Истории из Жизни

Но, так или иначе, получилось то, что получилось. В принципе, частично все было справедливо: она уже четвертый год не работала, плавно перейдя из декрета в уход за дочкой – так они, в свое время, решили вместе с Сашкой. И, естественно, денег для вложения или вкладывания в этот самый бюджет ей было взять неоткуда. Причем, муж это прекрасно знал. И до этого момента все шло прекрасно, и никто не напоминал ей о несостоятельности в материальном плане: - Ах, милая, я так тебя люблю! Ты у меня такая хозяйка! А что бы было, если бы ты вышла на работу? Правильно мы тогда решили! Честно говоря, решили тогда не они, а он: Алла была против, да и в фирме предупредили, что будут ее ждать. К тому же, престижную работу в наше непростое время терять не хотелось, а девушка работала бухгалтером. А все знают, что хороший бухгалтер получает очень неплохо. Но Сашка надавил на все, что можно: он прекрасно знал, где у нее «кнопка»! Тут была и любовь, и здравый смысл, и сострадание в одном флаконе. И Аллочка уступила: может, в этом и было ее предназначение? Да, обеспечивать надежный тыл любимому мужу, как делают многие другие. Создавать комфорт, уют и хорошую обстановку дома после напряженного трудового дня. Да и дочка будет под присмотром, а не то, что в детском саду: ведь все в курсе, что там творится. А на дорогой сад денег у семьи не было. И вот сегодня оказалось, что у нее нет права голоса! От неожиданности девушка даже не нашлась, что ответить: просто молча сидела и смотрела в тарелку. Но муж все прочитал по ее изменившемуся лицу и быстро произнес: - Я просто хотел сказать, что мужчина – глава семьи, поэтому я буду решать, как поступить! А если ты обиделась, Аллочка, – извини: я ничего плохого не имел в виду! Это, конечно же, не было ссорой: так, досадное недоразумение! Которое, к тому же, моментально разрешилось: Аллочка не обиделась, и инцидент был исчерпан. Да и речь в разговоре шла о мелочи, которую потом оба со смехом пытались вспомнить, но им это не удалось. Но первый неприятный звоночек уже прозвенел: ложечки нашлись, но осадочек остался. К тому же, если человек поступил так однажды, он поступит так второй раз. И это не заставило себя ждать. Только теперь уже имело несколько другую окраску, как и последствия, так как сопровождалось не только словами, но и действиями. - А тебе слово не давали! – неожиданно оборвал ее Сашка за очередным ужином, когда она попыталась вставить в разговор и «свои пять копеек»: дескать, не согласная я с Вами, барин! – Твое дело телячье! "Вот оно!" – мелькнуло в голове у Аллы. А вслух девушка спросила: - А почему телячье-то? Поговорку она, к сожалению, знала. И ее неблагоприятное продолжение тоже. Но, по мнению девушки, она не имела к ней никакого отношения! - Да потому что ты не можешь принимать никаких решений, - спокойно объяснил муж. – Ты живешь на мои деньги, поэтому сиди тихо и не питюкай: твой номер – шестнадцатый, а голос – совещательный! Ясно? Алке стало так ясно, что глазам больно. Но Сашка на этом не остановился: хотя что еще можно было сделать в данном случае? Ни за что не догадаетесь: он собрал всю наличку, даже выбрал мелочь из карманов и уехал к своим родителям - карты у мужа всегда были с собой. Тем самым он ясно дал понять, чьи в лесу шишки. А совершенно оплеванная Аллочка осталась с Леночкой дома. Сначала она хотела заплакать, что было бы логично: ведь ее бросили! Причем, нагло, подло и бесцеремонно. Это оказалось настоящим предательством, а такое приличные люди не прощают. Но потом девушка стала мыслить конструктивно: слезами горю не поможешь. А месть нужно подавать холодной. Как там говорится: мне отмщение и аз воздам. А месть и возмездие – разные категории: первое из серии эмоций, а второе – понятие юридическое. Муж ушел, тем самым дав понять: "Ты мне не нужна и твой ребенок – тоже". - Ну, что, мы тебе не нужны? Ладно – я согласна! Поэтому, думаю, что ты не очень огорчишься, если уйду и я, - так решила Алла и стала собирать вещи, предварительно позвонив отцу: мамы уже не было. И любящий папа вызвал и оплатил дочери с внучкой такси: денег-то у нее был шиш! Поэтому, Сашка, видимо и рассчитывал, что без средств жена никуда не денется! А он немного поучит ее, как нужно вести себя в патриархальной семье, потому что слишком часто стала рот разевать. А это – непорядок, братец ты мой: жена да убоится мужа своего! Да, всю эту лабуду он позже изложил изумленной жене. Но потом, конечно же, мужчина предполагал вернуться: без уюта и удобств ему никак нельзя! А жизнь с Аллочкой его вполне устраивала: красивая, умная, хозяйственная – чего еще надо-то? А про то, что она права голоса не имеет, так это все он несерьезно: чего не скажешь в шутейном разговоре! Ну да, что – уж и пошутить нельзя? И Сашка, вернувшийся наутро – чтобы жена поволновалась, как следует! – и не обнаруживший своих девочек, сразу поехал к тестю: было воскресенье. Но ему дверь не открыли, хотя он пытался стучать ногами. А потом через небольшую щелку папа Аллы сказал, что еще один удар в дверь, и уже он настучит зятю, но по затылку, а потом вызовет полицию. Бывших десантников не бывает, поэтому Сашка удалился. Выйдя из подъезда, он хотел поговорить с женой хотя бы по телефону и все объяснить, но абонент оказался недоступен. И тогда мужчина понял, что все пошло немного не туда, и его шутки – или не шутки? – зашли слишком далеко. Но признаться в этом себе не хотелось. А уж кому-нибудь еще - тем более. Как так: умный, самодостаточный и прокололся на такой мелочи? Ну, ничего! Еще эта не понимающая шуток юмора приползет на брюхе и будет проситься обратно: такими мужчинами не бросаются! Так решил Саша и поехал в пустую квартиру, где у него не было привычного обеда. И это оказалось даже посильнее отсутствия жены: быть без горячего супчика он не привык! Ну, ничего – скоро все вернется на круги своя! Курица на брюхе не приползла: куры же не умеют ползать! А от Аллочки ожидалось именно это: ей нужно было подойти первой и постараться помириться. Это тоже потом изложил ей Сашка. Но так поступают только виноватые в чем-то люди! А те, которые не могут извиниться по-нормальному – да, таких полно! - и не хотят признавать свою вину, говорят: - Ну, хватит дуться – давай мириться! Вот так, хотя бы, должен был поступить в данном случае муж. Но он молчал и предпочитал ждать извинений от ни в чем не повинной жены, которая, к тому же, была очень гордой. И это уже была откровенная фиг.ня. - Так с любимыми женщинами себя не ведут! – пришла к правильному выводу умная Алла. - Значит, любовь мужа прошла. Как там, в стишке-то: а если нет любви, так и грустить о ней не надо! Хотя, кажется, в стихотворении речь идет о цветах среди зимы. Но - какая разница! Аллочка будто заледенела. И хотя она со временем разрешила мужу видеться с дочерью – все-таки, отец, да и девочка скучала, дальше этого дело не пошло. За три месяца Сашка, почему-то, не дал ей на дочь ни копейки: они не были разведены, и официальных алиментов не было. А жена не просила: у папы была неплохая военная пенсия. И совершенно не стоит забывать о гордости. К тому же, Алле удалось устроить дочку в детский сад и вернуться на старую работу. Правда, пока на полдня, но этого стало вполне хватать: хорошие бухгалтеры сегодня были в цене. И это позволило девушке съехать от папы на съемную квартиру - поближе к месту трудоустройства. Тут и активизировался муж: папы рядом не было и бояться стало некого. И оказалось, что он очень ее любит! Да, сильно-сильно! Поэтому, почему бы им не возобновить их такую счастливую жизнь? Ведь у них все было раньше очень хорошо! К тому же, он уже на нее совершенно не сердится! Соглашайся, Аллочка! Сашка даже рискнул позвонить тестю и попросить, чтобы он поспособствовал счастью дочери: на расстоянии можно было не бояться получить «в пятак». Но Аллин папа видел счастье дочери совершенно в другом ракурсе и поэтому сразу же попросил зятя пойти на хутор с сачком, причем, сделал это с употреблением ненормативной лексики. Так продолжалось довольно долго: Сашка и Алла оказались удивительно упорными в достижении своих таких разных целей. А потом девушка сказала, что подает на развод. - Да, на развод! Видеться с дочкой можешь, я препятствовать не буду! Но дочка шла для Александра только в комплекте с женой, и виделся он с ней только потому, что хотел вернуть Аллочку! Да, и что? Многие так живут! Ну, девочка. Ну, хорошенькая. Ну, будет он ей платить алименты. И папа Саша потихоньку стал устраняться из жизни Леночки: деньги переводил на карту, а видеться с девочкой перестал. И это оказалось очень кстати: у нее появился новый папа – мама снова вышла замуж! И у них все было хорошо. Второй муж тоже хотел, чтобы любимая Аллочка сидела дома: - Милая, будешь обеспечивать мне тыл! А я вам – безбедное существование! Но Аллочка предпочла иметь собственные деньги, чтобы уж точно ни от кого не зависеть. К тому же, она уже однажды была очень надежным тылом: только партнер оказался уж очень ненадежным во всех смыслах. И где гарантия, что этого не произойдет еще раз? Хотя бо.м..ба в одну ворон..ку и не попадает, но может лечь рядом, и этого будет вполне достаточно. Да и законы парных случаев никто не отменял. - Поэтому, нет, дорогой, даже и не проси: я буду продолжать работать! А тыл нужен исключительно для фронта: а у нас с тобой все хорошо и спокойно. Ведь, правда? И муж согласился - это оказался очень весомый аргумент. А у хорошего главбуха всегда в рукаве имеется пара весомых аргументов: да, Алла Александровна к тому времени уже получила повышение! А вы, дорогие кавалеры, если захотите поиграть во что-нибудь патриархально-матриархальное, хорошенько подумайте: а вдруг продуете? И выберите лучше что-то менее радикальное и более безобидное, например, домино или шахматы. Ну, рыба. Ну, мат. Но не так же, честное слово: когда сразу уходят с ребенком к родителям, и посылают любимого мужа по известному адресу! А милым дамам нужно понимать, когда с ними шутят! И не вести себя так, как поступила совершенно не смыслящая в тонком юморе примитивная Аллочка. Автор: Ольга Ольгина

Он, нахмурившись, вгляделся в лицо девушки и узнал! Нет, не ее саму... А свою первую любовь Зою Петухову. Варя, конечно, была не точной копией, но на мать очень похожа! *** То лето было для Гоши незабываемым. Мама, не зная, куда приткнуть взрослого сына, окончившего десятый класс, отравила его к какой-то своей пожилой родственнице в деревню. Инна Петровна была ей то ли троюродной сестрой, то ли пятиюродной теткой. Гоша не сильно разбирался в сложных семейных связях. Сперва он сопротивлялся: — Мам, мне не пять лет! Я прекрасно найду, чем заняться в городе. — Нет, Гоша, именно потому, что тебе уже семнадцать, в городе ты не останешься. Я работаю, следить за тобой не смогу. И начнутся в мое отсутствие гулянки, вечеринки, девочки всякие. Гоша уныло вздохнул: «Девочки... Если бы». Не было у него никаких девочек, даже друзей настоящих не водилось. И все из-за мамы. Уж как она взялась за воспитание Гоши после ухода отца: шагу самостоятельно ступить не давала. — Я не позволю тебе вырасти таким же безответственным охламоном, как твой папаша! Каждую минуту своей жизни будешь учиться, развиваться и приносить пользу! — пообещала Галина Борисовна. Обещание свое она сдержала. У Гоши не было ни минуты свободного времени. Танцы, шахматы, языки. Одноклассники дразнили Гошу «ботаном» и «маменькиным сынком». Он даже не обижался. Верно ведь дразнили. И вот школа позади. Гоша так надеялся провести свободно свое последнее «детское» лето. Потом институт, взрослая жизнь... И вот вам, пожалуйста, мама отправляет его под надзор малознакомой родственницы. Было обидно, но победить маму в споре Гоша не надеялся, потому побухтел и согласился. А потом был ей страшно благодарен, что она сослала его в эту деревню. Ведь именно там он встретил Зою. Взрослую, умную и сказочно красивую. Ей было двадцать два. И Гоше она казалась настоящей русской красавицей из сказки. Какой-нибудь Марьей-искусницей или Василисой Премудрой. Зоя не походила на тонких, суетливых, вечно хихикающих одноклассниц Гоши. Дородная фигура, коса толщиной в Гошину руку, спокойный взгляд незабудковых глаз. Гоше хватило минуты, чтобы понять — он пропал! Влюбился! *** Он дарил ей полевые цветы охапками. И, внезапно осмелев, приглашал на свидания. Но Зоя только отмахивалась. — Гоша, отстань ты от меня. Я в этой жизни одна осталась, некогда мне в любовь с малолетними ухажерами играть. Найди себе подружку по возрасту. Гоша обижался, краснел, но не отставал. И, наконец, Зоино сердце дрогнуло. Сперва она согласилась прийти на свидание, и они целую ночь проговорили под благоухающей сиренью на лавочке. Зоя удивилась, как легко и интересно ей рядом с этим мальчишкой. Поэтому не отказалась, когда Гоша назначил следующую встречу. Потихоньку Зоя влюблялась. — Сдалась тебе эта сирота Зойка! — ругалась то ли сестра, то ли тетка, Инна Петровна. — Здоровая, как молотобоец! Ты рядом с ней, словно ребятенок ейный. Она же на пять лет тебя старше! — Не лезьте в мою личную жизнь, — вздергивал острый подбородок Гоша и поправлял на носу очки. — Я взрослый человек и без ваших советов точно обойдусь! — Тьфу! — только и говорила Инна Петровна. — Да кому твоя личная жизнь нужна! Бед только не натвори, взрослый человек. *** Их любовь росла под пристальным вниманием кумушек: под осуждающими взглядами и шепотками за спиной. Но Гоше и Зое было все равно, главное, что они вместе. Во всяком случае, Гоша так думал... — Не приходи ко мне больше, — однажды утром встретила его на крылечке Зоя. — С чего это? — опешил Гоша. — А с того! Поиграли в романтику и будет. Тебе скоро домой ехать, в институт поступать, своей жизнью жить. А я в своей жизни останусь. — Так, может, поженимся? Мне ведь восемнадцать скоро. Останусь здесь с тобой. Я в город не слишком-то и рвусь. Будем вместе хозяйство вести. Я научусь, я способный, — Гоша взял Зоину руку, заглянул в глаза. — Не придумывай! Тебе учиться надо. Кончилась наша летняя сказка. Дуй домой и не приходи, пожалуйста! — Если передумаешь, напиши или позвони, — сказал Гоша. Достал из нагрудного кармана рубахи фотографию, где они улыбались с Зоей, такие счастливые... На обратной стороне набросал свои координаты и сунул фотографию в кармашек Зоиного фартука. Он шел обиженный и потерянный. «Не любила она меня, видно. Иначе не бросила бы так, одним днем! Поигралась с городским ботаником лето и хватит. Конечно, экзотика! В деревне-то таких, как я, не водится, поди!» — думал он, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. *** Вскоре Гоша уехал домой, поступил в институт, отучился, устроился работать. Жизнь катилась своим чередом. Только Гоше она казалась блеклой и какой-то ненастоящей. Работал исключительно ради денег. Никогда он не мечтал быть экономистом. Но мама сказала, что это хорошая и надежная профессия. Гоша согласился. Он привык не перечить маме. С личной жизнью вообще все было сложно. Долго Гоша не мог никого найти. Всех сравнивал с Зоей, и результат был неутешительным. Потом образ юношеской любви немного побледнел в памяти, и он познакомился с Машей. Только вот мама, которая уже несколько лет твердила Георгию «женись, женись», Машу не приняла. И манеры у той, как у торговки рыночной, и внешность бесцветная, и ума котенок наплакал. Маша, не выдержав дурного характера Галины Борисовны, вскоре исчезла из жизни Георгия. Он, впрочем, не шибко страдал. Ее место заняла Катя, потом Елена Марковна, потом еще кто-то был... Но всех их ждала одна и та же участь: они не нравились Гошиной маме. Поэтому спустя некоторое время исчезали из его жизни. Георгий смирился: «Видно, судьба у меня такая — бобылем всю жизнь прожить! Ну и пусть, народу на Земле и без моих отпрысков хватает». Так они и жили с мамой вдвоем. Характер у Галины Борисовны с годами становился все более брюзгливый и склочный. Но Георгий привык и практически не обращал на это внимания. Ему было проще соглашаться с матерью, чем гнуть свое. Он носил одежду, одобренную Галиной Борисовной. Пусть он выглядел в ней нелепо и старомодно, но зато мама была довольна. Ел по утрам ненавистную овсянку. Гадость редкая, но зато, говорила Галина Борисовна: «Желудок будет работать как часы». Совершал вечерние прогулки, вместо того чтобы полежать с книжкой на диване. Маме же полезен свежий воздух... Он смирился со своей жизнью и вдруг, пожалуйста — сюрприз из прошлого! Большой сюрприз. *** Варя терпеливо ждала, пока ее пригласят войти. И Гоша, наконец, догадался, засуетился: — Вы проходите. Простите, просто... Слов нет. И столько вопросов. На кухню, пожалуйста. Мама спит, поэтому, если можно потише. Они сидели за столом и пили чай. Варвара беззастенчиво разглядывала Георгия Ивановича. Он краснел, ерзал на стуле и, наконец, спросил: — Вы мне расскажите, как там Зоя? Почему она нас не познакомила? Я и предположить не мог, что у меня дочь есть. Уже смирился, что не оставлю после себя следа на нашей грешной планетке. — Пап, давай на ты, — улыбнулась Варя. — Все расскажу, дай только дух перевести. Она сделала глоток чая, закусила бутербродом и начала свой рассказ. *** Варвара долгое время понятия