Елена Полунина

Стоишь в очереди к терапевту. Вдруг сзади: «Кто крайний?». И хотя мы интуитивно понимаем, что человек просто хочет узнать, за кем ему встать, лингвистически подкованная часть мозга тихонько возмущается: «Ну, блин, как же так? Ведь по-русски нужно спрашивать «Кто последний?». Почему мы так говорим? Почему «крайний» прочно закрепилось в лексиконе, хотя с точки зрения литературных норм это слово здесь совершенно не к месту? Один из самых распространенных мифов – это убеждение, что слово «последний» обязательно несет в себе негативную окраску. Будто бы, назвав человека в очереди «последним», мы автоматически принижаем его, намекаем на его незначительность или даже «худшесть». Так ли это на самом деле? Давайте заглянем в «Толковый словарь русского языка» С.И. Ожегова. И что же мы видим? У слова «последний» несколько значений, и далеко не все они связаны с чем-то плохим. Например, «последний» может означать «конечный в ряду чего-нибудь» или «завершающий собою какой-нибудь ряд событий» (пос