Ведьмин блог🧙‍♀️📚 Источник мудрости

За горизонтом трав Дом Варвары стоял на самом краю деревни, там, где заканчивались огороды и начинался лес. Никто не помнил, когда она здесь поселилась – казалось, этот покосившийся домик с крышей, поросшей мхом, и старая женщина с руками, покрытыми узловатыми венами, были здесь всегда, как часть ландшафта. Деревенские ходили к ней неохотно, только по крайней нужде, когда медицина в районном центре оказывалась бессильной или когда в семье случалась беда, которую не объяснить рациональным умом. Я переехала в эту деревню три года назад, после того как моя жизнь в городе рассыпалась, как карточный домик. Развод, увольнение, смерть матери — всё случилось за один год, будто кто-то проклял. Старый дом бабушки, который достался мне в наследство, стал последним убежищем. Я хотела тишины, одиночества, возможности зализать раны. Первый раз я увидела Варвару на деревенском рынке. Она стояла за скромным прилавком с сухими травами, корешками и баночками с мёдом. Никто не подходил к её столу, х

Бабка Прасковья и переполох на 8 марта Март выдался капризным — то снег валил, что твой январь, то вдруг припекало по-весеннему. В Топорково бабы уже поглядывали на календари, что висели в каждой избе: скоро праздник ихний, бабский. Степан Ильич с утра пораньше пошёл в сарай, там что-то пилил-строгал, дверь подпёр, чтоб никто не заглянул. Бабка Прасковья только головой качала — старый, а туда же, сюрпризы мастерит. В этот день Прасковья проснулась раньше обычного. За окном ещё темень стояла, а у неё глаза сами открылись. Что-то неспокойно было на душе, будто предчувствие какое. — Эх, годы-годы, — пробурчала она, нащупывая тапки у кровати. — Семь десятков с гаком прожила, а всё как девка — праздника жду. Кошки её, Малаша да Палаша, сразу с печи соскочили, трутся об ноги, мурлычут. Знают, плутовки, — в праздник угощение будет. — Погодите, полосатые, — шикнула Прасковья. — Дайте хоть умыться сперва. Только успела она ноги в валенки сунуть, как под полом возня началась, сопение да ш

В лесу на окраине маленького городка, где сосны шептались с ветром, а ручьи начинали освобождаться от зимнего льда, стоял покосившийся домик с красной черепичной крышей. Дым из трубы вился причудливыми узорами, словно рассказывая свои истории проплывающим облакам. Это было жилище ведьмы Василисы. Василиса не была злой ведьмой из сказок, которыми пугали детей. Она была хранительницей леса, знахаркой и немного чудачкой. Её волосы, когда-то черные как вороново крыло, теперь серебрились проседью, а в зеленых глазах плясали искорки древней мудрости и озорства. Накануне 8 марта Василиса суетилась больше обычного. Её кот Фукс наблюдал с подоконника, как хозяйка бормочет заклинания, перебирает травы, что-то смешивает в котле. — Что смотришь, проныра? — усмехнулась Василиса, заметив любопытный взгляд кота. — Сегодня особенный день. Весна просыпается, и женская сила достигает пика. Фукс мяукнул и потянулся, будто говоря: «Да знаю я, знаю. Каждый год одно и то же». — Не умничай! — погрози

В деревне Вишнёвка, притаившейся между синими холмами и речкой Студёнкой, весна всегда приходила неожиданно. Казалось, только вчера сугробы подпирали крыши, а сегодня уже звенит капель, и первые ручейки прокладывают путь между камнями. Варвара Степановна, седовласая учительница, прожившая в деревне всю жизнь, встречала каждую весну как чудо. Особенно первые дни марта, когда воздух, ещё по-зимнему хрусткий, уже наполнялся обещанием тепла. Седьмого марта, накануне женского праздника, Варвара Степановна, как обычно, засиделась допоздна над старыми тетрадями. Пятьдесят лет она учила деревенских ребятишек складывать буквы в слова, и сейчас, когда годы уже не позволяли стоять у доски, она всё равно проверяла тетради, помогала молодой учительнице готовиться к урокам. — И кому это нужно? — часто ворчала её соседка, Федосья. — На покое бы сидела, чаи гоняла. Но Варвара Степановна только улыбалась. Дети были её жизнью, её радостью. За полвека через её руки прошли почти все жители Вишнёвки

Сон мельника. Перед рассветом всё было готово. Водяной принёс горсть ила с самого дна реки, где стоял его подводный дом. Струйка привела Алексея, сына мельника, высокого парня с открытым лицом и упрямым взглядом, так непохожего на своего жадного отца. — Я согласен помочь, — сказал он, переступая порог избы Прасковьи. — Батюшка мой совсем дело запустил, только о прибыли думает. А ведь дед учил меня, что река — она как живая, с ней по совести надо. Степан Ильич одобрительно кивнул, разглядывая парня. — Твой дед, Архип Данилович, со мной мельницу ставил. По всем правилам делали, чтобы и людям польза, и реке не в обиду. Прасковья разлила свой отвар по семи берестяным туеськам. — Алексей выпьет и уснёт рядом с отцом, — пояснила она. — А мы тоже выпьем и войдём в сон Фомы Еремеича. Только помните: до петухов нужно успеть, иначе там останемся. Когда Алексей выпил отвар и отправился домой, остальные расселись вокруг котелка. Банник и овинный сидели по бокам от Степана Ильича, готовые по

