Предыдущая публикация
Как Север стал Русским
Активная роль в освоении внутренних районов Русского Севера принадлежала потокам, шедшим через Новгородскую землю и Ростово-Суздальское (позднее Владимирское) княжество и известным под названием “новгородской” и “низовской” колонизации.
К сожалению, в археологическом отношении Нижнее Подвинье остается пока по существу “белым пятном”, вследствие чего вполне вероятное предположение о проникновении сюда русских данщиков и купцов еще в конце I — начале II тыс. н.э. сохраняет свою гипотетичность. Древнейшим историческим документом, фиксирующим распространение новгородского влияния на Заволочье, является грамота Святослава Ольговича 1137 г. об отчислении в пользу церкви св. Софии в Новгороде даней, собираемых на территории от Ладожского озера до устьев Онеги и Двины.
При этом грамота отражает традицию, установленную еще “при дедах и прадедах” и восходящую по меньшей мере ко времени основателя св. Софии — Владимира Ярославича. Очевидно, на раннем этапе наиболее активная роль принадлежала Ладоге — крупнейшему торгово-ремесленному поселению, занимавшему с VIII—IX вв. исключительно важное положение на перекрестке водных путей того времени. Это в свою очередь позволяет говорить об общерусском характере начальной колонизации Севера (еще в XI в. Ладога находилась в непосредственном подчинении великому князю). В целом, если исходить из списка местностей с четкой географической привязкой, северо-восточные пределы новгородского освоения того времени ограничивались с востока Двиной с ее правыми притоками Пинегой и Тоймой, а с юго-востока — Сухоной.
Из текста источников остается неясным сам характер пунктов, в которых собирались дани. Это могли быть и общины, названные по именам своих старейшин, и территориальные единицы, и населенные пункты, куда являлись данщики, и, наконец, в отдельных случаях места остановок, пристани, где традиционно происходили контакты новгородцев с местным населением. Тот факт, что некоторые из них явно носят нерусские названия, свидетельствует о формировании древнейших податных единиц территорий на базе территориально-административного деления местного финно-угорского населения.
С середины XII в. в летописях появляются первые упоминания о действиях ростовских князей, связанные с Заволочьем. В 1178 г. в низовьях Сухоны при впадении в нее р. Юг был заложен форпост “низовской” колонизации Великий Устюг. По-видимому, во второй половине XII в. происходит раздел Заволочья на две зоны освоения: западную — новгородскую и восточную-верхневолжскую. Граница между ними проходила приблизительно с северо-запада на юго-восток, пересекая Северную Двину при впадении в нее Пинеги.
Археологические материалы, документирующие начальный процесс древнерусского освоения рассматриваемой территории, незначительны. В бассейне Двины и Ваги собственно славянских поселений и могильников XI—XIII вв. пока не выявлено, а довольно многочисленные городища этого региона относятся уже к последующему периоду (XIV—XV вв.), представляя сельские укрепленные центры феодальных вотчин. Судя по письменным источникам и данным археологического обследования, в Заволочье до XIV в. укрепленные поселения — опорные пункты колонизации — отсутствовали. По-видимому, на раннем этапе межэтнические контакты протекали в местностях, где происходил ежегодный сбор дани и осуществлялся торговый обмен с аборигенами. Здесь же могли оседать на постоянное житье и русские поселенцы.
Погосты в значении определенных территориальных единиц фиксируются в актовых документах с XIV в., причем для некоторых из них устанавливается преобладание чудского населения. В этом отношении заслуживает упоминания хорошо известный в исторической литературе факт покупки в 1316—1318 гг. новгородским боярином Василием Матфеевичем Шенкурского погоста с “тянущими” к нему территориями у старост погоста с явно финноязычной антропонимикой (“Азика, и Харагинец, и Ровда, и Игнатец, приехав от своей братьи”).
Обращение к указанному документу в сочетании с другими историческими источниками наводит на мысль о сохранении у чуди в XIV в. черт патриархального быта. В мировой грамоте с новгородским боярином староста Азика и остальные поименованные лица выступают от лица своей “братьи”. Как полагают исследователи, это представители отдельных семейных общин и других родственных коллективов, из которых состоял Шенкурский погост.