не имела, кто ее отец. Даже соседки сплетницы не могли пролить свет на этот вопрос. «Городской какой-то!» — вот и вся информация. Инна Петровна, которая могла хоть что-то сказать, умерла к тому времени, как Варя начала задавать вопросы. Поэтому она начала допытываться у матери. Та сначала отмахивалась: «Нет его, что тебе, со мной плохо?» Варе было, конечно, неплохо, но любопытство мучило. Когда ей было лет восемь, мать сдалась: — Твой отец большой ученый. Погиб при одном секретном испытании. Еще до твоего рождения! Варя грустила, но гордилась. Пока не поняла, что мама врет. Зоя не очень-то запоминала героическую биографию отца, которую рассказывала дочке и однажды попалась. — Мама, а расскажи, пожалуйста, еще что-нибудь о моем героическом папе, — как-то попросила Варя. — О героическом? — на мгновение задумалась Зоя. — А, ну да! Твой папа был героем-спасателем. И погиб, вытаскивая старушку из огня! Варя удивленно посмотрела на мать: — Из какого огня? Он же ученым был! Зоя замялась, попыталась вспомнить прошлую версию истории. Сдалась и гаркнула на Варю: — Не хочешь слушать, не слушай! Мне-то лучше знать, от кого я дочь родила. Именно тогда Варя все поняла и попросила: — Мам, может, ты мне правду расскажешь? Пусть мой папа не ученый и не спасатель! Это неважно. Зоя вздохнула, присела рядом с дочкой и сказала: — Папа твой был обычным городским парнем. Отдыхал в нашей деревне. Маленький, худенький, молоденький, жутко умный. Я сначала на него внимания не обращала, но он оказался очень настойчивым. Да и любил меня так восторженно... Наши мужики так не умеют. Сдалась я, хоть и была старше. А потом его тетка мне разнос устроила: «Баба здоровая, не порти мальчишке жизнь! Отстань от него! Хочешь, чтобы он вместо института в нашей глухомани зачах?» Я подумала. Поняла, что права она, и отстала. Прогнала его, Гоша уехал. А потом ты родилась. Вот и все. Зоя порылась в комоде, достала старую фотографию, протянула дочке. Варя увидела на ней молодую, счастливую маму и худенького паренька рядом. — И ты ему ничего не сказала? — Варя посмотрела на мать. — Незачем. Да и забыл он уже про меня к тому времени, — Зоя отвернулась, голос еле заметно дрогнул. — Все, Варя, теперь ты знаешь правду! И давай-ка больше к этому разговору не возвращаться. Варя пообещала, спрятала единственную фотографию отца и прекратила расспросы. Жив отец, и хорошо, пусть живет счастливо. А им и с мамой замечательно. Хозяйствуют, друг друга поддерживают. А то, что мама замуж так и не вышла — оно и к лучшему. Нет у них в деревне хороших свободных мужиков. Только вот два года назад у Зои обнаружили рак. Как она ни боролась, сожрал он ее. Одна Варвара осталась. Тогда и вспомнила про отца. Захотела познакомиться, может, и понравятся они друг другу. Плохо совсем одной на целом свете. Варвара положила на стол старенькую фотографию, на которой улыбались молодые Зоя и Гоша... *** Георгий Иванович посмотрел на фото, подступили слезы. И, чтобы их удержать, он стукнул кулаком по столу, да так, что на сахарнице подпрыгнула крышечка. — Ну, тетя Инна! Если бы не умерла, сам бы ее убил, ей-богу! Она же мне всю жизнь сломала! Да и вам тоже. В коридоре послышались мягкие шаги и а кухню, потягиваясь, вышла Галина Борисовна. — Гоша, что же ты так шумишь с утра пораньше? — Она осеклась, увидев Варвару. — У тебя гости? — Знакомься, мама, это Варя, моя доченька. — Гошенька, ты бредишь? Какая доченька? Что за аферистку ты пустил в дом? — Галина Борисовна схватилась рукой за сердце. — Я не аферистка! — обиделась Варя. — Хотя бы потому, что мне от вас ничего не надо! Я с папой познакомиться пришла. Галина Борисовна быстро взяла себя в руки. — Во-первых, где тест ДНК, который подтверждает, что Георгий ваш отец? А во- вторых, я не вчера родилась — знаю я это ваше «ничего не надо». Все вы, жулики, так говорите. — Мама, перестань! Я и без теста ДНК уверен, что Варя — моя дочь. Жаль только, узнал об этом лишь сегодня. Спасибо твоей тете Инне, чтоб ей на том свете по полной досталось! — Георгий нахмурился. — Ты Инну не трожь! Она тебя от беды спасла. Будущее твое не дала под откос пустить. Зойку эту, деревенщину беспутную, отвадила! — Так ты знала, мама? Все знала? И про Зою, а может, и про то, что у меня ребенок имеется? — Георгий смотрел на мать со смесью изумления и ярости. — Конечно, знала! Инна звонила, сказала, что после твоего отъезда Зойка дочь родила. Было понятно от кого. А что ты хмуришься, Гоша? Радуйся, что я твою Зойку не посадила. На малолетку позарилась, баба здоровая! Стыдоба! — Знаешь, что, бабуля! — подала голос Варя. — Пойду я, пожалуй. Прости, папа, рада была тебя видеть. Но гадости о маме слушать не хочу. Могу ведь не сдержаться, и тогда... Варя стукнула кулаком по колену, Галина Борисовна вздрогнула. — Постой, Варвара, я с тобой! — Георгий вскочил. — Только оденусь... Сегодня суббота же? На дачу поедем, выходные вместе проведем, а потом что-нибудь придумаем. — Никуда ты не поедешь! — Галина Борисовна бледная, но решительная, встала в дверях. — И что это такое ты собрался придумать? Девицу эту великовозрастную будешь содержать? Гоша отодвинул мать и ушел собираться. — Меня содержать не надо. Я сама это умею, да и вам могу помочь, если что! — Варя исподлобья смотрела на Галину Борисовну. — А квартиру, мамуля, я разменяю. Моя доля здесь тоже есть. — Гоша заглянул на кухню, поманил Варю. — И работу это чертову сменю. Да и вообще, новую жизнь начну. Можешь смеяться! Но в сорок лет ничего не поздно! — выкрикивал Гоша, натягивая ботинки. Они ушли, а Галина Борисовна осталась сидеть на опустевшей кухне. «Не уберегла! — думала она. — Ведь как старалась единственному сыну самое лучшее дать, а вот не получилось. Вырос несчастным человеком, да еще и меня теперь ненавидит». Но каяться было уже поздно. *** Разменивать квартиру, к счастью матери, Георгий пока не стал. А вот с работы уволился и дачу, которую сам же и покупал, продал. Они уехали с Варей в деревню, расширили хозяйство. Занимаются фермерством. Георгию поначалу было тяжело, но дочь ему помогала. Как ни странно, Гоша быстро втянулся в сельскую жизнь. И почти счастлив. Угнетает его только ссора с матерью, которая так и не признала Варю и до сих пор надеется, что сын одумается и вернется. Но Гоша даже думать об этом не хочет. автор: Легкое чтение: рассказы

— Я из этой не пью! Убери! — оттолкнул он высокую фарфоровую чашку с Маринкиной фотографией. Это был сувенир, подарок от коллег с её работы. — Юр, ты что? Какая разница, из чего пить? Не говори ерунды, я не буду менять посуду только потому, что тебе так захотелось! Марина сегодня тоже устала на работе, сил на поиск компромисса не было. Хотя, чего проще — встать, перелить горячую жидкость из одной тары в другу, но… Но есть еще упрямство, Марина его чувствовала, но победить уже не могла и не хотела. — Такая разница. Да что ты теперь, вообще меня слушать перестала? Я в этом доме хозяин! Я! Поняла? Захочу, из железных мисок будете у меня есть! — Нет. Позволь заметить, — женщина нарочито медленно размешивала сахар у себя в чае, — квартира моя. Да, ты хозяин, но не рабы же мы твои в конце концов. Капризничаешь, как малыш. По–моему, ты заигрываешься, дорогой. Мы тут все на равных. Ты, я, Кирюша. Если хочешь, купи себе железную миску, но мы тебя не поддержим. Юрик брезгливо отставил тарелку. — Отвратительное пойло. Что ты наварила?! Гадость. — Не ешь. И вообще можешь готовить себе сам, и жить сам, и… Марина не успела договорить. Она смотрела, как два раза подпрыгнула вилка, как заскользила под стол. Тень мужа продвинулась вперед… … Стоящий на балконе мужчина сунул докуренный «бычок» в пепельницу, вынул вторую сигарету. «Так больше продолжаться не может! Надо что–то решать. С ней стало невыносимо! Ну, положим, уеду к матери, перекантуюсь, потом сниму квартиру. Но мать же заклюёт! Из огня да в полымя получится. Надо сразу съехать куда–то на нейтральную территорию…» Он вынул из кармана сотовый, стал листать список контактов. — Привет, Шурик! Привет! Узнал? Нет? Богатым буду! Да… Да… — услышала Марина голос мужа, замерла. — Да я так звоню, узнать вот хотел: у тебя еще на Комсомольском квартира свободна? Нет? Жаль. Да мне тут пожить надо какое–то время. Нормально всё, просто надо. Ну, нет так нет, пока. Да, хорошо бы встретиться. Потом. Юрик оглянулся, закрыл балконную дверь и опять уставился на телефон. — … Макс! Привет, дорогой! Можешь сейчас говорить? Ааааа… Да я быстро. У тебя осталась квартира от матери, мне бы пожить месяц–два. Нет? Сестра теперь там… Ладно. Да нет, нормально всё. Ну, сам понимаешь… Юрий многозначительно вздохнул. Марина, которой всё было слышно из приоткрытого окна, закусила губу. Да, она опять во всём виновата. Абсолютно во всём. И все друзья мужа что–то там понимают. Одна она не ведает, что изменилось, отчего муж так странно себя ведет. — Ты разваливаешь семью, Марина! Ты и только ты! — стучал он еще вчера по столу пальцем. — Чего тебе не живется?! А может это климакс? Часики тикают,— усмехнулся Юрик, как будто в изменениях женского организма было что–то постыдное. Он много раз замечал, как Марина, остановившись перед зеркалом, пристально разглядывает своё лицо, разглаживает пальцами морщинки. У самого Юрия было в этом плане всё а порядке! Ну, пусть фигура чуть поплыла, но это ж от того, что много работает, совершенно нет времени на спорт. Питается опять же на ходу. Другим вон жены в контейнерах еду дают, а Марине не до этого, у неё, видите ли, дела… — Так иди к врачу, пусть пропишет тебе таблетки успокоительные! — продолжил мужчина. — У тебя ж что ни подруга, то врач, вот и пусть помогают. А то ты скоро на людей начнешь бросаться! Марина слушала, отвернувшись к окну, делала вид, что слова мужа её нисколько не задевают. — А может просто мне надоело, что ты меня не слышишь? — наконец ответила она. — А только себя. Ты, ты, ты… Всё время ты. Утром я слушаю, как ты спал и что у тебя болит. Днем ты звонишь и рассказываешь, как тебе тяжело на работе, вечером опять всё по кругу. А я? Ну хоть раз спроси меня, как я провела день, как работалось мне, помоги разогреть ужин. Кирюша из института приходит, ты с ним хоть словом бы перемолвился! Ведь парень по тебе скучает. Но нет, ты устал, у тебя своё, личное, время! — Ой, вот только не надо приплетать сюда Кирилла! Он самодостаточен, у него свои дела. Мой сын давно отлип от родительской юбки, только ты этого не хочешь признавать. Да, Марина этого не признавала. Да, Кирилл уже взрослый, в институт поступил, учится, но кто бегал с ним по приемным комиссиям, чтобы взяли? Кто нанимал кучу репетиторов, чтобы сын набрал нужные баллы на экзамене? Кто обзванивал одноклассников, когда Кирилл пропал прошлой весной, а оказалось, что он напился и спит в парке… Юрик тогда тоже как будто переживал, но делал это, сидя у телевизора. Кто, когда выяснилось, что Кирилл не проходит на «бюджет», перекроил весь семейный доход и нашел дополнительный заработок?!.. Нет, если не считать всего этого, то Кирилл, конечно, уже давно самостоятельный человек… — Я не вижу у него ни одного самостоятельного поступка. Он еще ребенок, а тебя это забавляет. Знаешь, если бы не я… — приподняла брови женщина. — Если бы не ты, то нам бы жилось гораздо спокойней. Мне кажется, что даже Кириллу надоела твоя душная опека. — Опека? Это, видимо, то, что я плачу за его обучение? Или то, что он не морочит себе голову готовкой, стиркой и уборкой в комнате? Да и ты, впрочем, тоже… Они бы еще вчера доругались до развода, но пришел сын. — Кирюш, будешь ужинать? Садись, всё готово, — нарочито весело предложила Марина, провела рукой по плечу парня. — Я у себя поем. Не хочу слушать, как вы тут цапаетесь. Кирилл наскоро сделал себе пару бутербродов, налил чай и унес всё в комнату. Через минуту оттуда загремела музыка. — Вот видишь, даже он заметил, что ты стала невыносима! — Юрик победно откинулся на стуле и подтянул штанину. Эта его привычка бесила Марину до невозможности: откинуться, выставить левую ногу чуть вперед, сальными пальцами подцепить брючину у колена и подтянуть её к себе. На ткани всегда оставались пятна, но Юрику было всё равно. Он просто кидал одежду в стирку и брал себе новую. Сначала Марина старалась не придираться. Ну, подумаешь, у каждого есть какие–то привычки… Потом стала раздражаться, пыталась перевоспитать мужа. Но он как будто назло делал всё то, что ей не нравилось. — Машинка стирает, не ты. Скажи «спасибо», что не с бедняком живешь, вся техника нормальная, стирай хоть по три раза на дню! — победно навис над ней муж, когда она очередной раз попыталась сделать ему замечание… Вчера их спас Кирилл. На пользу ли, или уж надо было разрубить этот узел, и дело с концом, — Марина не знала. Зато сегодня Юрик наконец сказал, что ставит большую, жирную точку. Он как будто готовился признаться в этом, но всё духу не хватало. А сегодня—таки решился… — «Разбежимся»… Слово какое–то тараканье, — усмехнулась женщина, слушая, как муж обзванивает друзей в поисках жилплощади. — Как будто букашки они, а не люди, и стоит приподнять колпак, под которым их посадили вместе, засеменят они по полу, заспешат, а потом провалятся каждый в свою щель, и жизнь заиграет новыми красками, заискрится свободой. — … Да невозможно уже, мам, понимаешь! — выключив воду, услышала мужнины жалобы Маришка. — Всё не так! Ей всё не так! Да… Да… — кивал он, а мать, видимо, утешала его. — Ну как перемелется, мама?! Она, мне кажется, с ума просто сходит, вот и всё! А ведь это влияет еще и на Кирилла! — не унимался Юра. Ему самому становилось себя очень жалко, и Кирюшку заодно, но сына все же меньше. — Так что, я приеду? Марина затаила дыхание. С Верой Николаевной у нее были прекрасные отношения, доверительные, честные, достойные. Марина даже и подумать не могла, что так может быть со свекровью. Вера не лезла в семейную жизнь сына, и, если видела, что Марина приехала грустная, что Юра на взводе, то просто старалась отвлечь невестку, вовлекала её в легкие, уютные разговоры, сама что–то рассказывала, смешное или просто приятное. Маришка успокаивалась, думая, что всё наладится, и шла к мужу мириться… Один раз только, летом, когда Марина была беременна, и они крупно поругались с Юриком, Вера Николаевна как будто между прочим сказала, помогая невестке нарезать овощи к салату: — Мариш, я к вам лезть не буду. Но знаю, у Юры нрав тяжелый. Он упрямый, немного высокомерный, ты тоже цену себе знаешь, не прогибаешься. Находит коса на камень, понимаю и не хочу никого оправдывать. Но Юрка последнее время нервничает много, на работе, говорит, у него проблемы какие–то. Ты уж делай на это скидку, ладно? Так хочется, чтобы у вас все было хорошо… Вера Николаевна виновато наклонила голову. Марина кивнула. И жили дальше, не ссорились, уважали пространство друг друга. По тону, которым муж попрощался с Верой Николаевной, Марина поняла, что та ему отказала. … — Что? — Юрий стал говорить громче. — Адрес тогда скинь. А чего, прямо сегодня и приеду. Да, да… Спасибо, Борька, прямо выручил меня! Мужчина то и дело поглядывал на жену, лицо которой было едва различимо сквозь дымчатый, с узорами тюль. Марина всё слышала, поджала губы. Плакать она сейчас не будет, хотя слезы, как рефлекс на мысль, что тебя бросают, сразу же подкатили к глазам и застыли там хрустальными бусинками. Если моргнуть, то они побегут, покатятся по щекам, выдавая чувства. Женщина быстро промокнула глаза салфеткой, ушла в комнату. А Юра, победно улыбнувшись, хлопнул балконной дверью, юркнул в спальню, схватил с полок кое–какие вещи, сунул их в рюкзак и ушёл. — О, пап, привет! Ты куда? — столкнулся с отцом у лифта Кирилл. — За хлебом, — бросил Юрий. — Я тебе потом напишу. И уехал. А Кирилл еще стоял, слушая, как железная кабина лифта ползет вниз, как тихонько скрипят её механизмы. Вот лифт остановился, открылись двери, потом хлопнуло в парадной. Марина так и сидела в гостиной, сложив руки на груди и делая вид, что читает. — Мам, папка куда? — встал перед матерью Кирилл. — Мам! Вы что, опять поругались? Женщина пожала плечами. — Ну понятно… — парень пнул ножку кресла, где сидела Марина. — Ужинать будешь? Как дела в институте? — заинтересованно спросила женщина. — Не буду я есть. Да что ты ко мне пристала! — отмахнулся сын от неё, как от назойливой мухи. — Я просто спросила. Спокойной ночи. Марина хотела дотронуться до руки паренька, но тот резко высвободился, ушел к себе… Утро было необычайно свежим, светлым. Воробьи, рассевшись на ветках пылающей красными ягодами калины, сумасшедше кричали, устроив птичий базар. Звенели радостной трелью трамваи. Марина проснулась, выключила будильник, по привычке потянулась, чтобы разбудить мужа, но рука, не найдя его плеча, повисла в воздухе. — Ах да… ушел за хлебом… Женщина медленно встала, помассировала шею, пошевелила плечами. Нет, надо сходить к остеопату, тянет везде, неприятно!.. С остеопата Марина переключилась на размышления, как сегодня одеться. Прогноз обещал солнце весь день, но с утра было довольно прохладно. А в метро душно… — Юр! — опять забывшись, крикнула из ванной Маришка. Муж по утрам изучал прогнозы на нескольких сайтах, выносил свой вердикт, советовал, что