Предыдущая публикация
«ОНА ОПЛАКИВАЛА ИХ ДО КОНЦА ЖИЗНИ…» Как сложилась судьба няни царских детей.
«Наступил этот особый день. Когда показалась императорская карета, мы выстроились в почётный ряд и хором приветствовали: «Боже, храни нашу Императрицу!» Молодая элегантная дама, одетая в чёрное платье, вышла из кареты и прошла между нашими рядами. Улыбаясь, она приветствовала нас грациозным жестом руки. Я не понимала, что происходит внутри меня, но что-то очень сильное притягивало меня к этой женщине. Это было похоже на любовь с первого взгляда… Нас провели в большой зал, где должна была проходить церемония. Услышав своё имя, каждая из нас должна была выйти из шеренги, подойти к Императрице, сделать реверанс, сказать заранее подготовленный комплимент и ответить на её возможные вопросы. Когда назвали моё имя, меня охватило неожиданное смущение, и я должна была приложить огромное усилие, чтобы сдвинуться с места, где стояла… И тут, вместо того, чтобы сделать реверанс, я упала на колени к ногам Императрицы и зарыдала! Директриса хотела вмешаться, но царица остановила её жестом руки и начала нежно гладить мои волосы…»
Это отрывок из воспоминаний Александры Теглевой, ученицы Смольного института благородных девиц, которая в тот день была выбрана среди прочих и приглашена императрицей Александрой Фёдоровной, тщательно подбиравшей воспитательниц для своих дочерей, на должность няни великих княжон. В течение 17 лет - до самого конца - она служила императорской семье в должности няни, поэтому благодаря ей стали известны многие подробности жизни Романовых – как в мирное время, так и в заточении. На службу она поступила в 1901 году, 17-ти лет отроду: старшей дочери императорской четы, Ольге, тогда было 6 лет, Татьяне – 4 года, Марии — 2, а Анастасии – всего несколько месяцев.
Александра, которую в семье Романовых ласково звали Шурочкой, стала для детей прекрасной няней: добрая, отзывчивая, всегда внимательная - она стала для них одним из самых близких и дорогих людей. «Я очень быстро привязалась к малышкам, - напишет она потом, - и чувствовала, что это было взаимно».
На долгие годы Теглева поселилась в Александровском дворце, в комнате на втором этаже, расположенной рядом с комнатами великих княжон, и целые дни проводила возле воспитанниц: кормила и купала их, гуляла с ними, рассказывала им сказки... Александра сумела завоевать доверие и любовь всех четырёх девочек, которые ласково называли её Теглюшкой, Сашей, а маленькая Анастасия - исключительно Шурочкой. Анастасию она ещё и обучала грамоте, и та, обожая духи, иногда буквально обливала ими «свою Шурочку», чтобы няня «благоухала, как букет цветов».
У великих княжон не было секретов от любимой няни; они писали ей письма, когда она уезжала навестить больную мать, присылали книги, дарили подарки. Вместе с августейшими детьми она плавала на яхте «Штандарт» по финским шхерам (в сохранившемся списке лиц, значившихся в августе 1906 года при детях на яхте, наряду с другими приближёнными стоит фамилия Теглевой). О близости к императорской семье и доверии, которое оказывалось этой девушке, говорят многочисленные подарки, которые по тому или иному случаю дарились дорогой няне: это и рубиновая брошь, которую Александре подарили во время празднования 300-летия Дома Романовых в 1913 году, и часы торгового дома «Павел Буре», которые были подарены ей в Рождество 1904 года, о чём свидетельствует гравированная надпись на корпусе: «Подарено Государыней императрицей 24 декабря 1904 года», и другие ценные вещи, сохранённые Александрой в эмиграции.
После отречения Николая II от престола Александра разделила с Романовыми их заточение в Царском Селе. «Многие изменили им… Граф Апраксин ушёл от них, убежал начальник конвоя граф Граббе. Забыл их близкий государю человек, свитский генерал Нарышкин, ни разу их не навестивший в Царском Селе… Мне даже в голову не могла прийти мысль покинуть Семью в такой момент», — вспоминала позже Александра. В это время она трепетно ухаживала за больными детьми, болевшими корью в тяжёлой форме: температура держалась свыше 40 градусов, а у Марии и Анастасии к кори прибавилось ещё и воспаление лёгких. Девочки были так слабы, что многие думали, что они не выживут.
«Мария лежала бледная и временами бредила, - вспоминала Александра, - императрица не отходила от её постели часами. У всех присутствующих невольно возникали дурные мысли, но мы их гнали прочь, и после трёх самых сложных суток Мария ожила. … Через несколько дней всё семейство уже обедало вместе за одним столом. А вскоре великие княжны решили состричь свои волосы, которые сильно выпали за время болезни. Я помогала им брить головы, а когда всё было готово, они довольные своим новым смешливым видом, побежали фотографироваться…»
В августе 1917 года Александра Теглева тоже не оставила императорскую семью и добровольно последовала за своими воспитанницами в Тобольскую ссылку. Все трудности новой жизни они переживали вместе. А когда пришлось готовиться к отъезду из Тобольска в Екатеринбург (место их последней ссылки) Александра получила от горничной императрицы, Анны Демидовой, письмо, в котором та писала: «Уложи, пожалуйста, хорошенько «аптеку» и посоветуйся об этом с Татищевым и Жильяром…».