Проблема ассимиляции чуди, протекавшей в эпоху интенсивной колонизации Заволочья и слабо обеспеченной археологической информацией, решается в основном на ретроспективном использовании материалов этнографии, лингвистики, антропологии и фольклора с привлечением скудных исторических данных. Темпы самого процесса во многом определялись характером освоения территорий. Выделяется два типа колонизации Русского Севера:
1) колонизация, осуществлявшаяся в ходе массового переселения крестьян и сопровождавшаяся относительно быстрым изменением этнического состава (процесс главным образом этнический);
2) феодальный захват земель при монастырской или боярской колонизации, далеко не всегда сочетавшийся с широким продвижением русского крестьянства и вследствие этого определявший замедленные темпы ассимиляции финно-угров (процесс социально-экономический).
Предложенная дифференциация не абсолютна, так как на Севере имело место частое переплетение этих процессов, но все же она позволяет наметить преимущественные зоны колонизации обоих типов: для первого из них — Нижняя Двина, Беломорское побережье, водораздел Ваги и Сухоны, Кокшеньга, верхняя Вага, Среднее Подвинье и участки Верхнедвинского бассейна; для второго окраинные районы на водоразделах по Онеге, в Прионежье, по Пинеге, Тойме и верхней Сухоне.
Вероятным выражением славяно-финно-угорского симбиоза являлись сложившиеся в конце XII—XIII в. группы довольно независимого и относительно самостоятельного населения (упоминаемые в летописях “двиняне”, “важане”, “пинегжане”, “вычегжане” и др.), изначально тяготевшие к Ростову. Их формирование определялось синтезом аборигенных групп с пришельцами из верхневолжских земель, в составе которых были как славяне, так и неславянские элементы.
По наблюдениям основанным на изучении исторической лексики северных диалектов, по крайней мере с XV в. может быть прослежена отчетливая диалектная граница, проходящая по водоразделу Онеги и Двины. В то время как диалекты бассейна Онеги тесно связаны с Северо-Западом, двинские и важские изоглоссы находят продолжение в южных и юго-восточных районах. В конечном счете это объясняется, видимо, тем, что русские пришли на Вагу и Двину в основном из района Верхнего Поволжья. Отмеченная граница совпадает с зонами распространения ильменско-беломорского антропологического типа, сложившегося в ходе массовой новгородской колонизации, и верхневолжского, связанного с “низовским” направлением колонизации.
Таким образом, к XV в. на значительной территории Заволочья преобладал верхневолжский (владимиро-московский) массив населения, новгородские же следы малозаметны. Начало этого явления связано с последствиями монголо-татарского вторжения в верхневолжские княжества, вызвавшего отток на север широких крестьянских масс и передвижку туда мелких княжеских родов. Результатом “низовского” движения явилось оформление во второй половине — конце XIII в. области Ростовщины на Среднем и частично Нижнем Подвинье, дополненной в XIV—XV вв. вновь возникающими “ростовщинами”.
Направление колонизации способствовало ускоренным темпам ассимиляционного процесса. На такую мысль наталкивают некоторые данные антропологии, выделен онежский антропологический тип, связываемый с финно-угорским субстратом и отмеченный в обширной полосе от Онежского озера до Мезени. Этот финно-угорский по происхождению тип топографически не коррелируется с ильменско-белозерским, но зато образует отчетливую взаимосвязь с носителями верхневолжского антропологического типа.
Процесс межэтнических контактов, начавшийся еще в домонгольский период, активизировался в Заволочье во второй половине XIII—XIV в., когда Важская область и прилегающие земли стали объектом крестьянской колонизации. Вместе с тем разреженность местного населения, рассеянность на больших пространствах и особенности его экономического уклада способствовали длительному сохранению финно-угорских общин. Заволочская чудь, была в значительной степени ассимилирована к XVI—XVII вв., хотя отдельные островки этой загадочной этнической группы (которая, скорее всего, не была единой) сохранялись до XIX в. Это подразумевает включение определенного местного компонента в состав как средневековой русской народности, так и северных великорусов.
По материалам: Рябинин Е.А. К этнической истории Русского Севера (чудь заволочская и славяне).
Следующая публикация
Нет комментариев