Игорь недавно развелся с женой.

Тане, его бывшей, до смерти все надоело: и муж, и этот угрюмый военный городок, спрятавшийся среди глухих архангельских лесов. Господи, зачем она вообще вышла за Игоря? Она, что, декабристка? Ведь знала, куда едет. В маленьком поселке, приткнувшемся к военной части, не было никаких развлечений, кроме убогого клуба с баром в подвальном помещении. В клубе регулярно устраивались танцы, куда ходили молодые офицерики с женами. Такими же дурами и декабристками как Таня.
Дружить с местными женщинами невыносимо скучно: только и разговоров, что о многочисленных детях и любимых муженьках. Или – нелюбимых. Кудахчут, как куры, бессмысленно и хлопотливо, не задумываясь нисколько, что жизнь проходит впустую, и больше ничего не будет. Только и радости, что поездка летом в Анапу с детьми и бабушками. Да и там – пустота: то сопли, то ожоги, бесконечное «М-а-а-ам», купи, подай, убери. После такого отдыха требовался дополнительный отпуск.
Таня мечтала о другом: сплав на байдарках по рекам Карелии, безмятежное валянье в шезлонге под небом Турции, пирамиды среди жарких песков Египта... Кино, танцы, рестораны. И рядом – молодой и красивый Игорь, который так нравился ей поначалу. Ему шла военная форма, и Таня жарко целовала его. Но зачем она стала его женой? Никаких пирамид, ресторанов и светских вечеринок. Жены военных лишены этих удовольствий. Как в известном кино: чтобы стать генеральшей, нужно полжизни мотаться за летехой-супругом по гарнизонам.
Таня буквально заболевала от тоски, а любовь и симпатия к мужу превратилась в откровенную ненависть. Оба все давно поняли, но никак не могли признаться в своей ошибке. Брак держался на гнилых нитках. И однажды Таня решительно их порвала, собрав чемодан и уехав, чиркнув в записке: «Не люблю, не хочу, подаю на развод».
Игорь остался один. Сердце глодала жгучая обида. Но долго убиваться не было причин: он давно понял, что красивая, холодная Татьяна – транзитный пассажир, и совсем не для него. Романтики в жизни кадровых военных нет. «Анкор, еще анкор» - и больше никаких иллюзий. В чем винить избалованную, изнеженную Таню? Бог с ней, и пусть летит к маме, к шуму и суете большого города, полного развлечений, веселых подруг и беззаботных мужчин.
Серега Волков, друг, извернулся, достал где-то пару килограммов свежего мяса, нажарил чудесных шашлыков. Нарезал помидоров и огурцов с собственной теплицы. Налил водку по стопкам.
- За свободу, — сказал тост.
Чокнулись, выпили, закусили. Помолчали. Да и не надо было слов. Игорю стало хорошо и легко. Серега не отличался разговорчивостью, но умел поддержать в трудную минуту. Отслужив два года, остался на сверхсрочную. В обиду себя никому не давал с первых же дней службы. Деды хотели заняться воспитанием долговязого душары, но быстро отстали, когда Серега умудрился изжарить целый противень картошки, сдобренной салом, неизвестно где добытым.
А потом: понеслась! Ненавистную перловку он мог превратить в шедевр кулинарии. Лепил из нее котлеты, обваливал в сухарях и жарил в духовом шкафу на кухне военной части. Из ржавой, жутко соленой селедки мог сделать диковинное блюдо: форшмак, который прекрасно шел под самогонку. Серегу потому и отправили на кухню, да там и оставили. Два года часть не знала горя: ребята поправились и подобрели благодаря удивительному повару. Говорили, что Сергей может из чего угодно сварганить такой обед – закачаешься! Хоть из комаров, которых здесь было без счету. Сплетни, конечно...
Став контрактником, Серега развернулся: построил длинную теплицу, развел огород. Он обожал копаться в земле и делал это так, что, глядя на него, хотелось тоже погрузить пальцы в жирную, хорошо удобренную землю. Мужики смеялись:
- С таким Серегой и жениться не надо! И готовит, и в огороде возится, и молчит.
Игорь любил друга, был ему благодарен за все. Но все хорошее когда-нибудь кончается: Серега не стал продлевать контракт, и в скором времени собирался домой. Обменялись адресами. Игорь обещал приехать в гости, когда пойдет в отпуск. В скором времени Волков покинул часть навсегда, и его еще долго вспоминали с теплотой, с грустью глядя на пустую теплицу, на бурую жижу в тарелке, вместо огненного ароматного Серегиного борща.
