать родителями… Юле тогда, перед самым отъездом, она сказала, что никакого ребенка не было, просто ошибка лаборатории… ‒ И когда ты это сделала? ‒ не глядя на сестру, спросила Юля. ‒ Что сделала? Я же тебе говорю, ничего там не было! ‒ упрямо твердила Ира, всё накладывая и накладывая себе сахарный песок в чашку. ‒ Десятая, ‒ машинально отметила Юля. ‒ Не слишком ли будет сладко? Хотя, видимо, жёны дипломатов всё ощущают по-другому… ‒ Юлька! ‒ Ну всё, что уж теперь говорить! Надо ж оказаться такой ду… ‒ Не обзывайся! Я сделала, как считала нужным! ‒ выпалила Ира. ‒ Да я про себя. Я племяшке уже игрушку купила музыкальную… Думала, побольше будет, подарю… Ещё чаю?.. …За границей Ира, преподаватель математики, работала в школе для детей представителей посольства, но только не по специальности, а просто вела кружок лепки, всем очень нравилось, всем, кроме самой Ирины... Рома занимался рабочими вопросами, ходил в костюме и научился медленно пить горький черный кофе, как делают это коллеги постарше… А когда вернулись домой, муж заговорил о семье, о детях. Ира была не против, тем более, что у Ромкиных друзей было по три-пять детей, это считалось почетным, хорошим делом. ‒ Ну и нам отставать не надо, ‒ говорил он, а мать поднимала тост за тостом на очередной годовщине их свадьбы, говоря, что давно пора ей стать бабушкой. Вот и в прошлом феврале, когда Ира и Ромка приехали к свекрови, чтобы отметить её день рождения, началось: внуков бы… А когда ты… Ира, а вы думали… «Еще бы советы стала давать, как именно это делается!» ‒ ворчала Ирина, расстегивая в выделенной им с мужем комнате чемодан и раскладывая на полке в шкафу одежду. ‒ Ир, а что ты ерепенишься? Что возмущаться? ‒ аккуратно развесив рубашку, пожал плечами Рома. ‒ Я тоже считаю, что пора нам завести ребенка. Надо тебе провериться, выяснить, почему не получается ничего. Ира кивнула… Ей назначили большой список обследований и анализов, Рома почитал потом результаты, покачал головой. Ирина слышала, как в тот вечер он звонил матери. ‒ Привет… Да, сходила она… Ну тут вообще кошмар, мам! Куда ни кинь, везде отклонения. Завтра пойдём на консультацию, что дальше-то делать? Ну, я не знаю, здорова вроде, ничего не болит… Мария Фёдоровна что-то говорила, Рома кивал, косясь на дверь, за которой стояла Ира и всё слышала. ‒ Для тебя это правда так серьезно? ‒ чуть позже спросила Ира, поглаживая мужа по спине. ‒ Что? ‒ Ну, дети. ‒ Да. Пора, Ира. Это определённый шаг в росте нашей семьи. Вот и начальство стало интересоваться, не собираемся ли мы рожать. ‒ Прям так и интересуется? Это когда? На совещаниях? ‒ убрала руку Ира, выпрямилась. Не так давно муж перешёл в отдел, где делами правила женщина, весьма красивая и хваткая Лора Бальмонт, как узнала от знакомых Ирина. ‒ В личных беседах разумеется! Ир, я не понимаю, что за придирки? Давай, беременей уже, рожай, не порть стране статистику! ‒ включил ноутбук Роман, отвернулся, стал смотреть какие-то мультики. Ира, было, потянулась к нему, но Рома буркнул, что устал, что хочет просто отвлечься. ‒ Ну, не вопрос! ‒ кивнула Ира. ‒ Так начальству и скажи: не можем, у нас мультики! ‒ Ой, да ну тебя, ты душная такая последнее время стала! — отмахнулся Роман. ‒ Скучная, вот прям «училка», как она есть! ‒ Ну разведись! ‒ вспылила Ирина. ‒ Найди другую себе, свежую. И ушла на кухню, а Рома, покачав головой опять сосредоточился на нарисованных человечках… К врачу на консультацию по результатам обследования Роман попасть не смог, позвонил Ире, когда она уже входила в кабинет, сказал, что не успевает. Ирина даже обрадовалась, лучше уж без него, спокойнее. Зато пришла Ирина сестра, постучалась, села рядом, уходить не захотела. ‒ Извините, но у нас врачебная тайна, ‒ пожала плечами врач. ‒ Ничего, пусть Юля останется, от неё секретов нет. ‒ Хорошо. Тогда вот что я вам скажу… После всего услышанного Юля молча встала, вышла из кабинета. Ира окликнула её, но сестра даже не обернулась. Ира догнала её уже на стоянке, дернула за плечо, развернула к себе. ‒ Ну а что мне тогда было делать?! Кто знал, что такие последствия будут?! Так было лучше для нашей с Ромой поездки, семьи, так сказала Мария… ‒ Ах, вот кто у нас тут главный советчик! ‒ Юля захлопнула дверцу машины, развернулась. ‒ А сейчас она что говорит? Можно рожать? Ничему это не помешает? Ир, тогда и сейчас это твое дело, но я сомневаюсь, что твой муж обрадуется, узнав, что ты решила все за него, а мне обидно, что ты тогда соврала мне. Ир, я думала, мы подруги, а теперь уж и не знаю… Извини, но мне неприятно. Ира отвернулась. Так трудно угодить всем ‒ и себе, и Юльке, и свекрови, и мужу… Стараешься, а выходит не очень… — Ладно, не реви. Не самый плохой у тебя случай, сказали же! Садись, я подвезу! ‒ Юля кивнула на заднее сидение, Ира послушно села. ‒ Домой? — Нет, мне на работу, олимпиада сегодня у девятых, мои участвуют, ‒ вытирая слезы, прошептала Ирина. — Ну не пуха… ‒ пожелала Юля, высадив сестру у ворот школы. ‒ Мужу всё расскажи, слышишь?! Серьезное дело-то! Ирина помахала в ответ. Ничего она Роме не расскажет! Это было её личное дело, она тогда приняла решение, и точка… … В квартире свекрови всегда плохо спалось. Ира ворочалась, ей снились кошмары, скрипел матрас, то и дело сваливалось на пол одеяло. — Ну хватит уже! Что ты как корова! ‒ гаркнул Рома. Ира затихла. Она только что проснулась и поняла, что плакала во сне. — Ром, ты что так грубо? Я просто кошмар видела. Пожалел был лучше! — Жалеть? Ир, а ты не находишь, что тебя только и надо, что жалеть? Куча болячек, бесплодие это, гормоны пачками пьёшь… А меня кто пожалеет? ‒ вдруг разозлился мужчина. ‒ Я брал в жёны женщину, думал, что нормальную, здоровую, холил, лелеял, берег, всегда лучшее тебе старался достать, оберегал от всяких неприятностей. А что в итоге? Семь лет живём, и никакого прогресса. — Шесть, Рома, ‒ села на кровати Ирина. ‒ Годовщины ещё не было. — Не придирайся. — Извини, но здоровье ‒ непостоянная величина, оно может ухудшаться и улучшаться, в чем я виновата?! Ира уже не говорила, она кричала, стоя посреди спальни и смотря на мужа сверху вниз. — Ну, женщинам виднее, что мешает им стать матерями! ‒ дверь распахнулась, на пороге стояла Мария Фёдоровна в халате. ‒ Извините, но Ира так орала, что я проснулась, испугалась даже, что вы дерётесь. Всякие споры тут вообще неуместны, Ирина. Причина твоих сегодняшних проблем кроется в прошлом, ведь так? Что там такого было, что теперь Роме приходится столько платить за твоё лечение? Я думаю, мы должны знать! Ира широко распахнула глаза, удивленно раскрыла рот. Ах вот как теперь?! Мария Фёдоровна в кусты решила спрятаться, свалить всё на невестку?! Не выйдет! — Мам, ты не волнуйся, слышишь?! Ну где там твои капли, хочешь, я принесу? — вскочил Роман, стал натягивать халат, запутался в рукавах, беспомощно посмотрел на жену. Ира пожала плечами. — Ну что ты стоишь? Видишь, маме из-за тебя плохо! Принеси воды! Ира! Она принесла воду, накапала Марии Фёдоровне капли, унесла стакан. А потом стала одеваться, не смущаясь ни свекрови, ни мужа. — Ты что, Ирина?! Ты куда собралась? — Мария Фёдоровна уже опять стояла на пороге комнаты, раскинув руки. — Не пущу! Мужу карьеру загубить опять хочешь? Рома ждёт новое назначение, там абы кого не берут, там… — У Ромы есть хорошая мама, хорошая начальница, которая ему сочувствует, у Ромы есть карьера. Я считаю, что я тут лишняя, — пожала плечами Ира. — О моей карьере, жизни, моих проблемах мало кто здесь думает. Я вышла замуж, устроилась на работу, это было для меня очень волнительно, ведь дали вести восьмой класс, я только-только познакомилась с ребятами, узнала, как лучше с ними себя вести, но нет, у Ромы карьера! Мы уехали. — Как будто тебе было плохо там! ‒ вскричал Роман. — Было плохо, очень плохо, потому что я понимала, что всё это нестабильно. Сегодня я работаю здесь, завтра не работаю, а что дальше? Вернулись, я опять ищу работу, стараюсь всем угодить, устроились, живём, но новая беда — Рома решает, что надо родить ребёнка. И не получается… Год, два, три… У меня проблемы. Да, здоровье никуда не годится, опять камень в сторону Роминой карьеры? А вы, Мария Фёдоровна, не хотите ничего сказать? Нет? Свекровь отрицательно покачала головой. — Ну тогда я сама скажу. Тогда, на нашей свадьбе, Рома, я уже была беременна. Совсем маленький срок, я думала пока тебе не говорить, подождать, ведь всякое бывает… Но Мария Фёдоровна догадалась, посоветовала сделать прерывание. — У тебя были проблемы! — вскричала Мария Фёдоровна. ‒ К этому всё шло! — Нет, позвольте по порядку! Проблемы начались, когда вы стали мне капать на мозг, что я мешаю поездке Ромы, его будущему, что «куда ж я с пузом»! Вот тогда начались проблемы, и врач велела мне ложиться на сохранение. — Подожди, Ир, я что-то не успеваю, — Рома сел на кровать, потер лицо. — Я правильно понимаю, что ты скрыла от меня беременность, потому что хотела поехать в загранку? Да? И избавилась от ребёнка, потому что он мешал тебе поехать? — Я еще раз повторяю тебе, Рома, что твоя мама… — Нет, не нужно мне повторять. Мало ли, что говорит моя мама! У меня еще есть дяди и тёти, есть начальница, есть коллеги. Ты их всех будешь слушать? Ты приняла решение, потому что так сказала моя мама? Он вдруг рассмеялся, хлопнул себя по коленям, вскочил и стал ходить туда-сюда по комнате. — Твоя мать сомневалась, что ребёнок от тебя, сказала, что будет делать тест на отцовство, — тихо добавила Ирина, отойдя в уголок. — Ну, знаешь, раз свекровь сказала… Ир, ну как ты могла?! Как могла мне ничего не сказать?! Я на тебе женился, думал, всё вместе теперь, как одно целое, а ты… — Ну знаешь, ты тоже только и делаешь последнее время, что оскорбляешь меня! То вес, то ещё что-то не нравится, не подступись к тебе стало! ‒ огрызнулась Ира. — У начальницы фигурка получше? Ира схватила сумку и, хлопнув дверью, ушла. — Ну и пусть, сынок. Сейчас не иди за ней, ну куда она денется?! Вернется! От таких людей не уходят, если только ты её выгонишь, — мягко положила свою руку сыну на плечо Мария