Тагир, Сестренки и прочие

Однажды я познакомил читателей с моей воспитанницей – кошкой по имени Ёшка в рассказе «Как заводятся котята». Речь вновь о ней. За год Ёшка превратилась в красавицу – после стерилизации она набрала вес, но осталась мускулистой и гибкой. Обладательница роскошного хвоста, черной шерстки с лиловым отливом и несгибаемого характера, она прочно заняла свое место в нашем прайде. Главный кот здесь – я, мой заместитель – Масяня. Люся и Ёшка до последнего времени оспаривали следующую ступень иерархической лестницы, которую замыкает Алиса. Будучи котенком, Ёшке приходилось терпеть несправедливое к себе отношение от своих старших товарок. Но к ее чести, она редко подавала голос, жалуясь или требуя достойного обращения. Не ябедничала, предпочитала молчать и ждать лучших времен, и они настали! Как-то незаметно прекратились нападки Алисы, соперничество с Люсей за пределы допустимого не выходило, и стало ясно, что лидерство Ёшки в этой паре – вопрос времени. Лишь Масяня все-еще посматривала на «Черную

Каждый человек – обладатель уникального характера. Как бы не пытались детские садики, школы и, в конечном счете – государство, со всем его мощным аппаратом пропаганды привести граждан к единому знаменателю – задача эта невыполнима. Я думаю, что все дело в том, что на формирование наших характеров оказывают влияние реальные люди, в силу случая оказавшиеся рядом. Их поступки, порой противоречащие логике, образ мыслей, не всегда схожий с общепринятым, западают в душу и остаются в памяти. А, если такой человек вызывает у тебя симпатию, то хочется подражать ему, порой даже бессознательно. Это чаще всего – родители, но иногда – случайные люди, изменившие твое восприятие мира. С одним из таких мне посчастливилось повстречаться в пору моей юности. В то время, которое сейчас называют «годы застоя», заканчивалось мое обучение в профессионально – техническом училище по специальности «заливщик черных и цветных сплавов». Но мы – выпускники, гордо именовали себя «литейщиками». На вопрос: – «Почему?

Стены дома из красного кирпича покоились на каменном фундаменте. В позапрошлом еще веке умелые строители, тщательно отобрав бутовый камень и крепко замесив раствор, уложили фундамент, на котором возвели стены из обожженного до звона кирпича. Добросовестные были строители, все делали умело, на века. Даже сейчас, спустя полтораста лет стены не перекосило временем, сколь не ищи – не найдешь ни трещины, ни расслоившегося кирпича. Добрую память оставили о себе созидатели, хотя имен их уже и не вспомнит никто. Да это им и не нужно было – чтобы помнили их поименно, невеликие зодчие – обычные мастеровые старого купеческого города. Главное, вот оно - стоит творенье их рук, служит людям и еще долго служить готово. Дом поделен на две половины. Одна – в три окна, смотрящих на улицу, хоть и свидетельствует о наличии жильцов, но давно требует ремонта. Вторая – явно нежилая, с выбитыми стеклами, кое-где лишенная оконных рам. Так-же непритязательно выглядит и подвальный этаж, но здесь, как бы это не к

|Не так он представлял свое возвращение. Совсем не так. Думал удивить всех, гоголем пройти по центральной улице, поглядывая на односельчан сверху вниз. Обнять мать, снисходительно похлопать по плечу отца. Мол, считали меня пропащим человеком, а я – вот какой! Не чета нашим деревенским, живу и без ваших советов, да еще как живу! Хотел удивить их роскошными подарками, отдохнуть недельку-другую на мамкиных борщах, оставить денег и вернуться на Север, в приполярье. Подъехал к дому на такси, щедро расплатился с водителем, достал из багажника баулы с подарками и гостинцами и... Выронил их из рук. Дом смотрел на него глазницами заколоченных окон. Ограда палисада завалилась, лужайка перед воротами заросла бурьяном. Сердце Василия противно заныло. – Вернулся? – Василий оглянулся, за его спиной стоял дядя Захар – сосед и дальний родственник по отцовской линии. – Насовсем, или так – могилы проведать? Да ты не смотри так, будто не знал! – повысил голос старик. – Не знал, дядя Захар... – еле слышно

Опять тот же сон! Оскаленная пасть огромного пса, его злобное рычание, но моя ярость заглушает страх – нельзя отступить! Там мой ребенок! Схватка! Пес сильный, но неуклюжий. Тем не менее – драка будет либо до победы, либо... Темнеет в глазах, легким не хватает воздуха, мышцы забились и тело становится непослушным. И где-то позади – отчаянный детский крик: - «Папа! Папа-а!» А потом… Потом я просыпаюсь. Сердце гулко бьется, мурашки по всему телу и откуда-то изнутри рвется наружу свирепое рычание, готовое сорваться в яростный визг! Я рывком откидываю одеяло, сажусь, очумело трясу головой. Шлепая босыми ногами по прохладному полу, иду в ванную и подставляю лицо под холодную, освежающую воду. Успокоившись, натягиваю футболку, выхожу на лоджию, открываю окно и закуриваю. Замечаю, что сигарета в пальцах подрагивает. Ничего – пара затяжек и все пройдет. Но почему, почему меня уже неделю преследует один и тот же сон? Кто меня называет в нем папой, ведь я даже не женат? - Мяу! – Внизу светятся д

