Вероника Петровна

— Ты вообще понимаешь, какое позорище устроила? — Ксения Николаевна стояла посреди гостиной, тыча пальцем в лицо невестки. — При всех родственниках! При детях! — Я всего лишь сказала, что салат пересолен, — Алла Викторовна попыталась сохранить спокойствие, но голос предательски дрогнул. — Всего лишь?! — свекровь взвилась как ужаленная. — Ты мою стряпню критикуешь? Да я тебя готовить учила, когда ты в борщ капусту сырую кидала! Игорь сидел на диване, уткнувшись в телефон, будто ничего не происходило. Тётка Валя и дядя Серёжа переглядывались, дети притихли в углу. — Мам, ну хватит уже, — буркнул сын, не отрываясь от экрана. — Не хватит! — Ксения Николаевна развернулась к нему. — Твоя жена меня при людях опозорила! Я всю жизнь для этой семьи стараюсь, а она... — Стараетесь? — вырвалось у Аллы. — Вы стараетесь мне жизнь испортить! В комнате повисла тишина. Даже Игорь поднял голову от телефона. — Что ты сказала? — свекровь медленно повернулась к ней. — То, что думаю уже пятнадцать лет, —

— Ты что, совсем обнаглел?! — Галина Петровна швырнула распечатку на стол так, что листы разлетелись по всей кухне. — Продал машину и даже не сказал! Виктор даже не поднял глаз от телефона. — Какую ещё машину? Моя машина, я и продал. — Твоя?! — голос Галины сорвался на визг. — Мы её покупали вместе! Я полгода копила деньги, отказывала себе в походах к парикмахеру! — Это было давно, — он пожал плечами, будто говорил о погоде. — Тогда мы были женаты. Сейчас я свободный человек. Галина схватилась за спинку стула. В груди всё сжалось от такой наглости. Полтора года назад они развелись, но дележ имущества всё откладывали. Виктор уверял, что торопиться некуда, что они же цивилизованные люди. А теперь вот этот сюрприз — машины нет, деньги в его кармане. — Витя, очнись! По закону я имею право на половину! — По закону? — он наконец оторвался от экрана и посмотрел на неё с усмешкой. — А ты в суд подавала? Документы оформляла? Нет? Значит, всё моё. — Ты... ты просто подлец! — слова застревали в

— Маша, доченька моя! — голос матери дрожал от слёз. — Спаси меня! У меня нет больше сил, совсем нет денег. Коммунальные долги душат, еда закончилась! Мария стояла у порога материнской квартиры в панельном доме, держа на руках трёхлетнего Кирилла. Сын крепко вцепился в её куртку, словно чувствуя напряжение. — Мам, ты же знаешь, у нас самих... — начала было Мария. — Нет! — резко перебила мать, вытирая глаза рукавом халата. — Ты моя единственная дочь! Кто мне поможет, если не ты? Мария вздохнула. В её кошельке лежали последние пятнадцать тысяч рублей — деньги на продукты и оплату детского сада. Но глядя на осунувшееся лицо матери, на её потускневшие глаза, она не могла отказать. — Хорошо, мам. Вот что у меня есть, — протянула она купюры. — Только это последние деньги до зарплаты. — Ой, спасибо, родная! — мать судорожно сжала деньги. — Ты настоящая дочь, не то что некоторые! Через неделю звонок повторился. — Машенька, милая, опять беда! Отключили свет, грозятся газ перекрыть! И снова Ма

— Мама, ты что натворила?! — Ирина ворвалась в квартиру, размахивая какими-то бумагами. — Дарственная на Викторию? Серьёзно? Галина Алексеевна медленно подняла глаза от вязания, спицы замерли в её руках. — Ириша, что ты так кричишь? Соседи услышат. — Пусть слышат! — Павел появился в дверях следом за сестрой, лицо у него было красное от злости. — Пусть все знают, какая у нас благодарная мамочка! — Тише, Паша, — Галина Алексеевна отложила вязание на диванчик. — Присядьте, поговорим по-человечески. — По-человечески? — Ирина швырнула документы на стол. — Это ты называешь по-человечески? Мы всю жизнь тебе помогали, а ты взяла и отписала квартиру внучке! — Викуля меня два года поила-кормила, когда я болела, — тихо сказала старушка. — А вы где были? — Мы работали! — взорвался Павел. — У меня семья, кредиты! У Иры дети! А она что, святая какая-то? — Она ухаживала за мной, когда мне было плохо. Каждый день приходила, готовила, убирала. Даже ночевала, когда врачи сказали, что опасно одной оста

— Ты отдала ей деньги? — Андрей стоял в дверях кухни, сжимая в руке мятую банковскую квитанцию. — Мам, я же видел операцию на твоём счёте! Галина Петровна не оборачивалась, продолжая помешивать борщ в кастрюле. Красные разводы на поверхности напоминали её мысли — всё перемешалось, и уже не разберёшь, где правда, а где ложь. — Что за глупости, Андрюша? Откуда у меня лишние деньги? — она отложила половник и наконец повернулась к сыну. — Пенсия копеечная, ты же знаешь. — Не ври! — он размахивал квитанцией, словно обвинительным приговором. — Пять тысяч рублей переводила вчера! И не говори, что это случайность! — Ну и что, если переводила? — Галина вытерла руки о передник, стараясь выглядеть спокойно. — Может, долг возвращала какой... — Какой ещё долг?! — Андрей подошёл ближе, и мать увидела, как напряжены его челюсти. — Мам, это же Лена! Моя бывшая жена! Та самая, которая три года назад выгнала меня из дома и запретила видеться с Сашкой! Галина опустила глаза. В углу кухни висела маленьк

