Предыдущая публикация
Саша прижала к себе сумку, пытаясь замаскировать пальто из массмаркета цветным рисунком фламинго на своей авоське.
— Вы меня? Я вас слушаю… — отозвалась она, сделала пару шагов в сторону, подальше от разлившейся по асфальту лужи желтого фонарного света.
— Вас. Вы на какой машине? — шубка оглядела школьную стоянку. Там притулились две «Лады», старые, наверное, ещё из прошлого века. На одной ездил учитель физкультуры, другая здесь жила уже давно, чья она, Саша не знала. Мини—Купер директрисы уже давно укатил в Домодедово, где у Агнии Захаровны, начальницы и смотрительницы сего школьного заведения, был частный домик, огороженный высоким, сложенным из кирпича забором. Других автомобилей на стоянке не было.
— Ни на какой. Я на метро. Так что вы хотели? Извините, но мой рабочий день окончен, я спешу.
Сашка не показала виду, но сразу узнала эту не в меру заносчивую, высокомерную даму. Ну как же, Ерофеева Марина… Уже не такая юная и легкая, в ногах как будто расширилась, может, отеки, или мышцы накачала, а голос всё тот же и манера разговаривать — как будто одолжение делает, снизошла до нас, грешных…
— Сань, ну чего ты? — решила больше не шифроваться Марина, подошла ближе. — Узнала, даже поморщилась. Неужели так я тебе противна? Брось! Столько лет прошло. И вообще, я к тебе не как к однокласснице, пусть и бывшей, а как к педагогу. Ты же у моего Стасика русский ведешь?
— Не знаю. Который твой? — Саша вынула из кармана перчатки, натянула на руки. На улице было промозгло, кончики пальцев, как обычно, стали неметь. Захотелось домой, на свою кухоньку, заварить чай, налить его в прозрачную стеклянную чашку и, обхватив её ладошками, греться. А рядом будет сидеть Веня, большой, лохматый, приблудный Санин кот, которого она подобрала на помойке. Он сначала посидит спокойно, а потом начнет греметь хвостом по полу, ожидая, пока хозяйка почаёвничает и наконец поиграет с ним. И в кастрюльке на плите будет вариться гречка на утро, а в комнате за тонкой стенкой — спать Ниночка, Сашина дочка. Кстати, о ней! Пора забирать! Господи, Саша опять опоздает, и её отругает Марья Васильевна, дочкина воспитательница! — Честно говоря, я спешу, в сад за ребенком надо. В четверг приходите.
Сашка хотела быстро юркнуть в ворота и затеряться в толпе, но Марина Ерофеева была не из тех, кто так легко сдаётся.
— Погоди! Да ну куда ты?! — Застучали по асфальту каблучки, женщина грациозно подалась вперед, схватила Сашу за рукав. — Не бойся. Я не кусаюсь. — Оскал белых зубов, красная улыбка больших, как у рыбки, губок. — Подвезу, садись. И поговорим заодно. Или мне к директору идти? Я могу, ты меня знаешь.
Саша знала. У Марины Ерофеевой была пробивная мама, без мыла везде сама пролезет и дочку пропихнет, и ведь в какие места они своим семейством попадали: и на бал в мэрию, который только для избранных, и в финалы конкурсов, хотя Марина там даже в десятку не вошла, и в школьном совете Марина числилась, и премии за достижения получала. А мама… Ну, увидеть её на местном канале, дающей интервью по поводу какой–нибудь экстравагантной выставки или мелькающей за спиной приехавшего в их городок певца было делом привычным. Ангелина Петровна избегала разве что только криминальных новостей, это, как она говорила, «вызывало у неё душевные волнения».
И Марина похоже, стала такой же пробивной, яблочко от яблоньки…
— Ну… Ну ладно. Хорошо выглядишь! — Сашке было самой от себя противно, опять она лебезит перед этой Маринкой…
— Спасибо. А у тебя как–то не заладилось в жизни, да? Хватит болтать. Адрес? Куда едем? — пожала плечами Ерофеева, запрыгнула в машину, кивнула Саньке на сидение рядом с собой. — Или ты назад? По старинке? — И улыбнулась своими нестерпимо белыми зубками.