Сейчас Валентина вспоминает девяностые с улыбкой. Вовсе не потому, что ей беспечно жилось в те годы. Напротив. Оставшись без работы, на последние деньги она арендовала ларек и занялась реализацией фастфуда, проще говоря – готовила и продавала сосиски в тесте, так любимые вечно спешащими прохожими, студентами и школьниками. Морально-неустойчивые граждане брали их «на закусь». Это помогло ей пережить нелегкие времена, помочь дочке и сыну закончить институт. Об отдыхе тогда даже думать не приходилось. При всем при этом, она сумела сохранить доброе сердце и отзывчивую душу. – Это они не позволили мне оскотиниться. – Говорила она позже, поглаживая двух своих котов и рассказывала историю их обретения. Небольшое строение, именуемое «ларек» стояло в ряду себе подобных. В ларьке, стоящем рядом, шла торговля табаком, следующий – оглашал улицу музыкальным ширпотребом, еще дальше – ларек с прохладительными напитками. Но аромат, исходящий из этого, не оставлял сомнений – здесь люди покупали сосиски

Согласно традиции, уходящей корнями почти в детство, начало лета мы встречаем с моими давними друзьями. Легитимность встречи подтверждается присутствием наших жен. Мои друзья – Генка и Сашка, в отличие от меня сумевшие избежать прелестей пенсионной реформы, подтрунивают надо мной, обзывая малолеткой, хотя я уверен – немного завидуют. В этот раз решили собраться у меня. Пока женщины резали салаты и накрывали стол на летней кухне, мужчины занялись приготовлением мяса. По праву хозяина я, обеспечив кухарей мангалом и топливом, давал советы, сидя в кресле-качалке. Генка – могучий мужик с голым торсом, поросшим густой шерстью, колдовал с шампурами. Сашка - низкорослый, худой и тонконогий, был у него на подхвате. Оба одеты по форме «номер раз» – в легкомысленные шорты и сланцы на босу ногу. Впрочем, я изысканностью наряда тоже не блистал. – Хозяин, винца бы, для разгона... - очень прозрачно намекнул Генка, нанизывая куски мяса на шампуры, перемежая их кольцами маринованного лука и томатами.

Когда Михаил понял, что счастье в его жизни уже невозможно? Может быть, когда они с супругой узнали, что у них не может быть детей? После этого стало ясно, что нет у семьи будущего и присутствие другого вызывает лишь взаимное раздражение. Проблему разрешили по обоюдному согласию – расстались без обид и сожалений. Но надежда на счастливую жизнь еще жила. Может быть, когда он впервые в полной мере почувствовал одиночество? Это случилось, когда он вышел на пенсию и вместо привычного круговорота неотложных дел и лиц сотрудников его вдруг окружила тишина. Тоже – нет. Он принял одиночество, как благо. Покой, неспешные раздумья, любимые книги и возможность полностью отдать себя давнему увлеченью скрашивали уединение. А может быть, когда однажды утром понял, что тело ему изменяет? И вместо легкости и скрытой силы он почувствовал боль, сковывающую движения? Однажды поселившись в теле, боль не думала его покидать. Напротив – она принялась по-хозяйски распоряжаться им по своему усмотрению: – Хоче

Ах, как приятно лежать здесь, на компьютерном столе, рядом монитором. Хозяин постукивает по клавиатуре, чему-то улыбаясь и изредка бросая на меня ласковые взгляды. Я их чувствую даже с закрытыми глазами и принимаюсь негромко мурлыкать всякий раз, когда меня обволакивает нежностью. Негромко гудит процессор, мигает огоньками монитор, уютно. А главное – он рядом, и я знаю, что он меня любит! Вот, даже мягкую подстилочку постелил для меня. Хорошо! Весь день его не было дома, и я скучала, подремывая на его домашней футболке. Он специально не убирает ее в шкаф, а оставляет на кровати, зная, что мне необходимо его незримое присутствие, хотя бы запах. Мне так спокойней. Каждое утро я пытаюсь уговорить его не ходить на эту проклятую работу, он виновато улыбается, поглаживает меня: – Надо, Алисонька. Надо идти и зарабатывать денежки на корм – тебе и мне. Это, пожалуй, единственная уважительная причина, которую я могу принять. Я бы смогла потерпеть без еды денек-другой, лишь бы Хозяин был рядом,