Пришла весна, и домовой народ зашевелился после долгой зимы. Прохор со своей молодой женой обустраивали свой уголок за печкой в доме жильцов Агафьи, развешивая сушёные травы и раскладывая новые обереги. — Гости к нам собираются, — сказал однажды Прохор, прислушиваясь к чему-то неслышимому для обычных людей. — Кто же? — спросила Агафья, расчёсывая свои длинные волосы костяным гребнем. — Водяной со своей дочкой. Хотят нашей помощи просить. И правда, вечером, когда хозяева дома уснули, раздался тихий стук в оконце. Прохор открыл, и в комнату проскользнули две фигуры, оставляющие мокрые следы на половицах. — Здравствуй, сосед, — прошелестел старый водяной, отряхивая капли с бороды, похожей на речные водоросли. — И тебе поклон, молодая хозяюшка. Его дочка, тонкая и прозрачная, как утренний туман над рекой, робко переминалась с ноги на ногу. — Беда у нас, — продолжил водяной. — Мельник новую плотину ставит, русло менять собирается. Останемся мы без дома. — Чем же мы помочь можем

В глухом лесу, где ветви переплелись, будто костлявые пальцы, где туман клубился у корней вековых дубов, стояла изба на курьих ножках. Жила в ней Баба Яга – не простая, а мудрая, старая, да с хитрецой в глазах. Как-то раз к избе её забрёл человек — молодец удалой, но смурной. В плаще с заплатами, с ножом за поясом, да с глазами, что искру потеряли. — А ну, кто там у меня под окном крадётся? — заговорила Яга, да дверь сама собой скрипнула, отворилась. Парень вздрогнул, но вошёл. — Ты, бабушка, мудрая, говорят. Подскажи мне путь, да не простой, а верный. Яга в избе по лавкам прошлась, в котел заглянула, бровь седую подняла. — Верный путь — он вон там, за лесом, где солнце да травы шелковые. Но туды дороги нет… Только одна Тёмная Тропа. Парень сжал кулаки. — Я её пройду. — Ох, лихой ты, да неумный. В лесу тёмном да на тропе той всякое водится. Ступишь не так – забудешь, кто ты. Вглядится в тебя тропа – сердце стынет. — Всё одно пойду. Яга усмехнулась, в ступу села, да вокруг него кружнул

Часть первая: Необычный дом на курьих ножках На окраине древнего леса, где тропинки петляют между вековыми дубами и соснами, а грибы растут размером с табуретку, стоит необычный дом. Он не прижат к земле фундаментом, как обычные жилища, а гордо возвышается на массивных курьих ножках – мускулистых, с острыми когтями, которые при ходьбе оставляют в земле глубокие следы. В этом удивительном домике живёт она – Баба Яга, или как её ласково называют лесные обитатели, бабушка Ягуша. Внешне она совсем не похожа на страшную старуху из детских страшилок. Её лицо покрыто морщинками, словно корой старого дерева, но глаза – ярко-зелёные, как весенняя трава – всегда искрятся любопытством и мудростью. Сегодня с самого утра у Бабы Яги особенно хлопотный день. Её любимая метла с автоматической функцией подметания (последняя модель из "ЧародейТех") сломалась прямо посреди уборки, а ступа, способная развивать скорость до 100 км/ч, нуждается в новом слое волшебной смазки. — Ай-яй-яй, опять техника

Где-то в самой глубине дремучего леса, куда не проникает солнечный свет даже в ясный полдень, стояла избушка на курьих ножках. Не такая, как в сказках рассказывают — с черепами на заборе да костями вместо досок. Нет, эта избушка была старой, но ухоженной, с резными наличниками и покосившейся трубой, из которой всегда вился дымок, пахнущий травами и смолой. В этой избушке жила Баба Яга. Не та злодейка из детских страшилок, а настоящая хранительница леса — древняя, как сами деревья, и мудрая, как вековые совы. Звали её Берегиня, хотя имя это давно забылось среди людей, и осталось лишь прозвище — Баба Яга. Каждое утро Берегиня просыпалась с первыми лучами солнца, хоть они и едва пробивались сквозь густую листву. Её пробуждали не петухи, а шорох крыльев сов, возвращающихся с ночной охоты. Старушка выходила на крыльцо, опираясь на узловатый посох, и лес приветствовал её тихим шелестом листвы. — Доброе утро, матушка-природа, — шептала Берегиня, и ветер ласково касался её морщинистого

На Масленичную неделю в избе бабки Прасковьи всегда пахло блинами. Не простыми - с травами особыми, с заговорами тихими. Муж её, Степан Ильич, хоть и был человеком основательным, деревенским старостой, а к жениным чудачествам относился с пониманием. Знал - если Прасковья шепчет что-то над тестом, значит, так надо. - Первый блин, - приговаривала Прасковья, орудуя у печи, - домовым положен. Второй - лешему нашему, Бородану. А третий - тебе, Степанушка. Степан Ильич посмеивался в усы: - А себе-то хоть оставишь, травница? - На всех хватит, - улыбалась Прасковья. - Масленица - она щедрая. В этот год зима выдалась особенно долгой. Февраль закрутил такие метели, что из дома носа не высунешь. Но в доме Прасковьи и Степана было тепло - и не только от печи. Домовые, Прохор с женой, особо старались - каждую щёлку законопатили, каждый уголок обогрели. Как-то вечером, когда Прасковья месила тесто для блинов, а Степан Ильич ладил новую кадку, в дверь постучали. На пороге стоял весь заснеженны