По этой условной фразе Теглева поняла, что государыня просит позаботиться о драгоценностях. И указание её было выполнено: с помощью няни и учителя французского языка, Пьера Жильяра, великие княжны зашили бриллианты в подкладку своей одежды. «Мы взяли несколько лифчиков из толстого полотна, - расскажет Александра Теглева на допросе в 1919 году. - Мы положили драгоценности в вату, и эту вату мы покрыли двумя лифчиками, а затем эти лифчики сшили. Один надела на себя Татьяна Николаевна, другой - Анастасия Николаевна. Здесь были зашиты бриллианты, изумруды, аметисты… Кроме того, они под блузки на тело надели много жемчугов. Зашили мы драгоценности ещё в шляпы всех княжон между подкладкой и бархатом… Пьер Жильяр подсказал вшить драгоценности вместо пуговиц на одежде, обернув их ватой и шёлком, что мы и сделали…»
Кстати сказать, к тому времени Александра Теглева и Пьер Жильяр вот уже несколько лет находились в романтических отношениях. И это не смотря на то, что на службе у императора соблюдалось неизменное правило безбрачия для доверенных лиц, нанятых царской семьёй и живших вместе с ней под одной крышей.
Вероятно по этой причине, несмотря на то, что Теглева была близка с Жильяром все эти годы, он ни словом не обмолвился об их отношениях. При этом он много её фотографировал, они часто проводили вместе время, и многие знали, что их связывает далеко не только служба у императора и воспитание его детей.
Александра думала, что в Екатеринбурге она будет рядом с Романовыми так же, как это было в Царском Селе и в Тобольске, но по приезде в Екатеринбург детей вывели из вагона, а её и остальных, сопровождавших царскую семью, в Ипатьевский дом большевики не допустили и объявили, что они свободны. Так волей судьбы жизнь Александры, Пьера Жильяра и ещё тридцати приближённых к Романовым людям была спасена. В последний раз няня видела своих воспитанниц из окна вагона - им даже не дали попрощаться: «я лишь видела, как их уводили… Татьяна Николаевна сама тащила тяжёлый саквояж с подушкой, а рядом с ней шёл солдат, ничего не имея в руках. Слёзы лились градом, но тогда я думала, что ещё увижу их…»
С этого момента для Теглевой и её спутников началось хождение по мукам: 10 дней изгнанники жили в вагоне на железнодорожной станции Екатеринбурга, где скопилось до 35 тысяч беженцев, болевших и умиравших в невероятной грязи. Затем их вагон прицепили к поезду, шедшему в Тюмень, но вместо суток они ехали две недели по жаре, в раскалённом вагоне, практически без воды и еды. В Тюмени члены свиты бывшего царя рассеялись кто куда, а Александра вместе с Пьером Жильяром, Сиднеем Гиббсом, преподавателем английского языка, и баронессой Софьей Буксгевден осталась в Тюмени: все четверо опять жили в вагоне, прячась от большевиков. Жили они в крайней бедности и голодали, пока 25 июля 1918 года город не заняла Колчаковская армия. Здесь Александру застало известие о гибели царской семьи, которое настолько сильно её потрясло, что хрупкая нервная система не выдержала — она заболела нервной болезнью. «Вся семья императора была расстреляна. Александра была охвачена ужасом от жестокости и несправедливости такого поступка. Свернувшись на своей кровати, несколько дней она не двигалась, не разговаривала и не ела», — писала племянница Пьера Жильяра в своей книге «Сундук из России».
Не имея собственных детей, Александра была очень привязана к царским детям и переживала их гибель как личную трагедию. Неустанно заботившийся о ней Жильяр по совету врача поместил её в крестьянскую семью, которая заботилась о ней вплоть до её выздоровления.
В это время Пьер Жильяр вместе с Сиднеем Гиббсом помогали генерал-лейтенанту Дитерихсу и следователю Соколову расследовать убийство царской семьи. Когда Александра более-менее поправилась, то она также давала показания следователю Соколову, в которых подробно рассказала о жизни Романовых в Царском Селе и в Тобольске и кратко охарактеризовала всех членов семьи - протокол её допроса сохранился.
