Предыдущая публикация
— Что она так кричит у тебя?
Больная что ли?
— Сами вы… — чуть вырвалось у Наташи, но она успела прикусить язык.
Как там бабушка говорила? Нельзя вступать в перепалку со скандалистами? Себе дороже выйдет.
Права, конечно. Лучше держаться от таких подальше.
Наталья обошла женщину, которая продолжала что-то бубнить себе под нос, и, увидев охранника, маявшегося возле касс, направилась было к нему. Все защита! Но тут у нее за спиной раздался другой голос. Тихий, холодный и очень злой.
— А когда твою дочь в детдом сдаст? Тоже хорош будет муженек-то? Береги себя! Все там будем. Кто-то раньше, кто-то позже. Никто не вечен.
Наташа обернулась. Рядом с женщиной, которая плюнула ей под ноги, стояла еще одна. Сухопарая, высокая, с черной повязкой на седых волосах.
— Что вы сказали?
— А, что слышала! Подобрала золото?! Рада?! Не мужик твой Павлик! Родного ребенка в детский дом сдал и спит спокойно! И ты, видать, такая же! Своего-то нянчишь, пока другое дите слезами умывается. И не стыдно тебе нисколько!
— Я не понимаю, о чем вы говорите! – рассердилась Наташа. – Может быть, вместо обвинений, объясните мне, в чем дело?! Откуда вы моего мужа знаете?!
— Как откуда?! Я с его матерью дружила. И Павлика твоего с пеленок знаю. – женщина в черной повязке подошла ближе к Наташе, и та машинально повернулась боком, прикрывая собой ребенка. – Да не бойся ты! У меня двое детей и трое внуков. Могу я ребенку зла желать по-твоему? Ну-ка, скажи мне, правда ничего про мужика своего не знаешь?
— Да я вообще не понимаю, чего вы от меня хотите! – Наташа все-таки вышла из себя.
— От тебя – ничего, — вздохнула женщина. – Что ты можешь сделать? А вот предупредить тебя хочу! Не верь своему мужу! Такие, как он, долго хорошими не бывают!
Наташа хотела бы развернуться и просто уйти, но вспомнила слова бабушки: «Если кто-то пришел к тебе с разговором – выслушай! Выводы сделаешь после. Не верь никому с ходу, но и не исключай возможностей. В жизни всякое бывает! Предупрежден – значит, вооружен! Миром правит информация, девочка. Но только достоверная информация! Слушай, проверяй, и лишь потом действуй!»
Именно поэтому Наталья остановила странную обвинительницу:
— Какие – такие? Сказали «а», говорите и «б»!
Собеседница Наташи, которая шагнула уже было к выходу, остановилась и обернулась.
— Скажу. Готова выслушать?
Маришка всхлипнула еще разок и окончательно успокоилась. Наташа попыталась было усадить ее в коляску, но девочка снова хныкнула.
— Не здесь, — Наташа, прижав к себе дочь, толкнула коляску к выходу. – Довольно концерта! Мне еще жить в этом районе. Не хочу, чтобы в меня пальцем тыкали. Идем в парк!
Женщины, удивленные ее тоном, синхронно вскинули брови, переглянулись, но двинулись вслед за Натальей, которая перешла дорогу у магазина и направилась в небольшой парк, ради которого и выбрала этот район, когда встал вопрос о покупке новой квартиры.
Парк был старым. С большими, раскидистыми деревьями, шустрыми белками, которые так нравились Маришке, и недавно отремонтированными дорожками, по которым так приятно было гулять с коляской.
В парке Маришка сменила гнев на милость и позволила матери усадить себя в коляску. А через некоторое время и вовсе задремала, позволив взрослым спокойно поговорить.
— Сюда! – Наташа свернула со знакомой дорожки и зашагала к лавочке, стоявшей в тени раскидистой липы.
Пристроив коляску рядом со скамейкой, она кивнула своим спутницам:
— Я готова вас выслушать. Только, предупреждаю сразу – решите, что вам позволено меня оскорблять, и я просто уйду. Брызгайте своим ядом на кого-то другого. А если вам есть, что сказать по делу – говорите. Я слушаю!
Женщины переглянулись.
— А ты норовистая! С характером… Саша не такой была… Что ж! Может, и выйдет толк от нашего разговора.
Собеседницы Натальи сели на скамейку и зашептались о чем-то.
— Давай, я! – женщина в черной повязке окончательно взяла на себя роль ведущего в разговоре и представилась Наталье. – Меня зовут Вера Николаевна. А это – Римма Петровна. Она была ближайшей соседкой первой жены твоего Павла. Знала ты, что он уже был женат?
— Знала, конечно. Но не в подробностях. Он говорил, что с первой женой у него не сложилось и они разошлись задолго до того, как мы познакомились.
— Ох, и врун! – ахнули хором женщины. – Бессовестный! Двум сразу голову морочил!
— Почему вы так говорите?
