Артём готовит

— А ты не забудь ей сказать, чтоб вещи собирала… — голос был глуховатым, но слишком отчётливо слышался из-за приоткрытой двери на кухне. — Мы ж не будем вчетвером тут ютиться, когда у них трёшка на Петровской простаивает! Ульяна застыла на полпути к детской, прижавшись к стене. Рука с детской пижамкой повисла в воздухе. Говорила свекровь. А с кем? Сестра мужа — Наталья. Ни с кем больше она так вальяжно не шепчется за спиной. — Так и скажем: вы теперь с Серёжей к нам, а она пусть на Петровскую. У неё и так всё для жизни есть. Хватит ей сидеть в шоколаде, как королева. Ещё и нос воротит, — продолжала свекровь, шумно наливая воду. — Да я вообще не понимаю, чего она выпендривается? Её ж оттуда не выселяют — просто на время. Пока мы с детьми не встанем на ноги, — фыркнула Наталья. — Ну не корова же она святая, чтоб за ней квартиру навечно закреплять! Ульяна отпрянула от стены, будто её окатили холодной водой. Голова зазвенела, как после удара. Пижама выскользнула из рук. Ульяна с Сергеем жи

– Дом в деревне? – Алина повторила, как эхо, уставившись на нотариуса. – Это всё? Только он? – Да, – без эмоций ответил мужчина. – Екатерина Николаевна завещала его именно вам. Земельный участок с домом, баня, сарай, всё как указано в документах. А ваша сестра Виктория получает квартиру на улице Советской. Двухкомнатную. Вся документация оформлена при жизни, в здравом уме, при двух свидетелях. – Дом в Тихоновке... – выдохнула Алина. – Это же… развалюха. Бабушке там тяжело было даже перед зимой, я её уговаривала перебраться. – Уговаривала — а сделала что? – вмешалась Вика, сидевшая рядом и уже рассматривающая ключи от квартиры, вертя их между пальцев. – Я, между прочим, всё оформляла. Я в больницу с ней ездила. Я продукты покупала. А ты всё в своих книжках и мыслях. Алина почувствовала, как сжалось что-то внутри. Её голос дрожал, но она попыталась сохранить лицо: – Я бабушку тоже любила. Мы с ней много разговаривали. По душам. Просто... не все же любят напоказ. – Угу, поговорили — и всё

– Подпиши вот тут, – свекровь протянула листок с такой невинной, даже слегка ехидной улыбкой. – Вы что, меня за несмышлёную принимаете? – Марина оттолкнула бумагу, встала из-за кухонного стола и скрестила руки на груди. Голос её дрогнул от злости, но взгляд оставался твёрдым. Небольшая кухня в доме на дачном участке, где пахло печёными помидорами и сырым деревом, на мгновение наполнилась напряжённой тишиной. Только за окном цокал дождь по железной крыше и сквозь приоткрытую дверь тянуло парником — как всегда пахло летом и землёй. – Ой, да не кипятись ты так, – протянула свекровь, подбирая ручку со стола, – Я же тебе ничего плохого не желаю. Это просто доверенность, чтоб я могла участком заниматься спокойно, без беготни... – Спокойно? – Марина нависла над бумажкой, где убористыми строчками был написан текст с заголовком «Доверенность на право распоряжения земельным участком». – Вы ж не просто посадки поливать собрались. Тут прямо написано – «с правом отчуждения и передачи третьим лицам»

– Ты опять пустых макарон наготовила?! – рявкнул он из прихожей, даже не сняв ботинки. Сапоги хлопнули о кафель. Пакет с хлебом он швырнул на стол, как будто та буханка его укусила. Кухня тут же наполнилась тяжёлым воздухом. Она стояла у плиты, смахивая со стены капли бульона — как раз уронила половник, испугавшись его крика. – А что не так? – тихо спросила она, не поворачиваясь. – Макароны с маслом, немного лука обжарила, ты же любишь так… – Я люблю? – Он грохнул табуретом, ввалился за стол. – Я нормальную еду люблю! Ты хоть понимаешь, как ты меня позоришь? Соседская девка вон мясо жарит, весь подъезд пахнет! А у нас – опять слипшаеся вермишель! Она вытерла руки о фартук. Сердце стучало где-то в горле, как перед контрольной в школе. Хотелось не слушать. Не спорить. Просто отойти в сторону… но уже некуда. – У нас просто сейчас… не на что, – выдохнула она. – Ты же знаешь, я стараюсь… – Старается она! – перекривил он. – Полгода макароны жуём. Ты бы хоть раз спросила: а чего мне хочется,

– Ну что смотришь? Пожрать-то у вас есть? – заявила свекровь, входя первой, будто возвращалась в собственную квартиру. За ней, как будто по команде, ввалились остальные: племянница с мужем и двумя шумными детьми, а замыкал шествие плотный мужчина с пузом, у которого в руке болталась спортивная сумка, обтянутая скотчем. Анна застыла на пороге кухни, с мокрыми руками — мыла посуду после ужина. Волосы были завязаны в небрежный узел, на ней — старенькая домашняя кофта и трикотажные штаны. Вид у неё был абсолютно не праздничный. Она моргнула — будто не сразу поверила в происходящее. – Мы тут на юг ехали, – продолжала свекровь, уже заглядывая в холодильник. – И вдруг — бах, колесо, как назло! Муж Светки сказал, что надо день-другой подождать, пока сервис не ответит. Так что переночуем у вас. Не переживай, мы с вещами. Анна посмотрела на мужа. Тот стоял в стороне, опустив взгляд, будто его тут и вовсе не было. Не пытался ни объяснить, ни оправдаться, ни защитить. Он промямлил: – Ну… Раз колес