надеть. — Папы нет. Видимо, булочная оказалась слишком далеко, — буркнул заспанный, взъерошенный Кирилл. — Совенок ты мой! — улыбнулась ему Марина. — Сейчас будет завтрак. Кофе? — Ты же знаешь, я не пью кофе! Мам, не надо делать вид, что ничего не произошло! — толкнул её Кирилл плечом, сам прошел на кухню, поставил чайник. — Тебя папа бросил, а ты про завтрак… Сколько можно было его пилить?! Не дождавшись кипятка, парень налил себе холодной воды, сделал пару глотков, поставил стакан в раковину и ушел собираться. — Буду поздно. Не жди меня. Поем в кафешке, — услышала Марина его голос уже из прихожей. — Там, на столе, платежка за месяц, вчера раздавали. Всё, я ушел! Хлопнула дверь, заскрежетал лифт, тяжело вздохнул, поднимая гирьки наверх, а кабину с Кириллом вниз. — Пилить… Пилить… — повторила задумчиво Марина. — Я–пила, ручная, зубастая пила… Нет, раньше такой была, палец только береги, а теперь… Теперь зубцы поломались, проржавел металл. Какой там диагноз мне поставил Юра? Климакс? Глупости! Женщина посмотрелась на себя в зеркало. Впервые не захотелось наносить макияж. Она всегда делала это для мужа, хотела нравиться ему, хотела, чтобы он гордился ею. А теперь зачем? Да и так нормально, синячки только под глазами замазать, и всё… … На работу Марина приехала одной из первых, села, покрутилась на стуле, потом налила себе кофе. Кофемашина ворчливо моргала кнопками, булькала и плевалась, но чашку крепкого эспрессо всё же сделала. — И на том спасибо, — кивнула Маришка, подошла к окну, стала смотреть на маячившие в тумане высоченные башни Москвы–Сити. Ей особенно нравилась та, что идет как будто закручивающейся спиралью вверх, протыкая облака. Вот бы там побывать, на самом высоком этаже. — Гаврилова? Ты что так рано? — бросая сумку на свое рабочее место, спросила Маринина подруга, Даша. — Ой, мать честная, ты что, ночевала не дома? — Почему? — Ну… Ты без боевого раскраса и какая–то растерянная, — пояснила Дарья, прищурилась, потом понимающе кивнула. — Ушел? — Да. — За хлебом? — Кирюше сказал, что туда, — кивнула Марина. — Откуда ты знаешь? — Они все туда уходят. Ну и слава Богу! Твой муж мне никогда не нравился. Какой–то Манилов и меланхолик, ей–Богу! То лапы у него ломит, то хвост отваливается. И как ты его терпела?! — распиналась Даша, потом, посмотрев на подругу, притихла. — Я сейчас не в тему, да? Ты пока на стадии растерянности и самобичевания в одном флаконе? Хорошо, ладно! — примирительно развела она руками. — Хандри, только не в ущерб проекту. А за обедом, я уверена, ты посмотришь на всё по–другому! Марина кивнула, включила компьютер. На заставке — их с Юрой фотография. Тогда они ездили в Анапу, была там и Вера Николаевна. Кирилл еще не родился, но был уже в Маришкином животе. Фотография получилась очень радостная, на ней все были счастливы. — А ну–ка хватит лирических пауз! Работать! Через два часа надо хоть о чем–то доложить Михалычу, а то он нас тут всех отругает! — зашипела Дашка. Подруга послушно открыла нужные документы, стала вчитываться, что–то править, надела очки, поняла, что они ей уже мало помогают. Сняла, прищурилась. От внешних уголков глаз сразу побежали морщинки. Марина вытянула лицо, пытаясь разгладить кожу. Хотя зачем теперь… Пусть будут они, эти морщины!.. Ах, да, квитанция! Марина вынула из сумки бумагу, посмотрела на напечатанную мелким шрифтом сумму и замерла. «Долг за обучение составляет…» — было написано черным по белому. — Как так?! — женщина нервно сглотнула. Два последних взноса делал Юрка с какого–то рабочего счета, сказал, что оплата прошла, даже, кажется, чеки показывал. Или нет? Женщина набрала номер деканата. Никто не подходил. Секретарь, Елена Львовна, только–только приехала на работу, еще снимала пальто. — Алло! — наконец схватила она трубку. — Здравствуйте, я по поводу задолжности по оплате… — начала Марина. — Это в бухгалтерию. Дорогая моя, ну неужели нельзя сообразить, что денежные вопросы решаю не я?! — сорвалась Елена Львовна. Она сегодня не выспалась, новые сапоги натерли ноги, дождь на улице так и грозил перейти в неприятный мокрый снег, всё кругом серо и тускло, а тут еще какие–то задолжности… — Извините… Марина набрала другой номер, ей сказали, что никаких денег не поступало, ошибки тут быть не может, пригрозили отчислением Кирилла. — Ну жук… Жук полосатый! — Даша наблюдала, как подруга трясет квитанцией и зло щурится… Юрий с неприязнью посмотрел на экран сотового. Жена… Трезвонит и трезвонит, чтоб её… Сейчас будет уговаривать вернуться, орать или лебезить. Все женщины, если от них уйти, так делают. — Что тебе нужно? Я занят! — гаркнул он в трубку. — Как получилось так, что ты не заплатил за Кирилла? — не здороваясь, задала она вопрос. Юрик молчал, потом, вздохнув, ответил: — Деньги мне были нужны по работе. Ты же знаешь, начинать новое дело, как мы с Серегой, трудно, возникают непредвиденные моменты, расходы. И вообще, я не собираюсь оправдываться. Заплати и отстань от меня! — Но Юра, это немаленькая сумма! Откуда я ее возьму? — растерялась Марина. — И потом, это же твой сын, его будущее. Зачем ты и от него открещиваешься?! Мне мстишь? За что? — Да о тебе я вообще не думаю. Извини, пора идти, — Юрик кивнул ждущим его у выхода коллегам. — Ну придумай что–нибудь. Я сейчас на мели. Съемная квартира дорого стоит, знаешь ли. — Так не снимай. Живи дома. — Не могу. Это невыносимо! Всё, мне пора. Он бросил трубку. — Ну что там у тебя? — Даша протянула подруге шоколадку. — Угощайся! — Да… Спасибо… Представляешь, Юра за институт не платил, хотя мне говорил, что всё нормально. Откуда я теперь столько денег возьму?.. — А сколько надо? — уселась на стул рядом с Мариной Дарья. Женщина назвала сумму, Даша аж присвистнула. — Это ж как надо учить, чтобы тебе платили такие деньжищи! Марин, а они могут подождать? — Кто? Деканат? Сказали, что нет. Придется влезть в кредит… Только от одного освободилась, теперь другой. Господи, когда уже всё будет хорошо?! Марина отломила кусочек шоколадки, стала жевать, но вкуса не чувствовала, не до сладкого сейчас… — Ну ничего, ты вечерком ещё ему позвони, супругу–то. Может одумается. Или пусть Кирилл сам с ним поговорит. Я бы тебе дала денег, но мы ж дачку строим, Колька всё туда бухнул, теперь сидим, лапу сосём. — Да нет, Даш, всё нормально. Я разберусь! — улыбнулась Марина. — Давай уже обедать, а то не успеем. Женщины подвинули поближе подносы, ели молча, каждая думала о своём… … Кирилл пришел поздно вечером, кинул рюкзак на пол, босиком прошел на кухню. Марина сидела там в темноте, мешала ложкой в пустой чашке воздух, а пальцами другой руки барабанила по столу. — Мам, фу, напугала! Чего не ложишься–то?! Сидишь тут приведением… — Сынок, привет… Да не спится что–то. От тебя приятно пахнет женскими духами, — брякнула женщина. — И ничего не пахнет. И вообще… Мне бумагу дали, там написано, что отчислят. Мам, почему у нас долг, а? Я папе звонил, он сказал, что все вопросы к тебе. Марина, до этого улыбающаяся, вдруг свела брови, строго посмотрела на сына. — То есть как ко мне вопросы?! Твой отец не выплатил два последних взноса, хотя мне врал, что всё в порядке. Он, видите ли, посчитал, что ему деньги нужнее. А нам расхлёбывать. Кирюш, мы заплатим, обязательно, не переживай, тебя не отчислят. Но с гитарой придется подождать. И так кредит буду брать. — А папа сказал, что ты просто не хочешь тратить свои деньги. Ты на него всё повесила, даже за стоматолога для бабы Иры он платил, хотя это твоя мама, а не его. Знаешь, папин бюджет тоже не резиновый! В голосе парня были слышны отцовские интонации. Кирилл зло стукнул чашкой по столу. Та треснула, горячий чай полился на скатерть, потом стал капать на пол. Марина наблюдала, как сын кинул разбитую чашку в мусорное ведро, кое–как вытер стол и ушёл к себе в комнату. А она, корень зла в этой семье, так и сидела, помешивая воздух и барабаня по столу. Накатывала злость и обида, хотелось всё высказать сыну, чтобы он понял, что отец его далеко не идеал, что она, Марина, совершенно не жалеет своих денег, но… Но зачем? Кирилл всегда был за отца, поддакивал, смотрел на него, как на кумира, брал пример. Не стоит прямо так, сразу, разочаровывать парня. Он всё поймет сам, со временем. Иначе Марина опять станет плохой, ведь она сочиняет про отца небылицы… Женщина вздохнула, включила телевизор. Ничего, перемелется всё, надо жить дальше! … В пятницу вечером позвонила свекровь. — Да, Вера Николаевна, здравствуйте! Они так и не дошли до обращения «мама», или как–то ещё, так и звала Марина Юркину маму по имени–отчеству. — Добрый вечер. Мариш, я хотела узнать, а где теперь живет Юра? Ты не думай, я не лезу, просто переживаю. Он как–то обмолвился, что вроде как ушёл… Мариш, это серьезно? — тревожно спросила шепотом Вера Николаевна. — Ты, может быть, перегибаешь палку? Он сказал, что ты требуешь… Нет, не требуешь, ну в общем… Что не заладилось у вас. Кирилл, наверное, тоже переживает… Но ведь это временно, да? Это же пустяки? — Не знаю. Юрик ушел за хлебом неделю назад. Вот, до сих пор ждем, — пожала плечами Марина. — А Кирилл? Ну, он привыкает к роли мужчины в доме. Вот вчера полка сломалась, он чинил. В магазин ходит, продукты покупает. Живем. — Да что же это такое… — Вера Николаевна совсем расстроилась. — Ну я сейчас Юре позвоню, как же так — за хлебом ушел… Она быстро попрощалась. — Кто это был? — поинтересовался Кирилл. — Бабушка Вера. Она просто так звонила. — Ты сказала ей про папу? — А что я должна была ей сказать? Я сообщила, что он ушел за хлебом. — Мама! Ты всё шутишь, да? Тебе всё равно? — вдруг вспылил молодой человек. — Ты выгнала его, а теперь ехидничаешь?! — Я никого не выгоняла. Идея пожить отдельно пришла твоему отцу. Он её тут же воплотил в жизнь. И деньги нашлись, и вещички быстро перевез. А как тебе надо было за учебу платить, это он как–то запамятовал. Это ему на нас наплевать, ему, а не мне! Ты вообще ничего не понимаешь, не знаешь, так не суди! — Конечно, я ничего не понимаю, куда уж мне! Но папа сказал, что с тобой больше жить не может. И знаешь, мне тоже надоело, ведь ты на меня всё повесила — пылесосить должен теперь почему–то я, таскать эти продукты, возить твоей маме лекарства, хотя мне совсем не по пути! А мне хочется в это время… — А мне хочется, чтобы ты повзрослел. Баба Ира для тебя не чужая. Да, она меньше с тобой сидела, когда ты был маленький, но это не отменяет того, что ты можешь помочь мне передать ей таблетки. Кирюша, ну что ты… Марина хотела погладить сына по руке, но тот не дал. — Знаешь, а мне не хочется, чтобы ты решала, что я должен. Жили раньше хорошо, нет, тебе опять всё не так! Он ушел к себе, а через полчаса уже обувался в прихожей. — Куда ты? — испуганно спросила Марина. — Поздно уже! — Я к отцу переезжаю. Пока! — Да? — Марина улыбнулась, хотя хотелось заплакать. Так заплакать, как в детстве, навзрыд, с удовольствием, и чтобы плечи вздрагивали, и дыхание сбивалось от всхлипов, и перед глазами всё плыло от солёных слез… Но нет уж, не дождетесь! — Тогда хлеба отцу купи. А то что–то он долго с ним не возвращается! Кирилл ничего не ответил. Хлопнула входная дверь, загудел в шахте лифт. А Марина так и стояла в прихожей, только плечи опустились, словно растение завяло. Вот теперь можно и поплакать… … Юрик с удивлением увидел, три пропущенных вызова от сына, перезвонил, хотя тратить на Кирилла время было жалко. — Стряслось что? — поинтересовался он. — Нет… То есть, я хотел зайти к тебе. Ты где живешь теперь? — Голос отца был строгим, недовольным. Кирилл снова почувствовал себя маленьким. Он всегда очень боялся, что папа придет с работы и начнет ругать Кирюшку за проделки в саду. Может, не ездить? Вернуться к маме?.. Кирилл на секунду задумался. Нет. Если вернуться, тогда она посмеется над ним, станет считать рохлей. — Зайти? Ну… Скину адрес сообщением. Захвати что–нибудь поесть. И пива купи. Юрий быстро набрал текст сообщения. Кирилл приехал минут через двадцать, поставил на пол в прихожей пакет с продуктами, протянул отцу руку. Тот нехотя её пожал. — Ты что, с вещами? — кивнул Юрик на пухлый рюкзак. Кирилл почему–то не признался, что ушел от матери, ответил, что просто так, с ребятами играли в баскетбол, вот и остался спортивный костюм. — Ну ладно. Проходи, погляди, как отец живет! — по–хозяйски обвел рукой квартиру–студию мужчина. Сын прошел в комнату, отделенную от кухни небольшой перегородкой, осмотрелся. — Ну, как тебе? — похлопал его по плечу отец. — Да проходи. Что ты там притащил? Мясо? Пожарь нам, а я пока закончу работу. — И ты тут один живешь? — Один, один. Ну давай, сваргань нам что–нибудь. Есть охота! И пиво в холодильник поставь, — распоряжался Юрий. — Что мать? Небось хнычет? — Нет вроде… Я не знаю. Пап, а ты здесь надолго? — Пока на три месяца арендовал, там посмотрим. Шурик обещал поговорить с другом, вроде есть неплохой вариант и дешевле… Не отвлекай! Мужчина застучал по клавишам ноутбука, а Кирилл стал вынимать из пакета еду, раскладывать по тарелкам салат, поставил разогреваться сковороду. Марина еще лет пять назад научила сына жарить мясо, рассказала секреты, как сделать так, чтобы стейк получился сочным внутри и зажаристым снаружи. — Пап, а приправы есть? — стал открывать шкафчики на кухне Кирилл, замер, разглядывая запас водки и рюмку. — Перец есть. Отстань, я сказал! — отмахнулся Юрик. Сын вздохнул. Всё рушится — их семья, их с отцом дружба, и так всегда какая–то тяжелая, напряженно натянутая… Скоро Кирилл поставил всё на стол, позвал отца. Тот, недовольно зарычав, вскочил, потом, словно опомнившись, кивнул, послушно сел. — А не выпить ли нам? За встречу нашу, а? — предложил он, метнулся к шкафчику, вынул рюмки и початую бутылку. — Давай. Ну! Мужчина поставил перед сыном налитую до краев стеклянную рюмку. — Я не хочу, пап… — Пей! Или ты не мужик, а? Пришел, хвост поджал, прибежал ко мне. И правильно, и хорошо! Мать тебя только портит, а я научу, как жить надо. Пей! Парень послушно выпил. В горле перехватило дыхание, он стал хватать ртом воздух, закашлялся. Юрик больно ударил Кирилл по спине, усмехнулся. — Даже пить не научили. Ладно, вторую… Кирилл не заметил, как запьянел. Ему казалось, что вокруг разлили кисель, и он в нем плавает, медленно шевеля руками. Иногда подкатывала тошнота, но тогда отец наливал еще, и это чувство проходило. Юрий говорил что–то про то, как надо жить, что надо быть самому себе хозяином, не позволять никому крутить собой. — А кто самый большой враг мужика? — обняв сына за шею и притянув к себе, спросил Юрик. — Кто? — язык Кирилла заплетался, хотелось спать. — Баба. Она самая. Вот мать твоя, Маринка… Она ж клещ! Самый настоящий клещ. Вцепилась, женила меня на себе, потому что, видите ли, залетела. Это у них, у девчонок, быстро происходит. Ты–то у нас еще ни–ни? — слащаво улыбнулся Юрий, заглядывая сыну в глаза. — Осторожней, а то тоже вот так… — Чего? — Слова отца как будто продирались через окружающий голову Кирилла кисель, глухо ударялись о барабанную перепонку, а мозг едва справлялся, чтобы их осознать. — Попадешь, всю жизнь себе искалечишь! Я жил… Боже, как хорошо я жил — Маринка под боком, теплая, вся такая фигуристая, сырнички мне жарила по утрам, по вечерам салатики строгала. А надоедала — прогнал, и всё! Пшик — и её нет. Потом снова поманил, она прибежала. Любила меня, дурочка, ох, какая она глупая, мать твоя. Да ты не дергайся, слушай! — ещё крепче сжал шею сына Юра. — А потом бац — и ты у нее в животе. Бабка Вера кудахчет, умиляется, а я уже в ЗАГСе стою… Бррр! Вот тут и набросили на меня аркан! И с петлей так и жил. Если бы сразу вожжи подтянул, Марина бы меня боялась, по струнке ходила. Но нет, позволил ей расслабиться. Она голову подняла… Гадюка! Все они гадюки! Юрий совсем «поплыл». Его лицо покраснело, скривились губы, на лбу выступил пот. — Пап, ты чего такое говоришь?! Мама же… — Мама… За юбку всё держишься? Бросай! Так вот, я её однажды попробовал воспитать… Славный синяк тогда вышел! Но она скоро опять взъерепенилась, грозилась заявление на меня подать. Гадюка! Женщину надо в кулаке держать, понимаешь? — Юрик сжал свою костистую ладонь в кулак. — Чуть высунула голову, — он оттопырил один палец, — а ты её обратно, этой головой в кулак к себе. Опять сунулась на свободу, ты спуску не давай! Мужик, он настоящий тогда, когда над женой власть имеет. Но лучше вообще с ними не связывайся, живи свободно. А захочешь, приручи, потом всегда выкинуть можно. Только с матерью твоей так не получилось, она меня сама в кулак хотела взять. Вот и поплатилась. Ха–ха–ха! — Юрий громко захохотал, откинув голову назад. — Ну, за встречу нашу! Он всё пил, потом, удивленно посмотрев на сына, спросил: — Ты как здесь? Зачем? Пошел вон, я сказал! Кровопийца! И ты, и твоя мать! Кирилл встал, сжал кулаки, хотел ударить отца, но покачнулся, нетвердым шагом направился к двери. Хорошо хоть не сказал, что ушел от матери, что в рюкзаке вещи… Кирилл вспомнил, как у мамы не лице был синяк. Она старательно замазывала его каким–то тональным кремом, говорила, что ударилась о дверцу шкафчика. А отец еще подтрунивал над ней, что такая неловкая. И Кирюша смеялся… За тот смех стало сейчас нестерпимо стыдно, противно. — Проваливай! Дверь