— Да потому, что к Сашке он бегал, когда ты уже, получается, дитя носила. Но даже это не главное! Знала ты, что у него еще одна дочка есть?
— Нет, — Наташа покачала головой, машинально сжав ручку коляски, в которой тихо посапывала Маришка. – Про ребенка он мне ничего не говорил…
— А и правильно! Зачем?! – возмутилась было Римма Петровна, но подруга ее одернула.
— Не надо, Римма! Погоди. Мы же не все знаем! Как тебя зовут, девонька?
— Наталья.
— Так вот, Наташа. Может, и негоже это – вмешиваться в чужие дела, а только не можем мы молчать, когда такое безобразие творится! Саша этого не заслужила! Светлая душа была… Жила с оглядкой на других, а нынче не все так умеют. Я тебе честно признаюсь, еще года два назад тоже мимо тебя прошла бы, решив, что не моего ума дело лезть в чужую семью. А теперь не могу так.
— Почему?
— Саша научила, что нельзя к людям спиной поворачиваться. Иначе, одна останешься и никому до тебя дела не будет. Она меня с того света вытащила, когда все родные отвернулись. Мне врачи год жизни давали. Говорили, что ничего не поможет. Мои родственнички как узнали, так тут же все объявились. Наследство делить… А Саша настояла на операции. И права оказалась. Я, вот, живу, а ее, девочки моей, уже нет на свете…
— Что с ней случилось?
— Пьяный водитель… Она в садик за дочкой шла. У нас там участок дороги есть нехороший очень. Пешеходный переход нарисовали, а светофор все не поставят никак. Куда мы только не обращались! Ведь там и школа рядом, и детский сад, и поликлиника. А все без толку! Саша всегда осторожничала, а тут, видно, спешила очень. Задержалась на работе в тот день, а мне почему-то не позвонила. Обычно я Катюшку забирала, если не успевала за нею в сад Саша. Позвони она мне, скажи о том, что опаздывает, и жива была бы… А так… — Вера Николаевна опустила голову, пряча слезы. – Попрощались мы с ней честь по чести. Все соседи помогали! Она же ангелом-хранителем для нас была! Кому чем помочь – всегда бежала первой! У нас дом – старики в основном. Молодых мало. А Саша медсестрой работала. Кому давление измерить, кому укол сделать – все к ней. Никогда не отказывала. Вот мы за ней по-стариковски и присматривали. Уж как ни просили с Павлом поосторожней быть, а никого она слушать не хотела… Любила его очень. А он и пользовался! Расписываться не хотел. Говорил, что не нужен штамп, если чувства «настоящие». И даже когда ребенок у них родился, убедил Сашу, что лучше будет, если она останется матерью-одиночкой. Пособия, мол, то да се… Правда, после того, как девочка родилась, мы его частенько с коляской видели. Любил малышку. Тетешкался с ней. А потом вдруг пропал.
— Когда это было?
— Года три назад. Саша его искала. Он же даже вещи свои не забрал! Жили-то в ее квартире. У Павла своего жилья не было. С матерью он своей разругался, вот она его из дома-то и выгнала. Почему – не спрашивай. Не знаю я причин. А только к Сашеньке он пришел гол, как сокол. И хорошо еще, что она хотя бы в этом нас, стариков, послушала, да не стала его прописывать! А то совсем беда была бы!
Наташа кивнула.
— Около трех лет назад мы с ним познакомились.
— Когда он тебе рассказал, что у него другая была?
— Перед свадьбой. Сказал, что был женат, но неофициально. Понял, что не любит, и ушел, оставив ей все, что было заработано.
— Враль! Ничего он ей не оставлял! Квартира Сашина была! Да и зарабатывала она сама! До последнего перед родами бегала по частным вызовам! И после того, как Катюша родилась, почти сразу работать начала. Мы по очереди девочку нянчили, а Саша работала. Куда деваться-то ей было? Он помогать не шибко старался! А потом и вовсе ушел, бросив ее одну с ребенком. А на тебе, стало быть, женился?
— Да. Мы расписались.
— Ясно. А живете где?
— Бабушка мне квартиру подарила. Точнее, деньги на покупку дала.
— Беда! И вы квартиру в браке покупали?!
— Не совсем. У меня дед – нотариус. – Наташа усмехнулась. – Да и я сама – юрист. Так что, оформлено все так, что Павел никакого отношения к моей недвижимости не имеет.
— Вон оно как! А скажи-ка, Наташа, если уж ты юрист, какой спрос с него, как с отца, если он отказался девочку забирать, когда Саши не стало?
— Вы говорили, что отцовство его не было установлено?
— Нет. Он отказался ее на себя записывать. И Сашу убедил как-то, что это ни к чему.
— Тогда ответ на ваш вопрос прост. Никакого спроса. Он ребенку никто.
— Хорошо устроился! – всплеснула руками Римма Петровна. – При живом отце – ребенок в детском доме! Мы хотели Катюшу забрать, да только нам сказали, что в опекуны никто из нас не годится. Возраст, болячки… Не отдадут ее нам… Не знаю, кто там такие порядки придумал, а только неправильно это! Несправедливо!
