— Опять этот пёс! — Света нервно поправила бейджик на форменной жилетке. — Андреич, ну сколько можно? Третий день торчит у заправки, клиентов пугает. Вон, даже Петрович жаловался – говорит, боится машину заправлять.
— Не пугает, а ждёт, — буркнул немолодой оператор заправки, с тяжёлым вздохом выглядывая в окно своей будки. Морщины на его лице стали глубже, словно проявляя внутреннюю тревогу. — Всё хозяина высматривает, бедолага. И не ори ты так, не на базаре.
Игорь оторвался от отчёта, который пытался заполнить последний час, и тоже посмотрел в окно. Крупный чёрно-белый пёс, как и в предыдущие два дня, неподвижно сидел у въезда на территорию АЗС. Только кончики ушей чуть подрагивали, когда очередная машина проезжала мимо.
На собаке был добротный кожаный ошейник, кое-где потёртый — явно не новый, но и не старый. Шерсть, хоть и припорошенная дорожной пылью, всё равно выглядела ухоженной. Сразу видно – домашний пёс, привыкший к заботе и вниманию.
"В том-то и дело",_— подумал Игорь, — "что домашний. Дворняга давно бы убежала искать пропитание. А этот ждёт".
— А может, он бешеный? — не унималась Света, нервно теребя прядь крашеных волос. — Я по телику видела передачу про бешенство. Там говорили, что собаки становятся агрессивными и не боятся людей. Вызвать службу по отлову?
— Не бешеный он, — покачал головой Игорь, отодвигая в сторону недописанный отчёт. Всё равно не мог сосредоточиться. — Породистый. Видишь ошейник? Домашний пёс, ухоженный. Был, по крайней мере. К тому же, бешеные собаки не сидят спокойно на одном месте. Они мечутся, пена изо рта.
Он осекся, заметив испуганный взгляд Светы.
— В общем, не бешеный он. Точно.
Игорь помнил всё, словно это было вчера, а не три дня назад. Помнил, как на заправку заехал дорогой внедорожник — чёрный "Лексус", сверкающий свежей полировкой. Хозяин — солидный мужчина лет пятидесяти, в дорогом кашемировом пальто и кожаных перчатках — вышел размять ноги.
А следом радостно выпрыгнул пёс – крупный, красивый, с умными карими глазами. Покрутился у колонки, деловито обнюхал территорию, пометил пару кустов на пустыре за заправкой. Игорь ещё подумал тогда: _"Ишь какой воспитанный — не где попало гадит, а ищет укромное место"._
А потом пёс вернулся, а машины уже не было. Хозяин уехал, даже не обернувшись. Уехал. Бросил. Предал.
С тех пор пёс не покидал своего поста. Сидел, не сводя взгляда с дороги. Игорь пытался его подкармливать – таскал из дома колбасу, сосиски, даже специальный собачий корм купил в соседнем зоомагазине. Но тот к еде почти не притрагивался. Только воду пил – жадно, большими глотками, словно боялся, что отберут.
— Макс! — вдруг сказал Игорь, прерывая затянувшееся молчание.
— Чего? — не поняла Света, оторвавшись от телефона, в котором листала ленту новостей.
— Его так зовут — Макс. Я видел надпись на ошейнике, когда воду ему носил. Там ещё номер телефона был выгравирован, но, — он замялся. — В общем, номер не отвечает. Я проверял.
Света фыркнула, убирая телефон в карман форменной жилетки:
— Какая разница, как его зовут? Хоть Максом, хоть Рексом. Всё равно придётся что-то решать. Не может же он вечно тут сидеть. Мы не приют для бездомных животных.
Игорь промолчал, чувствуя, как внутри поднимается глухое раздражение. Что тут скажешь? Конечно, не может. Но попробуй объясни это собаке, которая продолжает верить, что хозяин вернётся.
"Вот только он не вернётся", — горько подумал Игорь. — "Такие никогда не возвращаются".