Фёдоровна. — Был бы отец жив, такой бы разгон ей устроил, мама не горюй! Жена такого человека, а ведет себя как малолетка! Ром, а, может, есть у неё кто, а? Вот от тебя и рожать не хочет… Ты бы проверил, она никому деньги не перечисляет? А то эти учительницы… Мужчина, сбросив руку матери, бросился одеваться. — Выйди! ‒ гаркнул он. — Что? ‒ тоненько переспросила Мария Фёдоровна. — Выйди, я сказал! По-моему, тут о моей карьере больше всех печёшься ты! А если бы я стал слесарем или водителем, тогда что? Ваш с отцом мир бы рухнул? Не оправдал бы я почетного титула вашего сына? Зачем ты постоянно вмешиваешься, мама?! С кем мне дружить, куда поступать, где работать, рожать или не рожать нам ребенка… Зачем ты лезешь, когда не просят?! Ирка глупая была, ты ей наговорила всякого, небось, что меня и уволить могут, а я ж так об этой поездке мечтал… Да? Говорила? Мария Фёдоровна поджала губы, отвернулась. — Понятно. И когда вы всё успеваете это обговорить, решить, сделать?! Значит так, больше в мою жизнь не ногой. — Рома, сынок, а мне-то теперь что делать, а? Отца нет, ты меня прогоняешь, я-то теперь кому нужна буду? — растерянно спросила женщина, пока Роман завязывал кроссовки. — Я подумаю и решу, — бросил ей с порога мужчина и захлопнул дверь… Он увидел Ирину сидящей на лавочке у соседнего подъезда. — Не уехала? ‒ спросил Рома, устроился рядом. — Нет, ключи забыла, — пожала плечами Ирина. — Ну понятно. Свекровь не напомнила, ты и не подумала, да? — язвительно ответил Роман. — Ром, прости меня… Мне не нужны были эти поездки, правда! Нет, конечно, интересно, но и так было бы хорошо… Давай всё заново начнём, а? Ну, постараемся, я ещё раз обследуюсь и рожу нам ребёнка, а? Ира немного заискивающе посмотрела мужу в глаза, но тот только махнул рукой. — Там видно будет, а пока мне уехать надо, месяца на два–три. Вернусь, решим, что дальше. — С этой едешь? — тихо спросила Ирина. — С кем? — Со своей Лорой? Мне Кондакова Виолетта рассказала, что у вас тёплые отношения с новой начальницей… — Кондакова твоя сорока. Но да, с ней. А что мне скрывать, собственно?! Лора Михайловна и я уезжаем, есть некоторые поручения, есть работа, что тут такого? Или ты хочешь с нами? Извини, на жён мест нет, — отрезал Рома. — Всё, спать пойдём, а то сидим тут у всех на виду, как два осла. — Почему осла? — спросила Ира, обняв мужа и думая, что он сейчас поцелует её. — Потому что я так сказал. Всё, домой! — Роман отстранился, сдернул руки жены со своей шеи, как будто эти прикосновения обжигали его… Мария Фёдоровна, наблюдавшая за сценой примирения из окошка, тут же кинулась к себе в комнату, выключила свет и затаилась. Она слышала, как вернулась молодёжь, как захлопнулась дверь в их комнату, потом всё стихло. — И что теперь–то? Сказал он ей или нет про Лору? — растерянно пожала она плечами и тоже легла досыпать… Через неделю Роман уехал в командировку, оставив Ирину одну в их квартире на Оболенском. Мария Фёдоровна предлагала невестке пока перебраться к ней, но Ира не согласилась, сославшись на то, что неудобно добираться до работы. Прошёл месяц, за ним второй, третий, Рома писал ,что задерживается, появились дела особой важности, присылал иногда фотографии, а потом, накануне Ириного дня рождения, написал, что хотел бы развестись с Ирой, потому как, всё обдумав, он пришёл к выводу, что их жизнь зашла в тупик, а у него, у Романа, теперь будет полноценная семья с ребёнком. — И зовётся она Лора… — протянула Юля, приехавшая по первому зову сестры. — Ну и чего ты лежишь? Что тут слёзы лить? Прямо алмаз потеряла что ли? Разводись, имущество поделите, и живи припеваючи. А дальше видно будет. — А что там видно, а, Юль? Может, мне к вам переехать? Хотя нет… Куда я ещё, и так друг у друга на головах живёте… — Ну а что по поводу этой квартиры? — Юля осмотрелась. — Он её с барского плеча дарит тебе? — Да конечно… Вряд ли. Юль, это я во всём виновата, да? — Ира села на кровати, сестра обняла её, положила голову на плечо. — Не знаю. А что бы изменил этот ребёнок? С ним ещё больше хлопот, сейчас бы в школу пошёл, надоедал уроками… А Лора была бы рядом вся такая свободная, без обременения… Я тут её в интернете нашла, — Юля вынула телефон, стала листать фотографии. — И что? Даже смотреть боюсь! — прошептала Ира. — А ничего. Мелкая, полная, вся как пышка. Вот, смотри! — сунула ей под нос снимок сестра. — Да ладно! А мне говорил, что я поправилась! И вот теперь променял на такую… Уууу, Юлька, ну где была моя голова тогда, шесть лет назад?!.. Развели их тихо и быстро, Лоре и Роману не нужна была шумиха, всё–таки не дворники, а люди на ответственных постах… Роман попросил бывшую супругу освободить квартиру, потому что туда должны были въехать Лоркины родители, а сам Рома перебирался к жене на Ленинский проспект. — Ну куда же я пойду, Рома? У моих нет места, давай хоть эту квартиру разменяем на две, а? Я понимаю, квартира тебе по наследству досталась, я на неё не претендую, но может… — начала, было, Ирина, но в разговор тут же встряла Лора. — Извини, дорогая, но раньше надо было думать. Сними комнату, в конце концов! Ты взрослая женщина, разберёшься. Ром, пусть она уйдет, меня тошнит от её духов! — прошептала на ухо мужу женщина. Роман показал Ире на дверь… На первое время Ирина, как не странно, договорилась пожить у Марии Фёдоровны. Та последнее время хворала, нужно было вызывать врачей, ждать их, открывать двери, записывать всё, что надо, ходить в аптеку, а у Иры в школе каникулы, много свободного времени. Они мала разговаривали, помня, что друг другу почти враги. Но их объединяло одно – стойкая неприязнь к Лоре. Та, с недоразвитой верхней губой, прямо как у героини «Войны и мира», колобочком каталась по их жизням, выскакивая то тут, то там. Новая невестка Марии Фёдоровне сначала приглянулась — интеллигентная, хваткая, очень на саму Марию похожая, а потом не заладилось у них как–то, мелкие тёрки, мнения, прения, а уж перед отъездом, когда Лорка уговорила мужа выпросить у матери серьги с рубинами и колье к ним, Мария Фёдоровна окончательно разочаровалась в новой невестке. — С чего вдруг?! — рассердилась женщина. — Сервизы забрала, шкаф даже забрала, а теперь за украшения принялась? Нет! — Ну мам, это же семейная реликвия, передаётся от женщины к женщине, вот Лора имеет право на… — А пусть сначала до моих похорон доживёт, а потом заимеет право. Я смотрю, Ромочка, нашлась наконец та, кто тобой крутить будет?! Передай ей, что ничего я ей не дам. Счастливого пути! Мария Фёдоровна захлопнула за сыном дверь, часто задышала, что–то шепча. Ирине о драгоценностях Мария Федоровна ничего не сказала, но стала смотреть на бывшую невестку добрее. Их сплотило одно – Лора. — Хорошо, что они уехали всё же, — то и дело кивала сама себе Мария Фёдоровна. — Пусть подальше живут, а то как–то тяжело с этой Лоркой. Ира помягче, человечнее что ли. Потом Лора ещё звонила, предупредила, что придут за комодом и секретером, заберут на реставрацию, просила, чтобы свекровь убрала все личные вещи. Вид уплывающей из квартиры мебели окончательно добил Марию Фёдоровну, она слегла, трясущимися руками набрала рабочий номер Ирины, попросила приехать, долго извинялась, просила прощения, потом просто тихо заплакала… — Ну, Мария Фёдоровна, пора принимать лекарства, — бодро стучалась теперь в соседнюю комнату по утрам Ирина, вносила поднос с таблетками и тёплым сладким чаем в большой чашке. — Как вы? — Опять ворочалась всю ночь. Ир, а может вернется Рома ещё, а? Ну как ты думаешь? — К вам конечно. А я теперь свободная, ко мне ему дороги нет. Ирине разрешили не принимать гормоны, она снова немного похудела, стала чувствовать себя какой–то легкой, точно спину выпрямила. — Мария Фёдоровна, я на курсы теперь буду ходить, вторник и пятница. Они вечером, поздно, — сообщила Ира, раскладывая по тарелкам пюре и аккуратно помещая рядом тушёную печёнку. — А что за курсы? По работе? — Да, повышение квалификации. Окончу, может быть тогда перейду в колледж или вообще замахнусь на ВУЗ. Но правда, у меня нет степени… — Степень – дело наживное. А знаешь, — тут Мария Фёдоровна, положив вилку, подняла вверх указательный палец. — Сделаем мы тебе степень. Я позвоню своим знакомым, найдем тебе руководителя, защитишься. И Лора тебе в подмётки тогда не сгодится! — Да ну что вы! Тут же совсем другое – она родит скоро, а это покруче любой степени! — махнула рукой Ирина. — Ну посмотрим, кого она ещё родит, — нахмурилась свекровь, снова принялась есть… … На курсах к Ире стал постоянно подсаживаться один мужчина, преподаватель в какой–то школе в центре Москвы. Садился, будто случайно задевал её тетрадь локтем, извинялся, здоровался, задавал какие–то вопросы, Ира неохотно отвечала. Новые знакомства в её планы совершенно не входили. Мужчину звали Иванков Тимур Андреевич. — А может быть вас проводить до метро? — наконец решился он продолжить знакомство. — Темно совсем, пешком вам одной идти опасно! — Да вы что! — рассмеялась Ира. — Снег, всё бело кругом, света много. Да и район тут людный. Не надо, спасибо. — Ну а просто проводить? — Нет. — Понятно, тогда я пойду рядом, потому что мне в вашу сторону, — не отставал Тимур. — А что вы делали у нас в институте? — вдруг спросил он, помогая Ире надеть шубку. — Я? Аааа, ну я решила защититься, вот, нужно же как–то всё продумать, написать… Вот… — пожала плечами Ирина. — Вы у Аринского? Хороший человек, очень хороший. И учёный прекрасный, — открыв перед женщиной дверь, продолжил Тимур. — А вы знаете, что он разводит кенаров? Да, такая вот слабость… — Не знала, но замечала у него на пиджаке иногда перышки, всё думала, откуда… — улыбнулась Ира. Тимур ей нравился, нравилось его спокойствие, какая–то простота, но не та, когда лезут в душу, как в карманы, а добрая, достойная простота, пропитанная уважением и чувством собственного достоинства. — Пригласит в гости, обязательно идите! Это что–то с чем–то! Так, вам до какой станции?.. Они не заметили, как добрались до дома Марии Фёдоровны, потом не заметили, как первый раз поцеловались, вернее Тимур смело и быстро сделал это, а