— Не горячись, Римма! – тронула за руку подругу Вера Николаевна. – В чем-то опека права. Старые мы. А девочка – не переходящее красное знамя. Случись что со мной или с тобой? И что тогда? Опять детдом и все по новой? Нельзя так! Котенка, вон, с улицы подберешь и думаешь, а хватит ли тебе времени и сил, чтобы дождаться и увидеть, как вырос он в кота! А тут – дите!
— Права, наверное, ты, Верочка… Только горько это, что у Катюши бабушек да дедушек не пересчитать, а по сути, мы ей никто и звать нас никак…
— Сколько лет девочке? – подала голос Наташа.
— Так, шесть уже, — отозвалась Вера Николаевна. – Большая. В следующем году в школу бы пошла. Мы и график уж составили, кто ее забирать будет, пока Саша на работе. А тут такое…
— Вы знаете, куда ее увезли? – перебила Наташа Веру Николаевну.
— Конечно. Как не знать!
— Мне нужен адрес.
— Зачем? – нахмурилась Вера Николаевна. – Что ты делать собираешься?
— Не знаю пока. Подумать мне нужно. И с мужем поговорить.
— И то дело! – кивнула Римма Петровна. – Может, и одумается еще!
Наташа в ответ промолчала. Поправила легкий плед, которым была укрыта дочь, и поднялась со скамейки.
— Вы не могли бы мне дать номер своего телефона? – обратилась она к Вере Николаевне. – Возможно, мне понадобится ваша помощь.
— Помощь?
— Да. Мне нужны будут свидетели.
— Зачем это?
— Чтобы подтвердить, что у моего мужа были отношения с матерью Кати.
Женщины переглянулись.
— К чему это все, Наташа?
— Давайте, я пока не буду ничего говорить, хорошо? Скажу лишь, что моя бабушка говорит так же, как говорила Саша. Нельзя стоять спиной к людям. Или нож воткнут, или не вспомнят потом о тебе, даже если очень этого захочешь.
— Умная у тебя бабушка!
— Есть такое, — Наталья протянула Вере Николаевне блокнот и ручку, которые достала из сумки. – Телефон и адрес, если можно. Я с вами обязательно свяжусь чуть позже.
Она уже вышла за ворота парка, а женщины так и не встали с лавочки, будто разговор, который дался им так нелегко, отнял у них все силы.
— Как думаешь, что она будет делать? – Римма Петровна вздохнула, разглаживая юбку на коленях.
— Откуда же мне знать, Римма? – пожала плечами Вера Николаевна. – Время покажет. Как она тебе показалась?
— Не пойму пока. Бабушка у нее хорошая. А от осинки, сама знаешь, не родятся апельсинки…
— На то и надежда! – вздохнула Вера Николаевна и с трудом поднялась со скамейки.
— Вера, помочь? – Римма Петровна всполошилась, пытаясь поддержать подругу.
— Не волнуйся так! Я еще пожужжу, Риммочка. Мне нужно Катюшу пристроить. Это мой последний долг на этом свете. Сама знаешь, сколько Сашенька для меня сделала! И я не я буду, если не сделаю для ее девочки все, что в моих силах!
— Видала ты ее?
— Вчера ездила. За ворота меня опять не пустили, но их на прогулку выводили, и я видела, как Катюшка бродила одна по двору. Ее другие дети играть зовут, а она не хочет.
— Плакала?
— Да вроде, нет. Но и веселого там мало, Римма. Казенный дом-то. Не родной… Плохо ей там…
Римма Петровна только вздохнула в ответ. Что тут скажешь, если права подруга? И остается только надеяться, что молодая женщина с коляской, которую она так несправедливо обидела у дверей магазина, услышала их…
Наташа не просто услышала все, о чем ей рассказали Римма и Вера. Она еще по дороге домой начала проверять факты, как привыкла делать это, следуя всему, чему ее учила бабушка.
Она набирала номер за номером, прося или требуя информации, а на сердце было пусто и холодно.
Как?! Как она, вроде бы не дурочка, окончившая университет с отличием, и подающая большие надежды, как говорил ей глава юридической консультации, где Наташа работала, могла так «лопухнуться», выбирая себе мужа?! Почему поверила Павлу, а не бабушке, которая с первого дня знакомства не подпускала его к себе, перестав лишний раз посещать дом любимой внучки.
— Приезжай ко мне сама, Наталочка. Чай, я уже не молоденькая, кататься туда-сюда!
Бабушка лукавила. И Наташа отлично это понимала.
София Аркадьевна Милованова, бабушка Наташи, женщиной была удивительной силы. Может быть это был характер, а может быть так закалила ее характер судьба, которая играла, будто в шахматы, жизнью Сониного семейства.
На отца Сони, известного врача, кто-то написал донос. Его забрали поздно ночью из квартиры на Патриарших, где он родился, вырос и жил вместе с женой и единственной дочерью.
