Ольга Брюс

— Зачем вы с мужем ребенка заводили, если не можете его утихомирить? У вас же растет какой-то монстр! У него что, вместо ног копыта? Иначе как он умудряется так топать, что у меня люстра шатается и с потолка штукатурка осыпается? Ссоры с соседями из-за шума случались постоянно. Дело было в том, что с одной стороны жила семья музыкантов, трижды в день устраивавшая репетиции флейты с фортепиано, а с другой, маргинальная парочка, каждый вечер приводившая друзей и устраивавшая дебоши до полуночи. Родители сменить жилье не могли, но иногда пытались мирно улаживать конфликты. Как правило, просьбы действовали лишь на час-другой. Поэтому приходилось всей семье мучиться и надеяться, что у одних испортятся инструменты, а вторые просто поубивают друг друга и прекратят издеваться над соседями. Именно поэтому, став взрослой и выйдя замуж, Катя тщательно выбирала свою первую семейную квартиру. Они с мужем перебрали и отвергли десятки вариантов, если появлялся хотя бы намёк на то, что кто-то из со

— Кто едет? Скажи нормально! — прикрикнул Вадим на Борю, его голос был напряженным, в нем сквозила надежда, что Борис ошибается. — Братья Яси едут, — ответил Борис, паника в его голосе усилилась. — Они уже в посёлке. Два микроавтобуса. Там, за дорогой. Скоро будут здесь. — Так, быстро, зови всех! — тревога Бориса передалась и Вадиму, но он старался держать себя в руках, как и полагалось прирождённому лидеру. Он быстро оценивал ситуацию, составляя план действий. — Все уже в курсе, — спокойно отвечал Константин, чей мотоцикл стоял следом за мотоциклом Бориса. Его голос был тихим, уверенным. Он чувствовал себя спокойно, но был готов к любой ситуации. — Летят сюда! — Ну вот и всё! — Вадим потирал руки, предвещая скорую развязку. Напряжение в его голосе сменилось решимостью. — Скоро узнаем, как они настроены. — Судя по количеству людей в машинах, не очень дружелюбно, — предположил Борис. — Они, как и мы, готовы к любому повороту, — сказал Вадим, и повернулся к Ясмине. Его взгляд излучал

В зале повисла мертвая тишина. Даже женщина, разворачивающая шоколадную конфету, застыла. Несколько пар глаз уставились на Марью, прикусившую язык. Степан, поднеся стакан к губам, оцепенел. Олеся, глядя на лицо, как две капли похожее на ее мужа, вытаращилась так, что глаза чуть не выпали из орбит. Гости, открыв рты, рассматривали копию Степана и не могли понять, как вообще такое возможно, что посторонние люди могут быть так похожи друг на друга. — Мама, — мужчина подошел еще ближе и по щекам Марьи потекли горячие слёзы. — Сынок, — бросилась она к незнакомцу, глотая ком в горле. — Сыночек мой!! — Вот это номер, — кто-то сказал за столом, нечаянно опрокинув бокал с вином. — Обалдеть, — прошептал женский голос. Марья, повиснув на шее бледного мужчины, рыдала в три ручья. — Живой! Живой, мальчик мой. — говорила женщина, дрожа от волнения. — Узнала, мамочка, — выдохнув с облегчением, сказал мужчина и, подняв руки, обнял ее, опустив голову на её трясущееся плечо… *** Столовая опустела. По

– Имей в виду, я не дам тебе ни копейки и не собираюсь слушать вопли детей в своей квартире. И вообще, я не хочу становиться бабушкой! Я молодая женщина и обойдусь без вечно ноющих внуков. А ты просто не представляешь, что это такое – дети! Тамара глубоко вздохнула и потянулась к чашке чая. Сделав глоток, она заговорила снова: – Сядь и не обижайся. Ты знаешь, что я хочу тебе только добра. Мариша, ну, в самом деле, у всех в жизни бывают моменты, когда кажется, что сил нет... И, конечно же, ты заслуживаешь счастья. Но это совсем не значит, что ты должна бросать Бориса и начинать всё заново. Семья – это святое. Это не игрушки, которые можно взять и выбросить, когда надоедят. – Мам, – удивлённо и тихо ответила Марина, – для меня семья тоже не игра. У нас действительно всё плохо, и я не вижу другого решения, кроме развода. Я просто хотела, чтобы ты знала это. – Вот именно! – резко перебила Тамара. – Ты просто не хочешь решать проблемы, а убегаешь от них. Жизнь – это не только радость и сч

– Доченька! – встретила Тамара Марину широкой улыбкой и распахнутыми объятиями: – Как же я рада тебя видеть! Совсем забываешь меня. Нехорошо это, нехорошо. Проходи. Чаёк зелёный будешь? Есть лимонад, я сама его готовила. Ты знаешь, в последнее время мне так нравится лаймы. Это что-то просто невероятное! А какая прелесть авокадо! Восторг! Я просто обожаю его и не представляю, как раньше могла его не любить. – Мам... – дождавшись, когда она выговорится, тихо сказала Марина. – Я пришла не просто так, мне нужно с тобой серьёзно поговорить. – Сейчас-сейчас, – суетилась Тамара. – Мне тоже столько всего нужно тебе рассказать. Слушай! Ты же ничего не знаешь! Я позавчера была на замечательной выставке в нашем музее. Никогда не думала, что современное искусство – это так увлекательно. Новые веяния, свежие взгляды! Ты даже представить себе не можешь, на что способна человеческая фантазия. Свет, цвет, перспектива, тени – всё это имеет колоссальное значение для передачи основной идеи. Художники