— Нет, отчего же, я с тобой. Хорошая машина, просторная. Давно водишь? — Саша неловко залезла в салон. Она редко ездила на личном транспорте, потому что его, личного транспорта, у них с Игорем не было, а такси обходилось дороговато. Да и Саша, как натура романтическая, восторженная, любила ездить в автобусе или электричке, только, конечно, не в «час пик».
— Лет с двадцати. Да как папка мне свой «Фиатик» отдал. Я его, правда, через год помяла конкретно. А кто из нас не ошибается, правда, Санёк?! Правда… Так–с… — Марина посигналила, охранник, видя на мониторе, как она мигает фарами, открыл ворота, Ерофеевское «БМВ» мягко покатило прочь. Марина ловко вклинилась в поток машин, обругала кого–то впереди себя и нажала на педаль газа. Она любила «ездить с ветерком», перестраиваться, мельтешить и нервировать других участников движения. Она называла это — «агрессивное вождение», для души.
Сашка долго возилась с ремнем безопасности, всё никак не могла его защелкнуть, потом пристраивала на коленках сумку.
— Ну чего ты там копошишься? — нервно бросила Ерофеева. — Тесно? Раздалась ты, мать, разнесло… Поди, булки одни ешь? Школьная столовка, одиночество и всё такое…
— Почему одиночество? — обиженно буркнула Саша. — И вообще не располнела я, просто пальто такое, оверсайз.
— Ага! Такие вещи придуманы как раз для того, чтобы прятать то, что нещадно увеличилось. Ну ладно, проехали. Массмаркеты все завалены этими тряпками. Я тебе потом дам адресок. Есть у меня один мальчик, модельер–самоучка, женщин чувствует, как хирург скальпель. Он тебя приоденет. А что ты там говорила про одиночество? — повернула голову Марина, но тут же нервно выругалась, выкрутила руль, опустила стекло со своей стороны и начала орать.
Санька скрючилась на своем сидении, отвернулась. Боже! Как стыдно! Марина и всегда–то отличалась некоторым «хабальством» что ли, но чтоб так витиевато выражаться… Эх, жизнь…
Наконец злобное гавканье Ерофеевой прекратилось, она поправила прическу, тронулась с места.
— Марин, а можно я выйду? Я тут пешком уже дойду, правда… — хрипло прошептала Александра Вячеславовна, отпустила лямки шоппера, тетрадки посыпались на пол.
— Аккуратней! Ты меня отвлекаешь! — дернула плечом Ерофеева. — Куда я тебя высажу?! Средний ряд! Сашка, ты как была не от мира сего, так и осталась. Так… Так, вхожу в поворот… Вошла… Не, не туда повернули. Вот просила не отвлекать меня! Ладно. Да, так вот, по поводу моего сына, Стасика, — заговорила она быстро, даже как–то радостно. Стасик был её единственной настоящей любовью в этой жизни, чудом, зайкой, роднулькой, милым плюшевым мальчиком, пухликом и милашкой. У него было всё пухленькое — ручки, ножки, щечки. Всё это страшно нравилось Марине, вызывало какой–то нездоровый материнский восторг, вот, мол, какой у меня бутуз, даром что бутуз этот уже с паспортом ходит и курит за гаражами. О нем она могла говорить только так восторженно или вообще никак. — Он, правда, у нас по папочке Скворцов. Станислав Дмитриевич Скворцов. Звучит? А, Саш, скажи, ты как учитель русского языка, скажи мне: звучит или нет?
— Звучит. Значит, Скворцов твой сын… — выдохнула Сашка. — Он же недавно тут учится. А Скворцов это… Это тот самый? — Договорить, назвать по имени — Дима, — было страшно. Саня не решилась выговорить. И так внутри что–то защемило, стало опять грустно. Нахлынуло…
…Вот они в одиннадцатом классе, до выпускного пять дней. Экзамены сданы, все счастливы. Можно наконец чуть–чуть расслабиться. Отец дал Димке машину, разрешил покатать девчонок.
Дмитрий въехал во двор. На лавке у подъезда сидели барышни из его класса. Саша тоже там была, но чуть в стороне. Готовилась к вступительным, повторяла, зубрила.