Матери Сони в ту ночь не спалось. Она то и дело вставала, бродила по комнатам, прислушиваясь к тому, что происходило во дворе. Именно поэтому она успела уйти из дома с маленькой Соней на руках, когда в ночной тишине замурлыкал, грозно, но вкрадчиво, мотор въехавшей во двор машины. Отец Сони, который понимал, что чаша эта его не минует, как уже не миновала многих из его товарищей, открыл глаза, будто и не спал вовсе, и шепнул жене:
— Пора! Ты знаешь, что делать.
Конечно, они не готовы были до конца к тому, что произошло. Была крошечная надежда на заслуги и тех, кто еще вчера благодарил за профессионализм и помощь… И все же, слухи ходили, коллеги Сониного папы исчезали один за другим, и родители девочки, которые были отнюдь не глупыми людьми, определенные выводы сделали. И кое-какие меры к тому, чтобы сохранить жизнь хотя бы Соне, приняли.
В ту ночь мать Сони, с тихо посапывающей девочкой на руках, прошагала дворами и переулками почти полгорода и остановилась у старого, давно дышащего на ладан, особнячка, стоявшего на небольшой улице, заканчивающейся тупиком.
Улочка эта, неприметная, мало кому известная, находилась довольно далеко от центра. Прокравшись вдоль стены, так, чтобы ее не увидели из окон, мать Сони стукнула легонько в приоткрытую створку одного из них на первом этаже, и дождавшись ответа, молча передала ребенка женщине, которая выглянула на ее призыв.
— А ты? – успела шепнуть ей та, что приняла Соню.
Сонина мать лишь махнула рукой в ответ и скрылась за углом дома. Ей нужно было спешить. Времени оставалось совсем мало. Нужно было предупредить тех, кто ждал…
Маму свою Соня так больше никогда и не увидела. Равно, как и отца. Об их судьбе она узнала намного позже, когда стала уже совсем взрослой. Ей сменили не только имя, но и фамилию те, кто согласился позаботиться о ней. В доме на окраине, в семье фронтовика, которому Сонин папа смог когда-то вернуть, пусть и не полностью, здоровье после тяжелого ранения, девочка и росла. Собственных родителей она совершенно не помнила, что было неудивительно, ведь мать отдала ее, когда Соне еще не исполнилось и года.
Вопросов, откуда в семье Миловановых взялся еще один ребенок, не возникло. Приемная мать Сони, после возвращения мужа с фронта, рожала почти каждый год, и кое-кого из своих детей отправляла на воспитание в деревню, к родственникам, где было «посытнее».
Кто-то из соседей решил, что Соня как раз из тех малышей, которых увезли ранее, а кто-то догадался о том, что она приемная, но трезвонить на каждом углу об этом не стал. Сонины приемные родители людьми были открытыми и простыми, конфликтов с соседями не имели, жили довольно бедно, работали честно, а потому и бояться им особо было нечего.
Соне выправили документы, назвав ее в честь бабушки по родному отцу, и приемная мать приняла ее, как свою. Она была женщиной доброй, мягкой, и детей любила, а потому не считала нужным разделять их на «своих» и «чужих». Сониному отцу она была безмерно благодарна, а потому и к дочери его отнеслась со всей заботой, на которую была способна.
А спустя пару лет семья и вовсе уехала из столицы, перебравшись «поближе к земле», и Соня окончательно потеряла бы связь со своим прошлым, если бы не ее тетка – Лидия Анатольевна Коган, двоюродная сестра Сониного отца. Ее каким-то чудом не коснулись гонения на Сонино семейство, но осторожничая, по просьбе матери девочки, Лида никак не проявляла себя, через третьих лиц поддерживая связь с приемным отцом Сони и следя издали за ее судьбой. И лишь, когда все более-менее успокоилось, она приехала в поселок, где жила с приемными родителями Сонечка, и предложила им забрать девочку.
Они бы, может быть, и отдали ей ребенка сразу же, понимая, как много может она дать девочке, но тут воспротивилась сама Соня.
— Не поеду! На кого я маму оставлю? Ей помощь нужна с младшими! Нет! Я ее не оставлю!
И если бы не вмешательство отца, Соня так и осталась бы в поселке, и ее судьба сложилась бы совершенно иначе. Но помня о том, кем были настоящие родители Сонечки, он не мог допустить, чтобы она отказалась от своих корней окончательно.
— Соня, выйдем! – коротко приказал он, кивнув на входную дверь. – Поговорить надо!
О чем они говорили, Соня потом никому не рассказывала. Слишком тяжелой ношей стала для нее эта беседа. Отец, воспитавший ее, не стал скрывать того, о чем молчали все вокруг, и как есть рассказал девочке, почему забрали ее отца.