Ира растерянно на него смотрела… Мария Фёдоровна с любопытством наблюдала румянец на щеках своей жилички, замечала, как похорошела невестка, а потом как–то сразу вся сникла. — Ты чего? Расстались что ли? — не выдержала свекровь. — Нет, но я готовлюсь. Даже на занятия не хожу… Из–за него… — не удивившись осведомленности женщины, ответила Ира. — Не нравится что ли? — Я не должна ему нравиться. Ему семью надо, деток, — пожала плечами Ирина. — За него всё решила уже, да? Однажды мы с тобой накуролесили, сейчас хоть не делай ошибок! — вздохнула Мария Фёдоровна. — Я скажу ему всю правду и попрошу оставить меня в покое! — Ирина, глядя в окно, заметила входящего в подъезд Тимура, кинулась к двери, схватила пальто и выскочила на лестницу. А Мария Фёдоровна пошла к себе, опять ломило спину… — Я сейчас тебе всё скажу, а ты не перебивай меня, хорошо? — схватив гостя за лацканы пальто и прижав его к стене, протараторила она. — Ну может быть, мы хотя бы в кафе сходим, там посидим, а то тут как–то неудобно… — огляделся Тимур. — Нет, я буду говорить здесь… Ира рассказала про бывшего мужа, про ребёнка, поезду за границу, про то, чем всё это обернулось, и как обстоят дела сейчас. — Шансов нет. Я не хочу больше семей, этих игр, не хочу, чтобы от меня чего–то ждали, а потом уходили к другим. Поэтому давай расстанемся, — заключила она, отвернулась. — Ты всё опять решила за всех… — с грустью ответил Тимур. — А может мне не нужны дети? — Все так говорят, а потом перетекают к нормальным женщинам. Уходи прямо сейчас. — Хорошо. — кивнул мужчина. — Ты любишь гитару? — крикнул он уже снизу. Ира посмотрела через перила, пожала плечами… Они больше не встречались. На курсах Иванков перевёлся на другой поток, в институте Ира его тоже не видела. Профессор Аринский пару раз приглашал её к себе домой, познакомиться с женой и канарейками, но Ира отказывалась, боясь, что наткнётся там на Тимура… Ирина боялась и в то же время надеялась забыть Иванкова, было и было, идём дальше! Но нет, он мерещился ей на улице, в метро, автобусе, магазине… — Да позвони ты ему! — уговаривала Мария Фёдоровна. — Ну как маленькие! — Нет. — Он звонил тебе вчера, я забыла сказать, — выпалила то, что вертелось на языке, свекровь. Ира вздрогнула, разлила чай на юбку, принялась вытирать, но пятно только еще больше расползалось по ткани. — Что хотел? — Ничего, так, просто… — отвела глаза Мария Фёдоровна. — Я уж не лезу больше никуда, дала слово же… Но Мария Фёдоровна не могла «не лезть», уж такая натура… … Однажды, в солнечный, наполненный звоном мартовской капели полдень, когда Ирина только–только вышла из метро и хотела уже повернуть на свою улицу, она заметила группу людей с музыкальными инструментами. Из колонки, стоящей прямо на талом снегу, лились звуки гитары, рядом парень отбивал ритм на там–таме, ещё один паренек с рыжими волосами пританцовывая, держал вторую гитару. Первым музыкантом оказался Тимур. Он, расстегнув кожанку и лихо забросив шарф назад, смотрел на Иру, играл «Pretty woman» и пел. Играл превосходно, а вот пение – было явно не его «коньком». Но Ира впечатлилась, растаяла, тем более что вдруг в руках музыканта появился букет гербер. — С днём рождения, Ир, — прошептал мужчина. — И насчёт детей я договорился, у меня пять племянников, нам отдадут одного… Ну Ир, не плачь, ну вот… Зачем ты плачешь?!.. Вокруг собрались зрители, кто–то хлопал, другие кричали: «Горько»… Ирина, закрыв глаза, спрятала лицо в меховом воротнике куртки Тимура. — Ну горько же, ребята! — кричали кругом. — Невозможно горько!.. Ох, горько и страшно было начинать всё сначала, страшно и радостно, страшно и очень приятно, потому что это новый шанс стать счастливой!.. Они расписались после защиты Ириной диссертации. Ира переехала к мужу на Нахимовский проспект. Мария Фёдоровна очень сокрушалась, что теперь останется одна, но не долго длилась её свобода. Скоро вернулась Лора с Романом, они потом долгое время жили с Марией Фёдоровной, потому что ребенку была нужна бабушка, а Лоре свобода. Рома разрывался между своими женщинами и сыном, мечтал опять куда–то уехать, но пока об этом не могло быть и речи, Лора ждала второго ребёнка… … — Ира, ты? — Рома едва узнал бывшую жену, пока стояли в очереди в цирк. — Роман? Надо же, какая встреча! Познакомься, это мой муж, Тимур. — Очень приятно… — Рома пожал протянутую ему руку. — А вы, что, детство решили вспомнить? — спросил он, чувствуя, как сын дергает его руку. — А где Лора? — поинтересовалась в свою очередь Ира, оглядываясь. — Дома, — ответил Роман и заметил прячущуюся за Ирино пальто девочку. Ей было года четыре. — Ваша? — кивнул он на ребёнка. — Нет, взяли напрокат, — серьезно ответил Тимур. — А то в цирк без детей не пускают. Хочешь, тебе тоже возьмём? —Нет, у меня свой есть… Гена! Гена, ну куда ты делся?! — заорал Рома. — Мы сейчас поедем домой! А ну вернись! Но Генка уже улепетывал, выхватив у кого–то воздушный шарик и то и дело оглядываясь в ожидании погони. — Ну тогда удачи! — помахал им Тимур. — Сашка, садись пока на плечи ко мне, а то затопчут! Девочка с готовностью протянула отцу руки и, смеясь, уже сидела на самом верху, размахивая флажком. Ира фотографировала их, а потом оглянулась, но Рому так и не увидела. Он изменился, уставший такой… Теперь они каждый сам по себе, у них свои семьи, супруги и дети, вымоленные, выпрошенные у судьбы, выбранные, любимые и самые лучшие. Они идут по жизни и делают новые ошибки, прощают, целуют их на ночь детей и молят Бога, чтобы Тот хранил их и оберегал. И да преумножится их счастье, у каждого своё! автор: Зюзинские истории

Жили Гудковы в своём доме, все удобства были на улице, отопление печное. Антонина не работала, занималась хозяйством и воспитанием дочек. Хотя неправильно говорить, что женщина не работала, поскольку работы по дому было более, чем достаточно. Вставать приходилось очень рано, чтобы затопить печь, а потом приготовить горячий завтрак и одновременно обед для всей семьи. А там уж муж вставал, на работу собирался, девочки просыпались и требовали внимания… Проводив Василия, Антонина продолжала хлопотать по хозяйству, разрываясь между бесконечными домашними делами и заботой о маленьких дочках. Иногда выручала соседская девочка Галя, которая после школы забегала к Антонине и играла с её дочками, а Тоня могла в это время сбегать в магазин за продуктами. А ещё воды принести. В то время водопровода в посёлке ещё не было, приезжала водовозка, к которой тут же выстраивалась очередь из жителей посёлка с вёдрами, канистрами и другими ёмкостями… - Чтобы я без твоей Галочки делала-то, - вздыхала Антонина в разговоре с соседкой Лидией. – Палочка-выручалочка она для меня просто… - Ей так нравится возиться с твоими девчушками, Тося, - с улыбкой отвечала соседка. – Она очень детей любит, воспитательницей хочет быть, когда школу окончит. Галка так хотела сестру или брата, да и я мечтала о большой семье, но сама знаешь, что у нас случилось… Антонина, конечно, помнила, какое несчастье случилось в семье соседки. Несколько лет назад, когда Гале было шесть, пропал её отец. Мужчина один пошёл в тайгу. Грибов да ягод насобирать, поохотиться… Да так из лесу и не вернулся. И не нашли его. Как уж ругала себя Лидия, что отпустила мужа, но и удержать бы вряд ли смогла. Ходить в лес было для мужчины делом привычным. Много раз ходил и всегда возвращался не с пустыми руками. Не боялся, ружьё ведь всегда при себе имелось на случай встречи с каким-нибудь хищником… А что получилось в тот раз, так и осталось для всех загадкой. Сгинул где-то молодой мужчина, и следов не нашли… Тайга бывает щедра, но порой и очень жестока, что там говорить… С тех пор Лидия была одна, хотя сватались к ней мужчины, да только никто из них за душу не взял. - Не смогу я, видно, никого полюбить так, как своего Николая, а без любви не хочу замуж идти… - отвечала Лида, если кто-то спрашивал у неё, почему снова с кем-нибудь не сойдётся. Когда старшей дочери Антонины и Василия, Верочке, исполнилось четыре года, женщина поняла, что снова ждёт ребёнка. Муж был счастлив, уверенный, что на этот раз точно будет мальчик. Сама Антонина тревожилась, боясь, что не справится. Ей хотелось подождать с рождением третьего ребёнка хотя бы до того момента, как дочки пойдут в школу, но раз уж так сложилось, то куда деваться, придётся рожать. - Счастливая ты, Тося, - сказала Лида, заглянув как-то к соседке на огонёк. – Муж у тебя хороший, работящий, заботливый. Так что рожай ещё одного ребёночка, даже не сомневайся. А моя Галка тебе помогать будет. Да и я, когда свободна, заходить буду, по хозяйству помогу. Справимся, не переживай! Детишки – это же счастье! …Живот у Антонины был очень большой. Гораздо больше, чем во время двух первых беременностей. И женщина даже переживала, что с ребёночком что-то не так… Зато Василий не мог нарадоваться. - Значит, точно пацан будет! Богатырь! В положенный срок Антонина родила девочку, и тут же следом за сестрёнкой на свет появился и мальчик, о котором так мечтал муж… Рождение двойни было полной неожиданностью для Тони и Василия… Вот тебе и сходили за сыном, называется, ещё и девочку принесли… Через пару недель после того, как Антонина с малышами вернулась из родильного отделения домой, к ним нагрянули гости. Из соседнего посёлка приехала Тонина золовка Зинаида и её муж Яков. - Разговор у меня к тебе есть, Тося, очень серьёзный,- сказала Зина после того, как Антонина по-быстрому, пока спали двойнята, накрыла на стол и накормила гостей. Василия дома не было, ещё не вернулся с работы. - Что за разговор? – спросила Антонина, но в этот момент кто-то из малышей проснулся, заплакал и многодетная мать поспешила в комнату, где находились младшие дети. Зинаида последовала за ней. Она уселась на стул и внимательно наблюдала, как Тоня кормит мальчика, а потом произнесла: - Тяжело ведь с двойнятами, Тося… А у тебя ещё старшие девочки, тоже маленькие ещё. - Да, трудновато, не спорю, но что же делать, это всё наши с Васей дети… - Тося, ты только сразу не воспринимай мои слова в штыки, ладно? Обещай, что