Предыдущая публикация
Продолжаем тему: Казачий календарь и выдающиеся казаки.
О творчестве донского казака выдающегося художника пейзажиста Николая Никаноровича Дубовско́го (г.ж. 1859-1918) или почему забыли знаменитого художника?!. На рис его картины 1) Радуга. 1892. Новочеркасский музей истории Донского казачества 2) Родина. 1892. Холст, масло. 162х143 см. Государственная художественная галерея Фонда семьи Югры, Ханты-Мансийск, Российская Федерация 3) На Волге. 1892 Холст, масло. 141,5x190,5 см Третьяковская галер Москва.
Конечно, выбор этих произведений в этом посте не случаен. Этот триптих можно назвать живописной симфонией казачьему Присуду. Степь, Дон, Волга это ли не родина казачьего мира!
Спектр чувств и переживаний, вызываемых пейзажными образами Дубовского, весьма и весьма широк и богат. В этих картинах есть лиричность и камерность и вместе с этим — ещё и подлинный драматизм, стихия, созерцательность и умиротворенность тишиной. Эмоциональный же настрой творчества Дубовского — бодрое, жизнеутверждающее чувство, казачий простор и казачья ширь. Поэтому Дубовского с полным правом можно назвать пейзажистом эпического плана.
Так как же получилось, что этого выдающегося художника фактически отодвинули на задний план?
Сегодня можно с уверенностью сказать, что это плоды целенаправленной деятельности. И мы знаем кто за этим стоял и стоит сегодня.
Это Бенуа А.Н. «со товарищи», один из организаторов и идеологов формирования в России художественного объединения «Мира искусства» (просуществовавшего с 1898 по 1927 гг.), который тогда же основал одноимённый журнал. Вместе с С. П. Дягилевым, К. А. Сомовым и другими «мирискусниками» не принимал идеи передвижников и их художественные цели духовно-нравственного воспитания искусством общества и противопоставлял им пропаганду декаданса русского и нового западноевропейское искусство.
Уже в 1902 году в изданной написанной Александром Бенуа «Истории русской живописи», предпринимается решительная попытка принизить творческие достижения Дубовского, свести его до уровня посредственного художника. Шаг за шагом, весьма субъективно истолковывая историю русского пейзажа, Бенуа выстраивает собственную схематичную, но предельно ясную концепцию его развития, заключающуюся в том, что все русские пейзажисты были лишь отдалёнными, или «прямыми предшественниками Левитана, «великого русского художника, родившегося в бедной еврейской семье», соединившего в своём лице все их искания и давшего гениальный синтез их частичному, отрывочному творчеству». Бенуа возносит на недосягаемую высоту только одного Левитана, приписывая ему все достижения Саврасова, Шишкина, Айвазовского, Куинджи, охарактеризовав всех русских пейзажистов пренебрежительно-высокомерным чохом.
Естественно, что и казак Дубовской никак не мог положительно вписаться в концепцию Бенуа. Тогда бы пришлось собственноручно воздвигнутый им для одного художника пьедестал уступить или как минимум разделить с другим. И несмотря на то, что Дубовской продолжал плодотворно работать, Бенуа поспешил подвести «итог» и его творчеству. Особо выделив картину Дубовского «Ранняя весна», он писал: «Действительнo, с картины Саврасова не появлялось у нас произведений с более ясно выраженным поэтическим намерением (...) Однако уже в этой картине сказались недостатки мастера, со временем до того усилившиеся, что лишили его того видного места, которое он было занял. Эти недостатки заключались исключительно в технике».
Собственно говоря, Бенуа здесь снова повторяет те же самые претензии, что и ко всем передвижникам, которые якобы «из принципа» не обращали «на технику должного внимания» и потому «живопись поэта Дубовского, занятого постоянно широкими и чудесными задачами, мало чем отличалась от несколько "подносной" живописи Айвазовского». И хотя в книге была помещена репродукция картины Дубовского «Притихло», ни о ней, не о картинах Радуга, Родина и На Волге и других не сказано ни слова. Выходит, что именно эти картины и «усиливали недостатки» мастера, коль даже не удостоились внимания Бенуа? А как же тогда понимать отзывы рецензентов, того же Репина, Третьякова, присуждение медалей на международных выставках? Или только Бенуа один тогда разбирался в тонкостях живописной техники? Вот, оказывается, как можно «уничтожить» художника его же достоинствами! Абсурд, да и только. Но если учесть активную деятельность Бенуа и его единомышленников, захвативших в те годы прессу, нетрудно догадаться, каково было жить и творить Дубовскому.