— Большой человек был, Соня. Не только потому, что врач хороший. А души был необъятной! Живой души… Я таких не встречал… Пришел к нему изломанный весь. И не только телом, но и духом. Не знал, как мне жить дальше. А он, что смог, поправил. Помог понять, что за жизнь, какой бы она ни была сложной, благодарить надо. Я вернулся… И должен жить так, чтобы тем, кому этого было не дано, горько и обидно не было… там…
— Где, там, папка? Говорят же, что Бога нет?
— Мало ли, что брешут, дочка? Ты их не слушай! Все есть… И жизнь наша не заканчивается только земной дорогой. Тот, кто был на моем месте – тот знает. И отец твой знал… И вот, что я тебе скажу – не гоже его память предавать! Не заслужил он этого! Я ему обещал, что ты учиться будешь. И когда время придет, я сделаю все, чтобы у тебя такая возможность была. Тетка тебе не враг, Соня. Друг. Она тебя никогда не бросала. То, что не виделись вы – на то причины есть и ты о них теперь знаешь. Прими ее руку. Поезжай с нею. Она сможет тебе дать то, чего я не могу. Ты давно уже решила, что по отцовской линии пойдешь, даже не зная, что да как. А теперь-то – сам Бог велел! Если ты этот путь выберешь, от нас тем самым не откажешься! У тебя есть семья! И всегда будет! Но что ж плохого в том, если она станет чуть больше? Корни свои, Соня, нужно знать и помнить! Важно это. А у тебя эти корни, пусть и переплелись странно, но сильные, мощные, живые. Не только наши с мамой, но и твоих настоящих родителей, и их родни. Расти! Живи! Помни! Тетка тебе сможет рассказать о твоих то, чего я не знаю. Прими это. Так надо!
Ослушаться отца Соня не посмела. Может быть и не все она поняла на тот момент, но позже, с возрастом, пришло к ней осознание того, что именно сделал для нее этот простой, по сути, человек, который пусть и не имел высшего образования, но знал жизнь куда лучше, чем многие ученые мужи и философы.
Лидия, тетка Сони, в душу к девочке лезть не стала. Помогала, оберегала, подсказывала, если та просила совета. И со временем Соня, понимая, что тетя ее действительно любит, открылась, и отношения между нею и Лидией стали теплыми и доверительными.
— Соня, почему хирургия? Это же совсем не то, что ты планировала ранее!
— Я так решила, Лидочка. Так от меня будет куда больше пользы. Профессор сказал, что с такими руками, как у меня, грех идти куда-то еще, кроме операционной.
— Как знаешь. Я с тобой.
— Спасибо…
Соня называла тетку Лидочкой, как и все, кто знал эту милую, нежную женщину. Ее невозможно было не любить. Она была удивительной доброты человеком, никогда не отказывая тем, кто просил у нее помощи. Владея словом, как никто другой, Лидочка, задолго до появления психологов, умела врачевать беседой то, что казалось было не исправить уже ничем. Она мирила друзей, приятелей и своих соседей, которые знали, что даже с крупной ссорой можно прийти к Лидии, и она разведет обиженных по разным углам, выслушает обе стороны беспристрастно, а потом даст дельный совет, не принимая на себя роль защитника или судьи.
— Лидочка, как у тебя это получается? – Соня обнимала уставшую тетку, которая пыталась прийти в себя после очередного «перемирия» соседей. – Ведь они готовы были уничтожить друг друга! Так кричали, что я думала, весь дом сбежится!
— Не знаю, Сонечка… — Лидия обнимала племянницу и закрывала глаза, пытаясь восстановить душевное равновесие. – Мне кажется, что людям, для того, чтобы вспомнить о том, что они люди, иногда достаточно окунуться в свое прошлое. И если там было что-то по-настоящему хорошее, пусть бы и мало, так, что вспомнить почти нечего будет, но это может помочь. Ведь никто из тех, что приходят сюда, прося разобраться в их конфликтах, не стал таким скандалистом сразу. Были причины. Обиды, непонимание, неприятие чужой точки зрения. И в итоге – результат! Но они же цепляются друг за друга! Стараются ударить словом или делом побольнее, чтобы обратить на себя внимание. Просят, пусть и таким глупым способом, чтобы их услышали. А это говорит о том, что, либо ненависть достигла там таких высот, что уже невозможно уйти без того, чтобы не отомстить и не растоптать в пыль человека, который причинил тебе боль, либо что-то этих людей еще связывает. И это вовсе не плохое. Они просят вспомнить друг друга о том, что было раньше и умоляют услышать, наконец, себя, чтобы не потерять то, что еще, быть может, живо.
— Странный способ…
— Если бы люди знали другой… Знаешь, Сонечка, я давно поняла одну простую, казалось бы, но очень важную истину.
— Какую?
