В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Игорь — высокий, с растрёпанными от ветра волосами и с кофе в руках.

— Мои любимые девочки собрались гулять? — он наклонился и чмокнул Марину в щёку. — Ого, Милка, ты что, на приём к королеве собралась? — он подхватил дочь на руки, и та завизжала от счастья.

— На площадку! — воскликнула Мила. — У меня новые белые колготки. Смотри!

— Вижу, вижу. А на площадке, между прочим, песок, качели, горки... — Игорь лукаво посмотрел на Марину. — Ты уверена?

— Уверена, — кивнула Марина. — Я хочу, чтобы у неё было настоящее детство. Как у меня. Помнишь, я рассказывала, как мы с девчонками лепили куличи из песка в самых красивых платьях? Мама никогда не ругалась. Только улыбалась и говорила: "Главное, чтобы душа была чистая, а платье и отстирать можно".

Игорь поставил Милу на пол и обнял жену:

— Я поэтому тебя и выбрал. Нормальная. Не сумасшедшая, как эти мамаши, которые детям в песочницу сидеть не разрешают.

Марина улыбнулась, но внутри шевельнулось смутное предчувствие. За три года материнства она успела насмотреться на разных родителей на детских площадках. И эти встречи не всегда были приятными.

Детская площадка в их спальном районе была обычной — с обшарпанными качелями, песочницей, крипучей каруселью, которая не крутилась с прошлой осени. Но детям она казалась раем — особенно в такой весенний день, когда солнце наконец-то выглянуло после хмурой недели.

Марина присела на скамейку, достала телефон. Пока Мила занята песочницей, можно проверить рабочую почту — дедлайн никто не отменял, даже если у тебя ребёнок. Она периодически поднимала глаза, следя за тем, как дочь старательно лепит что-то из мокрого песка, стоя на коленях.

Белые колготки уже были не белыми. Ну и ладно. Колготки — это не жизнь, не здоровье и даже не наряд на выпускной. Это просто вещь, которая отстирается.

— Мама! Смотри, я делаю замок! — крикнула Мила, перепачканная в песке, но счастливая.

— Красота! Прямо как в сказке, — Марина показала большой палец.

Мила сияла. С этой своей ямочкой на щеке, с растрёпанными на ветру волосами, она была для Марины самым прекрасным существом на свете.

— Какая свинюшка! У неё грязные колготки! — раздался пронзительный детский голос.

Марина повернулась. Рядом с Милой стояла девочка примерно того же возраста — аккуратная, словно фарфоровая кукла. Платье идеально отглаженное, туфельки сверкают, волосы убраны в два безупречных хвостика с одинаковыми бантами. И в глазах — недоумение пополам с испугом.

— Ты почему такая грязная? Мама, смотри! У неё колготки все в песке! — девочка обернулась к стоящей поодаль женщине. — Это неправильно!

Марина хотела было сказать что-то, но осеклась. Мила, её маленькая Мила, вдруг выпрямилась и посмотрела на девочку с искренним удивлением:

— А как играть, чтобы не пачкаться?

Вопрос был простым — детским, честным. Но женщина, которая явно была матерью этой идеальной девочки, дёрнулась так, словно её ужалили. Она двинулась к песочнице с таким видом, будто шла не на детскую площадку, а на поле боя.

— Вика, отойди, ты испачкаешься, — женщина схватила свою дочь за руку. — Я же тебе говорила — никаких песочниц, только качели, и только если я подстелю салфетку.

Мила продолжала смотреть на них с недоумением. В её глазах читался вопрос, непонятный для трёхлетнего ребёнка, но такой очевидный для Марины: "Как же так? Разве это игра, если нельзя пачкаться?"

Алина — так звали мать Вики — выпрямилась во весь рост и окинула Марину таким взглядом, словно перед ней была не молодая женщина, а грязная лужа, в которую ей предстояло наступить.

— Вы мать этой девочки? — голос у Алины был ровный, как линейка, и такой же острый по краям.

Марина кивнула, поднимаясь со скамейки. Что-то в позе этой женщины заставляло её встать, словно готовясь к обороне.

— И вы позволяете ей вот так валяться в грязи? — Алина повела рукой в сторону песочницы, будто указывая на свалку, а не на место детских игр.

— Это песок, а не грязь, — Марина старалась говорить спокойно. — Дети играют в песочнице. Это нормально.

Алина дёрнула плечом, а потом наклонилась к своей дочери:

— Видишь, Вика, вот что бывает, когда родители не следят за своими детьми. Они становятся неряшливыми и невоспитанными.

Эти слова были сказаны достаточно громко, чтобы Марина их услышала. И она услышала. Как и Мила, которая замерла, перестав лепить свой замок, и теперь смотрела на Алину широко раскрытыми глазами.

— Простите, что вы сказали? — Марина почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения.

— Я говорю, что приличные дети не должны выглядеть как бездомные, — отчеканила Алина, выпрямляясь. — Это вопрос воспитания. И уважения к окружающим. Или вам всё равно, какой пример ваша дочь подаёт другим детям?

