Пойдём со мной

Паша ехал со своей новой девушкой Лерой в машине, задыхаясь от сорокаградусной жары. Все окна были открыты, потому что даже кондиционер сдался и был выключен. Горячий ветер обжигал кожу, а Лера, изнывая от духоты, мечтала только о двух вещах: торговом центре и ледяном коктейле. — Ну и жара! — вздохнула она, откинув волосы, которые тут же снова прилипли ко лбу. — Да, под сорок точно, — согласился Паша, одной рукой держа руль, другой вытирая пот со лба. Они проезжали мимо парка, когда Паша заметил мужчину. Тот лежал на газоне у дороги, лицом в небо, раскинув руки, будто принимал солнечные ванны. Вот только солнце пекло так, что даже ящерицы прятались и плавился асфальт. — Ты глянь, — козырнул Паша в сторону газона. — Мужик лежит. Лера скривилась. — Гадость какая... Наверняка алкаш. — Да хоть бы кто... Человек ведь. А вдруг ему просто стало плохо? А он под солнцем. Ведь до летального может... И выглядит он как приличный, смотри, футболка на нём чистая, шорты, сланцы - все летом так ходя

Выбралась Катя с мамой на базарчик. Идут под ручку, товары рассматривают, глаза в разные стороны от выбора. И тут мама говорит ей: "Сапожки хочу новые, да не абы какие - а чтоб вот тут так, а здесь эдак" - и показывает небрежным движением какие именно. В это время они как раз проходили мимо прилавка с валенками, вот мама и щурилась на него. "Здесь, мама, только валенки, - замечает Катя, - сапожков нету, надо дальше идти". А продавец весь их диалог услышал, ушлый дядька был. " Ой заходите, заходите, - грит, - я совершенно точно знаю что вам надо и у меня как раз такие есть!" Катя глядь - а он уже мать за прилавок увлёк, шум навёл, как перед модным показом, профессионал в общем. И достаёт он из мешка на свет Божий сапожки а-ля "Прощай молодость" - возможно помните вы такие - сверху плащевка, а подошва резина, навроде дутиков. "Вот, - торжествует дядя, - для вас в самый раз!" Катина маман смерила его безукоризненно презрительным взглядом и молвит с достоинством: "Ты за ког

Николай Алексеевич стоял над могилой матери и хмурился. Его обуревало вполне объяснимое негодование. "Как она посмела закопать свою дворнягу рядом с бабушкой и отцом? И кто ей вообще разрешил?!" Люсечка похоронила своего обожаемого пёсика на семейном кладбище, рядом с могилами предков, чтобы он и после смерти оставался частью их рода. Над местом его упокоения возвышался изысканный гранитный памятник, украшенный трогательной фотографией — снимок запечатлел безвременно ушедшего любимца в самый счастливый момент его жизни - когда тот вылизывал миску. Это надгробие было куда утончённее и продуманнее, чем скромный памятник на могиле отца Люси. Папа, хоть и родной человек, но за год изматывающей болезни успел всем надоесть. Его медленное угасание, постоянные жалобы, бесконечные больничные процедуры — всё это истощило Люсю, вытянуло из неё последние силы. Когда он наконец умер, у неё не осталось ни душевных, ни физических ресурсов, чтобы заказывать роскошное надгробие. Почему он так долго ум

Более трёх лет назад (ну надо же, как давно!) я завела здесь канал, чтобы делиться с вами нетривиальными историями. Порой стыдно перечитывать мои ранние работы - так слабенько я писала. Но благодаря Дзену я выросла и есть много рассказов, которыми я горжусь. Своими историями я не раз заставляла вас плакать, негодовать и даже пить успокоительные капли, но также хватало и таких рассказов, над которыми вы хохотали, думали "ну как хорошо!" и улыбались сквозь слёзы. Это жизнь, и я пишу о ней без выдумки - мои истории написаны с вас и для вас. Нет, есть конечно и деревенские байки, ну люблю я их, и делюсь с вами в последнее время. Привет всем, кто не устаёт тыкать меня носом в неправильное написание окончаний -тся и -ться! Нет, я наверное не изменюсь, -ться - это мой бич. Я знаю это чертово правило, нужно завадать вопрос "что делать? что делает?", но поди ж ты, так увлекаюсь своей писаниной, что забываю обо всём. Если честно, я вообще в школе почти не учила правила, писала всегда по памяти

В Коноплянке, что по соседству от нас, паренёк один жил. Никитушкой звали. Красивый был! Про таких говорят в народе — сухота девичья. Высокий, статный, волосы тёмные, волнистые, будто чёрт гребешком причесал. Глаза — что те угли, насквозь прожигают: глянет — и девка вся затлеет; не успеешь "ох" сказать, а уж она у окна вздыхает, на дорогу с мечтами поглядывает. И знал, паразит, про свою силушку. Смекал, что девки за ним табунятся, только пальцем помани. Бывало, выйдет на улицу — а у него в волосёнках то ли специально, то ли нарочно, листик засохший спутается, или пуговица на рубашке отвиснет, вот-вот отвалится... Глядь — а там какая-нибудь Алёнка или Наташка тут как тут: "Ой, Никитушка, дай-ка я тебе помогу! Волосёнки приглажу, пуговичку пришью!" А он только усмехнётся, глаза прищурит: "Ну, раз уж сама напросилась..." Всё ему сделают, приведут в порядок, а он вместо "спасибо" хвать её в объятья свои! Девки визжат, хохочут, а самим нравится... Ну, парнишка и пользовался. То к одной за