Когда Дима её окликнул, Маринка и другие девочки уже сидели в машине, набились, как селедки в бочку, смеялись и толкались, высовывая из окошек локти. Марина разместилась на переднем сидении, как королева. Дима увивался за ней с девятого класса, и говорили, что у них уже «всё было». Ерофеева этого не отрицала, но и не утверждала, то ли боялась, что доложат матери, то ли и правда, ничего между ними с Дмитрием и не могло быть.
— Санька! Бросай книжки, иди, прокачу!
Он так смотрел на неё… Так смотрел, что сердце останавливалось, а по спине бежали мурашки.
— Иди уже, а то сойдешь с ума от этих своих книжек! Поехали купаться! — улыбнулся Дима.
Она послушно втиснулась в машину.
«Купаться? А купальник?!» — вдруг задала она свой глупый вопрос всем этим хохочущим девчонкам. Те стали смеяться еще громче. А Дима нажал на педаль «газа», съехал с шоссе, помчался по грунтовке, вздымая за собой огромный шлейф пыли. Сашу укачало, закружилась голова, к горлу подступило что–то кислое, отдающее творогом.
— Останови… — прошипела она, вывалилась из машины почти на ходу и побежала в поле. Там её стало рвать, и захотелось плакать, громко, как в детстве — от обиды, от того, что она, Сашка, не такая, как все эти девочки, она ненормальная, чудная, странная, «со съехавшим чердаком». Она не могла вот так вот поехать к речке и резвиться там в нижнем белье, не могла, как Марина, виснуть на понравившемся мальчишке и тянуть к нему свои губы. Не могла…
Кто–то протянул ей бутылку с водой. Санька подняла голову — Дима.
— Спасибо, — кивнула она.
— Впереди надо садиться, там меньше укачивает! —пожал плечами парень.
— Там было занято, — отвернулась Саша, полила себе на руки, умылась. — Ты слишком гнал.
— Эх, Санёк! Какой русский не любит быстрой езды? Ты чего?!
Дима хотел ещё что–то сказать, но девочки окликнули его, опять раздался их глупый смех.
— Поехали, Сашка. Ну! — бросил он через плечо, а через минуту уже сидел за рулем, и Марина шептала ему что–то на ухо.
Александре стало противно, да и в животе опять бурлило… Она махнула рукой, чтобы ехали без неё. Больно надо! И белье на ней сегодня ужасное, простенькое, застиранное, хлопковое, без кружев. Марина бы такое никогда не надела.
— Фу, Баранова! Ты что, бабкино приданое раскурочила? Я и не знала, что сейчас такое носят! — удивленно вылупилась Ерофеева на едва наметившиеся Сашины формы, прикрытые «хэбэшечкой», когда девочки переодевались в бассейне.
Мама покупала Александре только такое белье, считала остальное вульгарным, да и не по деньгам были им эти излишества…
Как–то, приехав на Покровский рынок, Сашка замерла у лотка с нежно–розовым, кружевным комплектом, даже дотронуться боялась, до того оно было красивое, даром, что синтетика.
— Ты что, Сашенька?! Это ж только разгульные девки носят! — сразу прокомментировала мама и потащила дочку прочь, к «натуральному», из серии «прощай, молодость»…
На выпускном Димка, тайная Сашина любовь, один раз пригласил её на танец, в знак, так сказать, благодарности за то, что его хороший аттестат во–многом её заслуга. Ведь старалась, подсказывала, надеялась на что–то…
— Хорошая ты, Санька, друг хороший. Да. — И чмокнул её в щечку, совершенно равнодушно. Так целуют дальних родственниц, приехавших посмотреть на подрастающее поколение, или старух с трясущейся головой, которые могут оставить тебе хорошее наследство…
И на этом всё. Саша проплакала дня три, потом мать отправила её к тете в Подольск, полоть клумбы и готовиться к экзаменам…
… — Димка–то? Да, тот самый, — победно улыбнулась Марина. — Ну было же ясно, что он на мне женится. Ой, Сашка, ты такая наивная! Ничего не замечала, а ведь мы с Димоном тогда уже были… Ну, как это сказать поприличней… Связаны одной тайной, вот.