Мила вдруг встала и отряхнула руки. Песок посыпался с ладошек, оставляя на белых колготках новые следы. Но девочка на них не смотрела — она смотрела на свою маму, словно ожидая чего-то.

— Она подаёт пример того, как быть счастливым ребёнком, — Марина подошла к дочери и положила руку ей на плечо. — А колготки можно постирать.

— Дело не в колготках! — голос Алины взлетел вверх на пол-октавы. — А в том, что вы воспитываете неряху! Вы думаете, что делаете ей одолжение, позволяя так себя вести? Она будет благодарна вам, когда вырастет замарашкой, которую никто всерьёз не воспримет?

Несколько мам, стоявших неподалёку, обернулись, привлечённые громким голосом. Марина почувствовала, как к щекам приливает жар. Она ненавидела такие сцены — публичные, с чужими осуждающими взглядами. Но сейчас речь шла о её дочери.

— Она вырастет человеком, который умеет получать удовольствие от жизни, — Марина старалась говорить тихо, но твёрдо. — Человеком, который не боится испачкаться. Который знает, что быть живым важнее, чем быть идеальным.

— Какая чушь! — Алина почти рассмеялась. — Это просто оправдание собственной лени. Я каждый день вижу, как вы появляетесь на площадке. Всегда одно и то же — ребёнок неухоженный, вы сидите, уткнувшись в телефон... Хотя чего ещё ожидать?

Последнюю фразу она произнесла так, будто ставила финальную точку в диагнозе: неисправимо больна.

Мила обняла Марину за ноги и спросила почти шёпотом:

— Мамочка, я плохая? Я неряха?

Что-то оборвалось внутри у Марины. Она вспомнила себя в детстве — как мама учила её стирать пятна с платьев и штопать дырки на штанах после весёлой беготни по двору. Не с укором, не с раздражением — с терпением и улыбкой. "Джинсы — это не душа, дыр на них не видно," — говорила мама, показывая, как правильно накладывать заплатку.

— Нет, малышка, — Марина опустилась на уровень глаз дочери. — Ты просто ребёнок. А дети должны играть и пачкаться. И быть счастливыми.

— Пойдём, Вика, — Алина дёрнула дочь за руку. — Нам не нужно общаться с такими детьми.

Вика послушно пошла за матерью, но продолжала оглядываться на песочницу с выражением такой тоски на лице, что у Марины сжалось сердце. Девочка выглядела как фарфоровая статуэтка — безупречная и неживая.

— Мам, а почему та тётя такая злая? — спросила Мила, когда Алина и Вика отошли достаточно далеко.

— Она не злая, — вздохнула Марина. — Она просто боится.

— Чего боится?

— Того, что люди подумают о ней плохо. Что её дочка будет не как все. Что она сделает что-то не так.

Мила нахмурилась, обдумывая эти слова, а потом внезапно улыбнулась и сказала:

— Ну, я же не боюсь испачкаться! Значит, я храбрее!

Марина засмеялась и обняла дочь. От Милы пахло теплом, солнцем и немного песком — запах счастливого детства, который ничем не заменишь и ни с чем не спутаешь.

Они вернулись домой через час. Марина заранее предвкушала реакцию мужа на некогда белые колготки. Но Игорь только присвистнул и подмигнул дочери:

— Ну, вижу, стирка сегодня будет знатная! Было весело?

— Очень! — Мила закружилась по коридору. — Я строила замок, а потом пришла злая тётя и сказала, что я замарашка. А мама сказала, что я не замарашка, а просто ребёнок!

Игорь бросил вопросительный взгляд на Марину, но она только покачала головой: потом расскажу.

— Пойдём-ка в ванную, королева песочных замков, — сказала она дочери. — Научу тебя, как отстирывать особо важные вещи.

Пока Мила плескалась в ванне, Марина рассказала мужу о случившемся. Игорь хмурился, но потом только махнул рукой:

— Знаешь, что моя бабушка говорила? "Чистое платье — не признак счастливого детства. А вот грязные коленки — всегда."

Он был прав. И Марина это знала. Но где-то глубоко внутри всё равно скребся маленький червячок сомнения. А вдруг она и правда что-то делает не так? Вдруг её "свобода" обернётся для Милы проблемами в будущем?

Эти мысли так и крутились в голове, когда вечером она развешивала постиранные и вновь белые колготки. На соседнем балконе стояла соседка — пожилая женщина, которая всегда приветливо улыбалась им с Милой.

— Слышала, вы сегодня с Алиной Викторовной схлестнулись, — вдруг сказала соседка.

Марина вздрогнула: — Откуда вы знаете?

— Так она всем уже раззвонила. Что у вас дочка неухоженная, что вы сами такая-сякая... — соседка покачала головой. — Не обращайте внимания. У неё со всеми так. Она своих собственных демонов боится.

Соседка ушла, а Марина осталась стоять на балконе, глядя на белые колготки, трепещущие на ветру, как маленькие флаги свободы. Ей предстояло решить: продолжать растить счастливого ребёнка, невзирая на осуждение, или поддаться страху перед чужими оценками.

И это был выбор, который каждая мать делает сама.

Это начало истории. Продолжение завтра в в 12:15