Он знал это наверняка — в его жизни тоже были те, кто уходил, не оглядываясь. Жена, например, которая однажды просто собрала вещи и уехала к какому-то бизнесмену. "Ты хороший", — сказала она на прощание, — "но с тобой никакого развития. Всю жизнь на одном месте".
Может, поэтому сердце так щемило при взгляде на брошенного пса? Что-то они делили на двоих — эту боль предательства, это упрямое нежелание верить в очевидное.
К вечеру похолодало ещё сильнее. С севера надвигались тучи — тяжёлые, почти чёрные, наполненные снегом. Они ползли медленно, но неотвратимо, словно армия, готовящаяся к наступлению.
В воздухе пахло близкой метелью — той особой свежестью, от которой щиплет ноздри и хочется спрятаться под тёплый плед с чашкой горячего чая. Порывы ветра усилились, заставляя редких прохожих плотнее запахивать куртки и ускорять шаг.
— Эй, дружище, — Игорь присел на корточки рядом с Максом, протягивая очередную сосиску. Его смена давно закончилась, но уйти, оставив собаку одну в такую погоду, он просто не мог. — Может, хватит? Пойдём в тепло, а? Я договорился с охранником, он разрешил тебе переночевать в подсобке.
Пёс медленно повернул голову. В карих глазах застыла такая тоска, что у Игоря перехватило горло. Он сам не ожидал, что простой собачий взгляд может выражать столько чувств — боль, недоумение, надежду, которая медленно угасает, но всё ещё теплится где-то в глубине.
— Не вернётся он, — тихо сказал мужчина, осторожно касаясь лохматой головы. К его удивлению, Макс не отстранился — только вздохнул тяжело, по-человечески. — Понимаешь? Не вернётся. Такие никогда не возвращаются.
В ответ Макс снова посмотрел на дорогу. "Понимаю", — словно говорил его взгляд, — "но всё равно буду ждать. Потому что больше ничего не остаётся".
Игорь поднялся, чувствуя, как ноют колени от долгого сидения на корточках. В голове крутились непрошеные мысли — о верности и предательстве, о тех, кто уходит, и тех, кто остаётся ждать. О том, как по-разному люди и собаки понимают слово "преданность".
Снег пошёл ближе к полуночи — крупными, мягкими хлопьями. Игорь всё ещё был на заправке — не смог уехать домой, хотя давно закончил смену. Сидел в операторской, прихлёбывая остывший кофе, и смотрел через окно, как белая пелена постепенно укрывает землю. И чёрно-белую фигуру, всё так же неподвижно сидящую у въезда.
Света давно ушла, по-девичьи повздыхав напоследок: "Жалко пёсика. Может, всё-таки в приют позвонить?" Андреич тоже собирался домой, неодобрительно косясь на Игоря: "Ты бы тоже шёл, нечего тут."
Но Игорь еще немного задержался. Сам не понимая почему.
Может, потому что в этом упрямом ожидании было что-то до боли знакомое? Что-то, что отзывалось в душе, царапало старые раны, которые, казалось, давно зажили.
А утром Макса не было.
— Ну слава богу, — выдохнула заступившая на смену Света, поправляя съехавший набок бейджик. — Сам ушёл. А то я уже собиралась шефу жаловаться — мол, распугивает клиентов.
— Куда ж он пошёл-то? — пробормотал Игорь, вглядываясь в следы на свежем снегу. В горле встал комок, а на душе стало тяжело и муторно. — В такой холод...
Следы вели к трассе, а дальше терялись среди множества других отпечатков. Игорь почувствовал, как сжалось сердце. Почему-то было тревожно — как будто отпустил в неизвестность кого-то родного.
"Глупости", — одёрнул он себя. — "Просто собака. Одна из многих. Сам же говорил, что не может он вечно тут сидеть".
Но весь день он то и дело выглядывал в окно, высматривая знакомый силуэт. И вздрагивал от каждого звука, похожего на собачий лай. И даже в обед не смог заставить себя съесть бутерброд с колбасой — тот самый, который приготовил для Макса.