хорошо подумаешь. Точнее, вы с Васей подумаете. - Что случилось-то, Зин? Говори. - Ты же знаешь, что у нас с Яшей деток нет. Уже пять лет живём, а ничего не получается… Я и в город уже ездила к врачу, а никакого результата… - А что говорит врач? Есть надежда? - Ай, не поняла толком, выписал какие-то лекарства. Сказал, что не нашёл серьёзных проблем у меня, но только детей-то как не было, так и нет… Я и к знахарке в соседнюю деревню ездила, травы пила, тоже без толку… Отчаялась я уже, Тося… - А от меня-то ты чего хочешь, Зин? Я уж точно тебе не могу помочь в этой напасти, я же не врач и не знахарка… - Тося, отдай нам с Яшей вашу девочку! – быстро заговорила Зина. - Ну сама подумай. У вас две дочки подрастают, родился сынок долгожданный, а Катя… она словно в довесок появилась… - Что ты такое говоришь, Зина! – ужаснулась словам золовки Антонина. – Как можно так о ребёнке-то? Катенька не довесок, это кровиночка наша… - Прости, Тося, не то я хотела сказать… Просто зачем вам с Васей третья девочка? Этих бы детей поднять, вырастить… - Мы всех вырастим, не сомневайся. А если ещё детки будут, и тех поднимем, - твёрдо ответила Тоня, которой решительно не нравилось то, что предлагает ей Зинаида. Но та не желала отступать. - Тося, очень прошу. Хочешь, на колени встану перед тобой? Отдайте нам Катю. Мы её растить будем как родную, любить будем… - Нет, Зина! То, что ты предлагаешь мне, просто безумие какое-то. Как я могу отдать своего ребёнка и спокойно потом смотреть, как он растёт в другой семье… - А мы уедем, Тося. Далеко уедем. У Яши родня на Кубани живёт, давно нас зовут к себе… Тосенька, милая, ну пожалуйста, подумай хорошо. Тяжело ведь тебе с четырьмя-то детьми? Ты вон высохла вся, худоба… Дети из тебя все соки выжали… Того и гляди, муж начнёт на других засматриваться… Антонина была доброй и терпеливой женщиной, но тут и её терпению наступил предел… - Зина, - резко сказала она. – Давай прекратим этот бессмысленный разговор! Мне жаль, что у вас с Яшей не получается с детьми, но Катюша - наша с Васей дочка, и мы её никому отдавать не собираемся. И больше никогда не смей мне такое предлагать… - Хорошо тебе, у тебя четверо… - разревелась Зинаида. – И ещё родишь. А мне-то что делать? Как жить без деток? - Не плачь, Зин, - смягчилась Антонина, которая хоть сейчас и злилась на золовку, но одновременно и жалела её. – Может, будут ещё у вас детки, вы же молодые… Зинаида ничего не ответила и, всхлипывая, вышла из комнаты. А когда Тоня снова уложила сынишку в кроватку и пошла на кухню, она обнаружила, что золовки и её мужа и след простыл… Вскоре с работы вернулся Василий. - У нас были гости? – спросил он, увидев стол, с которого Тоня ещё не успела убрать грязную посуду. - Да, сестра твоя с мужем… - И где они? Разве не с ночевой приехали? – удивился Василий. - Не знаю, - пожала плечами Тоня и рассказала мужу с какой целью приезжали Зина и Яков. - Интересно девки пляшут! – воскликнул Василий. – Не ожидал я от сестры такого. Ты их выставила? - Нет, просто сказала Зине, чтобы не смела больше такое мне предлагать. Катюша - наша дочка, а не довесок, как Зина выразилась. А как они ушли, я не слышала, детьми была занята. Домой, наверное, уехали… - Скатертью дорога, - процедил сквозь зубы рассерженный поведением родственников Василий. …Антонина и Василий не стали держать зла на Зинаиду и Якова, понимая, что те от отчаяния решились на такой шаг. А спустя год в семье сестры Василия родился долгожданный первенец, а ещё через два года судьба подарила им и дочку. Антонина и Зинаида много лет потом общались и даже подружились, никогда не вспоминая о том неприятном для обеих разговоре… ( Автор Яна )

— Оль, короче… давай поговорим. — Короче давай – пожала плечами я – Хотя мне и так уже все понятно. — Ну тем проще… – тяжело вздохнул он – Давай тогда все решим сразу. Настроен я серьезно. — Да я уже давно готова – кивнула я – Ты как, временно уходишь, или совсем? С разводом? — С разводом – присаживаясь рядом, ответил Игорь. Ну отлично, тогда я сейчас Мишкины (это сын наш) вещи соберу, и можете идти. Тут надо было видеть его лицо…) Медленно повернулся ко мне, посмотрел и говорит. — В каком смысле Мишкины вещи соберешь?! — В прямом – как ни в чем ни бывало ответила я – Люба со мной останется, а Мишу с собой возьми. Ему отец нужен обязательно. Ты же хороший папа? — Ээээ – только и смог сказать он – Дети обычно с мамой остаются. У тебя что вообще совести нет? Как я вообще мог с тобой прожить столько времени – он схватился за голову. — А что такого? Почему я должна двоих воспитывать, а ты со своей курицей веселиться? Ты ведь там жизнь пошел налаживать семейную? Вот считай, ребенок у вас уже будет! Полдела сделано! — Да ты что несешь такое?! Игорь вскочил с дивана и принялся названивать любовнице. — Ты прикинь! Говорит он в телефон – Она говорит, чтобы я сына с собой взял! Вообще конченая да?! Сижу на диване посмеиваюсь. Жду чем дело кончится. Короче они поругались по телефону, потом он к ней поехал, уговаривать ее видимо сына нашего воспитывать. Та ему отказала. Он вернулся мрачный, пытался со мной помириться. Да только он мне теперь нафиг не нужен. А сына отдавать ему я и не собиралась. Пусть идет куда хочет. Мне все равно. Если история Вам по душе, нажмите Класс, мне будет очень приятно

Тут отец не выдерживал, кричал из комнаты: - Ой, ну хорош сочинять, Маш! Ну с чего ты это взяла! У меня к матери претензий нет, спокойно росли мы с братом, делала он для нас что могла. Зачем детей настраиваешь? Не слушай её, Тося. - А затем, чтоб знали! Забыл, как ты два года после свадьбы на яйца эти смотреть не мог? - О-о-ой... Началось. Успокойся уже, бешенная. - А ты знаешь, Тося, - с нажимом продолжала мать, отрубая ботву с молодой моркови и счищая верхний тонкий слой, - что у вашей бабушки они могли быть не единственными детьми? - Ну, чисто теоретически, конечно... - делала умное лицо Тося, ведь ей было уже одиннадцать лет и такое слово, как "теоретически", она выучила. - Она аборт сделала на пятом месяце! До папки твоего! От другого мужика! Ты знаешь что такое аборт? - Во-первых, Маша, я тебя по-хорошему прошу, оставь в покое мою мать, - без тени шуток сказал отец, которому пришлось зайти на кухню, чтобы остановить словесное недержание жены, - во-вторых, это был не аборт, а выкидыш, и в-третьих, то не мужик был, а её первый муж. Мама Маша подбоченилась, грудь колесом выставила: - И всё равно она гадкая, твоя мамочка! Никого не любит! И не переубедишь ты меня! Отец повернулся к дочери: - Тося, вот что ты слушаешь? Тебе нравятся клевета и гадости от психически неуравновешенных людей? - Нет... - Тогда иди погуляй лучше. - Это я психически неуравновешенная? - задыхалась жена. - Это она у тебя... А ты просто тряпка, раз признать не можешь!.. Я никогда её не прощу за то, что... Тося отбежала подальше от окон и дальнейшего уже не слышала. Она не могла сказать ничего плохого о бабушке Вере. Бабушка ни разу её не обижала, не относилась пренебрежительно, ни разу ни в чём не отказала, но каждый раз слова матери сеяли зерно раздора в её неокрепшем мозге, да и тот факт, что до восьми лет она видела бабушку лишь однажды, когда та приезжала к ним в гости, не давал Тоське возможности с детства привязаться к бабушке сердцем, она всегда казалась Тоське какой-то отдельной, не членом семьи, не родной, но и не совсем чужой... Это был пожилой человек, всегда приветливый и культурный, который искреннее радовался Тоськиным визитам, если девочке приходило в голову скоротать у бабушки часок после школы. Дело в том, что Тоська ездила домой в деревню на школьном автобусе и если вдруг отменяли последние уроки, было приятно дожидаться автобус у бабушки, а не в школьном холле или на улице. - Мам, а когда я маленькая была и мы ещё не уехали, баба Вера со мной возилась? - Моя мама, конечно, больше... - уклончиво отвечала мама, - ты же первая внучка у всех, на разрыв была: и бабушки, и дедушки, и тётя Женя, сестра моя младшая - все обожали тебя нянчить. Ну и баба Вера по выходным брала. Однажды прихожу за тобой, а они с дедом тебя, годовалую, кормят селёдкой, говорят, что ты больше ничего есть не хочешь. Представляешь, ребёнку - селёдку солёную! Идиоты! Тося помнила только один эпизод из детства с бабушкой, ещё во время их жизни под Уссурийском, когда та приезжала к ним в гости: идут они с папой и бабушкой по лесу, Тоське лет пять, и поднимаются на холм, к тому месту, где растёт лещина. Тоська ныть начала - тяжело! Ножки устали! Папа ей строго: "Не выдумывай! Тут идти нечего!". А бабушка Вера пожалела, сказала что-то ласковое, и взяла её к себе на спину. Папа ругаться стал, но Тоська крепко-крепко облепила бабушку ногами и руками за туловище... Так и подняла её бабушка на себе, до кустов лещины. Тоська и понимала, что тяжело бабушке, но так приятно было, что о тебе кто-то заботится помимо родителей, ничего она такого доселе не помнила... А теперь у бабушки с позвоночником что-то, была операция, и бабушка Вера сутулится сильно, плечи повисли вперёд - никого больше так не поносит. Запыхается Тоська, пока на четвёртый этаж поднимется к бабушке. Четвёртый этаж пятиэтажки. Дверь коричневая, обтянутая искусственной кожей с заклёпками, вид не товарный... Бабушка откроет ей. - Ой, Тосечка, заходи, заходи, моя девочка! Как ты, устала в школе? Ух, щёчки с мороза красные, как яблочки! Бабушка треплет Тоську за щёчку, девочке это не нравится. Она раздумывает над словами матери, не может понять: любит ли её бабушка или просто делает вид из вежливости? - Голодная? Я тебе сейчас яйца пожарю, хочешь? - улыбается бабушка, вешая на крючок Тоськину куртку. - Хочу. Тоська любит яйца и первое время забывает о том, что это главное блюдо бабушки. А потом, покончив с яичницей, вспоминает: - Ба, а у тебя ничего больше нет? - Ой, суп был, но ему уже четвёртый день. Если бы я знала, что ты придёшь, то приготовила бы! Мне одной много не надо, да и готовить я не любительница. Прости, Тосечка. Бывали от бабушки и гастрономические сюрпризы в виде отварного картофеля. Баба Вера