Мавридика де Монбазон

Человек стоит и смотрит в открытую дверь. Там, за высоким крыльцом, по которому ещё нужно умудриться спуститься, там большой мир. Человек смотрит туда, в этот мир, там ярко светит солнце, раздаются какие -то голоса. Человек поднимает голову и смотрит на другого человека, который большой тёплый и мягкий. -Агу, - говорит Человек. Он так много хочет сказать, хочет объяснить, как рад, что может стоять на ногах, что может видеть этот мир. Человек так хочет побежать, его первый шаг — такой несмелый, неуверенный и осторожный. Человек приплясывает от нетерпения на месте... Бежать, ему хочется бежать. Его маленькая ручка лежит удобно в большой и тёплой маминой руке. - Агу. -Да, мой милый...агу. С улицы доносятся запахи — влажной земли после прошедшего тёплого дождя, вкусно пахнет цветущими деревьями, Человек не знает ещё названий этих вещей, но он так рад всему. что происходит вокруг. Он даже не осознаёт ещё, что он — человек. Он доверяет этому большому и тёплому человеку — маме. -Ма-ма...м

Весна в тот год была долгая и снежная. Наконец-то сошли последние сугробы, над селом поплыли белёсые, утренние туманы, молодёжь, да и старики готовились к первому воскресенью после Пасхи, к Красной горке. С самого утра, на небольшую горку за селом, недалеко от церкви, сходились ребята в новых, чистых рубахах, девчата в ярких сарафанах, молодки в нарядных платьях, нарядные бабы, мужики, ребятишки. Подтягивались старики. Нёс народ с собой крашеные яйца в корзинках, парни прятали в карманах выточенные умелой рукой и покрашенные краской, битки — деревянные яйца. Если кого поймают с таким битком ,мало не покажется отлупят, как есть отлупят. Но, некоторые рисковые всё же умудрялись таким битком наколотить яиц, смысл был в том, что все разбитые яйца забирались домой. Вот и выкручивались, кто больше набьёт... -Дашка, ты что, ещё не готова?- заглянула в сени подружка Дарьина — Любушка, - идём, там уже все наши прошли, ну, все места займут, будем стоять с тобой позади всех. Дарья завязыва

Настя собирала вещи, пересматривая каждую, задумчиво откладывала в сторону ненужное, потом решительно брала и кидала в ту кучу, которая будет сложена в чемодан. Дверь в комнату открылась. -Настя, у тебя есть масло? - Сливочное или растительное?- подняла она глаза на Аркадия. -А в кашу какое лучше? -Я откуда знаю, сливочное — вкуснее, растительное — полезнее. -Давай и то и другое. Настя хотела возмутиться, что это значит, давай? Но потом о чём-то подумала, выдохнула всей грудью и сказала, чтобы взял сам в холодильнике. -И это, Аркаш... там сосиски возьми и борщ, я варила вчера, тоже забери, вообще всё забери, я сейчас холодильник отключу. -Ага, сейчас, ты, что это? Свои продукты у меня в холодильнике будешь хранить, а потом мне за свет больше платить? Хорошо устроилась, ничего не скажешь. -Зачем? Я отдаю тебе эти продукты бесплатно. -Бесплатно? - Аркадий опешил, - а с чего бы это? -Меня не будет две недели, испортится же всё. -Что значит не будет? -А то и значит, я отдыхать уезжаю.

Так мои дорогие, дабы не получить культурный шок, не читайте пожалуйста, чтобы свои фукалки по поводу диалекта мне потом не предъявлять. Говорят и сейчас так в некоторых областях, поэтому не нравится — вышла и пошла восвояси, гадости свои пишите под постами там, где вы устраиваете свои баталии и меряетесь образованностью, закатив глазки. Старик открыл глаза и... И вспомнил. Сон вспомнил. Приснилась ему мама- покойница, зовущая из берёзовой рощи... Покряхтел, посидел свесив ноги с кровати, почесал подросшую за ночь щетину. -Ково сидишь? Вставай ужо, коли проснулся. -Всё, Пелагея пришёл конец моему жизненному путю... -Пошто так? -Да по то, - передразнил он бабку свою, - пора говорю, собираться. Мама привиделась, быдто стоит в околке берёзовом, машеть мне, зовёт знать. А потом слышь-ка, на другой бок перевернулся, а тут Прошка Якимов, што в прошлом годе по мер, стоить, слышь - ка словно живой, подбоченился и зовёть. -Идём -грит, -Троша со мной, там у нас хорошо... -Где это там?- не по

Мир вокруг такой большой. Огромные дома до неба, высокие люди и деревья. Мама и папа до неба бабушка и тётя тоже до неба, Нюта маленькая, а все большие и воспитательницы большие. Все большие и ещё шумные. Шумят автомобили и автобусы, шумят взрослые, они так громко разговаривают, Нюте кажется, что они кричат на неё. Иногда взрослые и вправду ругаются, не на неё, нет, просто друг с другом, но девочке становится страшно. Часто мама и папа кричат друг на друга, не на Нюту, нет, но ей становится страшно. Тогда она закрывает уши руками, зажмуривается и так сидит в безопасности, например, в шкафу. Мама с папой перестают ругаются, они успокаиваются и даже садятся пить чай, а потом вспоминают про Нюту и идут её искать... -Ты зачем залезла в шкаф?- спрашивает мама. -Не ругайся на ребёнка, - говорит папа. -Я не ругаюсь, - сердится мама, и...они начинают опять ругаться. Они доказывают друг другу до хрипоты до посинения, что каждый из них прав забывая уже с чего они начали спор. Если на улице л