— Слово способно на все. Врачевать, уничтожать, дарить покой или призывать к битве. И как ты используешь это слово – так оно и сработает. Захочешь уничтожить человека – и у тебя получится. Достаточно даже не кричать на него, не ругаться, а просто сказать злое. Тихо и спокойно. И этого хватит, для того, чтобы жизнь остановилась на мгновение, а потом пошла совсем по-другому. Это слово войдет в душу и уже никуда оттуда не денется. Мы забываем, запрещая себе помнить о плохом, но проходит время и это, неосторожно, или же в пылу ссоры, сказанное слово проснется, напомнит о себе и снова испортит все. Поэтому, Соня, нет сильнее средства, чтобы дарить жизнь или отнимать ее. Мы все зависим друг от друга. Так или иначе. Идешь ты утром на работу, а сосед тебе улыбается и здоровается. Хорошо?
— Да.
— А если он мимо прошел или что-то плохое сказал тебе? Будет у тебя день хорошим?
— Нет.
— А если это родные и близкие?
— Ой!
— Вот тебе и ой… Следи за собой, Соня. За тем, что и кому ты говоришь. Помни о том, что ты способна сделать своим словом. Ты – врач! Пусть будущий, но все же. И твое слово порой будет иметь решающее значение в том, поверит ли человек, что жизнь его вообще возможна. Твой отец эту истину понимал очень хорошо.
— Я запомню…
— Вот и хорошо! А теперь, давай почаевничаем и спать! День сегодня был не пустым.
Лидочка жила одна. Когда-то она была замужем, но муж ее ушел из жизни довольно рано, детей не случилось, и она отдала все свои силы на то, чтобы Соня смогла получить хорошее образование и устроиться в жизни. И это ей вполне удалось. Племянница окончила университет, работала в одной из лучших клиник столицы, и Лидочке оставалось только радоваться тому, что Соня счастлива.
К сожалению, радоваться ей пришлось недолго. Несмотря на то, что Лидочка выросла в семье потомственных врачей, следить за своим здоровьем она не любила. Ну подумаешь – здесь кольнет, там побеспокоит… Пустяки! А потому, когда она все-таки спохватилась и обратилась за помощью, почувствовав какие-то нелады со здоровьем, помочь ей уже не смогли. Время было упущено, и Соня рыдала, кляня себя за то, что пропустила грозные симптомы.
— Соня, девочка моя, что ты так убиваешься?! Я же тебе ничего не говорила!
— Лидочка, а глаза мои где были?! Какой из меня врач, если я у себя под носом упустила все, что только можно было!
— Глупости говоришь! – сердилась Лидия. – Ты же знаешь, что ничего увидеть и не могла! Подумаешь, усталость или нарушение сна! У кого их нет?! Оставь себя, пожалуйста, в покое! От того, что ты будешь заниматься самоуничтожением, мне легче не станет!
Лидочка ушла, как жила, спокойно и тихо, стараясь никого не обеспокоить. Соня долго время пыталась бороться за нее, но в какой-то момент Лидия попросила племянницу оставить эти попытки.
— Всему свое время, родная! И если пришло мое – я его приму!
— Ты не боишься?
— Нет. Это же как со словом. Если уж оно живет так долго, то что уж говорить о душе человеческой. Никогда не поверю, что мы исчезаем, ничего не оставляя после себя! Что-то там все-таки есть…
Простившись с Лидочкой, Соня затосковала. Ей было плохо одной. Она приходила с работы и не знала, куда себя деть. Иногда кто-то, по старой памяти, стучал в ее дверь, но она не владела той силой, которая дана была Лидии. Словом лечить Соня попросту не умела. Да и боялась, помня теткин наказ. Она вообще старалась держать язык в узде и довольно скоро прослыла среди коллег почему-то очень умной женщиной, что не могло не сказаться на ее популярности у мужчин.
Завидная невеста, с квартирой почти в самом центре города, Соня довольно быстро стала предметом для охоты. И ее желание избавиться от одиночества, сыграло с нею злую шутку.
Она встретила человека. Но ему была почти не интересна. Брак ее, скоропалительный и непонятый родными, продлился всего ничего – около года. Муж Сони нашел себе «вариант получше», о чем сообщил жене между делом, не принимая во внимание ее беременность. Спорить с ним Соня не стала. Собрала вещи и выставила его из своей квартиры, заручившись поддержкой отца, который бросил все и приехал поддержать ее.
— Папка, как жить? – плакала Соня, когда ее супруг хлопнул дверью и был таков, даже не оглянувшись напоследок.
— Хорошо жить! Только так! Чтобы никто слезинки твоей не увидел! Поняла?! Ты что, сирота?! У тебя я есть, мамка, братья, сестры! Неужто не поможем?!
Соня обнимала отца, а сама думала о том, что у ее ребенка такой возможности никогда не будет… Ведь тот, кто должен был дарить ему тепло и поддержку заявил просто и без обиняков:
— Ты мне теперь бывшая жена. Так? Значит, и ребенок твой мне тоже бывший! Алименты – получишь. А больше ничего от меня не проси.
Соня ошибалась.
Отец у ее дочери все-таки появился. Пусть и далеко не сразу. Лиле, дочери Сони, было на тот момент уже три, но новый избранник Сони так быстро нашел общий язык с девочкой, что она довольно скоро назвала его папой. И даже когда Лиля, уже став совершеннолетней узнала, что Семен Петрович ей не родной отец, это ничего не изменило в их отношениях.