закрой, хлюпик! — кричал Юрий вслед сыну. А потом, когда тот ушел, сел за ноутбук, открыл сайт с карточными играми, ввязался в очередную партию, хотя уже ничего толком не соображал… К карточным играм он пристрастился полгода назад. Сначала везло, потом то и дело проигрывал. А Марина контролировала семейный бюджет, спрашивала, куда ушли деньги, поэтому просто так отдать проигрыш было сложно. Она ничего не подозревала, потому что Юрка всегда списывал траты на свою и её мать. «Старикам надо помогать!» — говорил он уверенно, не забывая для видимости подкидывать родне немного денег. Вера Николаевна и Маришкина мать подтверждали, что деньги от Юры получили. Благодарили даже… А потом Марина стала Юрику мешать. Ему казалось, что она постоянно заглядывает к нему в ноутбук, проверяет, чем он там занят. Она была везде и всегда, от неё нельзя было спрятаться. И делала всё не так… Уйти от жены предложил Юрию один из партнеров по игре. Эта мысль как–то не приходила самому Юрику в голову, а тут такое легкое решение! Напоследок можно было еще и деньги за Кирюхину учебу прихватить. Это как бы плата за «бесцельно прожитые годы с такой ужасной женщиной» … … Кирилл вышел на улицу, постоял на крыльце у подъезда, потом побежал в кусты. Его тошнило, хотелось пить. Продышавшись, молодой человек сел на лавку, закрыл глаза. Надо домой… К маме… Она переживает же, волнуется! И нисколько Кирилл не маменькин сынок, он просто её любит и будет помогать. Он докажет ей, что не похож на отца! Самому дойти до автобуса не получилось, пришлось позвонить приятелю. — Миш, я тут совсем… В стельку я, а надо домой… Поможешь? Михаил приехал минут через десять, усмехнулся, подхватил друга, поволок к такси. — Что стряслось? — наконец спросил он. — Да так… — промямлил Кирилл. — Потом расскажу. Мы домой едем, да? Миша кивнул. Он был другом, настоящим, с детства, надежным и простым. Он не станет сейчас выпытывать, выяснять. Потом так потом… Марина уложила сына на диван, накрыла пледом, потом, погасив свет, пошла к Михаилу. Тот топтался в прихожей. — Спасибо тебе, Миш. Может, чаю со мной попьешь? — предложила она. — Нет, поздно. Я лучше пойду. Тётя Марина, вы уж его не ругайте, ладно? — кивнул на дверь в гостиную молодой человек. — Не буду. Всякое бывает. Спокойной ночи, Миша. Марина сидела рядом со спящим сыном, наблюдала, как за окном просыпается новый день. В такой короткий промежуток времени мир её как будто рухнул и перестроился заново. Юрия она больше не хочет видеть. Он звонил ей недавно, кричал, чтобы больше не подсылала сына к нему, сообщил, что ни Кирилл, ни она ему не нужны. Сказал, что давно не любит свою Марину, что мог бы найти сотню таких или даже лучше. — Ну что ж, ищи, — Марина выключила телефон. Плохо, когда твоя прошлая жизнь умирает. Это тяжело, это колет изнутри, жжет. Это больно. Но и рождение происходит через боль. Больно матери, больно, возможно, и младенцу. И в конце, как кульминация мучений, легкий шлепок по голому розовому тельцу, крик… И вот ты уже в этом мире, с тобой рядом близкий человек, у тебя всё еще впереди, а ту, внутриутробную жизнь, ты уж и не помнишь. Всё проходит, надо просто верить в лучшее! Рано или поздно раны затягиваются, а шрамы… Они никому не видны, с ними можно жить. Как там говорил поэт? Чем ярче горят мосты за спиной, тем светлее дорога впереди. Аминь! Хорошо, когда рождается что–то новое, что–то, что дает тебе силы дышать и улыбаться. Марина пока еще не знала, что же это будет, но верила в продолжение своей жизни. И жизни сына. Они справятся, потому что они хотят быть вместе, они тандем… Когда Кирилл проспался, Марина погнала его в ванную, велела принять контрастный душ. Парень визжал и постанывал, но честно приказ выполнил, потом, закутавшись в плед, сидел на диване, пил чай. Этим утром он говорил с матерью о многом. Как равный с равной, как человек, который хочет многое узнать, но не стремится осудить. На вопрос Кирилла, почему же она не бросила отца еще тогда, когда он ударил её, Марина только пожала плечами. — Мы были семьей… — задумчиво ответила она наконец. — Это сложно, я думала, что у нас просто такой период. Меняются люди, характеры, надо мириться с этим. Так мне казалось. Ну, возможно, я трусиха, побоялась взять тебя, уйти в никуда. Каюсь. Но теперь мне как будто дали второй шанс. — Мам, я люблю тебя, слышишь? И я горжусь тем, что ты у меня есть! — сказал тихо Кирилл. — А институт… Знаешь, мне тут Мишка предложил к ним на фирму устроиться, там программки всякие писать, ерунда в общем. Он даже из дома работает. Платят немного, но всё равно будет легче. Как ты думаешь? Марина улыбнулась, кивнула… … Юрик пришел в декабре, долго трезвонил в звонок, а когда Марина открыла, сунул ей в руки батон хлеба в целлофановом пакете. — Вот, как обещал, — улыбнулся мужчина, икнул, оттолкнул жену, хотел пройти в квартиру. От него сильно пахло спиртом. — Чего, замки сменила? Ах ты моя… Он хотел поцеловать Марину, но та легко оттолкнула его. — Уходите. Вы ошиблись адресом, — сказала она и захлопнула дверь. — Ты что, любимка?! — опешил Юрий. — Я же вернулся, ты не поняла что ли? Я пришел к тебе, выбрал из многих только тебя, а ты… Чего ты дерешься?! Больно же — кулаком в спину! Эй! Марина вытолкала бывшего мужа на лестницу, захлопнула дверь. — Мам, кто там? — выглянул из комнаты Кирилл. По лицу Марины он всё понял, но уточнять не стал. — Всё хорошо? — Да. Ошиблись, — кивнул она. — У меня всё хорошо. И у неё действительно всё хорошо. Дом, работа, семья. И в доме есть мужчина, это её сын. А другие… Если судьба — встретятся, если нет, то и так неплохо живётся. Женщина собрала волосы в «хвост», надела куртку, включила в наушниках музыку и ушла на пробежку. Сегодня отличный день, чтобы наслаждаться своей жизнью и ни о чем не думать!.. Юрик, сидя на лавке, смотрел вслед жене. И как он её из кулака выпустил, когда?.. «Надо идти к матери, та не откажет в комнате и деньгах! — подумал мужчина, грустно вздохнул. — Мамы же всегда любят своих сыновей!» … автор: Зюзинские истории

Конечно, без помощи бабушек не обошлось. Обе женщины хоть и работали ещё, но поочерёдно пошли в отпуска, занимались с малышкой, гуляли, и стали водить её в библиотеку. Там были занятия для малышек, вроде кружка, который так и назывался «Час малыша». Молодая библиотекарь Юлия вела эти занятия три раза в неделю. Она читала детям книги, показывала картинки, вместе с ними рисовала на тему прочитанных историй, и показывала кукольные спектакли «Колобок», «Репка» и другие. Ведь дети очень любят народные сказки. Свете очень нравились занятия. Она была способной девочкой и быстро запоминала роли персонажей, строчки стихов, и шептала вместе с Юлей все знакомые сказки. Слава привёл дочку на «Час малыша», и Света бросилась навстречу Юлии, раскинув руки. – Юлия Борисовна, вы прямо как моя мама… – начала было она, но Слава быстро перевёл внимание девочки на новую книгу, стоящую на стенде. Юля улыбнулась, а Слава приложил палец к губам, давая понять, что он что-то хочет ей рассказать. Когда девочка увлеклась рассматриванием картинок книги, Слава коротко шёпотом рассказал о потере Светиной матери, и попросил тему мамы не поднимать в разговоре. – По крайней мере пока, – пояснил Слава, – пусть пройдёт время, когда она сможет понимать, что случилось, тогда и скажем, но не сейчас. Очень всем больно…Вот такое у нас горе. Потому и в садик пока не ходим… Юля помрачнела, вздохнула, и с горечью посмотрела на девочку. – Боже мой, какой ужас. Держитесь, – прошептала она и села рядом со Светой, начав рассказывать ей содержание книги. Потом пришли и другие малыши и все начали играть в картонных персонажей сказок – в настольный театр. Теперь Юлия другими глазами смотрела на Свету. Она уделяла ей больше внимания и машинально гладила по спине, когда сидела рядом. А Света каждый раз радовалась встрече с Юлией. Она всё так же бежала к ней, обнимала и начинала рассказывать о своих девчоночьих делах и новостях. Бабушки были рады, что в библиотеке такая хорошая преподавательница. А Юлия учила детей буквам, многие уже научились читать по слогам простые слова. Близилось лето, и дети стали заниматься на небольшой веранде, где отгадывали по картинкам загадки, рисовали и водили хороводы под музыку. Слава сидел на занятиях вместе с одним дедом, приводившим внука, остальные родители или бабушки уходили на этот час по своим делам, в основном, по магазинам. – Вы тоже можете спокойно оставлять Свету, и отдохнуть, пока мы занимаемся, – сказала однажды Юлия, – или не доверяете? Слава улыбнулся и ответил: – Я очень скучаю по ней. Поэтому наблюдать за тем, как она занимается, для меня приятно. Спасибо вам, видно, что вы чуткий и душевный педагог. Наверное, ваши дети вас тоже очень любят? – Я пока не замужем, и детей не нажила. Но мечтаю. Вот бы такую дочь, как ваша Светланка. Чудо, как всё быстро усваивает, на лету схватывает. Вы очень правильно делаете, что водите её к нам. Надо будет потом и на другие кружки водить. Наверняка у неё много талантов! – ответила Юлия. Славе очень польстило, что педагог похвалила его дочку. Он расплылся в улыбке и в душе его словно луч солнышка засветился. Занятия подошли к концу, Света обхватила Юлию за ноги и сказала: – Папа, давай и Юлию Борисовну возьмём с нами погулять? – Я не могу уйти с вами, я тут работаю. Вы через день приходите, это будет последнее в этом году занятие, заключительное. Не забудьте, – предупредила Юлия. – Как последнее? Мне бабушки ничего не говорили…- заметно расстроился Слава. – Как последнее? – повторила за ним девочка. – Лето! Наступает лето. Но в библиотеку вы всегда можете приходить, садиться читать любые книги, журналы с весёлыми картинками, и даже рисовать за нашими столиками можно. – А вы? Вы тоже будете со мной рисовать? – спросила Света Юлию. – Меня не будет некоторое время, я ухожу в отпуск, – ответила Юлия, – мне тоже надо отдохнуть. – Надо же, какое совпадение, и мне дают отпуск. Так что все отдыхаем! – сказал Слава. – Ура! – закричала на весь читальный зал Света, – мы все идём в отпуск! И Юлия Борисовна с нами! – Тише, тише, Светочка, тут нельзя шуметь. Люди читают… – Юлия приложила палец к губам. – И я тоже рад. А почему бы нам не отметить наши отпуска? Мы приглашаем нашу любимую воспитательницу в кафе после работы. Будет пирожное и чай, – предложил Слава. И добавил: – Пожалуйста. И Света просит, – он кивнул на дочку, которая крепко держала Юлию за руку. Вечером все трое пили чай в небольшом уютном кафе. Юлия хвалила Свету и рассказывала о своём коте Мурзике, и о собачке Дружке, которых она подобрала в разное время с улицы. – Вот и видно, что вы такая добрая, – сказал Слава, – а я даже не могу кошку завести, так как работаю, а бабушки живут на два дома, помогая нам. – Папа, давай заведём котёночка, – стала просить Света, – вон у Юлии Борисовны и котик, и собака… А у нас никого… – Света, раз папа говорит, что пока никак, значит, потерпи немного… – пробовала успокоить девочку Юлия. Но Света стала грустной, и настроение у взрослых тоже померкло. Тогда Юлия сказала: – А мы вот что сделаем. Пошли ко мне в гости, я тут рядом живу. Тем более, что они нас так ждут. Их кормить пора. Ты умеешь кормить кошек, Света? Девочка была в восторге, когда, переступив порог Юлиной квартиры, увидела маленькую собачонку и важного серого кота со светло-зелёными глазами. Животные некоторое время пялились на пришедших гостей, но, когда Юлия достала из шкафа их корм, и Света щедро насыпала его в чашки, кот и собачка стали есть. Девочка сидела на табурете не шевелясь, чтобы не спугнуть аппетит животных, наблюдая чуть ли не с раскрытым ртом за ужином кота и собаки. – Какая вы счастливая, Юлия Борисовна… – прошептала Света, не отрывая глаз от кота, который начал намывать свой нос. – Да, ваши питомцы лучше всех подарков, – произнёс Слава. – Лучше всех подарков на свете, папа, – поправила его Светлана, – я теперь буду о них мечтать… Она вздохнула. Юлия, растроганная такой добротой девочки, сказала: – Мы же с вами по сути соседи. Наши дома на одной улице. Так что у меня есть предложение: приходите ко мне в гости почаще, и будете навещать и моих зверей. – Папа, ты разрешаешь? – спросила Света. – Если нам дают добро, то и я не против приходить в гости. С нас гостинцы для Мурзика и Дружка, – ответил Слава и прошептал Юлии: – Спасибо, выручили, а не то бы пришлось и нам животных покупать, а сейчас пока это неудобно. – Ради Бога, когда решитесь заводить, то не покупайте, а берите из приюта, их там столько, несчастных… – тоже прошептала Юлия. Расставаясь, Юлия пригласила к себе в гости Славу со Светой через день. – С меня пироги. Вы меня сегодня угощали пирожным, а я вам пирогов своих фирменных напеку. Идёт? – Идёт! А мы корм для них принесём, а то вон как хорошо едят! – ответила девочка. Так началась дружба Юлии и Славы. Дочка сблизила их, доброты Юлии хватило и на Славу, который не мог устоять перед обаянием, нежностью и теплом девушки. Весь год друзья втроём встречались в библиотеке, у Юлии дома, или вместе гуляли в парке. И лишь потом Слава настоял, чтобы Юлия посетила и их со Светой квартиру. Девочка по-хозяйски показывала обе комнаты, провела в кухню, и с особой гордостью показала свой игровой уголок, где было много игрушек. Целый час Юлия рассматривала кукол, пупсов, мишек, и строила из конструктора городок. Слава сидел на диване и смотрел на них. В глазах его была и радость, и грусть одновременно… Когда вечером Светлану уложили спать, Юлия засобиралась домой. – Не провожай, я сама добегу, тут рядом, – сказала она, – иди к ней, не проснулась бы… Еле уложили. Радовалась как моему приходу. Надо же… – И я тоже очень рад. Ты понимаешь о чём я… Юленька, ты свет теперь для нас обоих. И ты это знаешь. Мы не можем без тебя. Ты стала такой близкой и любимой для нас, что я и сам как ребёнок… Вот сказал тебе. А решать ты будешь сама. Я понимаю, что это всё не просто, принять чужого ребёнка, чужого бывшего мужика… – Молчи, – Юлия нежно закрыла своей ладошкой ему рот, – ничего не говори сегодня больше… я всё знаю, и давно вижу. Я вас обоих очень люблю, вы самые замечательные и самые лучшие. И я без вас тоже теперь жить не могу. Славочка… Она поцеловала его и быстро ушла. Шаги её стихли в коридоре, а Славка стоял в прихожей у открытой двери и плакал… Слёзы катились по щекам, тёплые и солёные. А ему было так хорошо, и тепло, что он не вытирал их и только отрывисто дышал, и смотрел на открытую дверь… Вскоре Юлия и Слава стали одной семьёй. Без свадьбы, тихо расписались, и стали жить вместе. Света радовалась не только приходу Юлии: огромную радость доставили переехавшие к девочке и Мурзик с Дружком. – Народу-то, в дом не протолкнуться, – всегда говорил Слава, возвращаясь с работы. Собака прыгала, приветствуя хозяина, кот выглядывал из кухни, Света бежала к папе, чтобы первой его обнять. – А где ещё-то люди? – звал Слава жену. Юлия шла из кухни, вытирая руки о передник и прижималась к мужу, кладя его руки на свой уже заметный животик: – Мы тут! Мы тоже соскучились! автор: Елена Шаламонова

Поворачиваю голову и вижу, что у водителя одна рука - левая. Я машинально схватилась за ремень безопасности. Спустя несколько секунд я поняла, что вторая рука у водителя есть, но она почему-то под кофтой. Водитель, видимо поняв мой испуг, сказал: -Вы не переживайте, я довезу Вас в целости и сохранности. Я очень аккуратно езжу. В любое другое бы время я бы попросила остановить машину, а в службе вызова такси оставила бы отрицательный отзыв. Где это видано - однорукий водитель? Но мальчишка мне даже не дал подумать об этом, он сказал: -Меня Роман зовут. Я на СВО ранение получил. Вот сейчас дома на реабилитации. Не могу без дела сидеть - вот и таксую. Я смотрю на него и не знаю что сказать. Какое СВО - ты же ещё ребёнок совсем. А он будто мысли мои читает, продолжает говорить: -Мне 23 года уже. А этот Ромка маленький, худющий, мне в сыновья годиться. И так мне его жалко стало. Теперь я не выдержала: -Как же тебя, Ромка на СВО занесло? -Я в армии отслужил, женился только. А через месяц после свадьбы меня по мобилизации призвали. Не думал я прятаться где-нибудь или скрываться, не так меня отец воспитал. Жалел тогда об одном-хотел после себя продолжение рода оставить. А через месяц жена мне позвонила и сказала, что ребёночка ждёт. Я тогда подумал, что теперь и умирать не страшно. Он говорит, а у меня комок в горле от слез стоит. -Бабулечка моя тогда сильно плакала, убивалась, что меня на войну отправляют. деда вспомнила, что с Великой отечественной пришел весь в ранениях, но живой. Говорила, что не думала, что доживёт до такого, что ей внука на войну придется отправлять. Меня-то мобилизовали. А через год после мобилизации мой двоюродный брат добровольцем пошёл, контракт подписал с МО. Хотел денег подзаработать, матери в доме крышу перекрыть да баньку новую дома поставить. Но не долго прослужил, месяца три, попал под обстрел, погиб... Бабуля не смогла пережить его смерть, умерла и 40 дней Денису не отвели... Я отвернулась, смотрела в окно, не хотела, чтобы этот на первый взгляд мальчишка внутри которого скрывается настоящий мужчина, видел мои слёзы. Я с началом военной операции вообще стала очень сентиментальной, не могу без слёз смотреть новости, не могу без боли смотреть как разрастаются кладбища вокруг нашего города. Но видимо так нужно. Сейчас не об этом. Я спросила у Ромки что с рукой. Он рассказал, что почти два года ходил как под ангелом-хранителем. Уже почти никого не осталось в живых их тех ребят с кем он начинал службу. У него за это время сын родился, Рома даже в отпуск успел съездить. Они с женой квартиру взяли в ипотеку. Рома сказал, что деньги на СВО получает хорошие, всё без обмана. А потом он попал под обстрел, мало что помнит, очнулся в госпитале. Голову приподнял - руки, ноги на месте. Позже узнал, что врачи провели уникальную операцию, много часов пытались сделать всё, чтобы руку не пришлось ампутировать. Ромка сказал, что больше всего боялся остаться калекой. Он потом доктору не раз сказал слова благодарности, а тот посмотрел на бойца и сказал: -У каждого своя работа. У тебя родину защищать, у меня - жизни таких как ты ребят спасать. -Рома, так тебя списали? -В том то и дело, что нет. Я уже три месяца на больничном. Руку собирали по кусочкам, пальцы не шевелились. Меня по реабилитационным центрам, по военным госпиталям. Восстанавливайся и в бой, не хватает людей, воин. Я все понимаю и в строй вернусь как врач добро даст. Но Вы знаете как жить охота. Я за ранение деньги огромные получил, каких в жизни не видел, за ипотеку с женой рассчитались. Мы с ней дом хотим на земле и дочку хотим. Только нужно, чтобы быстрее закончилась война... Я не могла сдержать слёз. Мужчина, герой. Мне так по-матерински хотелось его обнять и никуда не отпускать. Выходя из машины я сказала: -Ромка, возвращайся живым! Сколько там таких мальчишек как он - сотни, тысячи. Все с похожей судьбой и огромным желанием жить. ( Такая разная жизнь)