Последнее время мир казался ей блеклым. Каждый день, каждое утро было одинаковым, как чашка остывшего кофе, с горечью и осадком. Аня давно разучилась просыпаться с радостью. Она вставала, потому что надо. Жила по привычке. Конечно, она задавалась вопросом почему это с ней происходит, но не находила ответа. Девушке казалось, что она невидимка, её перестают замечать друзья, знакомые, да просто люди. На работе повышают кого-то, но не её, хотя работают одинаково да и вообще, весь мир вокруг будто сговорился. С друзьями Аня тоже общалась всё реже, просто не находила общих тем для разговоров. Отношения закончились тихо, как дождь за окном, они и были тихие, тягучие, болотистые. К Ане пришло одиночество. Это страшное чувство одиночества, оно поглощало её. Последнее время в голову стали приходить странные мысли... Девушке стало казаться, что её ничего не держит в этом городе, в этой квартире, в этом теле. Иногда она думала, а если исчезнуть...кто-то заметит? Но она не знала одного.

Это была самая холодная зима за последние годы Улицы были укутаны снежным саваном, а фонари бросали длинные, жёлтые тени на пустынные мостовые. По одной из окраин улиц старой части Города, бродил мальчик. Он был худой, в изношенной курточке, больше похожей на обрывок старого одеяла, и в его глазах горело то странное, тягучее выражение, какое появляется у детей, слишком рано научившихся быть взрослыми. Мальчика звали Томми, может он и сам выдумал себе имя, а может его действительно так звали. Никто в округе не знал, откуда он, где его родственники. Там жили такие же люди, которые перебивались случайными заработками или подачками более состоятельных и успешных своих сограждан. Никто не знал, откуда появился мальчишка и кто его родители. Кто-то говорил, что мать его умерла в госпитале на юге, а отец исчез — как исчезают ветры, быстро и без следа. А кто-то шептал, что Томми был сыном какого-то богача и бедной девушки. Якобы, богач выгнал бедняжку из дома и она не справившись с неспра

У меня день сурка. Впрочем, как и у всех. Наливаю кофе, надеваю свои теперь уже жёлтые галошики, сезон -то поменялся, и идём гулять с мальчишками. Даже носки надела. Такая морда хитрая, типа устал, на ручки, понимает, что не прокатывает и несётся дальше. Птички поют, на разные голоса. Мальчишки гуляют Бегают, резвятся мальчики наши рыжие я птичек слушаю. Девчонки тоже гуляют, вернее девчонка, одна. Дульсинея гуляет с нами. Бежит следом, обернусь, остановится и смотрит на деревья будто и не она вовсе. А то и вообще, на дерево залезла. Воображает, что она хищник великий. Тимке показала, он завизжал от радости, что подружка с ним пошла. Тимофей ругается на неё, а она огрызается. Чей это хвостик? Вот так и живём, ходят хвостики за мной следом... Тихо вечер опустился На поля, на крыши, в сад. Солнце в облаке склонилось, Словно сказке каждый рад. Чай на столе, и окно приоткрыто, Ветер шепчет, да свечка горит. Сердце спокойно, душа не разбита — Вот он, вечер, что нежно молчит. Хор

Я стою в тамбуре вагона, уткнувшись лбом в стекло. За окном пролетают перелески, поля, станции, небольшие посёлки, у них своя жизнь, не зависящая от бегущего поезда. Металлический гул колёс убаюкивает, но мне не до сна. Я смотрю в окно. Всё, как в моём детстве. Воспоминания. Лето. Пыльная станция. Маленький я, в сандалиях на босу ногу, в коротких чёрных шортах, держусь за большую, крепкую руку. Отец пах табаком, солнцем и теплом. Тогда это был просто запах папы, привычный и родной. -Ну что, поедем к бабушке, командир? - говорит отец, поднимая меня на плечи. Я смеюсь, хлопая каблуками по широкой груди отца. Я выше всех, если протянуть руку, я смогу достать до башни с часами на вокзале, до дерева или даже до неба. -Вокзай. -Вокзал, сын, вокзал. А знаешь, кто строил этот вокзал? -Не-а, - машу я головой. -Папка твой, вот этими самыми руками, - снимает меня с плеч отец и поднимает повыше, - что ты там видишь? -Чифры. -Какие цифры, ну, ты же знаешь? Я машу головой. -Один, деять, сес

Доброе утро, хорошие мои! Праздник светлый, значит и рассказ будет такой же, правда, ведь? Сказка про одну девочку, которая верила в чудо. Анечка очень - очень любила свою бабушку, ну просто очень - очень. Любила девочка и кошку Мурку, и собачку Жучку и корову Пеструшку и телёнка Буяна... А больше всех на свете, любила Анечка маму с папой, даже немножко больше, чем бабушку Веру. Анечка жила с бабушкой в большом и красивом селе. Мама работала в большом и шумном городе и очень редко вырывалась к Ане с бабушкой. Аня знала, мама берёт много работы, чтобы заработать много денежек. Зачем? Чтобы папа мама и Анечка, смогли купить себе своё жильё и жить все вместе. Папу девочка видела и того реже. Ведь папа у Анечки работал на корабле, да-да в большом море, ловил большую рыбу. Он тоже мечтал заработать побольше денежек, чтобы сложить с мамиными заработанными и купить своё жильё. -Папочка, ну когда уже мы будем жить все вместе, когда я уже буду ходить в садик, вы с мамой будете забирать меня