— Да что с тобой сегодня? — не выдержала Света. — Сам на себя не похож. Из-за собаки, что ли?
— Да при чём тут собака? — огрызнулся Игорь. — Просто день такой. Тяжёлый.
Но сам знал — врёт. И Света знала — только головой покачала понимающе.
А на следующее утро Макс вернулся. И не один.
Игорь глазам не поверил, когда увидел их — две собачьи фигуры на фоне рассветного неба. Они медленно брели по обочине трассы, оставляя цепочки следов на свежевыпавшем снегу.
Чёрно-белую он узнал сразу — сердце ёкнуло, словно родного увидел. А рядом трусил рыжий пёс, которого он раньше никогда не встречал.
Макс заметно похудел за эти дни — рёбра теперь проступали даже сквозь густую шерсть. Движения стали менее уверенными, словно каждый шаг давался с трудом. Красивая чёрно-белая шкура свалялась от снега и грязи, на боку виднелась свежая царапина.
Но глаза. В глазах появилось что-то новое. Какая-то решимость, которой не было раньше. Словно пёс что-то для себя решил, с чем-то смирился. Или просто повзрослел за эти дни — как иногда взрослеют люди после серьёзных потрясений.
А рядом с ним, чуть приотстав, семенил небольшой лохматый пёс — весь рыжий, только кончик хвоста белый, будто в краску макнули. Он держался позади Макса, настороженно поглядывая по сторонам и слегка прихрамывая на переднюю лапу. В его движениях чувствовалась привычка дворняги — готовность в любой момент сорваться с места, убежать от опасности.
— Вот это да, — присвистнула Света, выглядывая из-за плеча Игоря. — Притащил друга! Только этого нам не хватало. Представляешь, если все бродячие собаки начнут тут собираться?
Но Игорь её уже не слушал. Он шёл к собакам, на ходу доставая из кармана куртки припасённый бутерброд — тот самый, вчерашний, который так и не смог съесть сам.
— Ну здравствуй, — тихо сказал он, протягивая руку ладонью вверх. — Я уж думал, не вернёшься.
Макс осторожно обнюхал его пальцы — тёплое дыхание щекотно коснулось кожи. А потом — впервые за все эти дни вильнул хвостом. Не слишком уверенно, будто спрашивая разрешения.
Рыжий пёс при виде еды дёрнулся было вперёд — голод пересилил страх — но тут же отпрянул, испуганно прижав уши. В его глазах мелькнуло что-то такое, отчего у Игоря защемило сердце. Бездомный, понял он. Давно на улице. И явно знает, что от людей можно ждать не только ласки.
— На, держи, — он разломил бутерброд пополам и протянул одну часть рыжему. — Тебе тоже досталось, дружок? Ничего, теперь всё будет хорошо.
Пёс помедлил секунду, переводя настороженный взгляд с руки Игоря на Макса и обратно. А потом осторожно, стараясь не коснуться человеческих пальцев, взял угощение. И тоже вильнул хвостом — едва заметно, словно не был уверен, что ему можно проявлять такие эмоции.
— А ты молодец, — Игорь погладил Макса по голове. — Друга нашёл. Вместе-то оно легче, правда?
Макс тихонько гавкнул — то ли соглашаясь, то ли просто радуясь, что его понял. А Рыжик, проглотив свою половину бутерброда, осмелел настолько, что подошёл ближе и ткнулся носом Игорю в колено.
— Что теперь с ними делать будем? — спросила подошедшая Света. В голосе её больше не было раздражения — только любопытство и что-то похожее на сочувствие. — Может, всё-таки в приют позвонить?
— Не надо в приют, — покачал головой Игорь. — Я что-нибудь придумаю.
— Да какой из тебя собачник? — фыркнула девушка, но как-то беззлобно. — Ты же в съёмной квартире живёшь. И работаешь сутками.
— Не знаю, — честно ответил Игорь. — Но не брошу. Хватит им предательств.