В частности, об императоре Александра свидетельствовала: «Государь был добрый, очень простой. Он страшно любил свою семью. И сильно любил Родину. Я знаю, что на первых же порах Керенский предлагал ему отъезд за границу. Но они все боялись этого больше всего. В Тобольске, по мере хода и «углубления» революции, заметно было, что он страдал за Россию». А вот что Александра Александровна сказала об императрице: «…Она была добра и весьма доступна. К ней можно было подойти всегда, и ей можно было сказать всё. Она была очень сердечна. Она долго молилась и была очень религиозна. Я не видела никогда никого столь религиозного человека. Она искренно верила, что молитвой можно достичь всего… Я любила девочек всем своим сердцем и восхищалась этими тесными отношениями с их матерью…» Последним «прикосновением» к царской семье стало для Александры Теглевой опознание найденных на Ганиной Яме предметов и фрагментов одежды, принадлежавших великим княжнам и императрице.
Когда летом 1919 года большевики снова взяли Тюмень, вместе со своими спутниками Теглева бежала в Омск, а затем, отступая вместе с частями Белой армии, добралась сначала до Иркутска, а потом до контролируемого японцами Верхнеудинска. Здесь Александра заболела воспалением лёгких, и Жильяр поручил её попечению Софьи Эмильевны Дитерихс, которая в годы Гражданской войны открыла для детей беженцев детский приют «Очаг».
Более полугода прожила Александра у Софьи Эмильевны, помогая ей в детском приюте. А Жильяр всё это время служил у генерала М.Жанена, главы французской военной миссии в Сибири, в качестве его личного секретаря. Однако после крушения правительства адмирала Колчака Пьер был уволен и отправился в Верхнеудинск, где после долгой разлуки встретился с Александрой.
В это же самое время у баронессы Софьи Буксгевден появилась возможность уехать в Европу, но на предложение отправиться вместе с ней Теглева ответила категорическим отказом. Она не хотела покидать Родину, и лишь поняв, что её жизнь в России находится в опасности (большевики беспощадно расправлялись со всеми, кто имел отношение к Романовым), Александра наконец согласилась. Однако перед Жильяром она поставила одно условие: как только для этого появится возможность, она вернётся на Родину. И была в этом даже уверена. Вот только возвращения так и не произошло: всю вторую половину своей жизни Александра провела вдали от Родины, никогда больше не увидев своих родных.
До Швейцарии Пьер Жильяр и Александра добирались больше полутора (!) лет: они жили то в лагере для беженцев, то плыли на военном корабле, то прятались у приютивших их чехословакских фермеров: такие долгие скитания Александра назвала сущим кошмаром, который закончился только по прибытию в Швейцарскую Лозанну. Вернувшись на родину, Жильяр стал преподавать в Лозаннском университете, а когда утвердился в материальном отношении, сделал Александре официальное предложение. И, конечно же, она согласилась. «Я осознала и оценила всё, что Пьер для меня делал. Он рисковал ради того, чтобы вызволить меня из революционного ада, спасти от болезни и голода. В первый раз мои глаза открылись, и я поняла, что этот человек действовал не из жалости и не из чувства долга, а потому, что был привязан ко мне и любил меня». 22 сентября 1922 года Пьер и Александра поженились, а через несколько дней состоялось их венчание в православном русском храме в Женеве.
Семейная жизнь супругов Жильяр была довольно счастливой. Пьер преподавал в университете, а его жена вела домашнее хозяйство. Вот только своих детей у них не было, поэтому Александра всю свою нерастраченную материнскую любовь и заботу отдавала племяннице мужа и своей крестнице – Мари-Клод Жильяр Кнехт, которая жила в их семье в течение 8 лет. В старости Мари-Клод решит поделиться воспоминаниями о своей русской тётушке и крёстной матери и издаст книгу «Сундук из России», из которой читатель узнает, что Александра Александровна, находясь на чужбине, всё время свято хранила память о далёкой Родине и долгие годы мечтала вернуться домой. «Я совершенно не могла представить себе того, что происходит в России, и снова написала брату, настаивая на том, чтобы он пригласил меня к себе. Он опять ответил, что это невозможно. Тогда я поняла, что моя навязчивая идея вернуться в Россию была вызвана полным непониманием реальности. Императорской Семьи, которую я так любила, больше не было. Россия, которую я знала, больше не существовала». Она оплакивала детей – своих дорогих воспитанниц - до конца своей жизни и превратила одну из комнат своей квартиры в своеобразный музей, где хранились вещи царских дочерей, и где все стены были увешаны их фотографиями…
В 2013 году 83-летняя племянница Мари-Клод-Жильяр, живущая во Франции, передала в музей-заповедник «Царское Село» некоторые вещи, принадлежавшие Александре Теглевой: ту самую рубиновую брошь с бриллиантом и те часы с надписью на корпусе, а также полотенце, на котором бывшая няня царских детей в память о России вышила гладью Спасскую башню Московского Кремля… К тому времени Александры Теглевой не было в живых уже 58 лет: она скончалась от рака в 1955 году в 70-летнем возрасте.
Следующая публикация
Комментарии 251
Конечно она няня и сильно была привязана и душой и сердцем, к царским детям.
Александра,
А, то, как смотришь фильмы.Няня, то Клаша, то Глаша.