— Да гляжу я на тебя, сынок, и думаю, — начала Людмила Егоровна, её голос был тихим, задумчивым. — Ты часом не влюбился? — С чего это у тебя такие мысли, мам? — отвечал Вадим, пытаясь быть невозмутимым, но это привело только к румянцу, который неожиданно вспыхнул на его щеках. Как и говорил лечащий врач, Вадим очень быстро шёл на поправку. Его крепкий организм, закаленный деревенской жизнью, быстро справился с травмами. Уже через два дня – даже раньше, чем предполагалось, его неожиданно выписали. Солнце стояло высоко, щедро поливая всё вокруг своим теплом. Людмила Егоровна занималась делами в огороде. Она сгибалась над грядкой помидоров, тщательно пропалывая сорняки, которые, словно назойливые мухи, лепили к нежным кустам свои липкие лапки. Женщина осторожно подвязывала тяжелые кисти созревающих помидоров к колышкам, чтобы плоды не упали на землю. Земля, нагретая солнцем, приятно пахла влажной землей и спелыми томатами. Взгляд Людмилы Егоровны не поднимался выше кустов помидоров, а м

— Неси его туда, где взяла! Я же не раз говорила – нам собака не нужна! Это тебе на два часа сейчас игрушка, а мне ее потом кормить, выгуливать и лечить! К тому же, папе от такого питомца явно будет нехорошо! — Ну, мама! — Ира размазывала по грязным щекам слёзы, надеясь, что они точно убедят маму. — Нет! Нет и еще раз нет! — Мать стояла в дверях, стараясь максимально перекрыть проём, так как младшая дочь усиленно пыталась найти лазейку и прошмыгнуть в квартиру, держа подмышкой маленького грязного щенка… третьего за эту неделю. — Ну, мам! Ну, пожалуйста! Ты мне говорила про больших собак. А этот, посмотри, – маленький. Ты его даже не заметишь. Его и кормить надо совсем немного, да и гулять не придется, я его к лотку приучу, как кота. Мне Машка сказала, что так можно! Ну, пожалуйста! — Ира предприняла последнюю попытку, подняла щенка перед собой и заглянула матери в глаза самым жалостливым из всех своих взглядов. К сожалению, маневр снова вышел неудачным. Мама решительно уперла руки

– Ты ещё кто такой?! – осоловелым взглядом не проспавшегося пьяницы уставился Никита на незнакомца. – Никто, – ответил тот и повернулся к Юле: – Давайте я вас провожу. А то мало ли чего. – Спасибо, – кивнула она. – Да, здесь мне делать нечего. А ты, Никита, запомни: ты предатель... И мне очень стыдно, что я поверила тебе и ошиблась. Она быстро спустилась по лестнице и вышла во двор, остановившись там, чтобы поблагодарить мужчину, так вовремя оказавшегося рядом с ней. Она узнала его, это был Павел, её сосед, живший этажом ниже. Это он, сжалившись над Эвелиной, отвёз её в роддом. А потом, случайно встретив её с новорождённой девочкой на вокзале, не побоялся взять Ксюшу к себе. Юля не осуждала мать Павла Виолетту Владимировну, которая сама позвонила в милицию и отдала им ребёнка. Женщина просто испугалась, что их с Павлом обвинят в похищении малышки, ведь они никак не могли объяснить её появление в своем доме. Да и не может ребенок жить без документов, регулярных наблюдений у врача и т

— Ни брачной ночи, ни поцеловать на ночь. Я тебе жена или не жена? — Жена, — подтвердил Саша, выдохнув. Проснувшись утром, Саша открыл глаза и сразу встретился с настороженным взглядом жены, которая приподнялась на локте и смотрела на него в упор. Саша проморгался, потер ладонями лицо и сел. Нюра продолжала буравить его заспанный, помятый профиль пронзающим взглядом. — Доброе утро, — сказал Саша, опустив ноги на пол. — Кому доброе, а кому и нет, — сквозь зубы процедила Нюра, не спуская с мужа прищуренного взора. Саша потянулся за рубашкой, накинутой на спинку стула, ощущая на себе тяжелый взгляд Нюры. Его рука предательски задрожала, а в животе свело все внутренние органы. Саша чувствовал себя не в своей тарелке, ему хотелось сбежать и укрыться в какой-нибудь узкой норе, откуда его никто не сможет вызволить. — И как это понимать? — спросила Нюра. — Что? — Саша застегивал пуговицы на рубашке и не оборачивался. — Ни брачной ночи, ни поцеловать на ночь. Я тебе жена или не жена? — Жена,

Небольшая аллея внутри больничного двора — тихое, уединенное место, где больные могли не только прогуляться и подышать свежим воздухом, но и встретить родственников, отвлечься от больничной суеты, от непрерывного шума палат, от запаха лекарств и дезинфекции. Асфальтированная тропинка, местами потрескавшаяся от времени, извивалась между невысокими, аккуратными деревьями, дающими густую тень, не загромождая при этом пространство. Неровно выстриженный газон, больше похожий на причудливый садовый декор, чем на идеально ровный ковер, дополнял картину спокойствия и умиротворения. Тишина здесь была особенной, пронизанной лишь шелестом листьев и редким чириканьем птиц. Лечащий врач Вадима, понимая важность психологического комфорта для выздоровления, прописал ему прогулки на свежем воздухе и попросил родственников почаще навещать его. В качестве бонуса, он обещал выпускать Вадима на прогулку на полчаса дольше положенного времени. — Лопатин, хватит валяться на кровати, все бока себе отлежал!