Он сам не ожидал, что эти слова вырвутся так легко — словно давно жили внутри, дожидаясь своего часа. Но, произнеся их, вдруг понял — так и будет. Потому что иногда решения принимаются не головой, а сердцем.
К вечеру он соорудил для собак конуру из старых паллет и куска брезента, который нашёлся в подсобке. Андреич, глядя на его старания, только головой покачал:
— Блажь это всё. Куда тебе собак? Сам еле концы с концами сводишь.
— Справлюсь, — буркнул Игорь, прибивая последнюю доску.
Получилось не очень красиво — он никогда не был хорош в плотницком деле — зато тепло. Макс и его рыжий друг (которого Игорь мысленно уже окрестил Рыжиком) оценили — забрались внутрь и улеглись бок о бок, грея друг друга.
А через неделю Игорь привёз их к себе домой.
— Ты с ума сошёл! — В голосе бывшей жены звенело возмущение. Она позвонила, как только узнала новость от общих знакомых. — Две собаки! У тебя же работа, график, съёмная квартира. Ты о чём вообще думал?
— Справлюсь, — отрезал Игорь, наблюдая, как Макс и Рыжик осваиваются в новом доме. Макс деловито обходил квартиру по периметру, принюхиваясь к каждому углу. Рыжик держался рядом с ним, всё ещё настороженный, но уже менее испуганный. — Не маленький.
— Ох, Игорь-Игорь. — В трубке послышался тяжёлый вздох. — Всё такой же. Вечно пытаешься спасти всех подряд.
"Не всех", — подумал он, — "только тех, кто действительно нуждается в помощи". Но вслух сказал другое:
— Лен, давай не будем. У тебя своя жизнь, у меня своя. Я просто сообщил, потому что ты просила держать в курсе важных событий.
— Ладно, — бывшая жена помолчала. — Только будь осторожен, хорошо? Собаки с улицы, мало ли что.
И он действительно справился. Нашёл ветеринара, который согласился принять собак в рассрочку — немолодого, с добрыми глазами и шрамом через всю щеку. Тот осмотрел обоих псов, сделал прививки, обработал от паразитов. У Рыжика обнаружился старый перелом передней лапы, неправильно сросшийся — отсюда и хромота.
— Бедолага, — проворчал ветеринар, просматривая рентгеновский снимок. — Но жить не мешает, так что пусть как есть. Главное — кормить хорошо и любить.
С хозяйкой квартиры оказалось сложнее. Полчаса пришлось убеждать её, что собаки не испортят ремонт и не будут мешать соседям. В конце концов она сдалась — может, потому что Рыжик так трогательно заглядывал ей в глаза, виляя хвостом.
— Только чтоб без безобразий! — строго сказала она, забирая у Игоря дополнительный залог. — И за коврами следите.
Макс оказался настоящим умницей — знал все команды, ходил рядом, не тянул поводок. На прогулке внимательно следил за настроением хозяина: если Игорь был расслаблен — позволял себе побегать и поиграть, если напряжён — держался ближе, готовый в любой момент прийти на помощь.
"Всё-таки собаки мудрее нас", — думал он. — "Люди после предательства замыкаются, озлобляются. А эти — наоборот, становятся добрее".
А Рыжик расцвёл. Из запуганного бродяги постепенно превратился в весёлого, игривого пса. Научился брать еду с рук, позволял себя гладить, даже начал проситься на колени — совсем по-кошачьи. Только к чужим по-прежнему относился настороженно — видно, были причины.
Они стали семьёй — странной, неправильной с точки зрения окружающих, но очень счастливой. Вместе гуляли в парке, вместе валялись на диване перед телевизором, вместе радовались жизни. Макс и Рыжик спали в прихожей на старом матрасе, но частенько среди ночи пробирались к Игорю в комнату — просто убедиться, что он на месте.
А потом случилось то, чего Игорь втайне боялся все эти месяцы.
На заправку снова заехал тот самый внедорожник. Тот самый "Лексус" — чёрный, сверкающий, словно и не было этих шести месяцев. Игорь узнал его сразу — сердце пропустило удар, в висках застучало.