Друг уехал и написал только одно письмо. Мол, все хорошо, нашел работу, познакомился с хорошей девушкой... И – тишина. Видимо, закрутила жизнь, смысл обижаться. Но все-таки Игорь, взяв отпуск, отправился в родной Серегин городок, чтобы повидаться.
Нужный адрес он нашел быстро: что тут искать, город вытянулся в длину вдоль улицы Советской, топай по ней, да ищи нужный номер на четной стороне. Поднявшись на второй этаж, позвонил в дверь. Открыла пожилая женщина, видимо мама. Игорь вежливо поздоровался. Она, взглянув на него, буркнула:
- На квартире живет со своей, этой...
Неласковая мама, судя по всему в ссоре с сыном из-за «этой». Но, спасибо, объяснила, где Волкова искать. Игорь, поблагодарив даму, отправился дальше. Минут через сорок он наконец-то добрался до серой пятиэтажки.
Звонок не работал, пришлось стучать. И вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась она, «эта». То ли девушка, то ли эльф из сказки. Маленькая, как дюймовочка, в легком сарафанчике, открывающем худенькие плечики. Копна светлых кудряшек на голове. Огромные зеленые глаза распахнулись удивленно:
- Вы к кому?
У Игоря пересохло во рту.
- А Сергей Волков здесь проживает?
- Здесь. Только его нет дома. Что-нибудь передать?
Игорь представился, сказал, что приехал издалека специально к армейскому другу. Он чувствовал себя полным идиотом. Не предупредил, свалился как снег на голову. Друг армейский. Что за чушь!
- Вам не у кого остановиться, да? – вдруг спросила девушка.
- Да. Но вы не беспокойтесь. Поеду на вокзал, ничего страшного.
Но эльф-одуванчик пригласила его в квартиру. Предложила мягкие тапочки, провела на кухню, где на плите булькало что-то в кастрюльках, а на кухонном столе расположилась швейная машинка с каким-то шитьем. Девушка в один момент уволокла в комнату свое швейное производство, застенчиво улыбнувшись:
- Пальто себе сочиняю. В магазинах не могу найти подходящего. Все какое-то...
Через пять минут она захлопотала на кухне, накрыв стол для гостя. Игорь, взглянув на красивые тарелки, почувствовал нахальный аппетит. Девушка, понимающе улыбнувшись, достала из морозилки шмат сала, нарезала его тонкими дольками.
- Ешьте на здоровье. До Сережи мне не допрыгнуть, но стараюсь готовить, как умею.
Заварила крепкого чаю, бросив туда ломтик лимона, и Игорь с полной уверенностью бы подтвердил: вкуснее чая он никогда не пробовал.
- Мы так и не познакомились, — сказал он.
Одуванчиковая девочка звонко рассмеялась.
- Точно. Я такая рассеянная! Меня Леной зовут!
Итак, она звалась Еленой. Мягкость звуков чудесно сочеталась с хрупкой внешностью. Игорь не отличался влюбчивостью, но здесь что-то с ним случилось такое... Хотелось смотреть на нее, не отрываясь, ловить взгляд зеленых глаз. И самое главное – до нее хотелось дотронуться, зарыться носом в легких кудряшках, поцеловать в нежные губы. Что за наваждение? Ведь Серега – друг! Да что это?
В голове билась мысль: одеться и бежать. Сейчас же! Немедленно!
Но тело отказывалось слушаться, и Игорь сидел, как прикованный на табурете между холодильником и кухонным столиком. Лена расспрашивала его об армейских буднях, и он рассказывал смешные байки, старательно обходя унылые темы. Словно жизнь в гарнизоне была раем на земле. Игорь даже удивился своему красноречию. И смелости. Потому что вдруг спросил ее:
- А где сейчас Серега? Работает?
Лена-одуванчик помрачнела и поникла. Было видно, что ей неудобно говорить об этом:
- Он... задерживается. Наверное, в гостях... или... не знаю...
Вот это новости.
- У вас все хорошо?
- Да... А если честно... не очень...
Игорь, пораженный, откинулся всем своим крупным телом к стене.
- У ВАС проблемы? Как это может быть? Серега мутит?
Лена пожала плечами. А потом посмотрела на Игоря:
- Вы знаете... А, может, выпьем?
- А Серега ничего? Придет, а мы тут пьем...
Лена-эльф устало махнула рукой.
- Пускай приходит. Пускай смотрит. Ему все равно. Ему семья не нужна.
Достала из холодильника запотевшую бутылку водки, точеные рюмочки, наполнила глубокую миску маринованными маслятами, с пятикопеечную монету величиной.