Даже непредубеждённому зрителю, тем более специалисту, видно, что Дубовской в совершенстве владел техникой живописи, обогащаемой им великолепным знанием европейской культуры. На этот счёт характерно такое высказывание Дубовского: «В искусстве много сторон, и чисто красочные разрешения нам тоже нужны, но что дороже: внешний лоск, который завтра же будет побит ещё более нарядной живописью, или внутреннее, духовное содержание вещи, которое навсегда останется ценным. Форма есть средство для воплощения идеи, а не главная цель». Его техника письма изменялась в русле общего развития русcкой живописи, но он никогда бездумно не принимал того, что не отвечало его пониманию собственных задач творчества.
Любопытно, то что подспудно , а порой и явно в основе этих противоречивых сравнений творчества Левитана и Дубовского выявляется национальный характер. Первые биографы Левитана Сергей Глаголь и Игорь Грабарь отмечали, что в творчестве этого несравненного «певца грусти и печали» отпечаталась душа «вечно гонимого и преследуемого его народа». Но какое это имеет отношение к казачьей или русской душе? Оказывается, имеет — и самое непосредственное. Ибо чем тогда объяснить необыкновенную популярность произведений Левитана, хотя, конечно же, изрядно «подогретую» как популяризаторами его творчества. По мнению указанных авторов, "Левитан сумел затронуть душевные струны русского человека, склонного к внутреннему самопереживанию и самоанализу. К чувствительности и даже сентиментальности". Но на этом сродство с русской душой и заканчивается. Нельзя ведь считать печаль и грусть отличительной чертой русского национального характера и тем более национального характера казачьего народа. Вспомним слова Шолохова, который вложил в уста донского казака Григория Мелехова слова: "Хорошо, что веселый народ мы, казаки. Шутка у нас гостюет чаще, чем горе, а не дай бог делалось бы все всурьез — при такой жизни давно бы завеситься можно". Однако пока казаки шутили, выстроенная Александром Бенуа в «Истории русской живописи» концепция развития пейзажной живописи послужила своего рода руководством в деятельности столичных музеев; благополучно здравствует она в искусствоведении и поныне.
Так что забвение Дубовского сегодня это плоды вполне реальной практики замалчивания, возвышения одного художника за счёт принижения другого, теоретическим обоснованием которой явилась концепция Бенуа. Она ясно просматривается и в трудах его последователей — И.Э.Грабаря, А.А.Федорова-Давыдова... Не многим отличаются от них и некоторые работы современных исследователей, например, М.М.Раковой в «Истории русского искусства», автора фундаментальных статей о пейзаже конца XIX — начала XX века, вошедших в общие труды по истории русского искусства. Из книги в книгу кочуют определения, отлучающие Дубовского от создания «пейзажа настроения» и основанные больше на одностороннем его рассмотрении, через призму «левитановского пейзажа», чем на подлинном изучении произведений художника и связи их со своей эпохой. Довольно странной, к примеру, выглядит такая аналогия, приведённая Раковой в «Истории русского искусства»: «По ощущению огромного водного пространства и неумолимо надвигающейся стихии это произведение ("Притихло") перекликается с более поздней по времени картиной Левитана "Над вечным покоем". Где логика в этом хронологическом сопоставлении, кто у кого заимствовал?!!!
Пророческими оказались слова самого Николая Никаноровича Дубовского, сказанные им в 1917 году, за год до смерти: «Возможно, что по изменившимся условиям не будет уже существовать наше Товарищество, оно распылится, но его идея возродится в огромной массе художников, молодых и сильных. И заметьте: нас будут некоторые поносить всячески, с пренебрежением произносить наше имя, но, не замечая того, в новых формах, в новом реализме будут проповедовать то, что составляло честную сущность передвижничества: его жизненную правду и служение народу. Разве мы своим искусством не раскрепощали людское чувство, не вели к свободе духа и завоеванию человеческих прав? Без этого искусство наше было бы праздной забавой и им не стоило бы заниматься».
«Раскрепощать людское чувство» — значит возвышать в человеке духовное начало, пробуждать в нём способность чувствовать и сопереживать, а это уже свобода воли так свойственная казачьему народу!
P.S. Сегодня наиболее полно творчество Н.Н.Дубовского представлено в Новочеркасске, в музее истории донского казачества, который в 1946 году, согласно завещанию художника, получил из Русского музея не только его произведения, но и специально собранную живописцем коллекцию работ его товарищей-передвижников. Собрание теперь включает свыше шестидесяти работ Николая Никаноровича Дубовского.
По материалам
Прохоров А. Н.Н.Дубовской. Л., 1967
Следующая публикация
Нет комментариев