— Алла Викторовна, — говорила я – у нас хоть и двухкомнатная квартира, но одна комната изолированная, а вторая – нет. Мы как уживемся? — Молодожены возьмут себе отдельную комнату, а ты с дочерью можешь и в проходной спать. — Вашей внучке всего 15, а перед ней каждый день с утра будет чужой мужчина ходить? – я до последнего пыталась найти каплю совести у свекрови – Давайте мы заплатим, продайте нам нашу долю в рассрочку. Нам не уступили, но отдельную комнату мне удалось отвоевать. Жених у золовки знатный попался. В наколках, только после тюрьмы. Люда с ним познакомилась, когда он срок отбывал. Мы установила замок в нашу комнату, и боялись жить в собственной квартире. Но деваться некуда. Мы с дочкой не могли уехать на съёмное жилье, так как на мне был большой кредит. Я брала его, когда муж болел, чтобы обеспечить ему профессиональную медицинскую помощь. Три месяца мы жили в страхе. — Ну что, соседка, надолго? – я вздрогнула от голоса Валеры, золовкиного мужа. Повернулась и он передо мной с торсом, в одних штанах. Мне хотелось тут же уйти, но он остановил. — Как-то не по понятиям с квартирой получается, да? – сказал Валера и улыбнулся. – Всё я сам понимаю, да и Людка много чего рассказала. С ней я жить не собираюсь, но тебе хочу помочь. Ты вон меня боишься, а никому не пожаловалась ни разу. Да и дочка у тебя хорошая, сестру мою напоминает младшую. Пару недель мы не слышали ни одного скандала новобрачных. А потом Валера стал законным обладателем чести квартиры, которая принадлежит Люде. — Если у него будет недвижимость в собственности, то и прописаться можно. А потом уже на работу легче устроится. – уговаривала Люда. Получив желаемое, Валера в тот же день приказал золовке все вещи собрать, а мне быть готовой к девяти ехать к нотариусу. — Пора восстанавливать баланс. – улыбался Валера. На свою половину квартиры он написал дарственную на меня. Свекровь пыталась со мной ругаться, но зять объяснил, что не стоит… С тех пор я и дочь живём спокойно. Валера иногда звонит, чтобы узнать как наши дела и не нужно ли помочь. Единственное, о чем он просил, прописать его временно в квартире. Спустя год мы от Валеры узнали, что он нашёл себе деревенскую женщину и собирается ехать к ней. Там большой дом, хозяйство и двое малышей. Своих у Валеры по состоянию здоровья быть не может… Кто бы мог подумать, что меня будет оберегать такой ангел. С татуировками вместо крыльев. Если история Вам по душе, оставьте любой смайлик в комментариях, мне будет очень приятно

- Юрий Петрович, у нас экстренный пациент, женщина 78 лет, острый живот. Привезли из районной больницы, у них там хирурга опять нет, - приятный голос Дашеньки, молоденькой медсестры из приемного покоя, звучал немного виновато. - Буду через минуту, - как можно бодрее ответил мужчина, сделал глубокий вдох и резко встал с дивана. - Юр, ты, может, не будешь рисковать? – тихо спросил пожилой доктор, встретивший его в дверях приемного покоя. – Бабушка слабая, давление низкое, не сможет она операцию перенести. Она, похоже, и так не жилец уже, а тебе лишний летальный исход на столе точно не нужен. - Давайте посмотрим вместе, там решим, - неопределенно кивнул Юрий Петрович и прошел в кабинет, где на каталке, тихо постанывая, с закрытыми глазами лежала худенькая старушка. Но едва взглянув на пациентку, доктор замер. Он узнал этот строгий профиль, складку между бровей, прямой аристократический нос с небольшой горбинкой, узнал и тут же почувствовал себя не опытным хирургом, а растерявшимся школьником, мальчишкой, забывшим у доски все, что усердно учил весь вечер накануне. Юрий Петрович повернулся к стоявшей сзади Даше и взял из ее рук историю болезни. Всё верно: Вера Степановна Косогорова, его учительница химии, которую он не видел уже добрых тридцать лет, с тех пор, как уехал из их небольшого городка. Уехал и даже ни разу не позвонил ей, не написал. А ведь она, считай, спасла его. И не только его, еще и Темку Павлова, бедового пацана, ставшего ему самым надежным, верным другом. Юрий Петрович даже поежился, подумав, как могла сложиться их жизнь, если бы не эта хрупкая, строгая, но бесконечно справедливая и добрая женщина. Их Учительница. - Вера Степановна, Вы меня слышите? – дотронулся до ее морщинистой руки хирург, но ответа не было. – В операционную. Срочно! – тогда скомандовал он и решительно, не обращая внимание на предостерегающий взгляд пожилого врача, быстрым шагом пошел готовиться к операции, а в его памяти мгновенными кадрами замелькали события из далекого, нелегкого прошлого... - Юра, ты пойми меня, мамы нет уже четыре года, я старался быть тебе хорошим отцом, я не забывал нашу маму, но устал я, нам нужна хозяйка в доме. А Наташа, она хорошая, добрая, готовит замечательно. Твои любимые сырники, знаешь, какие у нее вкусные получаются? Почти как у мамы. - Нет! – закричал двенадцатилетний Юра так громко, что его отец даже вздрогнул. – Никогда у твоей Наташки не получатся такие сырники, никогда! Думаешь, я не знаю, почему ты собрался жениться? Я не маленький уже! Ты просто забыл маму. А эта тетка хитрая, где она еще найдет главного инженера совхоза в мужья? Наговорила тебе всякого, ты и растаял. Слабак. Предатель. Ненавижу! – и мальчик, расплакавшись, убежал в свою комнату. Там он, всхлипывая, крепко прижал к груди старого мягкого медвежонка, которого ему подарила его мама незадолго до ее смерти, и упал на кровать. Он думал только о том, что никогда не простит своему отцу, если тот женится на другой женщине. Они и вдвоем жили прекрасно. Пусть без всяких вкусностей на обед, но суп и котлеты они могли приготовить. И дома у них было всегда чисто, и одежда постирана-поглажена, несколько складок не в счет. Никто им не нужен! И никогда нужен не будет, никогда! Но отец все же расписался с Натальей, и она пришла в их дом. Да еще и не одна, а со своим пятилетним сыном Васькой. Пацан был тихий, послушный, да и, Юра видел, что мачеха, в общем-то, неплохая, отца уважала, по хозяйству управлялась ловко, старательно, к нему самому пыталась найти подход: то что-нибудь его любимое приготовит, то рубашку ему модную где-то прикупит, но Юра твердо считал, что, если он примет Наталью, это будет значить, что он забыл маму, что предал ее, да еще и за какие-то сырники. Поэтому, что бы ни делала новая жена отца, мальчик все отторгал, грубил ей, рвал купленные ею вещи. И все время ждал, когда отец отругает его за это, может даже побьет, но тот надеялся, что сын одумается и терпеливо этого ждал, как и Наталья. Вскоре отцу предложили перейти на работу в райком партии. С хорошим окладом. К тому же дали трехкомнатную квартиру в центре города с удобствами и горячей водой. Конечно же, отец и Наталья согласились. Мнения Юры никто не спросил. Мальчик ехать не хотел, в поселке оставались его друзья, единственные, с кем он еще мог позволить себе быть таким, как прежде, но пришлось. Тогда Юра решил, что сделает все, чтобы испортить жизнь отцу и мачехе. А может, даже убежит из дома куда-нибудь на Север, на комсомольскую стройку. В новой школе его приняли довольно холодно. В общем, неудивительно, ведь он тоже не старался быть приветливым. Привыкнув быть дома пренебрежительным и грубым, он и с новыми одноклассниками повел себя так же, к тому же Юра всегда считал, что все городские зазнайки и нытики. Уроки он, практически, не учил, считал, что на стройке это ему не пригодится, ни в каких мероприятиях не участвовал, как ни уговаривала его Вера Степановна, их классный руководитель. Отец видел, что сын скатился с пятерок на тройки, но все равно не ругал Юру, просто попросил не портить ему репутацию. А мальчику на эту самую репутацию отца было совершенно наплевать. А потом Юра подружился с Темкой, Тимофеем Павловым, двоечником из параллельного 7 «А» класса. Темка был маленьким и тощим, казалось, что он младше всех одноклассников года на три. Но при этом парень был задиристым и смелым. Вот и решили ему ребята однажды сделать «темную». Подкараулили за сараем школы, накинули на голову какую-то тряпку и давай мутузить. Темка на помощь не зовет, пыхтит только, да руками размахивает, пытаясь кого-нибудь зацепить. Тут и увидел их Юра. Он даже не понял кого бьют, но то, что пятеро на одного – это было нечестно. Вот и кинулся он в драку. Мальчик он был крепкий, так что раскидал напавших за секунды. Те отбежали, кулаками ему пригрозили и ушли. А Темка тряпку с головы сбросил, нос рукавом утер и кивнув, серьезно так, по-мужски сказал: - Можешь на меня рассчитывать, я теперь за тебя всех порву. Юра хотел рассмеяться, кого там этот шкет порвать может? Но сдержался и так же серьезно пожал протянутую руку Темки. С того дня они стали лучшими друзьями. Вместе прогуливали уроки, вместе дрались, вместе лазили в чужие сады на окраине города. Семья Павловых была очень бедная. Отец работал сторожем на складе, его больше никуда не брали из-за неправильно сросшейся правой руки после несчастного случая, мама Темки работала санитаркой в больнице, так что зарабатывали они совсем мало, а детей у них было трое, кроме сына были еще две трехлетние девчонки-двойняшки. У Темки для школы была только одна рубашка и одни штаны, но он не обижался на родителей, понимал, что сестренок тоже нужно одевать, они же девочки. И мечтал однажды заработать кучу денег и купить им целых три кило шоколадных конфет «Гулливер». Когда он рассказал об этой своей мечте Юре, тот даже опустил голову, ему стало стыдно за то, что он мог хоть каждый день есть такие конфеты. - Пап, дай мне двадцать рублей, - попросил тем же вечером у отца Юра. - Но это немаленькие деньги, зачем тебе? – удивился отец, а мальчик насупился и ушел в свою комнату, рассказывать о Темке он не хотел. На следующий день, попросившись с урока в туалет и проходя мимо кабинета завуча, Юра увидел, что там никого нет, а на стуле висит ее сумка. Почему он зашел и вытащил из кошелька, лежавшего в этой сумке, две десятирублевых купюры, он и сам не знал. Наверно, хотел побыстрее исполнить мечту своего друга. Вот только то, что за это его могут серьезно наказать, он не подумал. Как и о том, что воровать просто подло. Юра спрятал деньги в карман и вернулся в класс. На перемене он подошел к своему товарищу и протянул ему добычу: - Это тебе на конфеты девчонкам. Лопайте на здоровье. Темка замер, вытаращив глаза на красные купюры и тут Юра мгновенно спрятал их за спину, потому что к мальчикам подошла Вера Степановна: - Юра, скажи честно, это ты взял деньги из кошелька Зои Павловны? – мягко спросила она. - Если ты сейчас признаешься и вернешь деньги, возможно, я смогу тебе как-то помочь, - Вера Степановна понимала, что этот случай может поломать парню всю жизнь и надеялась как-то все исправить. Юра стоял, опустив голову, но тут вперед него шагнул Темка: - Он не виноват! Это я украл, можете сдавать меня милиции. Вера Степановна даже рот открыла от удивления, ей сказали, что видели, как в кабинет заходил Юра, почему же Тема берет вину на себя? - Так, мальчики, пойдемте ко мне в кабинет, - решительно произнесла она. - Сначала вы все расскажете мне, а потом уже будем решать, что делать дальше. Ребята не смогли долго врать, Юра признался, зачем взял эти деньги, и отдал их учительнице. Вера Степановна тяжело вздохнула услышав его рассказ, а потом, уже очень строго, сказала: - Я попробую поговорить с Зоей Павловной. Но только если вы пообещаете, что поможете мне с новогодним вечером. Ты, Юра, я знаю, хорошо рисуешь, а ты, Тимофей, сделаешь нам декорации. Твой папа раньше был плотником, думаю, ты тоже умеешь работать молотком и лобзиком. Согласны? – она дождалась, когда мальчики дружно кивнули и вдруг улыбнулась: - А вы настоящие друзья, парни, и я уверена, в будущем хорошими, достойными людьми станете. Она ушла, а Юра и Тема приобняли друг друга за плечи и тихо, но дружно ответили ей вслед: - Обязательно станем... Неизвестно, как уговаривала завуча Вера Степановна, но про кражу денег больше никто не узнал. Ребята же свое слово сдержали, Юра нарисовал несколько плакатов с новогодними картинками, а Тема вырезал и сколотил замечательные декорации из фанеры, которые потом вместе с другом же и разрисовал. За учебу они тоже взялись по серьезному. Но если у Юры довольно легко получилось вернуться к пятеркам, то Темка выше троек и четверок планку не осилил. Но хотя бы от двоек избавился. И еще он стал ходить на секцию легкой атлетики, куда его тоже пристроила Вера Степановна, и к концу восьмого класса даже завоевал медаль на районных соревнованиях по бегу. Одноклассники зауважали ребят, начали с удовольствием общаться с ними, а Юре девочки стали писать записки и предлагать дружбу. Но главное, Юра пересмотрел свое отношение к Наталье и маленькому Васе. В этом тоже ему помогла Вера Степановна, рассказав, что, как и Юра, она рано осталась без мамы, и отец женился на другой. А мачеха чуть не умерла от голода во время войны, потому что тайком отдавала ей свой хлеб. Юра серьезно отнесся к рассказу учительницы и однажды просто подошел к мачехе и спокойно попросил: - Тетя Наташа, можете мне сырников сделать? Вася, наверно, тоже их любит, да? Наталья охнула и так растерялась, что даже присела на табурет. На глазах ее появились слезинки, но она быстро смахнула их рукой, улыбнулась и бросилась к плите. А отец Юры вечером подошел к сыну и молча, но крепко его обнял. Потом, за ужином, они все весело смеялись, рассказывали о всяких пустяках, даже Вася похвастался, как девочка в детском саду поцеловала его в щеку за то, что он ей свое яблоко на полднике отдал. Юра тогда понял, что никто его маму не предал, просто жизнь продолжается. А у него, видимо, только начинается... Окончив восьмой класс, Тема ушел учиться в техникум на электрика, потом отслужил в Армии и поступил в институт, чего от него никто не ожидал. После института Тимофей устроился на работу и с первой же зарплаты купил своим сестрам три килограмма конфет «Гулливер». А позже помог им получить высшее образование. Теперь он начальник на серьезной стройке, у него большая семья, жена и четверо детей, но и друга он не забывает, звонит постоянно. Юра же успешно окончил десять классов и поступил в мединститут. Ему очень помогла в этом Вера Степановна, которая преподавала химию. Возможно, она и направила его по этому пути. И кто знает, как повернула бы мальчишек судьба, если бы не тот кошелек и доверие опытного педагога... - Юра? Боровой? – тихий знакомый голос выдернул доктора из воспоминаний. – Как я рада тебя видеть. Как думаешь, поживу я еще или уже хватит? - Поживете, Вера Степановна, я Вам обещаю, - уверенно кивнул Юрий Петрович. – Считайте, эта операция будет моим самым главным экзаменом. И я его сдам. Уже утром, перед уходом домой, усталый хирург подошел к очнувшейся после наркоза пожилой учительнице и взял ее слабую руку в свою. Он молчал, за него говорили его глаза, смотревшие на Веру Степановну с глубокой благодарностью и любовью. - Вот, Юра, ты все же стал достойным человеком, - еле слышно прошептала его особенная пациентка, - не зря я за тебя боролась, не зря. А на следующий день к Вере Степановне, уже немного окрепшей после успешной операции пришел посетитель, который принес ей красивый букет цветов. Конечно же это был Темка, Тимофей Андреевич Павлов, бросивший все и приехавший к ней из другого города, важный начальник, любящий отец и просто хороший человек, такой, каким его и хотела видеть эта замечательная женщина, Вера Степановна Косогорова. Каким он тоже стал благодаря ей. (Мария Скиба)