И стала рассказывать. Игорь слушал и не верил.
У Лены с Сергеем была настоящая и очень красивая любовь. Сережа дарил ей цветы, трепетно ухаживал. Они даже собирались пожениться. Но мама вероломно вмешалась, не желая для себя такой невестки.
- Я долго не могла понять, почему? А потом меня ввели в курс, так сказать, — Лена, подпирая рукой щеку, задумчиво смотрела на рюмку.
Оказывается, отец ее когда-то встречался с матерью Сереги. Все вполне невинно: поцелуи в щечку, встречи под луной. Шестидесятые, целомудренные годы стояли на дворе. Отец уверял, что у них «ничего такого не было». Да и быть не могло. Пара-тройка свиданий, и расстались. Девушка неинтересная, скучная, недалекая. Но злопамятная, как оказалось. Возненавидела маму Лены, да и вообще всю их маленькую семью. А уж когда узнала, что обожаемый сынок собирается жениться на дочери бывшей соперницы, так прямо с катушек слетела: куда там Монтекки с Капулетти.
Эта Юлия Николаевна, дай ей Бог здоровья, наговорила Сереге такого, что неудобно повторять. Лила ушаты помоев, грязи... Сергей не верил, не верил, но ведь вода и камень точит.
- А потом Сережа стал задерживаться на работе, пропадать вечерами. Смотрю на него и вижу – ненавидит. Ненавидит и не может с собой ничего поделать. А он ведь хороший такой, добрый. И маму любит. Но та сумасшедшая, я уверена, — грустно говорила Лена. Она опьянела от водки и немножко заикалась.
- Да, я видел эту мадам. Сердитая. Мне кажется, что она вообще людей не переносит, — Игорь с трудом подцепил вилкой юркий масленок. Наконец ему это удалось. Прожевал и замычал от удовольствия:
- Я бы на месте Сереги плюнул на все эти наговоры. Такую, как ты, еще поискать! И хозяюшка, и умница, — он взглянул искоса на Лену, — ты очень красивая, Лен, ты на фею похожа.
Она улыбнулась открыто, белозубо.
- А давай музыку включим? Я так люблю танцевать!
Лена прошла в комнату, где на низенькой тумбочке располагался двухкассетный «Панасоник». Нажала на кнопку, и помещение наполнилось прекрасной мелодией. Игорь приблизился к ней и, дурачась, щелкнул несуществующими каблуками, отрапортовав, как гусар на званом балу:
- Разрешите вас пригласить, прекрасная леди!
«Прекрасная леди» благоволила джентльмену. Они кружились в медленном танце, а алкоголь кружил им головы. Глаза Елены влажно блестят, маленькая ручка подрагивает в его руке, а от пушистых кудряшек пахнет лесными травами. И он вдруг поцеловал ее крепко-крепко долгим, долгим поцелуем...
Кто вспоминает про «нельзя», про «грех», про «честь», когда запретный плод уже сорван и трепещет на ладони. Когда ты, надкусив его, чувствуешь небывалое доселе наслаждение и хочешь еще? Кто, с отвращением отбросив от себя желанный плод, убегает прочь в раскаянии? Покажите мне этих святых людей, ибо они сделаны из железа!
Он сдернул с нее легкое платьице и сжал в объятиях хрупкое, ломкое тело. А она, обвив руками его шею, приникла к губам своими губами, не расставаясь с ним ни на минуту, ни на секунду. Ему казалось, что он и не в квартире вовсе, а на лугу среди ночного леса, где расцветает сказочными цветами волшебный папоротник, раскрывая тайны страшных кладов. Не золото – клад. И высший смысл человеческого бытия – любовь. В росе на траве отражается луна, а вековечные ели охраняют двоих, словно грозные стражи, вставшие угрюмой, неприступной стеной.
***
- Ты – эльф, — выдохнул Игорь. Он протянул к ней руку, чтобы снова обнять, но Лена вдруг резко, с отвращением оттолкнула его.
- Уходи, — сказала она. И лицо ее вдруг стало лицом каменного сфинкса: надменным и чужим.
- Лена, подожди. Я хотел сказать, что...
- Уходи, — перебила она его, — сейчас же.
Игорь медленно оделся, вышел, захлопнув дверь за собой. Дул холодный ветер, поземка вилась по тротуару, словно и не было волшебной летней ночи никогда. Отрезвление пришло быстро. Стало невыносимо стыдно и обидно. Игорь постоял немного под козырьком подъезда, а потом решительно шагнул, боднув головой злую ноябрьскую метель.