гордилась рецептом и старалась передать знания внучке: - Все картошку просто так варят, без ничего, а я всегда добавляю при варке лук и морковь - так ароматнее. А потом толку её или кусочками ем, а лук и морковь выбрасываю. Ну-ка, попробуй! Вкусно? Между вилками Тося протягивает "Угу", хотя разницы во вкусе не чувствует. Кажется, у мамы даже вкуснее - сливочного масла побольше, а у бабушки его будто и нет. - То-то же! - говорит довольная бабушка. - Мама твоя так не умеет, она рецептов у меня никогда не спрашивала. Пока Тоська ест, баба Вера убирает с плиты остывший чугунный утюг. Тося каждый раз поражалась - у всех уже давным давно современные утюги, из них даже пар идёт, а бабушка всё наглаживает этим древним мамонтом свои блузочки... Надо сказать, бабушка у Тоси умела выглядеть элегантно, со вкусом, и вещи хранила бережно. Изо всякого старья могла такую конфетку на себе соорудить, что Тося при виде её ахала - вот так бабушка! Дома на ней старушечьи халатики в цветочек, а на улицу строгие линии и цвета, но обязательно было в гардеробе у бабушки Веры нечто яркое: зелёный платок, например, или крупная брошь, или шляпка из фетра, Тоська такие шляпки видела только в фильмах о 20-х 40-х годах. - Ба, купи ты себе уже нормальный утюг, это же ужас, как им можно гладить. - Я им всю жизнь глажу и буду. Мне удобно, - возражает бабушка. Она ни за что не признается, что на утюг нет денег. Есть сумма, отложенная на похороны, чтобы в случае чего не напрягать детей. Пенсия у неё минимальная, сыновья не помогали, а она и не просила, понимала, что им и так нелегко: у старшего, Тосиного отца, двое детей, живут в деревне, крутятся, продавая что ни попадя, и у младшего одна девочка, те вообще обитают в общежитии, в маленькой комнате, да ещё и с кавказской овчаркой. Все трое внуков забегали к бабушке по очереди и всех она встречала одинаково, никого не выделяя, не заводя любимчика. - Говорю же - сердца нет у неё! - ворчала на этот счёт мама Тоси, - разве можно ко всем относиться одинаково? Разве можно ставить на одну ступень тебя, мою красавицу, и Катьку эту, тупейшую пробку, как мать её? - Так Катька мелкая, мам, ей семь лет всего, как и Павлику нашему. - Паша - мальчик, ему всё простительно. А вот и он! Сладкий мой! Ты почему такой грязный? - Белобрысый, краснощёкий и чумазый Пашка влетел на кухню с выпученными глазами, скорчил рожицу сестре и, не глядя ни на кого конкретно, потребовал: - Поесть дайте! Мы там с пацанами катакомбы нашли, будем в них пикник делать! - Какие катакомбы, сыночка? Ты что! Иди сюда, оботру тебя... Она набросилась на Пашку с влажной тряпочкой, но мальчик вырвался. - Ой, мам! Хватит! Там просто дырка в земле, под плитами. Пацаны сказали - катакомбы. Собери мне еды! Мама начинает суетно упаковывать в пакеты огурцы, сало, хлеб, сметает со стола нарезанную салями, которую жевала Тоська. - Это моё! - возмутилась Тося. - Хватит тебе! В большой семье не щёлкай, Пашеньку друзья ждут! В комнате бабушки Веры висел на стене портрет: дедушка и она, молодые, ещё бездетные. Дедушка был очень красив: блондин с волевыми чертами и взглядом, уверенным в себе. В то время Бред Питт был ещё молод и Тоське казалось, что дедушка очень на него похож, даже ещё красивей. И бабушка: маленькая, скромная, с глазами навыкате, в которых затаилась тайна и грусть. Она была хорошенькой, хрупкой, смотрела с опаской на Тоську сквозь череду так быстро пролетевших лет, и девочке казалось, что в жизни бабушки не было особенного счастья, жила как получалось, чего-то ждала, чего-то боялась, не понимала зачем это с ней и почему, бабушке хотелось любви, ласки и света, но ничего из этого либо не случилось в её жизни, либо она упускала из виду те моменты, когда птица счастья присаживалась на её хрупкое, узкое, слабое и маленькое плечо. Птица обижалась, что её не замечают, не гладят, не хотят кормить... Она улетала от бабушки, просачиваясь сквозь неуверенные пальцы, как песок, и оставалось только ощущение утраты, пустоты. - Любуешься? - усмехалась бабушка Вера, замечая, что Тоська неотрывно смотрит на портрет. - Видишь, и я когда-то была красивой, молодой... Но Тося думала о другом. Любила ли кого-нибудь бабушка? Любит ли бабушка её? Хоть кого-нибудь? - Бабушка, а ты дедушку любила? Баба Вера сделалась серьёзной. Посмотрела мельком на красавца-деда, опустила взгляд на свои жилистые, с чёткими венами руки. Горбик на её спине сложился в крутую дугу. - Нет. Не любила я его никогда. Я другого любила. Тося такого ответа не ожидала. - Но... Кого? - Первого мужа, - скованно, тяжело сказала бабушка. - У нас ребёнок должен был родиться, а он поехал в Латвию с другом и там... В общем, он остался там. А я через два года вышла замуж за вашего деда. Он хорошим был, но не смогла я его полюбить. - Но зачем же вышла замуж? - Надо так было! Время другое было. А дед был хорошим, пока не заболел... Тоська вспомнила, как дед, совсем лишившись разума, бегал за бабушкой с топором, как прибегала она к ним по осени ночью в деревню, босая, в одной ночной сорочке... А это между прочим три километра. Как папа ездил к дедушке на разборки. В том, что бабушка когда-то была молодой и такой же стройной, как она сама, да ещё и модницей, Тоське приходилось убеждаться не раз. Бывало, оставалась внучка ночевать у бабушки и та ей всегда свежую, пахнущую морозом постель застилала. Замечала бабушка, что Тоська спит в чём попало: в той же футболке, что на улице носилась, или в майке, или вообще нагишом. А Тоське пятнадцать уже - девушка. - Тосечка, а ночнушки есть у тебя? - А зачем они? У нас только мама их носит - такие страшные, колхозные, бе! - Девушка всегда должна быть элегантной. Я тебе сейчас покажу кое-что. И бабушка полезла в свою кладовочку, где у неё была оборудована эдакая мини-гардеробная. Выудила она оттуда на свет Божий то ли платье, то ещё что, только у Тоськи язык не поворачивался назвать это ночнушкой. - Комбинация! - прояснила бабушка. - Шёлк натуральный, потрогай какой гладкий. Тоська надела, покрутилась перед зеркалом... Красота какая! Ткань струилась вниз одним полотном и, выточенная под грудью, подчёркивала все прелести, как надо сужалась в районе талии. Лёгкая, невесомая, такая приятная... Сохранилась идеально, видно, что относились к ней бережно. Хоть на подиум в ней! - Нравится? - Очень. - Вот и спи в ней. Девушка - а ты уже девушка - всегда должна выглядеть элегантно, даже ночью, чтобы не переставать себе нравится. - Ну ты, ба, даёшь... Не знала, что в те годы тоже могли одеваться красиво. - Ещё как могли! Я их купила себе, когда была намного старше тебя, лет в сорок. На следующее утро Тося спросила: - А можно я её себе заберу? Тебе же не нужна? - Конечно можно, - просияла баба Вера, - я тебе сейчас ещё одну найду, чуть попроще, но тоже красивую. Впоследствии Тоська спала в этих комбинациях лет семь, пока не поправилась до 44 размера. Иногда она обращала внимание на подобные вещи на рынке, но мама морщилась: - Ужас! Разврат какой! Что это за сеточки? Даже не думай! Получит у меня эта баба Вера, прививает тебе не пойми что! Сама шал*вой была, и тебя хочет такой же сделать. Соберутся вместе две семьи обеих братьев и поедут куда-нибудь к речке на шашлыки. Бабушку они ни разу с собой не брали - бесила она невесток одним своим видом, неудобно было при ней сплетничать. Вторая невестка бабушки, Анжела, Тосина тётя, была злющей, как цепная собака женщина. Она считала себя красавицей несмотря на внушительный лишний вес, и красилась очень ярко, любила леопардовые лосины и кофточки цвета "вырви глаз". Иногда Тоська, уже взрослая, оглядывалась на прошлое и понимала, что тёте Анжеле было в ту пору всего двадцать пять лет... Натуральная бабина. Родила она Катю, единственную дочь, в семнадцать. Катька егоза ещё та: крутится, хохочет, виснет с разбега на матери... А тётя Анжела глаза свои злые, с синими тенями, как сузит, как заорёт на ребёнка, подхватит что-нибудь с покрывала и ка-а-а-к врежет Катюхе... Та отбежит, поплачет, уткнувшись в лохматый бок их кавказской овчарки, и дальше "вредничать". Но со временем тётя Анжела выбила всё же у Катьки всю дурь и выросла девочка неразборчивой по отношению к мальчикам, полноватой, глупой и завершающей каждый прожитый день парой бутылок "пивасика". На этих шашлыках у женщин сложилась традиция перемывать косточки бабе Вере. Занимались они этим когда мужья отходили в сторонку, погулять. - Жлобина старая, для внуков ей нормальной еды жалко, - ворчала тётя Анжела, - твоих тоже кормит одними яйцами? - А то! А недавно новинка вышла! Они недавно попросили меня испечь пирожков с тыквой, как у бабушки, понравилась им эта отрава, позорникам... Тьфу ты! С тыквой! Свинячий корм! Постыдилась бы! Я один в рот взяла и выплюнула. Тоську так и подмывало спросить: бабушка хоть яйцами нас кормит, всех троих внуков, и пирожков этих самых с тыквой очень вкусных, между прочим, напёчет, бывало, целую гору, а вы что для неё? Хоть раз что-то хорошее для бабы Веры сделали?! Вы хоть замечаете какой ремонт у бабушки Веры древне-советский? Какая мебель у неё допотопная? Что телевизор у неё пузатый, старенький, дышит уже на ладан? Хоть раз поинтересовались не тяжело ли ей каждый день подниматься на четвёртый этаж?! А мы, внуки, замечаем! Даже Пашка, хоть и мелкий, жалеет бабушку и на рынок с ней ходит, чтобы помочь донести сумку! А я полы бабушке мою! А Катька, вон, окна ей на днях вымыла, ведь у бабушки больная спина! А вам только дай! Всё не так вам! Когда Кате было восемь лет, дядя Саша развёлся с Анжелой. Три года прожил он с бабушкой, в благодарность за её заботу сделал ей простенький ремонт в квартире и купил новый телевизор. На радостях бабушка раз десять повторила Тоське историю о том, как они ездили с Сашей покупать этот телевизор и не уставала нахваливать пульт (вставать теперь не надо, чтобы переключить канал!). Второй сын совестился. - Маша, - говорил жене Тосин отец, - я хочу матери купить холодильник, у неё так гремит старый "Зил", что на втором этаже у жильцов пол вибрирует. Деньги я отложил. - Ещё чего! Только