Серафима собрала вещи дочери и проводила мать в путь. Пусть ее дочь будет подальше от этого... Ирина, которая приехала к ней, чтобы уговорить дочь уехать в Сталинград, не знала еще, что самые сложные испытания будут впереди... ***** Начало апреля 1942 год - Володя, бомбят как...Когда это закончится? - плакала в подвале госпиталя Ирина. - Увезла Полинку подальше от Москвы, а эти звери уж до Сталинграда дошли. - Бог поможет, Ирина. Ты Полинку получше укутай, глянь, дрожит вся. А я наверх пошел, больным я нужен. -Не ходи, Володя, не ходи, - закричала Ирина, но муж ее не послушал. Владимир начал петь песню шепотом, чтобы отвлечься от бомбежек, чтобы не думать о них, а думать о том, что на его столе лежит боец. - Выживем ли, Владимир Яковлевич? - тихо спросила медсестра Арина. - Выживем, Аринка, ради них вот выживем, - он кивнул на пациента, - Бог спасет наши жизни. - Страшно-то как! - А всем сейчас страшно, ты зашивай, Арина, зашивай. Красиво, как умеешь. Владимир вышел на крыльцо и достал папиросу, и вдруг раздался свист и взрыв. Он оглянулся вокруг и обреченно сел на крыльцо... Нет санитарной машины, которая только подъехала к крыльцу. Сколько раз он это видел, но каждый раз боль в сердце не давала дышать... Чувствуя жжение на ноге, он понял, что в него попал осколок. Зайдя в отделение, он хладнокровно его вытащил, сделал себе укол, обработал рану и перевязал. Некогда себя жалеть. И болеть некогда. - Владимир Яковлевич! - старшая медсестра бежала по коридору. - Ой, что это у вас? - Ерунда. Что тебе, Наденька? - спросил он. - Вас к телефону вызывают. Владимир пошел к телефону, несколько минут поговорил и, зайдя к медсестрам, облокотился о стену и произнес: - Готовьте госпиталь к эвакуации. Арина, Надя, зовите Павла Петровича и всех санитарок, приступаем к работе! ****** Серафима устала... Она устала и физически, и морально. Немцев начали гнать от Москвы подальше, и вроде раненных поубавилось, но мысль о дочери и родителях не давала ей покоя. Она знала, что Сталинград разрушается день ото дня, она понимала, что отец ее в самом пекле, как один из лучших хирургов города, как человек чести и слова. Но мысль о том, что рядом с ними сейчас ее дочь, приводила женщину в ужас. И не могла она к ним уехать и забрать дочь, не пускали и из госпиталя, и знала, что в Сталинград не въехать. Немцы так и не вошли в Москву, и в какой раз Серафима жалела о том, что отпустила мать и Полину туда, где месяц назад сложил свою голову ее муж Андрей. Она не знала, увиделся ли он с дочерью, жива ли она и ее родители... - Серафима, зайди в ординаторскую, - услышала она голос заведующего. - Иду, Петр Иванович. Она вошла к ординаторскую и сердце ее ушло в пятки, когда Сима наткнулась на взгляд заведующего. Вот точно так же он смотрел на нее, когда сообщал о смерти мужа. - Сима, садись, возьми чай, Тамара Петровна заварила его с мятой и ромашкой. - Ее успокоительный сбор? Петр Иванович, не нужно со мной, как с маленькой. Если новость плохая, никакая ромашка с мятой не помогут. Говорите прямо - зачем вызвали?- как бы она не храбрилась, но ей казалось, что в этот миг ее сердце замерло, она даже дышать боялась. - Сима, ты все же сядь. Она присела на кушетку и внимательно посмотрела на Петра Ивановича, тот сжимал в руке карандаш и все не решался сказать не слова. А она ждала... - Госпиталь, в котором работал твой отец, эвакуировали через Волгу на барже. Он перенаправлялся на другой берег с твоей мамой и дочерью. - Значит, они смогли выбраться из Сталинграда? - она было вздохнула с облегчением, но вдруг увидела, что он отвел глаза. - Волга пылала... В баржу два снаряда попало.. Никто не спасся. Нам сейчас позвонили, скоро тебе извещения придут. Ее крик слышала вся больница, от этого крика кровь стыла в жилах. Петр Иванович тут же позвал медсестру и Симе укололи успокоительное и снотворное. Она проспала сутки, а когда проснулась и на покачивающихся ногах подошла к зеркалу, то даже не удивилась, увидев свое отражение. Ее волосы были седыми... **** - Я не могу тебя удерживать, но прошу еще раз подумать, - Петр Иванович пытался вразумить Серафиму. - Я уже сто раз все решила. Там я нужнее, понимаете? - Ты ведь в самое пекло едешь, дочка, - ласково говорил заведующий. - Ну и что? А ради кого мне себя беречь? Я же всех потеряла, всех, - тут ее плечи затряслись и она начала рыдать. - У меня никого не осталось. Ни мужа, ни родителей, ни дочери. Ради кого мне жить? - Ради себя, деточка, - Петр Иванович привлек ее к себе и гладил ее голову своей морщинистой рукой. -Не могу я.. Не могу. Я все время думаю о них, не могу спать, есть, не могу ходить по улицам спокойно. А там... Мне некогда будет думать о своем горе. И если не суждено мне будет выжить, я верю, что встречусь со своими родными на том свете. - Ты, как и твой отец, веришь в Бога? - А вы нет? - подняв на него глаза, спросила Сима. - И вы ведь верите, как и многие врачи, как люди вашего поколения. - Тогда поезжай с Богом, и пиши, Симочка, пиши. Коли будешь весточки слать, буду я знать, что жива ты. Свечи за тебя ставить буду и молиться. **** То ли ангел-хранитель ее оберегал, то ли молитвы Петра Ивановича, но она выжила. Весной 1945 года командир взвода сделал ей предложение и Сима, которой был симпатичен Илья Тарасович, согласилась. Нет, она не забыла своего мужа Андрея. И в гибели его не сомневалась, потому что вместе с извещением пришло письмо от его однополчанина. Боль от потери всех близких не заглушалась, лишь слегка притупилась, потому что у нее перед глазами было много примеров тех, кто так же, как и она, жили несмотря ни на что. Вот и Илья Тарасович, потеряв в Белоруссии свою семью, хотел просто жить, начать все с нуля. И две одинокие души устремились друг к другу, каждый неся с собой свою боль и становясь утешением друг для друга. Не хотела Сима возвращаться в Москву, жить среди стен, где была она счастлива с дочерью и мужем. Письма тоже было некому писать - Петр Иванович умер весной 1943 года, а подругам не стала посылать весть, решив начать жизнь с чистого листа. И когда Илья Тарасович позвал ее к себе в родной город, она согласилась. Его родные жили в деревне, сразу после приезда в Минск они отправились к родителям Ильи на погост. - А у моих родных даже могилы нет. Муж лежит в братской, а маму с папой и дочь Волга приняла в свои жестокие объятиях...- стоя перед двумя крестами, прошептала Сима. - Мы съездим туда, я обещаю тебе, - Илья приобнял жену.- Посидим на берегу, помянем их. Вот осенью, дадут отпуск и поедем. Серафима устроилась работать в больницу и стала ждать осени, когда они с мужем могут поехать в Сталинград. Но вот наступил сентябрь, Сима стала чувствовать признаки беременности и Илья уговаривал жену подождать с поездкой. - Нет, - качала она головой. - Я хочу поехать туда и проститься с прошлым. Во мне живет новая жизнь, и скоро все измениться. Я никогда не забуду свою Полинку, это невозможно, но мне важно туда поехать, понимаешь? **** Стоя на берегу Волги, Сима плакала, глядя на ее спокойные воды. Илья похлопотал и узнал, где захоронен ее муж. Это произошло на Мамаевом кургане. Спустившись вниз к Волге, Сима долго смотрела на воду и шептала слова любви тем, кто не смог ее переплыть ранней весной 1942 года. Просила прощения у дочери и у мамы, что не настояла на том, чтобы они остались, а отпустила со спокойным сердцем. Корила себя, что это самое ее сердце не чувствовало в тот момент беду. - Сима, а пойдем в больницу, где работал твой отец. Поговорим с людьми, может быть кто-то расскажет о последних днях твоих родных. - Я тоже хотела это предложить, Илюша, - вздохнула Сима и, зябко поежившись от прохлады, идущей от воды, развернулась и пошла к дороге. Илья снял свой пиджак и накинул на плечи жены. Он знал, что ей сейчас больно и плохо, но ей нужно выплакать свои слезы, а рождение ребенка вскоре придаст ей сил и, может быть тогда он увидит ее радостную и счастливую улыбку. Он не знал, наступит ли когда такой день, но очень надеялся... Идя по коридору больницы, Сима решила найти тех, кто был здесь при ее отце. - Женщина, вы к кому? - услышала она вдруг знакомый голос и резко обернулась. Сима едва устояла на ногах, потому что напротив нее стояла ее мать. - Ты не узнаешь меня, мама? - убрав за ухо седую прядь волос, тихо спросила Сима и Илья, почувствовав, что жена сейчас упадет, подхватил ее на руки. Открыв глаза, Сима увидела наклоненное перед ней лицо матери. - Я не сплю? Мне не показалось? - Дочка.. - слезы матери капали ей на лицо. - Мучаюсь таким же вопросом. Не бред ли у меня, не жар ли? - Значит, вы мама Симы? - услышала она будто сквозь ватное одеяло голос своего мужа. - Да. Ирина Викторовна. - Приятно познакомиться, я Бугорин Илья Тарасович, ваш зять. - Вот что, сынок, неси Симу в ординаторскую, уложи ее на топчан, а я сейчас приду. Ирина понеслась по коридору, руки ее тряслись, когда она открывала операционную. - Ирина, выйди, операция идет, - шикнул на нее муж. - Володенька, ты как закончишь, сразу в ординаторскую, я ждать тебя там буду. - Пятнадцать минут, Ирина. Выйди, пожалуйста. - Ухожу, ухожу, Володенька. Владимир Яковлевич закончил операцию, кивнул медсестре, чтобы она зашивала и подошел к раковине. Чего взбрело в голову его жене, что она решила в операционной его беспокоить? Что случилось? Хоть бы не с Полиной что-то... За внучку он трясся, это все, что у него осталось от единственной дочери. Зайдя в ординаторскую, он буквально прирос ногами к полу, не в силах сделать ни шагу. Рядом с его довольной женой сидела седая женщина. Молодая, но волосы ее были будто покрыты серебром. И в ее молодом лице он разглядел черты своей дочери. - Симка.. Симка...Симка.. - как заведенный шептал он. Серафима встала и подошла к отцу, обняв его и укутавшись в его грудь. Ее папочка, такой родной, сильный и высокий мужчина. Он тут, рядом и этот его родной запах не спутаешь ни с чем... запах лекарств и табака... Полина была в школе, а семья, которая вновь воссоединилась, наперебой отвечала на вопросы друг друга. От родителей Сима узнала, что не были они в той барже. Владимир Яковлевич уступил свои места раненным, баржа была набита под завязку, а сам с женой и внучкой, да еще двумя санитарками сел в небольшую лодку. На его глазах баржа ушла под воду, а он не знал, что ему делать - радоваться, что выжил, или волосы на себе рвать от того, что кто-то погиб вместо него. Через год он вернулся в разрушенный город со своей семьей. Он знал, что его дочери сообщили о их гибели, и продолжал писать ей в Москву, но ответа не было. - Я писал в больницу, где ты работала, но мне пришел все тот же ответ: адресат выбыл. - Петр Иванович, с которым я поддерживала связь в больнице, скончался от сердечного приступа весной сорок третьего, - пояснила Сима. - Я же на передовой была, и там же, в мае сорок пятого мне Илюша предложение сделал и я согласилась. Считая, что вы погибли, я поехала с ним в Минск. - Господь уберег тебя, дочка, чтобы мы вновь воссоединились, - Владимир Яковлевич прижал к себе дочь, боясь ее отпустить. Но они вместе с Ириной собрались в школу, Симе не терпелось увидеть свою дочь. Она ее с трудом узнала, ведь они разлучились, когда Полине было четыре года, а теперь ей восемь лет. Эта девочка с косичками тоже сперва не признала свою мать в седой женщине. Но когда поняла, кто перед ней, кинулась матери в объятия. ЭПИЛОГ Илья, который оставался военнослужащим, перевелся в Сталинград по просьбе своей жены Симы. Владимир Яковлевич с большим удовольствием взял в свое отделение дочь, которая пошла по его стопам. Там же в Сталинграде на свет появился второй ребенок Симы - мальчик Алеша. Теперь она была по-настоящему счастлива и смогла полюбить всем сердцем своего второго мужа, зная, что прошлое уже не вернешь. Но рядом с ней были ее близкие люди, а это самое главное. История основана на реальных событиях, имена изменены. (Автор Хельга)

‒ Ну, тебе виднее, ‒ усмехается Роман, отворачивается. Дальше смотреть на жену ему не хочется, не интересно. Ирина, ещё придирчивее поглядев на себя, наконец, выключает свет и ныряет под одеяло. Потянувшись к мужу, она хочет поцеловать его, пожелав спокойной ночи, но Рома делает вид, что уже спит. У Ирки замерзли ноги, пальцы ледяные, всё потому, что Ромкина мама, Мария Фёдоровна, к которой они приехали, чтобы отпраздновать завтра её день рождения, на ночь, зимой и летом, в любую погоду, открывает балкон, уверяя, что так лучше, а то ей душно и сны снятся кошмарные. Ну, её комната – её дело, тут уж Ирина помалкивает, но сквозняком тянет по всему дому, тем более, что на улице минус пятнадцать… Раньше бы Ирина, пробежав босиком от ванны до их с мужем комнаты, сунула бы ножки под его одеяло, к горячим, большим ступням, прижалась бы к нему целиком, обняла, слушая, как стучит Ромино сердце, затаилась и уснула, а он боялся бы убрать руку из-под её головы, не желая тревожить Ирин сон… Но это раньше... Ира, совсем не желая засыпать, задумалась, вспоминая, когда они последний раз были ласковы друг с другом. Год назад? Два? Даже и не вспомнить … Семь лет их супружеской жизни в этом году, а внутри как будто всё вымерло, завяло. Женщина повернулась к стенке, не желая больше рассматривать небритое Ромкино лицо. У кровати стоит тумбочка, на тумбочке – их с мужем свадебное фото. Смешные такие, как будто и не они вовсе, а какие-то другие люди… В день свадьбы, вернее, утром, Ира узнала, что беременна, матери ничего не сказала, Роме тоже. И так хватало нервотрёпки. О будущем ребёнке знала только Ирина сестра, Юлька. Той тогда было двадцать девять, а Ире двадцать шесть. ‒ Чего-чего? Это я сейчас правильно поняла? ‒ услышав тайну, зашептала Юлька, скомкала Ирино лицо в своих теплых, пахнущих кремом ладонях, улыбнулась, приподняв брови. ‒ Это я теперь тётка, да? Ирина растерянно закивала, но призналась, что очень боится. ‒ А чего тут бояться?! Ребенок Ромин? Ромин. Ты замужем? ‒ тут Юля посмотрела на часы, засуетилась. ‒ Почти замужем, но если мы опоздаем, то так и останешься невестой, а Рома найдёт себе в окрестностях дамочку пошустрее. Так, ускорились! Не, ну хорошо же! Девять месяцев – и ты мать! У вас, я смотрю, не заржавеет! Нашей матушке только не говори, а то весь праздник насмарку! ‒ Юля помогла сестре затянуть платье, потом, подумав, ослабила корсет. ‒ А вот фату, дорогая, придётся оставить. Грех совершён, дева нечиста. Себе возьму! Юля нацепила на причёску полупрозрачную, кружевную фату, стала кружиться по комнате. ‒ Нет, Юлька! Отдай! Ну давай же сюда! ‒ испуганно оглянулась на дверь Ирина. ‒ Зря что ли покупали?.. Свадьба прошла превосходно, веселились, кидали букет, было много тостов. Ромины и Ирины родители чинно восседали за столом молодых, чокались и улыбались. Ира старалась не пить шампанского, подменяла его на сок… После свадьбы Ирина с мужем стали жить в доставшейся ему от бабушки квартире на Оболенском. ‒ Ну, на первое время эта двушка – нормально, ‒ рассуждал Рома. ‒ А там купим побольше, надо только чуть-чуть подождать. Ирина кивала, а про себя думала, что ждать-то тут долго не придётся, когда родится ребёнок, ему нужен будет простор… Недели через три, после того, как молодожёны вернулись из свадебного путешествия, Мария Фёдоровна заметила, что Ира слишком много ест. Отозвав её на кухню, якобы помочь помыть посуду, женщина усадила невестку за маленький стол, села сама и прямо спросила: ‒ Ты ждёшь ребёнка, Ира? Иринка растерялась, потому что не хотела никому говорить про беременность, пока не пройдет хотя бы два месяца, не хотела обнадёживать, ведь мало ли, что случится… ‒ Ну, я же спросила! Что ты так смотришь? Говори как есть! ‒ строже повторила Мария Фёдоровна. ‒ Да, ‒ кивнула невестка, улыбнулась. ‒ Какой срок? ‒ не разделяя Ириного восторга, уточнила Мария Фёдоровна. ‒ Полтора месяца всего, я… ‒ сказала Ира, потом, вспомнив, что в сумке у неё есть фотография с УЗИ, хотела показать свекрови, но та даже смотреть не стала. ‒ Так, это сейчас не к месту. Отец пробил Ромочке место в посольстве, он тебе не говорил, но скоро вам ехать надо. А там, за границей, ну какие беременности, Ира?! Мало ли что случится, Рома будет отвлекаться, дергаться, ты ему всю карьеру можешь загубить! ‒ Ну что вы такое говорите? ‒ опешила Ира, стоя с черно-белым снимком в руках. ‒ Беременность – нормальное состояние, везде есть врачи, мы же не в Сахару едем. Хорошо всё будет, поверьте! ‒ Хорошо? Для кого? Ты знаешь, что значит быть дипломатом? Я уважаю твою профессию, Ира, учить детей – это похвально и там, за границей, ты тоже была бы уместна, но не с пузом же! Мы с мужем позволили себе завести Ромочку, когда всё устаканилось, утряслось, мы поняли, что больше никуда не поедем, переселились в большую квартиру и тогда… В общем, я дам координаты, ты сходишь, покажешься, тебе скажут, что и как сделать. ‒ Я не буду делать аборт, ‒ Ирина пожала плечами. ‒ Это наше с Ромой дело, как мы решим, так и будет! ‒ Ваше с Ромой? Ну смешно, ей-богу! Это твоё дело – быть мудрой и дальновидной женой. На первом месте должна