ЛЮБОВЬ ТУМАНОВА РОГАЛЕВА

Борис Петрович стоял у окна и смотрел на старую яблоню во дворе. На столе лежал чистый лист. Третий день он собирался написать завещание, но не мог решить главного — кому оставить дом. У него было трое детей. Старший, Андрей, управлял строительной фирмой. Звонил раз в месяц, навещал по большим праздникам — работа, встречи, командировки. Раньше они часто говорили по душам, теперь только о делах. Средняя, Наташа, жила в Испании. Вышла замуж за Мигеля и уехала пятнадцать лет назад. Каждый год обещала приехать, но всё откладывала. Звонила по воскресеньям, отправляла подарки на Новый год. Младший, Дмитрий, преподавал историю в школе. Жил в соседнем городке, часто заезжал с женой Леной и десятилетними сыновьями. Помогал с участком, чинил, что ломалось. Но жил в маленькой квартире, денег вечно не хватало. Борис Петрович посмотрел на бумагу. «Димке дом нужнее, — подумал он. — Только он и заботится обо мне. Но Андрей и Наташа — тоже мои дети. А если поделить на всех? Андрей захочет продать, Нат

Говорят, одиночество — не отсутствие людей рядом, а когда сердце забывает, как звучит голос любимого. Валентина Егоровна знала это как таблицу умножения. Каждое утро начиналось с молчания. Ни «доброе утро», ни шороха тапок по полу, ни запаха кофе — лишь тишина, плотная, как глина. Двадцать лет назад здесь ещё смеялась девочка с веснушками на носу. Лада. Её Ладочка. А теперь... только рамка с фотографией на комоде и пустой детский стульчик в углу кухни. Один раз в день Валентина Егоровна выбиралась «в мир». Через дорогу, в супермаркет «Гроздь». Не столько за продуктами, сколько за иллюзией жизни. Там были люди. Шум. Детский плач. Улыбки. Иногда даже ссоры у кассы. Всё это напоминало ей, что жизнь всё-таки продолжается. Она бродила меж стеллажей с йогуртами, как по музею памяти. Смотрела на детские пюре — и видела, как Лада капризничала, выплёвывая брокколи. Смотрела на отдел с цветами — и вспоминала, как дарила Ладе первые ромашки на выпускной. Иногда задерживалась у игрушек. Просто сто

С детства Лиза мечтала выйти замуж за моряка. Не за банкира, не за инженера и не за врача. А именно за моряка. Её грезы были полны бескрайних океанов, солёного ветра, писем, пахнущих чужими странами, и поцелуев на перронах. Её бабушка всегда говорила: — Моряк — это не мужчина, это роман. С ним живёшь на одной странице, а потом снова одна. Зато какая страница! Лиза не спорила. Она росла застенчивой, но красивой — русые волосы до пояса, серо-голубые глаза и родинка на скуле, будто поцелуй от самой Венеры. Только вот моряки не обращали на неё внимания. Может, потому что всегда проходила мимо с книгой в руках. Может, потому что берегла себя, как семейное серебро, никому не раздавая взглядов налево и направо. Однажды весенним вечером, возвращаясь из библиотеки, Лиза увидела его. Высокий, темноволосый, в тёмной куртке, с букетом алых роз в руках. Он стоял у фонаря и выглядел так, будто вышел из старого чёрно-белого фильма. Цветы были явно не для неё — он растерянно смотрел на часы, потом огл

— Павел, я очень надеюсь, что сегодня твой отец будет вести себя нормально, — Марина поправила причёску, глядя в зеркало заднего вида. Их машина уже подъезжала к дому родителей мужа. — Перестань, он просто прямолинейный, — Павел не отрывал взгляда от дороги. — Ты слишком близко к сердцу всё принимаешь. — Близко к сердцу? — Марина повернулась к мужу. — Каждый раз одно и то же. Почему ты не замечаешь, как он ко мне относится? Павел вздохнул и припарковался у подъезда. — Давай просто переживём этот вечер, хорошо? — он выключил двигатель и посмотрел на жену. — Это всего пара часов. Через десять минут они уже сидели за столом в квартире родителей Павла. Квартира была просторной, но какой-то неуютной — всё выверено до сантиметра, нигде ни пылинки. Стерильность и порядок, за которыми чувствовалась железная рука хозяина дома. — Лида, неси уже картошку! — крикнул Владимир, и Лидия Ивановна засуетилась на кухне. — Уже несу, Володя, — донёсся тихий голос. Марина украдкой наблюдала за свекровью —