— Ага… — кивнула Саша. — Понятно.
— Ничего тебе не понятно. И не надо. Я чего хотела–то! Ты Стасика моего зачем гнобишь? То трояк, то двойка… — Марина вздохнула. — Не надо так. Мы в МГИМО пойдем. Ну, он в смысле. Дам ему путевку в жизнь. А я, знаешь, свои пять лет отсидела, хи–хи, диплом родителям в лица ткнула, и дело с концом. — Ерофеева опять невесело рассмеялась. — Ни дня потом не работала по профессии, Саня! Ни дня. Ненавижу эту экономику, скукота жуткая! Я, пока с Димоном на ноги вставали, маникюр на дому делала. Нашла хорошую клиентуру, красила, стригла. Потом, как мода на эти все воски пошла, и этому научилась. В общем, у меня свой салон на Галичной, я тебе дам карточку, придешь, девчонки тебя подправят.
— Не надо, Марин. Я не хочу. А Стас совершенно безграмотный. Я ничего не могу с этим поделать. Ну как я ему поставлю «пять», если там ошибка на ошибке?!
Александра вздохнула. Вот надо же, какая у всех разная жизнь. Сашка зубрила, старалась, литературный институт оканчивала, думала в журналистику пойти или в издательство устроиться, а скатилась до школьного педагога, не выдержала конкуренции, не могла писать хлестко, не успевала быть во многих местах сразу, слишком медленно думала… А ведь и талант есть, и знаний — вагон! А денег как не было, так и нет. Перестройка тогда по многим ударила. Слово ей тогда казалось смешным — «перестройка». Как будто городок из кубиков разломали и теперь складывают новый, ищут на кубиках хвостики и носики героев, а выходит ерунда… Говорят, тогда пробились те, кто умел идти по головам, а ещё те, у кого была предпринимательская жилка и желание рисковать. У Саши и её родителей ничего этого не было…
А Марина вот сидит вся в шоколаде. Машина — иномарка, духи — «Шанелька», за такого парня вышла, жизнь свою построила! И салон свой, дело любимое, доход хороший. И за собой следит…
Александра быстро поправила прическу, порылась в кармане пальто, нащупала гигиеническую помаду, помазала сухие губы. Это не спасет ситуацию, но всё же... Губы постоянно сохли, трескались, Сашка их обгрызала, и они трескались опять.
— Нет, Сашенька, ты не просекла, наверное! Я за Стасика горло перегрызу, поняла? Если будешь ему мешать, тебя в этой школе не будет. Так уж случилось, что он перешел в вашу церковно–приходскую богадельню, потому что у вас контракты с институтами. Мне надо, чтобы он доучился и вышел с отличным аттестатом. Ну я ещё раз повторяю, не вставляй нам палочки в колесики, Саша. Тебе же боком выйдет. Я могу к директору сходить. Она тетка трусливая, передо мной не выстоит, тебя прогонит. А для тебя, поди, эта работа — кормилица. Одна живешь? Дети? Ну всё, приехали. Здесь? Иди уже. Я тебе не такси.
Марина почему–то разозлилась, недовольно отвернулась.
Александра посмотрела в окошко, кивнула, открыла дверь, выползла под моросящий дождь.
— Тетрадки не забудь, педагог! Так мы договорились? — крикнула ей вслед Ерофеева. — Живешь всё там же, я смотрю? Ну–ну…
Дала по газам, из–под колес взметнулся веер брызг, окатил Сашкино пальто. Марина посигналила своей бывшей однокласснице и уехала. За Стасика она на всё пойдет. Больше не ради кого…
Александра быстро зашагала по тротуару к ограде садика. На первом этаже, в желтом квадрате окошка, как в телевизоре, стояла одинокая фигурка — Ниночка. На следующий год Нина пойдет в школу. Саша всё никак не решит, в какую — ту, что ближе, или в ту, где работает она сама. А время идет…
— Ну что же вы, Александра Вячеславовна, опять опаздываете! А мне тут сиди, жди вас. Нина, собирайся скорее! — ворчливо встретила её Марья Васильевна.