Он жал и жал на кнопку дверного звонка, пока не услышал испуганный голос:
- Ты ошалел что-ли? Уходи, не то милицию вызову!
- А вызывай. Вызывай, ты слышишь меня, карга старая! Ну? Давай!
Заскрежетал дверной замок, лязгнула цепочка. В щели показалось испуганное лицо женщины.
- Ты чего шумишь? Люди ведь спят!
- А мне плевать! Вы подлая, мерзкая стерва!
Старуха вдруг прищурилась, вглядываясь пристально в лицо Игоря.
- Так, милок, заходи-ка. Нечего орать. Давай, давай, не стесняйся.
Маленькая прихожая с трудом вмещала в себя широкого и тяжелого мужчину.
- Раздевайся, проходи. Поговорим, — женщина приняла у Игоря куртку и шапку.
И опять кухня. Малюсенькая, четыре квадрата, не более.
- Чайку согреть, али сыт? – спросила его женщина.
- Не нужно, Юлия Николаевна.
- У нее был? Я так и поняла, — женщина покачала головой, — что, и ты попался, дурачина!
- Я знаю все о ваших сплетнях! Вы нисколько о сыне своем не думаете! А Лена – хороший человек! Очень хороший, — горячился Игорь.
- Хороший, хороший, не спорю, — согласилась Юлия Николаевна, — такой хороший, что в постели тебе не отказала, да?
Игорь опешил, замолчал. Весь его воинственный пыл куда-то испарился.
- Что сник? Я права? Эх, ты, друг. Таких друзей еще парочку, так и врагов не надо, — Юлия Николаевна смотрела скорбно, на лбу между широких, по-молодому, дугой, бровей прорезалась глубокая складочка.
- Только не говори, сынок, что это ты виноват. А она – святая. Я все это слышала. И не раз. Конечно, напрудил дел, кобель ты этакий, и мне больно от предательства вашего... Послушай мою историю, милок. Ленка, наверное, про папашу своего рассказывала? Какая я скучная, да как он меня бросил, а я потом всю семью ихнюю травила, да?
Игорь кивнул головой в ответ.
Юлия Николаевна жестко рявкнула:
- Нет у Ленки никакого отца! И матери нет! И не было никогда! Детдомовская она! Ленка-давалка – вот такое ее прозвище!
Слова ее, словно гром среди ясного неба. А женщина сидела с прямой спиной, суровая и грозная.
- Слушай и не перебивай!
Ленка выросла в детском доме. Отца, матери своих она никогда не знала. Тянулась за солнышком потихоньку, много болела, была самой маленькой и щуплой. Одно украшение: глаза зеленые и волосы, закрученные в крутые завитки. Воспитатели не знали с ней проблем: училась в школе хорошо, не выделялась из общей массы шумных детдомовских ребятишек хулиганскими проделками.
После окончания техникума Лена получила квартиру от государства и почувствовала полную свободу. Никто не стоял над душой, не гнал в кровать по расписанию. Денег вполне хватало. Живи-радуйся. Парня найди, замуж выходи, да рожай детишек. Но Лена замуж так и не вышла, потому что парни у нее не задерживались.
- Не знаю, за что девку так Господь наказал. Все при ней: и дома чистота, и руки золотые, и сама как куколка. И приготовит, и постирает, ну ангел просто, — Николаевна вздохнула сокрушенно, — а вот по части этого дела, ну... мужиков, слабая.
Лена оказалась настолько любвеобильной, что подружки, переживая за свое личное счастье, предлагали ей уехать куда-нибудь в большой город.
- Ты со своим талантом состояние себе сколотишь, — уверяли они Ленку, мечтая, чтобы неразборчивая девица смылась отсюда навсегда, не успев ввести в грех законных мужей.
И тут вернулся из армии Сергей. Загулял по случаю дембеля в баре, где и встретил Ленку. Понравились друг другу. И... начали встречаться. А потом и вовсе сошлись.
- Мой бедный Сережка у Ленки надолго задержался. Потом привел ее знакомиться. Так меня чуть инфаркт не схватил – нашел кралю, господи прости!
Нет, Юлия Николаевна не относилась к классу «чистых и непорочных мадонн», которые готовы сжечь на костре любую невестку, нарушившую обет девственности. Кто не без греха. А еще женщина искренне верила в любовь.
- Всяко бывает. Ну покуралесила по молодости. И вдруг – втрескалась и забыла про все, — грустно говорила Николаевна.
