Наташкины рассказы

Игорю было 39, но он уверенно округлял до 35. На сайтах знакомств в анкете у него возраст указан - 33 года, чтобы «больше выбор был». Рост — 170, но в анкете значилось 178, потому что «ботинки на высокой подошве — это ведь не обман». Работал Игорь оператором на складе, но писал, что «руковожу логистическими потоками». Жил в однушке от бабушки, зато в анкете: «своя квартира в спальном районе столицы». Но искал он не абы кого. — Мне нужна настоящая женщина!, — вещал он в чатах. — Чтобы была хозяйственная, но с карьерой. Красивая, чтобы друзья завидовали. И, конечно, с жильём — потому что я не альфонс, просто так легче начинать жизнь вместе. — А ты что предлагаешь? — однажды осмелилась спросить девушка по переписке. — Стабильность. Надёжность. Сильное плечо. Она исчезла из переписки быстрее, чем доставка пиццы в рекламе. Но Игорь не сдавался. Он знал: в мире много женщин. А он — настоящий мужчина. Просто их немного пугает его видение семейной жизни. Игорь хотел жену-домохозяйку. Но не п

— Оль, ну что ты начинаешь? Это же временно, — в который раз сказал он и потянулся к моему ноутбуку. — Дай, я резюме раскидаю… хотя, может, и не сейчас. Надо морально собраться. Он сидел на моём диване, в моей футболке, за моим компьютером — и не видел в этом ничего странного. Я смотрела, как он лениво чешет подбородок, как откладывает «поиск работы» до завтра, как снова открывает YouTube, чтобы «разгрузить голову». И где-то глубоко внутри что-то щёлкнуло. Очередной раз. Почти неслышно. Но всё громче. Это «временно» длилось уже десять месяцев. Десять месяцев, как он «переосмысливал жизнь», а я платила за квартиру, покупала продукты. Оплачивала покупку сигарет, кофе, доставку еды, его встречи с друзьями. Он не работал, потому что «не хочет быть винтиком системы». Я работала за двоих — потому что он «в творческом поиске». Он называл это партнёрством. А я — тихо выгорала. Когда мы только начали встречаться, он казался другим. Харизматичный. Уверенный. Обнимал, платил за кофе, шутил: — Т

Я всегда старалась быть сильной. Не ныть, не жаловаться. Не просить. Казалось, если уж мы вместе, значит, надо тянуть — и за себя, и за него. Так делала моя мама. Так делают тысячи женщин. И я тянула. Работа, быт, забота о муже, поддержка его идей, встречи с его друзьями, визиты к его маме, его карьерные амбиции, его усталость, его проблемы. Мои желания? Я откладывала их. Потом. Потом разберусь. Сейчас важнее, чтобы он чувствовал себя хорошо. И знаете, мне казалось, что у нас настоящая семья. Пока я не сломалась. Сначала это была просто усталость. Та, что не проходит после сна. Я просыпалась — уже разбитая. Кружилась голова, сердце скакало, от звуков звенело в ушах. Я боялась говорить об этом вслух. Вдруг я просто накручиваю себя? Просто устала? Продолжала работать, готовить, убираться. А по ночам не могла уснуть из-за плохого самочувствия. Он не замечал. Или не хотел. Я однажды упала в обморок в ванной. Очнулась на холодной плитке. Он был в соседней комнате, в наушниках. Смеял

С самого начала Таня поняла: у них в семье всё немного… странно. Семья мужа — это не только свекровь со своими советами и расспросами о внуках, но еще и Алина, младшая сестра Миши. Тридцать лет, а все безработная. Всегда с претензией и никогда не берет на себя ответственность, считает, что о ней должен заботиться старший брат. Сначала Таня думала, что это временно. Человек ищет себя, кризис, да и хорошую работу найти сложно. У всех бывают трудности. Но "бывает" растянулось на два года. Алина всё так же жила с родителями, но регулярно зависала у них — у Тани и Миши. Приезжала «на денёк», а оставалась на неделю. Ела с ними, стирала вещи у них, занимала ноутбук Тани, просила перевести деньги “до пятницы”, а потом забывала об этом на месяцы. — Танечка, ты же понимаешь, Алиночка — тонкая душа, — вздыхала свекровь по телефону. — Ей нужно вдохновение. А офис — это серость! Тебе хорошо, ты в IT, стабильность, зарплата... Ты можешь помочь. Пока. Слово “пока” стало вечным фоном. Сначала Та

Я сидел в машине на парковке возле торгового центра. Дождь стучал по лобовому стеклу, а я, как обычно, залипал в телефоне: новости, мессенджеры, почта, мемы. Ничего важного. И тут — уведомление: "Дочка. 12:17" — "Пап, смотри, какое у нас море красивое!" Сообщение с фото. Я нажал на изображение. Сначала — серый экран, потом медленно загрузилась картинка. Солнечный пляж, синее море, песок, дочка в очках и ярком купальнике, улыбается. Моя бывшая жена рядом. Тоже улыбается. И мужская рука на её талии. Я прищурился. Попытался разглядеть, но лица не видно. Хотя я и так понял. Рядом с моей бывшей и дочерью другой мужчина. И в этот момент сердце будто сжалось. Не от ревности. А от понимания: меня на этом фото нет. Меня в этой жизни больше нет. Меня зовут Алексей. Мне 42. Я один из тех, кто думал, что семья — это как стена: может треснуть, но не упадёт. А потом сам взял и вышел. Даже не захлопнул за собой дверь — просто ушёл из семьи ради свободы. Мы с Аней были вместе 11 лет. Сначала любовь