— Извините, простите пожалуйста… — залепетала Саша. А вот Марина бы так себя не вела! Она бы ещё на эту воспитательницу прикрикнула, отчитала. За что? Нашла бы, за что. И ушла победительницей. Но это было бы неправильно, жестоко. Так не живут люди. Ну, или только очень несчастные люди...
Нина быстро оделась, взяла свой портфельчик, схватила маму за руку и повела домой. Маму по вечерам надо осторожно и бережно вести домой, мама рассеянная и уставшая, она может и в лужу наступить, и под машину попасть…
Пока Саша разогревала ужин, Нина развесила на «плечиках» и старалась почистить мамино пальто, но пятна от уличной грязи не исчезали.
— Мааам, не выходит… — разочарованно заныла Ниночка. — Я тру, тру…
— Да ладно, мышонок. Иди ужинать. Потом я постираю, и всё будет хорошо. Еще не было ни одного пятна, с которым мы бы не справились!
«Вот если бы можно было бы навести лоск на свою жизнь, выстирать её, придать, так сказать, свежести и мягкости, разгладить, отпарить… Ага, выкрасить и выбросить!» — усмехнулась Александра и налила им с дочкой чай.
Веня, как она и мечтала, сидел на полу и наблюдал за хозяйками. Хвостом не бил, устал, наверное…
— Мам, а когда папка приедет? — в который раз спросила Нина, разломила сушку на два кусочка, угостила маму.
— Через две недели. Уже скоро! — улыбнулась Саня.
Игорь часто уезжает в командировки, подолгу не бывает дома. Но это не беда, зато он любит свою работу, любит то, чему учился. И всегда привозит Нине подарки, затейливые, вырезанные из камня фигурки. Их у дочки уже целая полка.
«Что же мне делать с этим Стасом? Что?... — раздумывала Александра, пока проверяла тетради. Ничего путного на ум не приходило. — Ладно, пора спать! Не хватало ещё к первому уроку завтра опоздать!»
… Всю оставшуюся неделю Александра Вячеславовна присматривалась к Скворцову, к доске вызывала, что–то спрашивала.
— Стас, подойди ко мне, пожалуйста, — наконец попросила она пухленького Маринкиного сына.
— Ну чего, АлесандраВячславна? Чего опять я–то? — выпятил губки парень. — Бить будете, да?
Он был, в сущности, неплохой парень, мягкий только, бесхребетный. За него всё делала мама, так чего теперь–то? Какой с него спрос?!..
— Стас, не выдумывай. Я вот что хотела спросить… Ты на кого учиться думаешь? — издалека начала Саша.
— Ну… Мама хочет… — замялся паренек.
— Про маму я знаю. А ты сам?
— Я–то? Я хочу в слесарное дело. Ну, машинки собирать. Ну не собирать, а чтобы у меня был свой салон, я буду там руководить, — довольный своими мечтами, улыбнулся Стасик.
— Чтобы руководить, надо бы грамотно писать или даже печатать. У тебя всегда по русскому так было?
Оказалось, что всегда. Марине предлагали закрепить за сыном «диагноз», чтобы ему всегда ставили тройки, и никто не задавал бы лишних вопросов. Но она категорически отказалась. Диагноз?! Стасику?! И в мыслях нет!
Она решала всё по–своему, договаривалась, подкупала. Тем учителям, кто попроще, делала бесплатно маникюр и другие косметические процедуры; кто побогаче, получали от нее статусные подарки. И Стасик как–то сразу стал хорошо учиться.
— Надо что–то делать! Стас, ты неглупый малый, книжки читаешь, я знаю! Давай–ка выплывать из всего этого! — возмутилась Александра.
Стасику «выплывать» было лень, но он обещал подумать.
— Ну и хорошо. Завтра жду тебя на седьмом уроке, попробуем позаниматься. Слышишь, Стас?!
— Слыыышу, АлесааанВячеслааавна… — протянул Скворцов, дожевывая бутерброд. — Ладно… Спасибо…
Он пришел, как и договаривались, и вдруг проявил чудеса грамотности. Наедине с Сашкой он как будто проснулся, «включил голову», даже вспомнил правила.