И хозяина узнал — всё такой же холёный, в дорогом пальто. Он вышел из машины, потягиваясь, — совсем как тогда — и направился к магазинчику при заправке.
Макс, который часто приезжал с Игорем на работу, тоже узнал — дёрнулся, напрягся весь.
— О, — бывший хозяин Макса замер на полушаге, узнав собаку. На его холёном лице мелькнуло что-то похожее на удивление. — А я смотрю, живой ещё. И дружка себе нашёл?
Он шагнул ближе, протянул руку — холёную, с безупречным маникюром:
— Ну что, дружок, вспомнил папочку? Какой ты стал худой. Впрочем, тебе даже идёт.
Игорь почувствовал, как внутри поднимается волна глухой ярости. Папочку?_ После того, как бросил собаку на произвол судьбы? После месяцев одиночества и отчаяния?
— Уходите, — тихо сказал он, положив руку Максу на загривок. Под пальцами чувствовалась дрожь — мелкая, едва заметная.
— Что? — мужчина поднял брови, словно не веря своим ушам.
— Уходите, — повторил Игорь громче, чувствуя, как Рыжик прижимается к его ноге. — Сейчас же. И больше не возвращайтесь.
— Да ты кто такой?! — вскинулся мужчина. Его залитое дорогим парфюмом лицо пошло красными пятнами. — Это моя собака! Я могу документы показать!
— Была ваша, — Игорь старался говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Когда вы её бросили на заправке, вы потеряли все права. А теперь уезжайте. Пожалуйста.
Последнее слово он добавил специально — чтобы не сорваться, не наговорить лишнего. Хотя очень хотелось высказать всё, что накипело. О предательстве. О верности. О том, что некоторые собаки человечнее иных людей.
Бывший хозяин Макса смерил его презрительным взглядом. На секунду в глазах мелькнуло что-то — может быть, стыд? сожаление? — но тут же исчезло. Он развернулся и пошёл к машине, расправив плечи и высоко подняв голову.
У самой дверцы обернулся, бросил через плечо:
— Да подавись ты этой шавкой! Другую заведу, получше! Породистую!
Макс дёрнулся было за ним — старая привычка, годы преданности не вытравишь — но Рыжик мягко толкнул его носом в бок. И Макс остался. Выбрал. Первый раз в жизни сделал выбор сам — не по команде, не из чувства долга.
— Знаешь, — сказал Игорь, почёсывая пса за ухом, — а ведь он нам услугу оказал. Если бы не бросил тебя тогда, мы бы не встретились. И Рыжика бы не было. Наверное, иногда нужно что-то потерять, чтобы найти что-то важнее.
Макс приоткрыл один глаз и улыбнулся — по-собачьи, но очень по-человечески. Словно говоря: "Я знаю. Я давно это понял".
А Рыжик, набегавшись, плюхнулся рядом, мокрый и счастливый. Толкнул Макса носом — мол, хватит спать, давай играть! Тот сначала сделал вид, что не замечает, но через минуту не выдержал — поддался на уговоры молодого друга.
И они играли, пока солнце не село за горизонт — два пса и человек. Три одиночества, ставшие одним целым.
Возвращались домой уже в сумерках. Прохожие оборачивались им вслед — странная компания: высокий мужчина в потёртой куртке, элегантный чёрно-белый пёс и лохматый рыжий безродный дворняга. Но им было всё равно.
Потому что иногда самые важные встречи случаются не там, где ждёшь. И настоящая дружба может начаться на заправке, у обочины дороги. А семья — это не всегда те, кто похож на тебя внешне. Иногда это просто те, кто готов быть рядом — в радости и в горе, в богатстве и в бедности.
И пусть говорят, что собаки не умеют улыбаться — они просто не видели, как улыбаются Макс и Рыжик, когда вечером встречают Игоря с работы. Не видели этой искренней, чистой радости, которую не купишь ни за какие деньги.
Котофеня #рассказы
Нет комментариев