Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Западная Польша, Жагань. Я нашёл это место на карте, посмотрел видеозаписи, сделанные родственниками. Странное чувство, как будто сам там побывал. И не сейчас, а в далёком сорок втором…
У обелиска и мраморных плит с высеченными именами – скульптурное изображение обнажённого, худого, словно высохшего, человека, лежащего на боку. Его лицо обращено к небу, руки и ноги неестественно подогнуты. А вокруг вековые ели... Вечный огонь… И вечная память…
Так выглядит памятник узникам концлагеря Stalag VIII C, открытый в Жагани 3 сентября 1968 года советским и польским правительствами. Здесь находился в плену мой прадед, Назаренко Иван Иванович, донской казак, артиллерист. О его трагической судьбе я узнал 16 ноября 2010 года через информационный банк данных международного военно-исторического и историко-к...ЕщёОчерк «Мой прадед—ветеран»
Цвет крови, цвет Победы, цвет весны.
Цвет горя, плена, голода, войны…
Западная Польша, Жагань. Я нашёл это место на карте, посмотрел видеозаписи, сделанные родственниками. Странное чувство, как будто сам там побывал. И не сейчас, а в далёком сорок втором…
У обелиска и мраморных плит с высеченными именами – скульптурное изображение обнажённого, худого, словно высохшего, человека, лежащего на боку. Его лицо обращено к небу, руки и ноги неестественно подогнуты. А вокруг вековые ели... Вечный огонь… И вечная память…
Так выглядит памятник узникам концлагеря Stalag VIII C, открытый в Жагани 3 сентября 1968 года советским и польским правительствами. Здесь находился в плену мой прадед, Назаренко Иван Иванович, донской казак, артиллерист. О его трагической судьбе я узнал 16 ноября 2010 года через информационный банк данных международного военно-исторического и историко-культурного общества «Мемориал». Шестьдесят девять лет до этого официально о прадеде было известно лишь одно: пропал без вести.
В его карточке военнопленного есть отметка: «Погиб в плену. Laz. Neuhammer (отделение Нейхаммер, Свентошиво)». Отсюда людей тысячами ежедневно вывозили на уничтожение в Освенцим. Где именно погиб и похоронен прадед, еще предстоит узнать. Тогда, с 3 сентября 1941 года, немцы испытывали газ "Циклон-Б" на заключённых из лагерей Stalag VIII C Sagan и Stalag VIII E. Laz. Neuhammer.
Лагерные условия ужасали. Это была поляна в лесу, вообще без строений, огороженная колючей проволокой. Четыре квадрата земли внутри, тоже огороженные и использовавшиеся как карцер. Кормили один раз в день. Потом к осени начался тиф. Очень многие умерли от него. Даже представить тяжело: октябрь 1942 года, ночные заморозки, голое поле, люди с остатками летнего обмундирования, чаще без какой-либо обуви, рыли себе ямы и в них грелись. Многие из них так и не смогли выбраться (по свидетельству выживших).
Узники были обречены.
Свою документацию фашисты вели педантично, с особой аккуратностью. Тем более цинично выглядит скупая отметка о дате смерти Ивана Назаренко: 10.10.1942 года.
Двое из сотен тысяч заключённых этого концлагеря выжили и написали воспоминания о фашистских преступлениях в нём. Что чувствовал донской казак Иван Назаренко перед смертью? О чем думал? Вспоминал ли детей и красавицу-жену Марусю, которая уже никогда не узнает (она умерла в 1985 году) о том, где и как погиб её любимый?
В главном параде в честь Дня Победы 24 июня 1945 года участвовало десять тысяч ветеранов--солдат и офицеров армий и фронтов. Я думаю, что мой прадед, как и каждый солдат, отдавший Победе самое драгоценное - жизнь! - достоин того, чтобы пройти по Красной площади в том парадном, ветеранском строю.
Если всех погибших поставить в парадный строй, то эти "коробки" шли бы через Красную площадь нескончаемым потоком два месяца…
Я вдруг, как наяву, представил этот торжественный воинский проход.
"Коробки" двадцать на десять.
Сто двадцать шагов в минуту… В обмотках и сапогах, шинелях, "комбезах" и телогрейках, в пилотках, ушанках, "будённовках", касках, бескозырках и фуражках.
Два месяца через Красную площадь шёл бы этот непрерывный поток павших батальонов, полков, дивизий. Парад ветеранов- героев, парад победителей, среди которых был бы и мой прадед.
У меня есть мечта – приехать в Польшу, найти могилу прадеда Ивана.
Когда-нибудь я обязательно скажу ему: «Здравствуй. Это я, твой правнук… ». И положу шестьдесят семь тысяч пятьсот сорок две алые гвоздики у Жаганьского обелиска.
Этот лагерный номер моего прадеда – цена моей жизни.
Цвет крови, цвет Победы, цвет весны.