попробуй! Она нам ни копейкой не помогла, а тут холодильник ей! Давай сюда деньги, пока я не показала тебе "холодильник". С большими скандалами папа Тоси отвозил бабушке деревенские продукты и катал мать по поликлиникам. Однажды Маша добилась того, чтобы свекровь отдала им деньги за бензин. Дядя Саша съехал от бабушки к другой женщине. Тося впервые увидела свою новую тётю на собственной свадьбе. Лена хорошая была с виду, обыкновенная, лет сорока пяти... Вела себя скромно, улыбалась ласково. Тося сразу поняла - добрая. Это она по глазам выяснила, у Тоси была безошибочная способность чувствовать нутро человека по взгляду. Совсем стара становилась бабушка. Все о ней забывали. Внукам не до неё - у самих подрастают дети, семьи строятся. Всех размотало в разные стороны, покинули внуки маленький бесперспективный город... Могли заехать раз в два-три года - на этом всё. Тоська однажды прибыла к ней с двумя сыночками, а у бабушки хлопочет по хозяйству тётя Лена. Тоська и не врубилась сначала в чём дело: стол накрыт, торт возвышается, в вазе свежий букет цветов... Оказывается, восемьдесят пять лет сегодня бабушке. Застыдившись, Тоська выбежала в магазин, купила первый попавшийся платок, конфеты, кофе... Вернувшись, заметила в коридоре новенький холодильник, потом заметила, что и шторы, и обои, и диван - всё новое. Заботилась о ней тётя Лена, относилась с человеческим теплом. И видно, что бабушка к ней привязана сильно - смотрит ласково, с любовью, доверием... Через пару лет Тося узнала, что дядя Саша и тётя Лена забрали бабушку к себе после инсульта. Ухаживали за ней и сами, и при помощи сиделки. А мама Тоси только одно могла сказать на этот счёт: - Это они специально делают, чтобы она квартиру на них переписала. Вот хитрые! автор: Пойдём со мной

Когда Аня и Игорь познакомились, заканчивалось лето. Уже через пару месяцев, когда наступила золотая осень, молодые люди поженились. У мужчины была своя квартира, в которую они переехали после свадьбы. Совместная жизнь казалась раем. Медовый месяц за границей, работа и хорошие заработки, удачный быт, у каждого – своя машина. Только ни через год, ни через два, ни через три – Аня так и не смогла забеременеть. Её, конечно, не упрекали. Лишь свекровь стала относиться к ней прохладнее обычного, а муж – чаще задерживаться на работе. Многочисленные попытки забеременеть ни к чему привели. Аня поняла: единственный шанс стать матерью для неё – ЭКО. Муж согласился. Началась подготовка. После очередного визита к врачу Аня и застала на кухне у мамы мужа с сестрой. Скандала не было. Да и не любила молодая женщина повышать голос. Она поступила по-другому. Она уехала. Просто взяла и уехала – к бабушке в деревню. К той самой бабушке, в однушку которой хотела отправить её жить сестра. Перед отъездом ей пришлось выдержать тяжёлый разговор с мужем. Сестра Ани, Ира порывалась присутствовать при их разговоре, но мать её удержала. Видимо, нашла всё-таки рычаг давления на младшую дочь: – Сиди, – одернула родительница Ирину, – хоть сейчас не вмешивайся! Ты и так бед натворила, семью чужую разрушила. На маленькой маминой кухне Анна разговаривала с мужем один на один. Разговор был короткий. Сначала Игорь пытался просить прощения. Затем – клялся в любви, в том что всё получилось по ошибке, потом стал говорить о своей невиновности, потому что хотел ребёнка очень сильно. А она, Анна, никак не могла забеременеть – а тут под руку подвернулась её младшая сестра. В общем, попытки оправдания звучали как по старому классическому сценарию. Только Аня в них не поверила. – Почему ты молчишь? – наконец не выдержал муж, по сути, уже бывший. – Я тебе изменил под носом с твоей же сестрой, ребёнка ей сделал, а тебе хоть бы хны! – А что я могу сказать, – вздохнула она и горько улыбнулась, хотя внутри всё кипело от слёз, – ты уже за нас обоих высказался. Стало быть, будем разводиться. В конце концов, ребёнок ни в чём не виноват. Ты вот только одно проверь, – обернулась она и посмотрела на мужа перед уходом, – чей ребёнок? Может, у нас с тобой три года малыша завести вовсе не из-за меня не получалось. – Чего? – вызверился Игорь, – я – нормальный, здоровый мужчина, нацеленный на семью. Я детей хочу! Зачем мне ты, бракованная? У Иры со здоровьем все прекрасно, забеременела с третьего раза. И денег теперь тратить не придется, она мне ребенка совсем скоро родит. – Вот оно как… – усмехнулась Аня, – с третьего, значит. И долго ты за моей спиной шашни с моей же сестрой крутил? – Да какая разница? Мы разведемся скоро, тебя это уже не должно волновать! Аня ушла. Бывший муж так и остался стоять ошарашенный посреди кухни: последние слова жены явно выбили его из колеи. Может, и правда?.. Да нет, встряхнул он головой, ребёнок точно от него! И тут он вспомнил, что ни разу не проходил медобследование: по врачам со своей проблемой бегала только Аня. *** За окном проносились деревья в яркой жёлто-красной шапке листьев. Снова была осень – красивая, наподобие той когда Анна и Игорь поженились, и отправились в свадебное путешествие. Только теперь она ехала одна, без него. И не на медовый месяц, а в далёкий южный хутор к бабушке за тысячу километров. Несколько часов на поезде, затем в автобусе и полчаса на такси – и вот она на месте. Идёт по улице к дому бабушки – и сбрасывает по пути очередной звонок от неверного мужа. Их от него накопилось сотню – как и сообщений. Аня там, в деревне, старательно складывала себя по кускам, училась жить и заново доверять людям. По-настоящему Аня общается только с мамой. Та рассказала, что после её отъезда Игорь стал сам не свой. Сначала порывался ехать следом за ней, потом захотел отвезти Иру на тест ДНК – проверить, его ли ребёнок. Тут уже тёща не выдержала, высказала ему всё. Мол, раз одной её дочери с другой изменил, пусть хоть не позорится и ребёнка принимает. — Может, помиришься с ним, дочка? – робко спросила мама в последний разговор. – Три года уже прожили. А Ира… Сама знаешь, какая она шебутная. Девятнадцать лет всего… сама ещё ребёнок. Воспитали бы малыша, как своего – не чужой. А Ирка бы учёбу закончила, малыша бы навещала. — Мама, давай потом поговорим. Я сама лучше позвоню. Дай мне хоть пару дней, в себя прийти. – И отключилась. Ей действительно нужно было несколько дней тишины и покоя. Окна бабушкиного дома светились в вечернем сумраке тёплым жёлтым светом. Старушка, похоже, ещё не спала, хотя было уже около 8 вечера. “Наверное, у неё гости, – решила про себя Анна, – вот свет и горит”. Она оказалась права. Анна Марковна действительно привечала гостей: соседку-старушку и её внука. Бабушка очень удивилась, увидев внучку: та ведь не сообщила о своём приезде. — Аня! – радостно-удивлённо всплеснула бабуля руками, – когда же ты приехала?! Даже не позвонила! Познакомьтесь, – немного успокоившись, обратилась она к гостям, – это внучка моя старшая, Анечка. Анечка, это Варвара Михайловна, соседка моя, и её внук Егор. Егор писатель, собирает разные местные рассказы для своих книг, вот и затесался в нашу старушечью компанию, – не умолкала бабушка, усаживая внучку за стол и пытаясь скрыть удивление. Анна почувствовала себя неловко. Надо было предупредить бабушку о приезде – а она так погрузилась в свою проблему, что забыла. Но гости оказались тактичными, и быстро засобирались домой – дескать, поздно уже. Минут через пять, Аня и бабушка остались в доме одни. Тут уже молодая женщина не выдержала. Её прорвало, словно плотину: потоком хлынули и слёзы, и слова, и упрёки. Лишь под утро Анне Марковне удалось успокоить внучку и уложить спать – напоив перед этим значительной дозой валерьянки. Сама она спать после внучкиного рассказа не легла. Вышла на крыльцо и стала смотреть на разгорающийся рассвет. И думала, как помочь внучке. *** Анна жила у бабушки уже целых полгода. Заканчивался апрель. Почему так долго? Она и сама не могла ответить. За это время обида улеглась, и Анна посмотрела на ситуацию более трезво и спокойно. Да, Игорь виноват. И Ира тоже. Только кто из них виноват больше? В отличие от бывшего мужа (они развелись 4 месяца назад), Анна хорошо знала свою младшую сестру. Та была подобно спичке. Или яркому фейерверку. Сначала разгоралась, горела ярко и красиво – идеей, вещью, мечтой или мужчиной, – а потом резко гасла. Хватало её от силы на пару месяцев. В этот раз, правда, мечта оказалась долгоиграющей. Ребёнок – не игрушки. И Аня гадала, когда же после рождения малыша сестра “потухнет”. Примерно того же ожидала и бабушка. Она, кстати, нашла способ помочь внучке: познакомила с Егором, внуком соседки. Молодой писатель был хорош собой, и Анна Марковна рассудила: клин клином вышибают. Расчёт оказался верным. Анна проводила с Егором много времени: сначала он был для неё психотерапевтом, рассказывавшим по вечерам о волшебстве своих рассказов, сюжеты для которых собирал по всем уголкам России. Потом – другом, молча слушавшим о наболевшем. И немного – любовником. Да, после развода Анна позволила себе увлечься другим мужчиной. И не жалела. Она догадывалась, конечно, что бабушка приложила руку к их встречам с Егором, и о том, что попросила мужчину быть с внучкой поласковее после измены мужа. Бабушка любила её, и знала как помочь? Только их отношения не могли длиться долго. Егора тянуло дальше собирать сюжеты для своих книг – как бы ни нравилась ему Аня, сама его суть не позволяла ему надолго оставаться на одном месте. И он уехал. Оставив после себя хорошие, добрые воспоминания. *** Через 3 месяца приехал Игорь. Не один: с ним была мама, а у неё в руках – детская переноска со спящим в ней младенцем. Анна Марковна лишь руками всплеснула, увидев новых гостей: ей-то сразу стало всё понятно. До Ани всё дошло где-то через полчаса – за кухонным столом, где Игорь с мамой поведали ей события последних дней. – Ира уехала, едва оправилась после родов, – рассказала мама. – Оставила Стешу на Игоря. Сказала: едет зарабатывать за границу, там у неё друг, поможет первое время. Обещала, как устроится, станет присылать деньги на содержание малышки. Уж как долго я ее уговаривала ее не уезжать, да разве ее удержишь? Собрала свои вещи, ребенка на соседку оставила и сбежала, пока я на работе была! — Она сказала, – наконец проговорил молчавший до этого Игорь, – что не знает, моя ли дочь Стеша или нет. Вроде, по срокам всё сходится. А там… Ни один я у не был, оказывается. Мы незадолго до ее отъезда поссорились крупно, вот тогда она мне в порыве злобы и призналась, что специально влезла в нашу с тобой семью. Что завидовала тебе всю жизнь, что подгадить хотела. Правда, за что – не сказала. Аня молча подошла к переноске и взяла спящую Стешу на руки. Малышка спала тихо и спокойно. На щеках у неё были такие же ямочки, как у Иры, а нос и овал подбородка – как у Игоря. Бывший муж перед ней очень виноват, Игорю придется долго завоевывать доверие, а ребенка-то каким боком касаются проблемы взрослых? Родителей ведь не выбирают. – Ничего, воспитаем, – уверенно улыбнулась Анна, – к тому же я всегда мечтала о дочери. Да и Стефания – очень красивое имя. Бабушка, стоявшая у печки, облегчённо выдохнула. Теперь в их семье появился ещё один новый, маленький человек. Тем же вечером Аня, ее мама и Игорь уехали в город, домой. Аня снова пытается привыкнуть к уже ставшему чужим мужу, Игорь делает все, чтобы его семья как можно скорее воссоединилась. Ира с горизонта пропала, обещания помогать дочери не сдержала. Прав на Стешу непутевую мать лишили. Автор: Екатерина Коваленко