Своих детей Семен иметь не мог, и всю свою душу он вложил в Лилю. Это дало свои результаты. Лиля росла в полной семье, любима и хранима сразу двумя людьми, которые души в ней не чаяли. Она окончила школу, поступила в университет и на третьем курсе встретила своего будущего мужа.
Свадьба, рождение дочери, счастье…
Соня и Семен с радостью нянчили свою первую внучку. Зимой – в городе, стараясь проводить с Наташей как можно больше времени, а летом – на даче. Лиля принимала предложенную помощь, так как хотела продолжить свое образование и готовилась писать кандидатскую.
И все бы так и шло, если бы перед очередным «кочевьем» на дачу, молодые родители не сообщили Соне и Семену, что хотят пойти в поход.
— На байдарках?! – удивился Семен. – Вы же никогда не сплавлялись!
— Будет интересный новый опыт, пап! – смеялась Лиля, обнимая дочь на прощание. – Мамочка, присматривай за ней, хорошо? Наталья наша решила, что она теперь все умеет сама и взрослые – это лишнее понятие в ее системе координат.
Пятилетняя Наташа хмурилась, слушая разговор мамы с бабушкой, но тут же заливалась смехом, глядя, как дед корчит рожицы.
Лиля, расцеловав дочь, погрозила ей пальцем, призывая к порядку, и они с мужем уехали.
А Соня потом, вспоминая этот момент, корила себя, что у нее никак и ничего не дрогнуло по-матерински внутри, вещая беду…
Из этого похода родители Наташи не вернулись…
— Сёма, что ж за жизнь такая поганая, а?! – убивалась Соня, оплакивая дочь и ее мужа. – За что?! Молодые, здоровые, счастливые! Жить да жить! Почему в моей семье словно лихо какое ходит за всеми?! Почему?! Как уберечь, Наташу от этого?!
— Никак… — голос мужа звучал глухо и безжизненно, и Соня словно очнулась.
Ведь Семен считал Лилю дочерью… И ему невыносимо больно сознавать, что единственного ребенка, которого по праву мог назвать своим, он потерял…
— Прости меня, родной! Прости! Тебе она тоже была дочерью!
— Да. Была… И будет! – Семен обнял жену. – Пока мы ее помним – она жива, Соня. Пока заботимся о ее ребенке, нас не в чем будет упрекнуть. Нет страховки от судьбы. Понимаешь? Мы не может уберечься от всего в этом мире. Но мы может жить так, чтобы, когда придет наше время, шагнув за черту, сказать, что все было. И счастье, и любовь, и радость… Я этой черты не боюсь. У меня есть все, о чем только может мечтать человек. И ты, и Лиля, и Наталка… Счастливее меня еще поискать! Но пока мне туда рано. И тебе тоже. Девочку надо поднять! Некогда слезы лить! Она же все видит и чувствует, хоть и маленькая! Мы обязательно с тобой поплачем. И не один раз еще, но не сейчас. Сейчас – пойдем к Наташе. Кажется, она проснулась.
— Да-да… Ты прав…
Так Наталья стала центром вселенной для тех, кто знал, что такое любовь. И этой любви ей доставалось в избытке столько, сколько она себя помнила. Ее отец был сиротой и с его стороны родни не осталось. Зато была куча мала родственников со стороны бабушки. И только ленивый из них не баловал Наташу. К праздникам приходило обычно такое количество посылок, что Наташа с бабушкой разбирали их несколько дней. Там не было ничего особо дорогостоящего, но каждая мелочь, от конфет до новой книги, от связанных заботливыми руками шапочки или рукавичек до нарисованного кем-то из детворы рисунком, было дорого и мило ее сердцу. Наташа понимала, что ее любят! И пусть видится она с родней не так часто, а некоторых не видела и вовсе, но о ней знают, помнят, и считают нужным сказать: «Ты – не одна, девочка!»
Эти отношения в семье, люди, спаянные воедино, пусть и не кровными узами, но велением души и сердца, дали Наташе понимание того, чего она хочет от жизни. И желание это было простым, но в то же время безмерным в своей глубине. Наташа мечтала о том, что у нее будет такая же семья. Дружная, любящая, всегда готовая прийти на помощь.
Именно поэтому ее так выбил из колеи разговор с женщинами в парке. Она привыкла не брать на веру все подряд из услышанного и доверять лишь фактам, но, судя по тому, какую информацию она получила, ей не соврали. Ребенок был. И у ее мужа, Павла, были отношения, от которых он избавился легко и играючи, как только у него появился новый интерес.
Наташа кормила дочь, делала какие-то дела по дому, ожидая прихода мужа с работы, а сама прокручивала в голове услышанное. В какой-то момент она все-таки не выдержала и набрала номер бабушки. Справиться с эмоциями не получалось.
София Аркадьевна была немногословна.