— Рейс отменяется! Следующий только утром! — голос кассира прозвучал как приговор. Галина стояла у стойки, держа в руках билет, который ещё минуту назад казался пропуском к долгожданной встрече с племянницей. Шестьдесят два года, и она впервые летела одна — Виктор всегда был рядом в таких поездках. — Как отменяется? У меня завтра юбилей! — она почувствовала, как голос становится тоньше, почти просящим. — Технические неполадки, ничего не поделаешь. Вот ваучер на гостиницу. Молодая кассир, такая же, как её внучка, протянула бумажку с адресом. Галина взяла её дрожащими пальцами — когда это руки стали такими непослушными? — А где эта гостиница? — Километров тридцать от аэропорта. Автобус уже ушёл, извините. Зал опустел так быстро, будто все пассажиры растворились в воздухе. Остались только жёлтые огни над табло и гул кондиционеров. Галина присела на жёсткое кресло, чувствуя, как усталость навалилась свинцовой тяжестью. — Такси до города будет стоить как половина пенсии, — пробормотала он

— Ага, опять со шваброй наша Валечка носится! — донеслось из-за двери кабинета заведующей. — Муж-то у неё завхоз, а она как прислуга по коридорам шастает. Валентина замерла с ведром в руках. Голос воспитательницы Людмилы Петровны звучал особенно ядовито. — Да что ты говоришь! — подхватила другая. — А я думала, у завхозов жёны в шубах ходят, а эта в одном халате уже который год. — Может, он ей не даёт денег? — хихикнула третья. — Да нет, просто она такая... серенькая. Мышка обыкновенная. Вот и живёт в тени мужа. Валентина поставила ведро и сжала тряпку так крепко, что с неё закапало на пол. Тридцать лет она работала в этом детском саду. Тридцать лет мыла полы, чинила краны, красила стены, разгружала продукты. А завхозом стал её муж Геннадий только пять лет назад, когда предыдущий ушёл на пенсию. — А помнишь, как она вчера огурцы на склад таскала? — продолжала Людмила Петровна. — Мешки по двадцать килограмм! А Геннадий Иванович где был? — В районе с отчётами, наверное. Он же у нас теп

— Галина Васильевна, вы что? — Светлана так резко обернулась от плиты, что половник чуть не выпал из рук. — Какой ещё санаторий? А дети? А кто будет готовить? — Светочка, милая, я же не навсегда уезжаю, — осторожно начала Галина Васильевна, поправляя на столе салфетку. — Всего на две недели. Врач сказал, что мне необходимо... — Врач сказал! — перебила Светлана, швыряя половник в раковину. — А что врач сказал про то, кто будет возить Машу на танцы? Кто Петьку в школу отведёт? Я, что ли, во все стороны разорвусь? Галина Васильевна сжала губы. Вот уже пять лет она жила с сыном и его семьёй, и каждый день начинался одинаково: завтрак для всех, сборы детей в школу, уборка, готовка, стирка. А вечером — снова уборка, проверка уроков, укладывание внуков спать. — Света, ну пойми, мне шестьдесят два года, — тихо сказала она. — Я устала. Очень устала. — Устали вы! — фыркнула невестка, вытирая руки о фартук. — А я не устала? Я с утра до ночи на работе, потом домой прибегаю, а тут ещё ваши каприз

— Мам, ну сколько можно тянуть? Документы уже готовы, покупатели ждут! — Олег швырнул папку с бумагами на кухонный стол так, что заскрежетали ложки в стакане. — Какие ещё покупатели? — Лидия Николаевна медленно отложила половник и обернулась к сыну. — Я же сказала: не буду продавать квартиру. — Мам, ты что, не понимаешь? Мы же объясняли! Продаём твою двушку, добавляем наши сбережения — и покупаем трёшку. Всем места хватит, и внукам, и тебе. — И мне? — Лидия Николаевна хмыкнула, вытирая руки о передник. — А кто спрашивал, хочу ли я переезжать? Здесь вся моя жизнь, Олежек. Здесь твой отец... — Мам, отец умер полгода назад! — Олег провёл рукой по лицу. — Тебе нужно жить дальше, а не цепляться за прошлое. — Цепляться? — голос Лидии Николаевны стал тише, но в нём появились стальные нотки. — Это не цепляние, сынок. Это память. В прихожей заскрипели половицы — пришла Марина. Олег мгновенно выпрямился, словно солдат перед командиром. — Привет, мам! — Марина ворвалась в кухню с пакетами проду

— Витя, я нашла контрамарку в твоём пиджаке, — Лидия держала в руках небольшой билетик, её голос звучал тише обычного. — На "Лебединое озеро". Ты же говорил, что не любишь балет. Виктор даже не поднял глаз от газеты, только хмыкнул: — И что с того? Подумаешь, билет. — Но это же тот театр, куда мы с тобой собирались сходить! Помнишь, я полгода откладывала деньги? — Лидия присела на край дивана, всё ещё сжимая контрамарку. — Ты сказал, что балет — это скукотища, а билеты дорогие. А сам... — А сам что? — он отложил газету, посмотрел на неё с усмешкой. — Лида, ты что, ревнуешь к театру? — Ревную? — она растерянно моргнула. — Витя, я просто не понимаю. Если ты всё-таки сходил, почему не взял меня? Мы же могли пойти вместе. Виктор потянулся, зевнул: — Лидочка, ну ты же знаешь, как я отношусь к твоим культурным потребностям. Это была рабочая необходимость. Клиент пригласил, неудобно было отказываться. — Клиент? — Лидия вертела контрамарку в руках. — Но здесь два места. Первый ряд. Такие бил