Это оказался чек, который аннулирует их заказ и возвращает им все деньги. Мать с дочкой опешили: как, у девушки скоро свадьба, осталась неделя, они не успеют заказать новое платье, тем более, такое же! Нельзя аннулировать заказ! Продавщица ответила: «Я не хочу, чтобы из-за вас какая-то невеста чувствовала себя ущемленной. Так что берите этот чек и уходите отсюда, пока я не вызвала полицию». Высокомерная мать и дочь не знали, что собственная дочь владелицы магазина имеет дисбаланс щитовидной железы, как и полная невеста в ее магазине, и борется со своим собственным весом. Поэтому она решила встать на сторону справедливости, боясь, что когда-то такое могут сказать ее дочери. Действительно, каждая невеста имеет право в этот день быть просто неотразимой. И никто не имеет права лишать ее такого удовольствия. Если история Вам понравилась, нажмите: Класс или оставьте свое мнение в комментариях, мне будет очень приятно

– Арина, марш в свою комнату! – Скорее не приказала, а попросила она дочь, не дав той договорить. – С радостью, – племянница бросила злой взгляд в сторону тети и ушла. Вера устало потерла глаза и посмотрела на сестру. Оля развела руками. – Не знаю, что с ней делать. Совсем от рук отбилась. Как четырнадцать лет исполнилось, словно ополоумела. Может проклял кто? Я уж подумываю к батюшке сходить. – Рассмеялась сестра, пряча испуг. Вера постаралась скрыть усмешку. Она услышала сегодня от племянницы достаточно, чтобы сделать выводы. – Ты не подумай, что она к тебе какую-то неприязнь испытывает. Просто дурной характер. В родню отца видать пошла. Гены пальцем не раздавишь, вот и выходят из нее бесы. Она и со мной так же разговаривает. А я ей мать. Что делать не знаю, - Оля присела рядом с сестрой на скамейку, взяла сложенный плед и накинула на плечи. – Ты уж е не злись на глупости, которые она наговорила. - Я и не злюсь, - Вера посмотрела на часы. – Я ненадолго заехала. Только поговорить. Оля всполошилась. - Ну вот... Ты ведь только приехала, а уже уезжаешь. Обиделась все-таки. Что с Ариной делать совсем не знаю... Сейчас я ее приведу, пусть извиняется. Право, Вера, не обижайся на подростка. Возраст такой у нее. Еще не взрослая, а уже не ребенок. Гормоны бушуют. Дурная голова, языку покоя не дает. - Поменьше откровений при дочери, - Вера выдохнула. – И может тогда богатство и благополучие тетки ее так злить не будет. Оля побледнела. - Не понимаю, о чем ты. – Покачала головой. – Но вот, восприняла все серьезно. Что тебе моя Арина наговорила? Вера не стала отвечать сестре, объясняться и пытаться поговорить. Не хотела ругаться. - Сделаешь мне кофе? Сахара много не клади. Одну ложку. - Конечно, конечно. – Засуетилась сестра. Вера посмотрела вслед сестре и оглянулась. Было прохладно. Надо думать, конец октября. И все же на свежем воздухе было хорошо и по-особенному волшебно. Участок, всего шесть соток уже преобразился. Опали с деревьев листья: желтые, красные, зеленые, оранжевые. Происходили необратимые изменения в природе. И Вере подумалось, что в ее жизни тоже начали они происходить. Она взяла блокнот, вырвала лист и написала сумму. Свернула листок, гадая, правильно поступает или нет. Приезжая гости к своей родной сестре, Вера попадала к себе домой. Сестра Оля жила в родительском доме всю свою жизнь вместе с дочерью. Часто сетовала на то, что устала заниматься домом и будь у нее деньги, залила бы участок бетоном, чтобы ни одной противной травинки не выросло. Огородом сестра не занималась. Не было желания, как и сил. Племянница Арина же орала, как ей все дорого. Что он тут не живет, а пребывает. Свой дом называла огромным деревянным нужником. Вера сестру и племянницу не понимала, жалела. Велась на провокации. Вот пожаловалась Оля на траву, что растет, как на дрожжах. Косить нечем и некогда. Вера на следующий день ей триммер привезла. Сама все покосила, сама везде убралась. Заодно деревья побелила. Грядки вскопала. Рассаду привезла для посадки. Две недели у сестры жила, в порядок все пыталась привести. Работа всегда находилась. Мужа подключила к работам. К счастью, на свежем воздухе, на природе ему нравилось находиться. И труд ему был в облеченье, нежели в тягость. - Мы тут и то и это делаем, - как-то сказал он. – Может выкупим? Будем приезжать. Как дача нам будет твой родительский дом. И сестру твою в город отправим. Жалуется ведь... Вера тогда рассмеялась, словно муж не дело, а глупость предложил. - Сестра моя ни за что не уедет. И я ее понимаю. - Побежит твоя сестра отсюда, вместе с дочерью. Пятки сверкать будут, вот увидишь. Они уже изнылись, как им тяжело тут и тягостно. Мне вот в удовольствие, что-то руками поделать. От офиса устал. От умственной деятельности на земле отдыхаю, руками работаю. А им... - Так тяжело то потому, что денег нет. Были бы деньги, Ольга не жаловалась. Физического труда ей на заводе хватает. - Да брось. Чтобы дом в чистоте держать деньги не нужны. Вера отмахнулась только. Что муж понимал... Оле и в правду было тяжело. Родителей давно не стало. Они умерли от старости. Утром их Олька нашла. В обнимку лежали. Вере досадно было, что родителей после своего замужества мало навещала. Ну как мало, старалась каждый месяц приезжать с ночевкой. Муж в это время у своей матери оставался. Так договорились. Родителей своих очень любили. Потом Вера забеременела. Дорога до поселка стала тяжелее даваться, укачивало в машине жутко. Родителей стала еще реже видеть, появились другие заботы. Вера после похорон долго себя корила, что Оля мать и отца досматривала, а она даже попрощаться не успела. Скучала неимоверно. Благо рядом муж был, поддерживал, успокаивал. Оля же один на один с горем осталась. За это Вера тоже чувствовала свою вину. И компенсировала ее так как умела – деньгами. В деньгах Вера со Славиком не нуждались. Муж управлял сетью гостиниц, Вера трудилась бухгалтером. Работа Веры позволяла ей трудиться на удаленке. Оля же каждый день ездила на завод. Там встретила мужчину, от которого позже забеременела и родила дочь Арину. Мужчина оказался женат и отказался бросать жену. Оля не стала лезть в его семью, ничего не рассказала его жене, не подала в суд и гордо заявила, что справится со всем сама. Вера считала это глупостью. - Семью ему разрушать не хочешь, а сама как жить планируешь и главное на что? - Как-нибудь справлюсь. Не велика задача ребенка вырастить. А он пусть живет и мучается от мыслей, что где-то растет его малыш. Вера, у которой сын уже пошел в школу, даже растерялась. - Ребенка воспитать это труд. Ты даже не представляешь какой. Это пока он маленький и денег на него особо не требуется. А когда расти начнет... А с работой как? А с больничными? - Не уговоришь на аборт пойти. А ребенок мой жить будет так, что другие завидовать будут. Воспитывала Оля девочку одна, Веру не послушала. Более того не общалась с ней долго. Оскорбили ее предложения об аборте. Вера сама потом пожалела, что такое предлагала. Как только девочку увидела, совестно стало, чудовищем себя ощутила. В тот день она на ссору плюнула, с подарками приехали. Для племянницы хорошую коляску купила, игрушки всякие, присыпки, масла, крема, пенки, детскую ванну, одежду, подгузники. Оля сначала нос воротила, мол не надо подачек, а потом растаяла. Ведь по сестре соскучилась ужасно, да и общения не хватало. С тех пор Вера часто в гости приезжала и мужа с сыном с собой брала. Нравилось ей в родительском доме время с сестрой проводить. Словно в беззаботное детство погружалась. Любила Вера на, сколоченной еще отцом, скамейке сидеть и рассматривать деревья, кустарники, виноградник. На душе было ощущение, что все прекрасные моменты еще впереди. Жить хотелось, делать что-то хотелось, фантазировать хотелось. Муж чувствовал то же самое. Ему родительский дом жены напоминал дом бабушки, у которой в детстве он гостил все лето в деревне. Деревне той уже давно нет, вместо нее коттеджный поселок построили, а вот воспоминания, чувства еще были живы в памяти. С тех пор стали Ольге помогать, праздники совместные отмечали. Сестра постоянно жаловалась на нехватку денег. Племянница ныла о том, что живет как отребье в большом деревянном нужнике. Нередко упрекала Веру в том, что та живет в просторной квартире и ни в чем не нуждается. Могла бы с такими доходами и о них позаботиться. Вера ее словам значения не придавала. Хотя где-то в глубине души понимала, что не спроста племянница разговоры такие заводит. И ее сестра на то же самое жалуется. Обсуждают значит. Завидуют. На то указывало и их отдаление друг от друга. Как-то Оля сказала, что родительский дом продать хочет и в город переехать. Да только средств пока никаких нет, как и времени. Вера в свое