— С плеча не руби. Поговори с ним. Так надо. Так правильно. Вы муж и жена. Сначала слово. Дело потом.
— Бабушка, я не знаю, какое тут может быть дело… Это же не мешок картошки и не котенок, которого он выбросил, потому, что тот ему в тапки напрудил. Ребенок… А если он потом скажет, что и Маришка ему тоже бывшая дочка? Найдет себе новую любовь и сделает нового ребенка. Что тогда?
— А, ничего! Маришка твоя, чай, не сирота. У нее мать есть!
— А у той девочки матери нет… — Наташа смотрела на свою дочь, которая заливалась смехом, глядя, как кошка гоняет мячик по комнате. – Я тебя услышала, ба. Спасибо!
— Не за что, родная. Что бы ты ни решила, мы с дедом тебя всегда и во всем поддержим.
— Знаю.
Разговор с мужем был коротким. Отпираться Павел не стал.
— Маришка моя дочка. Я ее знаю и люблю. А ту девочку я давно не видел.
— Девочку? У нее же имя есть. Ты его помнишь?
— Да. Ее зовут Катя. Моя она дочь или нет – я не знаю.
— Ясно. И нигде не екнуло, Паша? Ни разу? Ты же ее, как и Маришку, на руках держал, нянчил, доченькой называл?
— Да. Пока жил с ними – называл.
— А ушел – и из сердца вон? Так, получается?
— Чего ты от меня хочешь, Наташа? Я с тобой. Люблю Маришку. У нас семья.
— Нет, Паша. Ты ошибаешься. У нас нет никакой семьи. У нас есть временной промежуток, когда ты решил, что мы с Маришкой тебе подходим. И в любой момент это время может закончится. И ты уйдешь, а я вынуждена буду объяснять ребенку, куда делся ее папа. И как знать, возможно, именно меня она сочтет виновной в том, что я не смогла удержать ее отца… Нет! Это мне не нужно!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, Паша, что бывшими бывают жены. Но не дети! Это нонсенс, понимаешь? И я не знаю, найдешь ли ты ту, кто примет тебя с такими взглядами на жизнь, но это точно буду не я. Мы разводимся.
— Вот как? Что ж, в таком случае, нужно подумать, как мы будем делить то, что нажили в браке.
Наташа едва заметно улыбнулась:
— Что ты имеешь в виду?
— Квартиру, машину, участок за городом, на котором мы собирались строить дом. Счета.
— А Маришку? – Наташа уже не скрываясь потешалась над мужем, хотя внутри у нее полыхал такой пожар, что, казалось, еще немного, и душа ее превратится в пепел.
— Ты предлагаешь нам делить ребенка? – оскорбился было Павел, но тут же сообразил, что жена шутит. – Наташа, что ты за человек?! Разрушить все из-за совершеннейшей глупости, да еще и смеяться над этим! Как ты можешь?!
— Меньше пафоса, дорогой! В твоих речах слишком много фальши!
Наталья оборвала мужа, забрала ребенка и ушла в другую комнату. Она слышала, как Павел собирал свои вещи, как хлопнула входная дверь, разделяя ее жизнь на до и после, и понимала, что впереди долгий путь, который ей придется пройти. Ведь оставить все как есть она просто не могла.
И Наталья пройдет этот путь, хоть он будет тернистым и совсем непростым. Помогут родные, и те, кому судьба маленькой Кати будет небезразлична.
И некоторое время спустя по набережной Сочи пройдет молодая красивая женщина с двумя прелестными девчушками. Продавец мороженного прищелкнет языком, восхищаясь красотой всех троих.
— Ай, какие прелестные дети! И мама красавица! Чтоб вы все были здоровы! Такие красивые девочки и такие разные… Одна светленькая, другая темненькая. Обе ваши?
— Мои! – Наташа рассчитается за мороженое и улыбнется продавцу. – Для матери все дети на свете свои! Чужих не бывает!
— Мама не только красивая, но еще и умная! – кивнет ей в ответ продавец серьезно и без всяких прибауток. – Пусть благословит небо тебя и твоих детей, женщина!
— Спасибо! – Наталья подмигнет дочкам. – Ешьте мороженое и наперегонки до пляжа. Только, не пугайте бабушку! Она еще от вашего вчерашнего «крабика» не отошла!
— Не будем! – хором протянут девчонки. – Дед сказал, что выпорет нас, как сидорову козу, если мы еще что-то такое отчебучим. Мам, а что такое «выпорет»? И что это за коза? И почему какой-то Сидор ее обижает? Так же нельзя!
Чайки шарахнутся с парапета, услышав смех Натальи, а Софья Аркадьевна глянет на мужа и проворчит:
— Опять что-то чудят! Сёма, идем плавать!
— Думаешь, там они тебя не достанут?
— Думаю, что я хочу, чтобы эти дети меня доставали, как можно дольше и больше! Я просто перегрелась на солнышке. Идем!
Автор: Людмила Лаврова
Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/heartfeltstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться")
ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ
Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤
Следующая публикация
Комментарии 30