стоять карьера мужа, его благополучие, на втором здоровье мужа, на третьем, ‒ Мария Фёдоровна задумалась, загибая пальцы, ‒ на третьем его удовлетворённость браком, а уж потом ты. Рома человек публичный, а тебя вон уже разносить стало, того гляди, пойдут пигментные пятна, и куда тебя? Не показывать? Ерунда! Не дури, Ира, сделай, как говорю. Опять же и тебе карьеру надо строить, стаж нарабатывать, а ты сразу в декрет решила… Да и странно, Рома у нас воспитан в строгости, в целомудрии, его ли этот ребёнок? Ирина даже задохнулась от этих слов. Рома и целомудрие – два далёких друг от друга понятия, уж ей, Ире, это хорошо известно! ‒ Родишь, я потребую тест ДНК, имей в виду. Я не позволю водить нашу семью за нос! ‒ Мария Фёдоровна отвернулась и принялась вытирать посуду. Ира, красная, злая, закусив губу, вышла из кухни, хотела поговорить с мужем, но тот о чём-то спорил с отцом в кабинете, отвлекать их не хотелось… … ‒ Ириш, бери на работе расчёт, мы улетаем. Решилось наконец-то! ‒ радостно выпалил с порога Рома, вернувшись вечером с работы. ‒ В смысле? Ром, я только перевелась в другую школу, мне дали вести класс, кружки… Куда мы улетаем? Мне не дадут отпуск. ‒ Ир, ты замужем за человеком с большим будущим! Ну на кой тебе эти классы, эти кружки, если нас ждут в посольстве. Документы уже оформляются, вылет через две недели, так что… ‒ Куда? ‒ растерянно спросила Ирина, Рома ответил. Она сначала просто смотрела на него, потом вдруг завизжала, предвкушая огромные перемены в жизни… … Дня через два Ира побежала с работы в женскую консультацию, тянуло живот. ‒ Ну, надо полежать недельки две, чтобы малыш закрепился как следует. Да и тонус у вас ‒ будь здоров, капельницы будем ставить. Сейчас в дневной стационар вас направлю, полежите. И обязательно больничный. ‒ Нельзя мне сейчас больничный, новая работа… Да и улетаем мы с мужем, он у меня дипломат…‒ пожала плечами Ира, одеваясь. ‒ Может, я таблеточки попью какие? ‒ Ирина, включите-ка голову, куда это вы собрались уезжать?! Ваше состояние сейчас достаточно опасное. Я могу отпустить вас домой, некоторые не любят больничных стен, я понимаю, но надо вынашивать, слышите! Выносить – это такая же трудная работа, как и родить. И не слушайте тех, кто говорит, что беременность – это совершенно нормальное состояние. Да, нормальное, но когда она первая, то организм ещё не знаком с этими изменениями, он прилаживается, старается, давайте ему поможем! Вы теперь ответственны не только за себя! — строго одернула пациентку доктор. Ира позвонила сестре, но та была занята, сказала, что перезвонит завтра. Обсуждать что-то с матерью Ира не хотела, у них были достаточно натянутые отношения, слишком уж отличались характеры, мнения, взгляды… У Ирины были знакомые девочки, которые месяцами лежали в больницах, вынашивая ребенка, они не вставали вообще, всегда пребывали в горизонтальном состоянии чтобы не усугубить начавшиеся нарушения. А вдруг у Иры будет так же?! А как же Рома, работа, их семейная жизнь?!.. … ‒ Ну, решилась? ‒ увидев на пороге невестку, Мария Фёдоровна кивнула. ‒ А я так и знала, что прибежишь, как только Рома с тобой новостями поделится, ‒ Мария Фёдоровна велела Ире пройти в комнату, открыла секретер, вынула из ящичка записную книжку, стала медленно листать её, ища нужный номер. ‒ Вот, скажешь, что от меня. Романа не волнуй лишний раз, у него сейчас самая горячая пора будет, проверки всякие, документы готовить надо. Матери что-то говорила? ‒ Нет, я пока никому. Юле только… ‒ Скажешь, самопроизвольное прерывание. Успеть бы… Ох… Мария Фёдоровна очень переживала: за Романа, его карьеру, за то, как расскажет подругам и коллегам, что сын теперь большой человек, что вот с женой улетел в другую страну, будут там жить и работать. А за невестку что переживать?! Здоровая, спортом в юности занималась, авось обойдётся!.. … Ира вздохнула, потянулась, отвернула от себя свадебную фотографию. Та была из другой жизни – счастливой, полной надежд, планов, счастливых вспышек, а теперь… Теперь Рома хочет ребёнка, а Ирина не может забеременеть. У него всё в порядке, у неё нарушен гормональный фон. Она устала пить таблетки, сдавать кровь, устала отвечать любопытным знакомым, что они с Ромой «работают» над тем, чтобы стать родителями… Юле тогда, перед самым отъездом, она сказала, что никакого ребенка не было, просто ошибка лаборатории… ‒ И когда ты это сделала? ‒ не глядя на сестру, спросила Юля. ‒ Что сделала? Я же тебе говорю, ничего там не было! ‒ упрямо твердила Ира, всё накладывая и накладывая себе сахарный песок в чашку. ‒ Десятая, ‒ машинально отметила Юля. ‒ Не слишком ли будет сладко? Хотя, видимо, жёны дипломатов всё ощущают по-другому… ‒ Юлька! ‒ Ну всё, что уж теперь говорить! Надо ж оказаться такой ду… ‒ Не обзывайся! Я сделала, как считала нужным! ‒ выпалила Ира. ‒ Да я про себя. Я племяшке уже игрушку купила музыкальную… Думала, побольше будет, подарю… Ещё чаю?.. …За границей Ира, преподаватель математики, работала в школе для детей представителей посольства, но только не по специальности, а просто вела кружок лепки, всем очень нравилось, всем, кроме самой Ирины... Рома занимался рабочими вопросами, ходил в костюме и научился медленно пить горький черный кофе, как делают это коллеги постарше… А когда вернулись домой, муж заговорил о семье, о детях. Ира была не против, тем более, что у Ромкиных друзей было по три-пять детей, это считалось почетным, хорошим делом. ‒ Ну и нам отставать не надо, ‒ говорил он, а мать поднимала тост за тостом на очередной годовщине их свадьбы, говоря, что давно пора ей стать бабушкой. Вот и в прошлом феврале, когда Ира и Ромка приехали к свекрови, чтобы отметить её день рождения, началось: внуков бы… А когда ты… Ира, а вы думали… «Еще бы советы стала давать, как именно это делается!» ‒ ворчала Ирина, расстегивая в выделенной им с мужем комнате чемодан и раскладывая на полке в шкафу одежду. ‒ Ир, а что ты ерепенишься? Что возмущаться? ‒ аккуратно развесив рубашку, пожал плечами Рома. ‒ Я тоже считаю, что пора нам завести ребенка. Надо тебе провериться, выяснить, почему не получается ничего. Ира кивнула… Ей назначили большой список обследований и анализов, Рома почитал потом результаты, покачал головой. Ирина слышала, как в тот вечер он звонил матери. ‒ Привет… Да, сходила она… Ну тут вообще кошмар, мам! Куда ни кинь, везде отклонения. Завтра пойдём на консультацию, что дальше-то делать? Ну, я не знаю, здорова вроде, ничего не болит… Мария Фёдоровна что-то говорила, Рома кивал, косясь на дверь, за которой стояла Ира и всё слышала. ‒ Для тебя это правда так серьезно? ‒ чуть позже спросила Ира, поглаживая мужа по спине. ‒ Что? ‒ Ну, дети. ‒ Да. Пора, Ира. Это определённый шаг в росте нашей семьи. Вот и начальство стало интересоваться, не собираемся ли мы рожать. ‒ Прям так и интересуется? Это когда? На совещаниях? ‒ убрала руку Ира, выпрямилась. Не так давно муж перешёл в отдел, где делами правила женщина, весьма красивая и хваткая Лора Бальмонт, как узнала от знакомых Ирина. ‒ В личных беседах разумеется! Ир, я не понимаю, что за придирки? Давай, беременей уже, рожай, не порть стране статистику! ‒ включил ноутбук Роман, отвернулся, стал смотреть какие-то мультики. Ира, было, потянулась к нему, но Рома буркнул, что устал, что хочет просто отвлечься. ‒ Ну, не вопрос! ‒ кивнула Ира. ‒ Так начальству и скажи: не можем, у нас мультики! ‒ Ой, да ну тебя, ты душная такая последнее время стала! — отмахнулся Роман. ‒ Скучная, вот прям «училка», как она есть! ‒ Ну разведись! ‒ вспылила Ирина. ‒ Найди другую себе, свежую. И ушла на кухню, а Рома, покачав головой опять сосредоточился на нарисованных человечках… К врачу на консультацию по результатам обследования Роман попасть не смог, позвонил Ире, когда она уже входила в кабинет, сказал, что не успевает. Ирина даже обрадовалась, лучше уж без него, спокойнее. Зато пришла Ирина сестра, постучалась, села рядом, уходить не захотела. ‒ Извините, но у нас врачебная тайна, ‒ пожала плечами врач. ‒ Ничего, пусть Юля останется, от неё секретов нет. ‒ Хорошо. Тогда вот что я вам скажу… После всего услышанного Юля молча встала, вышла из кабинета. Ира окликнула её, но сестра даже не обернулась. Ира догнала её уже на стоянке, дернула за плечо, развернула к себе. ‒ Ну а что мне тогда было делать?! Кто знал, что такие последствия будут?! Так было лучше для нашей с Ромой поездки, семьи, так сказала Мария… ‒ Ах, вот кто у нас тут главный советчик! ‒ Юля захлопнула дверцу машины, развернулась. ‒ А сейчас она что говорит? Можно рожать? Ничему это не помешает? Ир, тогда и сейчас это твое дело, но я сомневаюсь, что твой муж обрадуется, узнав, что ты решила все за него, а мне обидно, что ты тогда соврала мне. Ир, я думала, мы подруги, а теперь уж и не знаю… Извини, но мне неприятно. Ира отвернулась. Так трудно угодить всем ‒ и себе, и Юльке, и свекрови, и мужу… Стараешься, а выходит не очень… — Ладно, не реви. Не самый плохой у тебя случай, сказали же! Садись, я подвезу! ‒ Юля кивнула на заднее сидение, Ира послушно села. ‒ Домой? — Нет, мне на работу, олимпиада сегодня у девятых, мои участвуют, ‒ вытирая слезы, прошептала Ирина. — Ну не пуха… ‒ пожелала Юля, высадив сестру у ворот школы. ‒ Мужу всё расскажи, слышишь?! Серьезное дело-то! Ирина помахала в ответ. Ничего она Роме не расскажет! Это было её личное дело, она тогда приняла решение, и точка… … В квартире свекрови всегда плохо спалось. Ира ворочалась, ей снились кошмары, скрипел матрас, то и дело сваливалось на пол одеяло. — Ну хватит уже! Что ты как корова! ‒ гаркнул Рома. Ира затихла. Она только что проснулась и поняла, что плакала во сне. — Ром, ты что так грубо? Я просто кошмар видела. Пожалел был лучше! — Жалеть? Ир, а ты не находишь, что тебя только и надо, что жалеть? Куча болячек, бесплодие это, гормоны пачками пьёшь… А меня кто пожалеет? ‒ вдруг разозлился мужчина. ‒ Я брал в жёны женщину, думал, что нормальную, здоровую, холил, лелеял, берег, всегда лучшее тебе старался достать, оберегал от всяких неприятностей. А что в итоге? Семь лет живём, и никакого прогресса. — Шесть, Рома, ‒ села на кровати Ирина. ‒ Годовщины ещё не было. — Не придирайся. — Извини, но здоровье ‒ непостоянная величина, оно может ухудшаться и улучшаться, в чем я виновата?! Ира уже не говорила, она кричала, стоя посреди спальни и смотря на мужа сверху вниз. — Ну, женщинам виднее, что мешает им стать матерями! ‒ дверь распахнулась, на пороге стояла Мария Фёдоровна в халате. ‒ Извините, но Ира так орала, что я проснулась, испугалась даже, что вы дерётесь. Всякие споры тут вообще неуместны, Ирина. Причина твоих сегодняшних проблем кроется в прошлом, ведь так? Что там такого было, что теперь Роме приходится столько платить за твоё лечение? Я думаю, мы должны знать! Ира широко распахнула глаза, удивленно раскрыла рот. Ах вот как теперь?! Мария Фёдоровна в кусты решила спрятаться, свалить всё на невестку?! Не выйдет! — Мам, ты не волнуйся, слышишь?! Ну где там твои капли, хочешь, я принесу? — вскочил Роман, стал натягивать халат, запутался в рукавах, беспомощно посмотрел на жену. Ира пожала плечами. — Ну что ты стоишь? Видишь, маме из-за тебя плохо! Принеси воды! Ира! Она принесла воду, накапала Марии Фёдоровне капли, унесла стакан. А потом стала одеваться, не смущаясь ни свекрови, ни мужа. — Ты что, Ирина?! Ты куда собралась? — Мария Фёдоровна уже опять стояла на пороге комнаты, раскинув руки. — Не пущу! Мужу карьеру загубить опять хочешь? Рома ждёт новое назначение, там абы кого не берут, там… — У Ромы есть хорошая мама, хорошая начальница, которая ему сочувствует, у Ромы есть карьера. Я считаю, что я тут лишняя, — пожала плечами Ира. — О моей карьере, жизни, моих проблемах мало кто здесь думает. Я вышла замуж, устроилась на работу, это было для меня очень волнительно, ведь дали вести восьмой класс, я только-только познакомилась с ребятами, узнала, как лучше с ними себя вести, но нет, у Ромы карьера! Мы уехали. — Как будто тебе было плохо там! ‒ вскричал Роман. — Было плохо, очень плохо, потому что я понимала, что всё это нестабильно. Сегодня я работаю здесь, завтра не работаю, а что дальше? Вернулись, я опять ищу работу, стараюсь всем угодить, устроились, живём, но новая беда — Рома решает, что надо родить ребёнка. И не получается… Год, два, три… У меня проблемы. Да, здоровье никуда не годится, опять камень в сторону Роминой карьеры? А вы, Мария Фёдоровна, не хотите ничего сказать? Нет? Свекровь отрицательно покачала головой. — Ну тогда я сама скажу. Тогда, на нашей свадьбе, Рома, я уже была беременна. Совсем маленький срок, я думала пока тебе не говорить, подождать, ведь всякое бывает… Но Мария Фёдоровна догадалась, посоветовала сделать прерывание. — У тебя были проблемы! — вскричала Мария Фёдоровна. ‒ К этому всё шло! — Нет, позвольте по порядку! Проблемы начались, когда вы стали мне капать на мозг, что я мешаю поездке Ромы, его будущему, что «куда ж я с пузом»! Вот тогда начались проблемы, и врач велела мне ложиться на сохранение. — Подожди, Ир, я что-то не успеваю, — Рома сел на кровать, потер лицо. — Я правильно понимаю, что ты скрыла от меня беременность, потому что хотела поехать в загранку? Да? И избавилась от ребёнка, потому что он мешал тебе поехать? — Я еще раз повторяю тебе, Рома, что твоя мама… — Нет, не нужно мне повторять. Мало ли, что говорит моя мама! У меня еще есть дяди и тёти, есть начальница, есть коллеги. Ты их всех будешь слушать? Ты приняла решение, потому что так сказала моя мама? Он вдруг рассмеялся, хлопнул себя по коленям, вскочил и стал ходить туда-сюда по комнате. — Твоя мать сомневалась, что ребёнок от тебя, сказала, что будет делать тест на отцовство, — тихо добавила Ирина, отойдя в уголок. — Ну, знаешь, раз свекровь сказала… Ир, ну как ты могла?! Как могла мне ничего не сказать?! Я на тебе женился, думал, всё вместе теперь, как одно целое, а ты… — Ну знаешь, ты тоже только и делаешь последнее время, что оскорбляешь меня! То вес, то ещё что-то не нравится, не подступись к тебе стало! ‒ огрызнулась Ира. — У начальницы фигурка получше? Ира схватила сумку и, хлопнув дверью, ушла. — Ну и пусть, сынок. Сейчас не иди за ней, ну куда она денется?! Вернется! От таких людей не уходят, если только ты её выгонишь, — мягко положила свою руку сыну на плечо Мария Фёдоровна. — Был бы отец жив, такой бы разгон ей устроил, мама не горюй! Жена такого человека, а ведет себя как малолетка! Ром, а, может, есть у неё кто, а? Вот от тебя и рожать не хочет… Ты бы проверил, она никому деньги не перечисляет? А то эти учительницы… Мужчина, сбросив руку матери, бросился одеваться. — Выйди! ‒ гаркнул он. — Что? ‒ тоненько переспросила Мария Фёдоровна. — Выйди, я сказал! По-моему, тут о моей карьере больше всех печёшься ты! А если бы я стал слесарем или водителем, тогда что? Ваш с отцом мир бы рухнул? Не оправдал бы я почетного титула вашего сына? Зачем ты постоянно вмешиваешься, мама?! С кем мне дружить, куда поступать, где работать, рожать или не рожать нам ребенка… Зачем ты лезешь, когда не просят?! Ирка глупая была, ты ей наговорила всякого, небось, что меня и уволить могут, а я ж так об этой поездке мечтал… Да? Говорила? Мария Фёдоровна поджала губы, отвернулась. — Понятно. И когда вы всё успеваете это обговорить, решить, сделать?! Значит так, больше в мою жизнь не ногой. — Рома, сынок, а мне-то теперь что делать, а? Отца нет, ты меня прогоняешь, я-то теперь кому нужна буду? — растерянно спросила женщина, пока Роман завязывал кроссовки. — Я подумаю и решу, — бросил ей с порога мужчина и захлопнул дверь… Он увидел Ирину сидящей на лавочке у соседнего подъезда. — Не уехала? ‒ спросил Рома, устроился рядом. — Нет, ключи забыла, — пожала плечами Ирина. — Ну понятно. Свекровь не напомнила, ты и не подумала, да? — язвительно ответил Роман. — Ром, прости меня… Мне не нужны были эти поездки, правда! Нет, конечно, интересно, но и так было бы хорошо… Давай всё заново начнём, а? Ну, постараемся, я ещё раз обследуюсь и рожу нам ребёнка, а? Ира немного заискивающе посмотрела мужу в глаза, но тот только махнул рукой. — Там видно будет, а пока мне уехать надо, месяца на два–три. Вернусь, решим, что дальше. — С этой едешь? — тихо спросила Ирина. — С кем? — Со своей Лорой? Мне Кондакова Виолетта рассказала, что у вас тёплые отношения с новой начальницей… — Кондакова твоя сорока. Но да, с ней. А что мне скрывать, собственно?! Лора Михайловна и я уезжаем, есть некоторые поручения, есть работа, что тут такого? Или ты хочешь с нами? Извини, на жён мест нет, — отрезал Рома. — Всё, спать пойдём, а то сидим тут у всех на виду, как два осла. — Почему осла? — спросила Ира, обняв мужа и думая, что он сейчас поцелует её. — Потому что я так сказал. Всё, домой! — Роман отстранился, сдернул руки жены со своей шеи, как будто эти прикосновения обжигали его… Мария Фёдоровна, наблюдавшая за сценой примирения из окошка, тут же кинулась к себе в комнату, выключила свет и затаилась. Она слышала, как вернулась молодёжь, как захлопнулась дверь в их комнату, потом всё стихло. — И что теперь–то? Сказал он ей или нет про Лору? — растерянно пожала она плечами и тоже легла досыпать… Через неделю