— Ну уж не знаю, — думала про себя Саша, сидя в автобусе, — какие там диагнозы, но голова у него работает нормально. Если постарается, то выйдет из него толк!
Саня улыбнулась и нарисовала на стекле солнышко, так ехать стало ещё веселее.
Только вот Марина… К директору всё же сходила, об этих индивидуальных занятиях поговорила, Сашу обвинили в том, что нагружает мальчика сверх меры.
— Это я его ещё мало нагружаю! Мало! — постучала карандашом по столу Сашка (откуда только смелость взялась!). — Запущенный ребенок, ему надо помочь! Вот увидите, как он поменяется! Увидите!
Директриса только губы поджала. Марина просила её разобраться с Сашей, «приструнить» её. Но кто такая, в сущности, эта Марина? Хозяйка салона красоты? Букашка, чего её слушать–то?!
— Сашенька, я только за. Но мама Скворцова… Она к вам неровно дышит, по–моему. Вы уж аккуратней. Ну не хочет мальчик заниматься, отпускайте домой. Себя поберегите! — доверительно сказала напоследок Агния Захаровна. — Не в коня корм!
— В коня! В коня! — упрямо закивала головой Александра…
Обидно, конечно, что Марина пакостит за спиной, но такой уж характер. Мама всегда говорила Сашке, что злых людей тоже можно понять, их кто–то когда–то тоже обидел, вот они и стали злыми. Наивно? Возможно, но и в этой теории есть доля истины…
Пятница наконец закончилась, Нина с мамой пришли домой, поужинали.
Сашка уже собиралась выключить свет в комнате дочки свет и пойти в гостиную, но тут в дверь коротко позвонили, потом ещё раз.
— Мам! Кто это? Не открывай, мама! — зашептала Нина.
— Да что ты испугалась, глупенькая?! Я в «глазок» посмотрю. Не бойся! — пообещала Саша, подкралась к двери, прислонилась к мутному стекляшку.
Там, на лестничной площадке, кто–то возился. Не разобрать — кто.
— Кто там? Я сейчас милицию вызову! — рявкнула Саша.
— Санька! Не вздумай! Открой, пожалуйста, это я… — заныло нечто, заскреблось, затопало каблучками.
Александра открыла.
На пороге стояла Марина Ерофеева, в своей шубе, но уже не такая красивая, как будто ощипанная какая–то, несчастная, волосы во все стороны торчат, тушь поплыла двумя черными дорожками, как будто Марина решила сыграть Пьеро, но спектакль не заладился, и она сбежала.
— Извини… Можно, я у тебя посижу? — спросила Марина–Пьеро, шмыгнула носом. — Димка опять руки распускает, а мать к себе не пустила, велела домой идти. Он мне ребра переломает за машину, я парковалась, поцарапала. Сааааш…
Александра секунду ошарашенно разглядывала знакомую, потом без лишних вопросов втянула Ерофееву в прихожую, захлопнула дверь.
— Ты машину разбила? Ну ладно, ладно, раздевайся, проходи. Чай будешь? Голодная?
Сашка вдруг засуетилась, стала прибирать всё, что не там лежит, наводить чистоту, а потом одумалась. Чего уж теперь! Да, у неё не богатая квартира, и она, Саша Баранова, ну, сейчас уже Николаева, не умеет грациозно садиться в машину, она простая учительница. Но это её жизнь, такая, какая есть. Пришли? Значит, принимайте нас такими, какие мы есть!
— Буду ч…ч…чай, — всхлипывала Ерофеева. — А чего вы так тесно живете? — быстро огляделась она, наткнулась на строгий Ниночкин взгляд. — Ой, ну простите, язык мой — враг мой… А это твоя дочка?
— Нина, — представилась девочка.