время от своей доли в пользу сестры отказалась и мысли Ольги ее ужаснули. - Не надо продавать! Ты что?! - А как тут жить? Окно вот вчера треснуло. Заменить не могу и жить в таких условиях отвратительно. Дом сыпется и рушится. Вера тогда Ольге денег дала. И младшая сестра, поняв, что нашла ахиллесову пяту у Веры, стала таким образом деньги клянчить. Аппетиты росли. Родительский дом Вере был очень дорог. Здесь она отдыхала и набиралась сил. Муж шутил про то, что им надо бы у Ольги дом выкупить. Сколько всего она уже сделали и вложили. И правда сейчас дом здорово преобразился. Вера этот разговор с сестрой откладывала, сама не зная почему. Если бы не случай, то, наверное, долго бы еще молчала. Ольга страдала из-за отсутствия любви, на что не раз жаловалась сестре. Вера ее не понимала. У нее то все в порядке было. Квартира, муж, сын, хорошая работа, жизнь без нужды и страха. Не замечала и взглядом сестры в сторону Славика. Даже не то, не замечала. На гостеприимство списывала. Крутится Оля возле Славы, угодить хочет. Что в этом такого. В тот день отмечали день рождения Ольги. Детям было скучно со взрослыми и им быстро надоело слушать неинтересные разговоры. Арина ушла с подружками гулять, сын Веры спать лег. А взрослые остались. Сидели до самой ночи. Первой Вера сдалась. Устала за день, напилась и почувствовала, что в сон начало клонить. Вот-вот и заснет сидя за столом. Ольга ее в комнату отправила, заверив, что все со Славиком уберет. Утром, когда Вера проснулась, заметила, что муж вещи собирает. - Раньше лег, раньше встал. Спал ли ты, мой милый? – Вера села на кровать, радуясь, что проснулась без головной боли. Чувствовала она себя на редкость хорошо. Выспалась. Слава не ответил. И было в его движениях что-то не то. Словно провинился как-то, да только Вера на это внимания никакого не обратила. Вышла из комнаты. Ольга сидела за столом мрачнее тучи, а рядом с ней сидел Верин сын. Егор выглядел не лучше Ольги и своего отца. - Что-то произошло? – Растерялась Вера. – Выглядите так, словно хоронить кого собрались. - Случилось, - сын злился и не сводил глаз с Ольги. Из комнаты показался Славик. С угрозой посмотрел на сына. Мол, молчи. Егор сделал вид, что не заметил и продолжил. - Захочет тетя Оля рассказать, расскажет. Мне, судя по всему, говорить ничего нельзя. Не хочу, чтобы мой отец потом год дулся. Но если ни он, ни тетя Оля не наберутся смелости, то я скажу. Все расскажу. С подробностями. Вера совсем ничего не понимала. Что за тайну хранят эти трое? У младшей сестры задрожала губа. И вообще она вся затряслась, словно боялась чего. – Вы втроем ночью приведение увидели? – Решила пошутить Вера. - Егорка вчера не так все понял. Мы со Славиком посидели какое-то время, а потом убираться начали. Твой сын придумал невесть что... Померещилось ему будто мы обнимаемся. Такого не было. Да и не посмела бы я с мужем сестры... – Затараторила Оля. - Если и обнимались, то что с того? Обнялись и обнялись, - Вера пожала плечами. – Кофе где? Настроение сегодня такое хорошее. Егор, не порти праздник. - На второй полке. Турка на плите. – Оля встала и засуетилась. – Ты садись, в гостях же... Я сама все сделаю. Вера села за стол и посмотрела на Ольгу. Заметила, что у той синяки на запястье. Кровоподтек на ноге. Точно дралась с кем. - Больше ноги моей в этом доме не будет, - вдруг ни с того, ни с сего вспылил Егор и резко встал. – Заврались, что мой отец, что тетя Оля! Ты, мам, ей подарки... Триммеры, культиваторы, всякую технику несешь, забор новый сделала, дом сайдингом обшила, полы заменила, а она тебе такую благодарность. Лезла тетя Оля вчера к отцу! Ночью проснулся, на улицу вышел, все своими глазами увидел... Теперь она, конечно все отрицает. А отцу настроение не хочется тебе портить, чтобы врагами с сестрой не осталась. Благородный он наш. На действие алкоголя все списывает. Вера аж рот открыла от удивления. Егор выбежал из дома, оставив троих взрослых разбираться. - Выпившие были, расчувствовались, обнялись, - оправдывалась сестра. - Егор невесть что придумал. Ты сама сказала, что обниматься ничего страшного. Не чужой мне человек Слава. Зять. Я его за помощь поблагодарила и только. - Ничего не было, - через силу подтвердил Слава. Чувствовалось, что слова даются ему тяжело. Вера задумалась. Вспомнилась, как сестра раньше на ее Славика посматривала и обхаживала. Дурные мысли стала прочь гнать. Кто-кто, а Оля и муж не предатели. Правду Вера узнала только через месяц. Собиралась, как всегда, сестру навестить. Подарки приготовила. Муж наотрез отказывался вместе с ней ехать. Вера прямо сказала: - Рассказывай, что тогда произошло. Чувствую, что случилось что-то! Не без причины Егор при упоминании тетки злится и раздражается. Слава долго думал, говорить ему или нет. Затем все же решил быть честным. Вера слушая его очень внимательно, переживая и фантазируя в своей голове самое страшное. - Ты спать пошла. Мы еще с Олей посидели немного. Выпили. Вижу, что она совсем уже пьяна. Говорю, спать пора. Уберу все сам. Она раздеваться начала. Жарко, мол. Лето теплыми вечерами порадовало. Я встал, собирался отнести посуду в дом. Олька твоя начала меня обнимать. Я ее за руку поймал. К себе развернул. Прекрати, говорю. Твоя сестра рассмеялась и целоваться полезла. Это Егор и увидел. То, как я за руку ее держу, и как целует меня. От неожиданности оттолкнул ее. Она упала, ударилась ногой, извиняться начала. Мол, пьяная, не соображает. На этом все. Вера припомнила, как увидела синяки на запястье сестры. Синяк на голени. – А почему не говорил? – Тихо спросила она. – Потому что пьяная твоя сестра была. Думаю, сто раз пожалела о том, что полезла ко мне. Ты бы с ней врагами разошлась. Потом долго бы страдала. Я знаю, как важно тебе бывать у нее в гостях. Как важен родительский дом. Но уволь меня к ней ехать. Я в тот день впервые физическую силу к женщине применил. Вера видела, что муж честен. К сестре ехать передумала, позвонила, сказала, что приболела. Надо было переварить информацию... Собралась к сестре только в конце сентября. Подарки не взяла. Племянница, привыкшая получать от тетки разные дорогие вещи, разоралась. Ждала, что тетка новый телефон подарит, как и обещала в последний раз. – Кто с пустыми руками приходит? Живешь себе в удовольствие. Черную икру из банки ешь ложками благодаря мужику, а нам привезти что-либо невмоготу. Вера хамку осадила. Осадила в грубой форме. Назвала пигалицей малолетней и посоветовала той помыть рот с мылом. Та в ответ ее бабкой обозвала от которой скоро муж уйдет. Тут-то Ольга не вытерпела, вышла и прогнала дочь. Постаралась извиниться. Пошла кофе варить. Вере надо было много обдумать. Оля вернулась с двумя чашками кофе. – Сладкого ничего нет, – пожаловалась сестра. – Сама знаешь, как живем. Еле концы с концами сводим. Конфеты последний раз в августе ела, на день рождения. Вера, которая раньше жалела сестру, слабо улыбнулась. – Я приехала к тебе не как гость. Как покупатель. Хочу дом у тебя выкупить. – Она протянула бумажку сестре. – Решай, или деньгами или бартер. Я тебе квартиру в городе, ты мне дом. Ольга покраснела. – Я не собираюсь дом продавать... Зачем бартер. – Значит деньгами, - решила Вера. – Я тут жить останусь. Ты главное деньгами иногда помогай. Все-таки и в твоих интересах родительский дом сохранить. – Оля заморгала. – А почему Слава не приехал? Надо помочь виноград обрезать и старую яблоню спилить. Пень выкорчевать. – Помощи больше не будет, – Вера сделала глоток кофе. – И Слава больше сюда не приедет. Сама знаешь почему. Ольга тяжело выдохнула и откинулась на спинку скамейки. – Значит помощи не будет? Потому ты дулась и не приезжала... – Были причины. Для меня дико об этом говорить. Давай не будем. Постараемся сохранить все так, как есть. – Вера почувствовала ком в горле. – Ой, не строй из себя обиженку, - Ольга переменилась в лице. Твой Славик сам мне внимание оказывал. Намеки делал. Работал тут. Как муж мне был. А сколько всего он нам купил? М? Стал бы мужик так стараться ради кого попало? Вера не хотела ее перебивать. Но все что было сделано у сестры, делала в большей степени за свой счет. – Сам не понимает, от чего отказался. Я не предлагала от тебя уйти. Я предлагала ему отдохнуть со мной. Немного и лишь иногда. Для здоровья. – Продолжила заводиться сестра. – Он руки распустил. Так словно я не сестра твоя, а падаль какая. Так словно не любит меня и не хочет. Обиделся. Ну Бог вам судья. Я сначала боялась признаться, потом поняла, что стыдится нечего. Дом не продам! Вера и знать не знала, что говорила ее сестра мужу. Откровение было неприятным. - И это нормально? У тебя все в порядке? - С мужем сестры негрешно, - Ольга улыбнулась. – Всем мужчинам иногда надо отдыхать. Лучше со мной, чем с кем-то еще. Потом бы спасибо сказала. Вера встала из-за стола. Сестра несла какую-то чушь. И слушать ее было больно. А еще появилось чувство отвращения. - Помощи не будет. Большую цену тебе никто не предложит. – Бросила Вера бумажку на стол. Ольга демонстративно смяла лист. – Слава любит меня, любит! – Кричала она вслед Вере. - Вот ты и бесишься. Вера ее не слушала. В своем муже была уверенна, как в самой себе. Сестру даже немного жаль стало. Женщина доброе отношение и помощь за нечто большее приняла. Внушила себе что-то. Обезумела от одиночества. Вера долго еще плакала, что с сестрой так вышло. Ждала извинений или объяснений. Уговаривала себя в том, что у нее все прекрасно и замечательно. Дома муж, сын. Все живы, счастливы и здоровы. Надо радоваться тому, что есть... А сестра... Что поделать. Есть ситуации, на которые не повлиять, только смириться. Однако Ольга через месяц позвонила. Вера сразу на звонок ответила, думала сестра решила поговорить. Привести логические объяснения своим словам. Но Олю волновал совсем другой вопрос. – Я согласна продать этот сарай. Но деньги день в день. Если бы не дочь в жизни бы с тобой не связалась. Назначай даты. Вера вдохнула и выдохнула. По крайней мере, если не отношения с сестрой, то родительский дом она сохранит. Уже неплохо.(Автор Adler)