Я не собирался быть отцом чужому ребенку, честно. Когда я познакомился с Леной, я просто хотел обычных человеческих отношений: ужинать не в одиночку, чувствовать чьё-то тепло рядом, знать, что кому-то не всё равно, как прошёл твой день. Она была красивая, спокойная, казалась зрелой и мудрой. Я тогда подумал: «Вот, наверное, с такими и строят отношения». Без этих игр, без "где ты был", без инфантильных драм. Через пару встреч она сказала: — У меня дочь, ей 8 лет. Я кивнул. Просто принял информацию как факт. — Мы с отцом не живём. Он в другом городе. Алименты — раз в год, когда напомню. Всё на мне. — Понимаю, — сказал я. Хотя, если честно, не понимал. Но хотел попробовать. Через полтора года жизни с Леной я решил расстаться. Собрал свои вещи. Без скандала. Лена была на кухне. Девочка — у бабушки. Я закрыл за собой дверь и долго стоял в подъезде, глядя на лестничные ступени. Будто боялся шагнуть в свою, отдельную жизнь. И только спустя месяцы тишины, одиночества и размышлений я понял: м

Мне было тридцать пять, когда я впервые серьёзно задумался: «А это вообще моя жизнь?» Не в глобальном смысле, не по-философски. А буквально. Моя ли? Я ли её выбрал? На тот момент я уже год жил с Аней. Она переехала ко мне почти сразу после начала отношений. Быстро, но, как мне тогда казалось, логично. Мы взрослые люди, нет смысла тянуть. Да и всё складывалось отлично, вместе было не скучно. У неё была шестилетняя дочь. Я знал об этом с первого дня, и не возражал. Я вообще редко возражал. Мне казалось, что это и есть зрелость — принимать другого со всем багажом. Я стал тем, кто забирает ее дочь из садика, кому рисуют картинки, кому кричат с радостью «привет!» с порога. Иногда — тем, кто оплачивает кружок. Иногда — тем, кто читает на ночь, когда мама устала. И всё вроде бы было нормально. До тех пор, пока я не понял, что живу по чужому сценарию. — Давай не пойдём сегодня к твоим друзьям, — сказала Аня однажды вечером. — Я устала, да и Полинка капризничает. Лучше останемся дома. — Я давн

Максим всегда был «настоящим мужчиной».  Когда он в первом классе сам купил хлеб, не потеряв сдачу, мама сказала: — Вот молодец! Настоящий мужчина растёт.  Когда в 15 устроился подрабатывать курьером, чтобы самому копить на велосипед — отец кивнул: — Уважаю, мужик не сидит на шее.  Максим понял простую формулу: чем больше ты зарабатываешь, тем больше тебя ценят.  Слова любви в его семье звучали редко. Но зато одобрение — громко. За пятёрки. За подработки, за отсутствие просьб.  Он вырос тихим, собранным. Никогда не жаловался.  Рано начал работать — сначала помощником в доставке, потом оператором, потом дорос до логиста.  К 30-ти — руководитель отдела. Своя машина, квартира, отдых в Турции.   Он научился быть «удобным». Научился брать ответственность за всех.  Внутри была пустота, но он плотно скрывал её цифрами в таблицах Excel и успешными KPI.  С Олей они познакомились на корпоративе. Максим влюбился быстро, но тщательно скрывал свои чувства.  Он дарил цветы, забирал с работы. Слуша

Мне 50 лет. Я живу один. У меня есть сын. Где-то. Иногда я просыпаюсь среди ночи и долго смотрю в потолок. Молча. Без мыслей, без тревог — просто с ощущением, будто что-то забыл, что-то не успел. Как будто кто-то зовёт меня, но слишком издалека, чтобы я услышал. Я не видел сына больше десяти лет. Когда он родился, мне было 27. Мы с Катей не планировали ребёнка. Всё случилось неожиданно. Сначала замешательство, потом «так надо», потом брак и стремительная бытовая лотерея. Мы снимали однушку на окраине. Я работал в маленькой типографии, Катя — в аптеке. Мы были молоды, упрямы и не готовы к ребенку. Первое время после рождения я старался. Вставал по ночам, гулял с коляской. Но внутри… не щёлкнуло. Все говорили: «Ты поймёшь, когда возьмёшь его на руки». Я взял. Но не понял. Это страшно говорить. Но это правда. Я не чувствовал связи. Не знал, что говорить. Не знал, что делать. Я думал, что просто не создан для отцовства. Мол, вот есть мужчины, которые рождаются отцами, а есть такие, как я