Но Лена не остановилась. И скрывать свои похождения не особо стеснялась. А Сергей, как слепой, ничего не замечал. Мужиков, решивших рассказать ему правду, бил по морде до кровавых соплей. А с ней, с матерью, поссорился раз и навсегда. Но ведь знает что-то, знает и чувствует.
- Попивать начал, компании какие-то появились дурные. Жизнь свою рушит, крушит. И ведь любит ее, сучку эту, — Юлия Николаевна вдруг прижала руки к лицу, — а самое страшное то, что и она его любит! По своему, но любит!
Женщина заплакала. А Игорь, оглушенный, не знал, что сказать. Слов не было. Наконец он поднялся с табуретки, покрытой вязаным тряпочным ковриком.
- Спасибо вам. Простите меня. Пожалуйста, — он стеснялся поднять глаза на пожилого человека.
Юлия Николаевна вдруг прикоснулась ладошкой к руке Игоря.
- Вот что я тебе скажу. Ты... Ты не разыскивай Сережку, не надо. Не надо, чтобы он знал. Я молчать буду. А к Ленке сейчас сбегаю, прикажу ничего не говорить. Ведь ты лучший друг. И Сережа про тебя рассказывал много. Скучал по тебе. Я сразу догадалась. Мне бы не отпускать тебя к ней. Прошу тебя, молчи! Понял?
Игорь понял. Через три часа он уже сидел в уютном купе поезда Чагода – Санкт Петербург. Дорога предстояла долгая.
- А вагон-ресторан работает? – спросил он у проводника.
***
- Алле? Алле? Слушаю вас, — Игорь наливал в кружки чай, придерживая мобильник щекой, — кто говорит, не молчите!
Эти утренние звонки его жутко раздражали. Не к месту и не ко времени! Дашка в роддоме, на руках семилетний оболтус Васька, работа, школа, пробки! Эти пробки! Добрались таки до стольного города Архангельска, черт бы их драл!
Васька возил по тарелке ложкой, размазывая кашу по стенкам. Дать бы ему крепкого подзатыльника, да за что? За комковатую гадость, которую папаша так и не научился варить? Отец двоих ребятишек, так его растак! Господи, когда хоть Дашку из родилки выпустят, иначе Васька помрет от гастрита. Или насобирает целый урожай двоек! Хорошо, теща сегодня заберет парня на выходные. Игорь успеет тогда подготовить детскую к приезду жены с маленькой новорожденной.
Игорь отобрал у сына тарелку, налил в кружку с чаем щедрую порцию молока и вручил огромный бутерброд с сыром и колбасой. Кивнул Ваське головой и повернулся лицом к окну, стараясь вникнуть в разговор по телефону.
- Алле, я слушаю. Кто? Какой Сергей? Что? Не понял? Какая арми...Серега? Серега! Здравствуй, чертушка, ты как меня нашел? Да? Да где ты?
Вечером они встретились. Столько лет прошло, столько зим... Серега постарел, усох весь, но держался молодцом. С ним крутился мальчик лет десяти, тоненький стройный парнишка с глазами в пол-лица.
- Мы тут в гостинице остановились. Вон, — кивнул он на сына, — Славке Белое море надо показать. Черное он видел, теперь, видишь ли, понимаешь ли, Белое ему покажи. А он сравнит, — Серега засмеялся.
Игорь, машинально улыбаясь, стараясь не выдавать себя, с нарастающим ужасом, смотрел в огромные мальчишеские глаза, похожие на зеленые омуты с яркими черными островками зрачков в центре.
- А мама где ваша? – пытаясь придать легкий тон беседе, спросил он.
- А мамы у меня нет. Давно. Я родился, а она улетела на небо! – беспечно ответил Славка.
- Простите, парни, — улыбка сползла с лица Игоря.
- Да. Умерла. Давно. Славку родила, и все. Хорошая была. Жалко ее. Так и не пожили по-человечески. Мать помогает. Любит пацана без памяти, балует. Не хотела сюда отпускать, — Серега улыбнулся, оглядывая комнату: - а ведь у тебя тоже парень есть? Машин, как на хорошей автобазе!
- У меня и девка на подходе. Дашку послезавтра с роддома забирать!
Серега округлил глаза и потер ладони:
- Ну, выпить я тебе стесняюсь предложить. Но вот пирог сварганить могу отличный. Яйца, масло есть?
На кухне завертелась веселая мужская суета, перемежавшаяся солеными шуточками и громким смехом.
Славка с любопытством разглядывал игрушки хозяина гостеприимного дома, не обращая никакого внимания на фотографию, где был запечатлен застенчивый первоклассник, похожий на гостя, как родной брат. Правда, глаза его были отцовскими, серыми...