Цвет горя, плена, голода, войны…
Западная Польша, Жагань. Я нашёл это место на карте, посмотрел видеозаписи, сделанные родственниками. Странное чувство, как будто сам там побывал. И не сейчас, а в далёком сорок втором…
У обелиска и мраморных плит с высеченными именами – скульптурное изображение обнажённого, худого, словно высохшего, человека, лежащего на боку. Его лицо обращено к небу, руки и ноги неестественно подогнуты. А вокруг вековые ели... Вечный огонь… И вечная память…
Так выглядит памятник узникам концлагеря Stalag VIII C, открытый в Жагани 3 сентября 1968 года советским и польским правительствами. Здесь находился в плену мой прадед, Назаренко Иван Иванович, донской казак, артиллерист. О его трагической судьбе я узнал 16 ноября 2010 года через информационный банк данных международного военно-исторического и историко-к...ЕщёОчерк «Мой прадед—ветеран»
Цвет крови, цвет Победы, цвет весны.
Цвет горя, плена, голода, войны…
Западная Польша, Жагань. Я нашёл это место на карте, посмотрел видеозаписи, сделанные родственниками. Странное чувство, как будто сам там побывал. И не сейчас, а в далёком сорок втором…
У обелиска и мраморных плит с высеченными именами – скульптурное изображение обнажённого, худого, словно высохшего, человека, лежащего на боку. Его лицо обращено к небу, руки и ноги неестественно подогнуты. А вокруг вековые ели... Вечный огонь… И вечная память…
Так выглядит памятник узникам концлагеря Stalag VIII C, открытый в Жагани 3 сентября 1968 года советским и польским правительствами. Здесь находился в плену мой прадед, Назаренко Иван Иванович, донской казак, артиллерист. О его трагической судьбе я узнал 16 ноября 2010 года через информационный банк данных международного военно-исторического и историко-культурного общества «Мемориал». Шестьдесят девять лет до этого официально о прадеде было известно лишь одно: пропал без вести.
В его карточке военнопленного есть отметка: «Погиб в плену. Laz. Neuhammer (отделение Нейхаммер, Свентошиво)». Отсюда людей тысячами ежедневно вывозили на уничтожение в Освенцим. Где именно погиб и похоронен прадед, еще предстоит узнать. Тогда, с 3 сентября 1941 года, немцы испытывали газ "Циклон-Б" на заключённых из лагерей Stalag VIII C Sagan и Stalag VIII E. Laz. Neuhammer.
Лагерные условия ужасали. Это была поляна в лесу, вообще без строений, огороженная колючей проволокой. Четыре квадрата земли внутри, тоже огороженные и использовавшиеся как карцер. Кормили один раз в день. Потом к осени начался тиф. Очень многие умерли от него. Даже представить тяжело: октябрь 1942 года, ночные заморозки, голое поле, люди с остатками летнего обмундирования, чаще без какой-либо обуви, рыли себе ямы и в них грелись. Многие из них так и не смогли выбраться (по свидетельству выживших).
Узники были обречены.
Свою документацию фашисты вели педантично, с особой аккуратностью. Тем более цинично выглядит скупая отметка о дате смерти Ивана Назаренко: 10.10.1942 года.
Двое из сотен тысяч заключённых этого концлагеря выжили и написали воспоминания о фашистских преступлениях в нём.
Что чувствовал донской казак Иван Назаренко перед смертью? О чем думал? Вспоминал ли детей и красавицу-жену Марусю, которая уже никогда не узнает (она умерла в 1985 году) о том, где и как погиб её любимый?
В главном параде в честь Дня Победы 24 июня 1945 года участвовало десять тысяч ветеранов--солдат и офицеров армий и фронтов. Я думаю, что мой прадед, как и каждый солдат, отдавший Победе самое драгоценное - жизнь! - достоин того, чтобы пройти по Красной площади в том парадном, ветеранском строю.
Если всех погибших поставить в парадный строй, то эти "коробки" шли бы через Красную площадь нескончаемым потоком два месяца…
Я вдруг, как наяву, представил этот торжественный воинский проход.
"Коробки" двадцать на десять.
Сто двадцать шагов в минуту… В обмотках и сапогах, шинелях, "комбезах" и телогрейках, в пилотках, ушанках, "будённовках", касках, бескозырках и фуражках.
Два месяца через Красную площадь шёл бы этот непрерывный поток павших батальонов, полков, дивизий. Парад ветеранов- героев, парад победителей, среди которых был бы и мой прадед.
У меня есть мечта – приехать в Польшу, найти могилу прадеда Ивана.
Когда-нибудь я обязательно скажу ему: «Здравствуй. Это я, твой правнук… ». И положу шестьдесят семь тысяч пятьсот сорок две алые гвоздики у Жаганьского обелиска.
Этот лагерный номер моего прадеда – цена моей жизни.
Жагань. Жара.
Свентошиво. Свинец.
Звучит, как выстрел,
Как начало и конец.
Шталаг. Нейхаммер.
Оборвалась нить времён…
А кровь стучит в висок:
Он не вернулся!!!
Не вернётся он…
Погиб в плену.
Не без вести пропал!
В чужой земле,
Как я теперь узнал.