— Марина, — ответила Ерофеева. Так и не научилась по отчеству называться…
… — Димка от этих своих проблем на работе совсем с катушек слетел! Фирма обанкротилась, он что–то, конечно, спас, но это же мизер. А долгов на нём — прорва оказалась. Вот и лютует. Он и раньше–то руки распускал, а теперь вообще, — вытирая тушь бумажным платочком и шумно высмаркиваясь, рассказывала Марина. — Я терплю, конечно, но страшно же! И тут я тебя встретила, Саш… И всё у тебя так просто, правильно, незатейливо — пальтишко это, сумка, — а всё равно как–то надежно что ли… И так мне стало плохо на душе, Санька! Так плохо, как будто всю свою жизнь я спустила, сама знаешь, куда! Хорохорилась что–то, воображала, носом крутила, выбрала лучшего — Димочку. А он таким оказался… — Марина оглянулась, не подслушивает ли Нина, но та уже спала. — Считай, тебя тогда, в юности, Бог от него отвёл. Он когда меня в первый раз ударил, я удивилась, не поняла, что произошло. Мы поссорились сильно, он не сдержался. Мама сказала, что так бывает, и нечего это помнить. Ну а потом… А потом я уже не могла уйти. Родился Стасик и…
— Погоди! У тебя же салон! Доход свой, чего ж не уйти–то было?! — нахмурилась Саша.
— А куда я уйду? Салон тогда был — одно название, деньги на аренду Димка мне давал... Ладно. Поздно уже, я пойду… — Марина вдруг вскочила, подалась в прихожую.
— Куда?! Нет, не пущу. Стас твой где? — Саша схватила Ерофееву за плечи, усадила обратно за стол.
— У друга остался, я позвонила, чтобы домой не приходил... Что же мне делать, Сашка, а? — Ерофеева опять расплакалась, тоненько заныла.
— Разводиться. Дима твой трус, пару раз получит ответочку, и поутихнет. Серегу Варганова помнишь? — спросила Александра, вынимая из кладовки раскладушку. — В Комитете работает. Надо к нему сходить, спросить, что и как.
— Серегу? Который на руках по коридору ходил? Помню… — мечтательно вздохнула Ерофеева.
— Ты не надейся, он счастливо женат второй раз! — одернула её Сашка. — Но своих не бросает. Завтра позвоню ему. Ложись, Марин, поздно уже…
Всю ночь Марина прислушивалась к звукам за входной дверью. Но нет, Дима её не искал. Он мирно спал у себя в квартире, шикарной, большой квартире, которую придется отдать за долги. И куда они теперь? Маринка со своими запросами куда?! Стас тоже, откормили увальня, на шее болтается, не скинешь. Или скинешь? Пропасть бы, а Марина пусть с долгами разбирается. Занятно. Но… Но слишком сложно.
Дима перевернулся на другой бок. Ему было просторно на большой кровати, не возилась под боком Маринка, не лезла к нему с объятиями. Надо чаще её вот так воспитывать, пусть знает свой место!..
После полугодичных мытарств и скандалов в суде, Марина Ерофеева своё место не только узнала, но и расширила. Сергей помог угомонить Диму, они всё же развелись, квартиру продали, долги отдали. У Маринки остался её салон, Стасик и пара сломанных рёбер. В МГИМО они со Стасиком больше не хотели. Скворцов–младший решил учиться чинить машины.
А Саше Марина подарила новое пальто, очень красивое, по фигурке.
— Ты что?! Не надо! — возмутилась Санька. — Такое дорогое!
Но Марина только усмехнулась, горько и невесело. Действительно дорогим было то, на что надето это пальто — сама Сашка. Таких людей ещё поискать. Марина однокласснице гадости в школе делала, да и теперь, во взрослой жизни хотела напакостить, а Саша всё равно ей помогла. Глупая, добрая Сашка. Лучший человек на свете!
— Сань, ты прости меня за всё, ладно? — Марина вздохнула.
— За что? Что Димку увела? Да за это не прощать, а благодарить надо! — махнула рукой Александра. — Бога благодарить, отвел беду. Ладно, чай будешь?
Ерофеева часто теперь приходила в гости к Саше, развлекала Нину, когда та болела. Прижилась, привыкла, как когда–то Венечка, Сашкин кот, который в новой тетеньке, красивой куколке, души не чаял. Встретились, наконец, два одиночества! Сашка страшно ревновала кота, обзывала предателем, потом поутихла. Всем нужно, чтобы их любили, так пусть Марину хоть Венечка любит! Не жалко!
(Автор Зюзинские истории)
Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/heartfeltstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться")
ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ
Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤
Следующая публикация
Комментарии 5