– Он поступил! Представляешь, у него получилось! – закричал муж с порога, едва переступив порог квартиры. В глазах у него сиял восторг, как будто это он сам только что завоевал медаль. Анна вытерла руки о полотенце и вышла из кухни. Взгляд у неё был настороженный. – Кто поступил? – спросила она, не спеша радоваться. – Никита! Брат! Университет в городе, бюджет! Ты представляешь? Я ему уже сказал – собирай вещи, переезжай к нам. Тут всё рядом, удобно! Она замерла. Вот так. Без вопроса, без обсуждения. Просто поставил перед фактом. Анна медленно присела на край дивана, будто силы вдруг покинули её. – Переезжай к нам… – переспросила она глухо. – А ничего, что я тоже тут живу? – Ну ты чего? – удивился он. – Это же мой брат. Не чужой человек. Поживёт пока у нас, всего-то лет пять, пока учится. Анна смотрела в одну точку. У неё в голове крутилась только одна мысль: «Я что, теперь няня для семнадцатилетнего подростка? Или столовая? Или уборщица?» — А ты меня спросил? — наконец, подала голос

– Мы должны продать квартиру. Срочно, – произнёс он, будто речь шла о старом диване, а не о месте, где они жили, растили детей и строили будущее. Надежда застыла у холодильника с полуоткрытой дверцей. Пакет с молоком, который она держала в руках, начал медленно капать на пол, но она этого даже не заметила. – Что значит — «должны»? – спросила она, поворачиваясь к мужу. Александр смотрел в сторону, будто искал спасения на стенах кухни. – Колян вляпался… Проблемы серьёзные. Деньги проиграл, крупно. Там такие люди… Надо выручать. Быстро. – А при чём тут квартира? – голос её оставался ровным, но внутри уже вспыхивало. – Ну… если продать сейчас, можно закрыть долг и ещё останется на небольшое жильё. Я уже узнавал. Однушка, в спальном районе… Слова его звучали как абсурдный бред. Продать всё. Чтобы вытащить Коляна. Который, между прочим, даже не позвонил извиниться. – Мы эту квартиру вместе купили. Вместе платили. Ремонт делали. Я... – она замолчала, глядя в глаза мужа. – Ты хоть понимаешь

— Ты почему разрушила квартиру, как я здесь жить буду?! — визг свекрови прокатился по подъезду, будто сигнализация сработала. — Мы вообще-то ремонт в моей квартире делаем, — сдержанно ответила Оля, скрестив руки на груди. В голосе — усталость, раздражение, но пока ни капли крика. Марина Петровна стояла посреди прихожей, в цветастом халате, с пакетом котлет и недоумением в глазах, будто вернулась с дачи в родной дом — а дома уже нет. Только груда строительного мусора, сброшенные обои и новый ламинат на половине зала. — В твоей квартире?! — переспросила она, опираясь на дверной косяк. — Да ты с ума сошла, Оль! Это квартира моего сына! Вы сюда после свадьбы переехали! Кто тебе разрешал тут стены сносить? Оля вздохнула. Сколько раз уже обсуждали это. Сколько раз объясняла, показывала документы, даже выписку из Росреестра приносила. — Эта квартира — в моей собственности. Мне её ещё до свадьбы отец подарил. Помнишь? На новоселье тогда пришли, ты даже сказала: «Уж лучше тут, чем в съёмной хал

— Ты продаёшь квартиру?! Кто тебе разрешал?! — завизжала Тамара Семёновна, как только дверь распахнулась. Она буквально влетела в прихожую, не дожидаясь ни приглашения, ни ответа. Пальто скомкано, сапоги грязные, голос дрожит от негодования. Казалось, что ещё чуть-чуть — и она начнёт швырять вещи с полок, как в дешёвом сериале. Аня стояла напротив, прижав к себе документы в прозрачной папке. Молчала. В первый момент даже не поняла, откуда свекровь взялась. Её не было больше трёх лет. С тех самых пор, как переехала в деревню, “отдохнуть от городской суеты”. Отдохнула. Вернулась с криками. — Что значит, ты продаёшь квартиру?! — повторила Тамара, шагая дальше вглубь квартиры, будто всё тут было её. Аня закрыла за ней дверь, выдохнула. — Это моя квартира, Тамара Семёновна. Я не обязана ни с кем советоваться. — Ах вот как?! — вскинулась свекровь. — Не обязана?! Это, между прочим, мой сын с тобой ипотеку тянул! И я тоже вкладывалась — да-да! — Мы с мужем дачу продали, чтобы вы досрочно расс

– Сынок, надо сдать её квартиру, а деньги мне отдавать, – голос свекрови раздался резко, с нажимом, прямо из динамика телефона, лежащего на подоконнике. Надя стояла в коридоре, босиком, не двигаясь. У неё будто отключилось дыхание — казалось, если пошевелится, звук исчезнет, или наоборот, усилится. Она не подслушивала специально. Просто вернулась пораньше с работы, услышала голоса из комнаты и невольно застыла. Муж разговаривал с матерью, и, судя по голосу, разговор у них был вовсе не о погоде. – Ты ведь говорил, что она всё равно там не живёт, – продолжала свекровь, голос у неё стал чуть сладковатым, обволакивающим. – А чего ей держать-то её пустой? Вот и справедливо будет. А ты что, не можешь мне помочь? Ответ Саши был почти неразборчивым. Он что-то промямлил, будто оправдывался. Потом добавил: – Мам, ты ж сама знаешь, у нас с Надей договор... Типа, это её жильё. Её отец подарил, не я… – Да неужели?! – голос свекрови взвизгнул. – А то я не помню, как ты на неё работал, как ты всё ре