Роман уехал в командировку, оставив Ирину одну в их квартире на Оболенском. Мария Фёдоровна предлагала невестке пока перебраться к ней, но Ира не согласилась, сославшись на то, что неудобно добираться до работы. Прошёл месяц, за ним второй, третий, Рома писал ,что задерживается, появились дела особой важности, присылал иногда фотографии, а потом, накануне Ириного дня рождения, написал, что хотел бы развестись с Ирой, потому как, всё обдумав, он пришёл к выводу, что их жизнь зашла в тупик, а у него, у Романа, теперь будет полноценная семья с ребёнком. — И зовётся она Лора… — протянула Юля, приехавшая по первому зову сестры. — Ну и чего ты лежишь? Что тут слёзы лить? Прямо алмаз потеряла что ли? Разводись, имущество поделите, и живи припеваючи. А дальше видно будет. — А что там видно, а, Юль? Может, мне к вам переехать? Хотя нет… Куда я ещё, и так друг у друга на головах живёте… — Ну а что по поводу этой квартиры? — Юля осмотрелась. — Он её с барского плеча дарит тебе? — Да конечно… Вряд ли. Юль, это я во всём виновата, да? — Ира села на кровати, сестра обняла её, положила голову на плечо. — Не знаю. А что бы изменил этот ребёнок? С ним ещё больше хлопот, сейчас бы в школу пошёл, надоедал уроками… А Лора была бы рядом вся такая свободная, без обременения… Я тут её в интернете нашла, — Юля вынула телефон, стала листать фотографии. — И что? Даже смотреть боюсь! — прошептала Ира. — А ничего. Мелкая, полная, вся как пышка. Вот, смотри! — сунула ей под нос снимок сестра. — Да ладно! А мне говорил, что я поправилась! И вот теперь променял на такую… Уууу, Юлька, ну где была моя голова тогда, шесть лет назад?!.. Развели их тихо и быстро, Лоре и Роману не нужна была шумиха, всё–таки не дворники, а люди на ответственных постах… Роман попросил бывшую супругу освободить квартиру, потому что туда должны были въехать Лоркины родители, а сам Рома перебирался к жене на Ленинский проспект. — Ну куда же я пойду, Рома? У моих нет места, давай хоть эту квартиру разменяем на две, а? Я понимаю, квартира тебе по наследству досталась, я на неё не претендую, но может… — начала, было, Ирина, но в разговор тут же встряла Лора. — Извини, дорогая, но раньше надо было думать. Сними комнату, в конце концов! Ты взрослая женщина, разберёшься. Ром, пусть она уйдет, меня тошнит от её духов! — прошептала на ухо мужу женщина. Роман показал Ире на дверь… На первое время Ирина, как не странно, договорилась пожить у Марии Фёдоровны. Та последнее время хворала, нужно было вызывать врачей, ждать их, открывать двери, записывать всё, что надо, ходить в аптеку, а у Иры в школе каникулы, много свободного времени. Они мала разговаривали, помня, что друг другу почти враги. Но их объединяло одно – стойкая неприязнь к Лоре. Та, с недоразвитой верхней губой, прямо как у героини «Войны и мира», колобочком каталась по их жизням, выскакивая то тут, то там. Новая невестка Марии Фёдоровне сначала приглянулась — интеллигентная, хваткая, очень на саму Марию похожая, а потом не заладилось у них как–то, мелкие тёрки, мнения, прения, а уж перед отъездом, когда Лорка уговорила мужа выпросить у матери серьги с рубинами и колье к ним, Мария Фёдоровна окончательно разочаровалась в новой невестке. — С чего вдруг?! — рассердилась женщина. — Сервизы забрала, шкаф даже забрала, а теперь за украшения принялась? Нет! — Ну мам, это же семейная реликвия, передаётся от женщины к женщине, вот Лора имеет право на… — А пусть сначала до моих похорон доживёт, а потом заимеет право. Я смотрю, Ромочка, нашлась наконец та, кто тобой крутить будет?! Передай ей, что ничего я ей не дам. Счастливого пути! Мария Фёдоровна захлопнула за сыном дверь, часто задышала, что–то шепча. Ирине о драгоценностях Мария Федоровна ничего не сказала, но стала смотреть на бывшую невестку добрее. Их сплотило одно – Лора. — Хорошо, что они уехали всё же, — то и дело кивала сама себе Мария Фёдоровна. — Пусть подальше живут, а то как–то тяжело с этой Лоркой. Ира помягче, человечнее что ли. Потом Лора ещё звонила, предупредила, что придут за комодом и секретером, заберут на реставрацию, просила, чтобы свекровь убрала все личные вещи. Вид уплывающей из квартиры мебели окончательно добил Марию Фёдоровну, она слегла, трясущимися руками набрала рабочий номер Ирины, попросила приехать, долго извинялась, просила прощения, потом просто тихо заплакала… — Ну, Мария Фёдоровна, пора принимать лекарства, — бодро стучалась теперь в соседнюю комнату по утрам Ирина, вносила поднос с таблетками и тёплым сладким чаем в большой чашке. — Как вы? — Опять ворочалась всю ночь. Ир, а может вернется Рома ещё, а? Ну как ты думаешь? — К вам конечно. А я теперь свободная, ко мне ему дороги нет. Ирине разрешили не принимать гормоны, она снова немного похудела, стала чувствовать себя какой–то легкой, точно спину выпрямила. — Мария Фёдоровна, я на курсы теперь буду ходить, вторник и пятница. Они вечером, поздно, — сообщила Ира, раскладывая по тарелкам пюре и аккуратно помещая рядом тушёную печёнку. — А что за курсы? По работе? — Да, повышение квалификации. Окончу, может быть тогда перейду в колледж или вообще замахнусь на ВУЗ. Но правда, у меня нет степени… — Степень – дело наживное. А знаешь, — тут Мария Фёдоровна, положив вилку, подняла вверх указательный палец. — Сделаем мы тебе степень. Я позвоню своим знакомым, найдем тебе руководителя, защитишься. И Лора тебе в подмётки тогда не сгодится! — Да ну что вы! Тут же совсем другое – она родит скоро, а это покруче любой степени! — махнула рукой Ирина. — Ну посмотрим, кого она ещё родит, — нахмурилась свекровь, снова принялась есть… … На курсах к Ире стал постоянно подсаживаться один мужчина, преподаватель в какой–то школе в центре Москвы. Садился, будто случайно задевал её тетрадь локтем, извинялся, здоровался, задавал какие–то вопросы, Ира неохотно отвечала. Новые знакомства в её планы совершенно не входили. Мужчину звали Иванков Тимур Андреевич. — А может быть вас проводить до метро? — наконец решился он продолжить знакомство. — Темно совсем, пешком вам одной идти опасно! — Да вы что! — рассмеялась Ира. — Снег, всё бело кругом, света много. Да и район тут людный. Не надо, спасибо. — Ну а просто проводить? — Нет. — Понятно, тогда я пойду рядом, потому что мне в вашу сторону, — не отставал Тимур. — А что вы делали у нас в институте? — вдруг спросил он, помогая Ире надеть шубку. — Я? Аааа, ну я решила защититься, вот, нужно же как–то всё продумать, написать… Вот… — пожала плечами Ирина. — Вы у Аринского? Хороший человек, очень хороший. И учёный прекрасный, — открыв перед женщиной дверь, продолжил Тимур. — А вы знаете, что он разводит кенаров? Да, такая вот слабость… — Не знала, но замечала у него на пиджаке иногда перышки, всё думала, откуда… — улыбнулась Ира. Тимур ей нравился, нравилось его спокойствие, какая–то простота, но не та, когда лезут в душу, как в карманы, а добрая, достойная простота, пропитанная уважением и чувством собственного достоинства. — Пригласит в гости, обязательно идите! Это что–то с чем–то! Так, вам до какой станции?.. Они не заметили, как добрались до дома Марии Фёдоровны, потом не заметили, как первый раз поцеловались, вернее Тимур смело и быстро сделал это, а Ира растерянно на него смотрела… Мария Фёдоровна с любопытством наблюдала румянец на щеках своей жилички, замечала, как похорошела невестка, а потом как–то сразу вся сникла. — Ты чего? Расстались что ли? — не выдержала свекровь. — Нет, но я готовлюсь. Даже на занятия не хожу… Из–за него… — не удивившись осведомленности женщины, ответила Ира. — Не нравится что ли? — Я не должна ему нравиться. Ему семью надо, деток, — пожала плечами Ирина. — За него всё решила уже, да? Однажды мы с тобой накуролесили, сейчас хоть не делай ошибок! — вздохнула Мария Фёдоровна. — Я скажу ему всю правду и попрошу оставить меня в покое! — Ирина, глядя в окно, заметила входящего в подъезд Тимура, кинулась к двери, схватила пальто и выскочила на лестницу. А Мария Фёдоровна пошла к себе, опять ломило спину… — Я сейчас тебе всё скажу, а ты не перебивай меня, хорошо? — схватив гостя за лацканы пальто и прижав его к стене, протараторила она. — Ну может быть, мы хотя бы в кафе сходим, там посидим, а то тут как–то неудобно… — огляделся Тимур. — Нет, я буду говорить здесь… Ира рассказала про бывшего мужа, про ребёнка, поезду за границу, про то, чем всё это обернулось, и как обстоят дела сейчас. — Шансов нет. Я не хочу больше семей, этих игр, не хочу, чтобы от меня чего–то ждали, а потом уходили к другим. Поэтому давай расстанемся, — заключила она, отвернулась. — Ты всё опять решила за всех… — с грустью ответил Тимур. — А может мне не нужны дети? — Все так говорят, а потом перетекают к нормальным женщинам. Уходи прямо сейчас. — Хорошо. — кивнул мужчина. — Ты любишь гитару? — крикнул он уже снизу. Ира посмотрела через перила, пожала плечами… Они больше не встречались. На курсах Иванков перевёлся на другой поток, в институте Ира его тоже не видела. Профессор Аринский пару раз приглашал её к себе домой, познакомиться с женой и канарейками, но Ира отказывалась, боясь, что наткнётся там на Тимура… Ирина боялась и в то же время надеялась забыть Иванкова, было и было, идём дальше! Но нет, он мерещился ей на улице, в метро, автобусе, магазине… — Да позвони ты ему! — уговаривала Мария Фёдоровна. — Ну как маленькие! — Нет. — Он звонил тебе вчера, я забыла сказать, — выпалила то, что вертелось на языке, свекровь. Ира вздрогнула, разлила чай на юбку, принялась вытирать, но пятно только еще больше расползалось по ткани. — Что хотел? — Ничего, так, просто… — отвела глаза Мария Фёдоровна. — Я уж не лезу больше никуда, дала слово же… Но Мария Фёдоровна не могла «не лезть», уж такая натура… … Однажды, в солнечный, наполненный звоном мартовской капели полдень, когда Ирина только–только вышла из метро и хотела уже повернуть на свою улицу, она заметила группу людей с музыкальными инструментами. Из колонки, стоящей прямо на талом снегу, лились звуки гитары, рядом парень отбивал ритм на там–таме, ещё один паренек с рыжими волосами пританцовывая, держал вторую гитару. Первым музыкантом оказался Тимур. Он, расстегнув кожанку и лихо забросив шарф назад, смотрел на Иру, играл «Pretty woman» и пел. Играл превосходно, а вот пение – было явно не его «коньком». Но Ира впечатлилась, растаяла, тем более что вдруг в руках музыканта появился букет гербер. — С днём рождения, Ир, — прошептал мужчина. — И насчёт детей я договорился, у меня пять племянников, нам отдадут одного… Ну Ир, не плачь, ну вот… Зачем ты плачешь?!.. Вокруг собрались зрители, кто–то хлопал, другие кричали: «Горько»… Ирина, закрыв глаза, спрятала лицо в меховом воротнике куртки Тимура. — Ну горько же, ребята! — кричали кругом. — Невозможно горько!.. Ох, горько и страшно было начинать всё сначала, страшно и радостно, страшно и очень приятно, потому что это новый шанс стать счастливой!.. Они расписались после защиты Ириной диссертации. Ира переехала к мужу на Нахимовский проспект. Мария Фёдоровна очень сокрушалась, что теперь останется одна, но не долго длилась её свобода. Скоро вернулась Лора с Романом, они потом долгое время жили с Марией Фёдоровной, потому что ребенку была нужна бабушка, а Лоре свобода. Рома разрывался между своими женщинами и сыном, мечтал опять куда–то уехать, но пока об этом не могло быть и речи, Лора ждала второго ребёнка… … — Ира, ты? — Рома едва узнал бывшую жену, пока стояли в очереди в цирк. — Роман? Надо же, какая встреча! Познакомься, это мой муж, Тимур. — Очень приятно… — Рома пожал протянутую ему руку. — А вы, что, детство решили вспомнить? — спросил он, чувствуя, как сын дергает его руку. — А где Лора? — поинтересовалась в свою очередь Ира, оглядываясь. — Дома, — ответил Роман и заметил прячущуюся за Ирино пальто девочку. Ей было года четыре. — Ваша? — кивнул он на ребёнка. — Нет, взяли напрокат, — серьезно ответил Тимур. — А то в цирк без детей не пускают. Хочешь, тебе тоже возьмём? —Нет, у меня свой есть… Гена! Гена, ну куда ты делся?! — заорал Рома. — Мы сейчас поедем домой! А ну вернись! Но Генка уже улепетывал, выхватив у кого–то воздушный шарик и то и дело оглядываясь в ожидании погони. — Ну тогда удачи! — помахал им Тимур. — Сашка, садись пока на плечи ко мне, а то затопчут! Девочка с готовностью протянула отцу руки и, смеясь, уже сидела на самом верху, размахивая флажком. Ира фотографировала их, а потом оглянулась, но Рому так и не увидела. Он изменился, уставший такой… Теперь они каждый сам по себе, у них свои семьи, супруги и дети, вымоленные, выпрошенные у судьбы, выбранные, любимые и самые лучшие. Они идут по жизни и делают новые ошибки, прощают, целуют их на ночь детей и молят Бога, чтобы Тот хранил их и оберегал. И да преумножится их счастье, у каждого своё! автор: Зюзинские истории

– Мама, меня выписывают. – Дедушка с бабушкой за тобой приедут, – раздался ровный голос матери. – Сейчас им позвоню. – Сама позвоню. – Звони! Я тоже подъеду. Ника набрала другой номер: – Бабушка, меня выписывают. Вы подъедете? Где-то через час. – Подъедем, подъедем! Заплакал ребёнок. – Сейчас, Тимоха, накормлю тебя, – посмотрела на малютку и невольно улыбнулась. Стала кормить своего сыночка. Продолжая разговаривать с ним: – Как мы с тобой жить будем? Папка твой только через полгода вернётся. Если только вернётся. Велел тебя родить и беречь. Отослала ему твою фотографии, что-то не отвечает. А где жить будем? Бабушке твоей ты, похоже, не нужен. Ей всего, как она говорит, тридцать пять, сама ещё не пожила. Да и квартира у неё однокомнатная, – ребёнок наелся и заснул. – Ладно, начну собираться. Собрала свои вещи. Попыталась завернут малютку в одеялко, привезённое бабушкой, но что-то не получалось красиво. Зашла медсестра: – Давай помогу. Там за тобой уже приехали. *** Вышли на порог больницы. Погода мрачная, капает нудный осенний дождь. Подбежал дедушка, взял из рук медсестры сверток с ребёнком: – Как там мой правнук, Тимоха? Подошла бабушка и прабабушка. Тут из двери вышла другая мамаша с ребенком, далеко не молодая, и Ника увидела, что её мама, ставшая бабушкой, выглядит гораздо моложе этой мамаши. – Побежали в машину! – скомандовал дедушка и бросился к своей старой «Ниве». – Куда мы едем? – спросила Ника. – К бабушке, – стала объяснять её мать. – Не к нам же в однокомнатную. Ох, и наделала ты дел. – Карина, ты как будто лучше была, – не выдержала бабушка. – Я, по крайней мере, родила в восемнадцать, а не в шестнадцать. – Только в этом и разница, а ума у тебя не больше, чем у Ники было. Да и сейчас не прибавилось. – Хватит ругаться! – прикрикнул на них дед. *** Приехали в посёлок недалеко от города. Он был вторым домом Ники. Все каникулы проводила здесь. Да и после школы часто приезжала сюда. Здесь всегда было что поесть, и комната у неё здесь своя была, не то что в их однокомнатной городской квартире. Ребёнка искупали накормили. Помылась после больницы и Ника, и сели за обед, а на деле, за обсуждение дальнейшей жизни. – Ника, рассказывай! – потребовал дед. – О чем? – внучка сделала вид, что не понял. – О том, от кого родила? Где он? А то вы с матерью, как партизаны, до последнего молчали. – Папа, ну что ты… – Помолчи, Карина! – Ну, он…, – начала, заикаясь, Ника. – Его сейчас нет. Он уехал деньги зарабатывать. – Лет-то ему сколько? – задала наводящий вопрос бабушка. – Восемнадцать, скоро девятнадцать будет. – Да-а, всё как у твоей матери. Тот тоже деньги уехал зарабатывать, так ни его, ни денег и не видели. – Как отчество хоть у правнука? – поинтересовался дед. – Викторович. Я и в свидетельстве о рождении записала. – Карина и как вы теперь собираетесь с Никой жить? – обратился дед к дочери. – Папа, мама, пусть они у вас немного поживут. Я устрою свою жизнь и потом… – Аня, – перебил её отец, обращаясь к жене. – Придётся нам с тобой и правнука воспитывать. Не смогли по нормальному дочь и внучку воспитать, будем на правнуке свои ошибки исправлять. – Юра, когда твой правнук вырастит, мне восемьдесят будет, а тебе восемьдесят три. – Деда, баба, вот Витя вернётся…, – начала внучка. Но плач ребенка прервал её оправдания, и она вместе с прабабушкой бросилась в детскую. *** Через четверть часа бабушка вернулась одна: – Оба уснули. – Я тогда пойду, – встала из-за стола Карина. – Иди! – махнула рукой Анна Васильевна. Когда дочь ушла Юрий Сергеевич спросил: – Ну, что Аня, делать будем. – Надо кроватку купить…, нет, сначала коляску. Гулять-то с ребёнком надо, пока ещё зима не наступила. – Завтра суббота, давай поедем, – согласился дед. – Денег у нас лишних нет. – Ты Карине всё время деньги давала, больше не будешь. – А думаешь, на этих, – она кивнула головой в сторону комнаты внучки, – меньше уходить будет? – Больше. Всё равно, коляска нужна. Возьми с похоронных. – А если с кем-нибудь из нас что случится, кто поможет? На Карину надежды мало. – Ладно тебе. Рано ещё умирать. *** Весь вечер Ника с бабушкой возились с ребёнком. Бабушка всё охала: – Ведь совсем недавно ты такой же была, а вот уже и сама мамаша, – но не выдержала и рассмеялась – Какая из тебя мамаша? Ника сфотографировала сына и отослала фотографию: – Кому это ты шлёшь? – тут же спросила бабушка. – Вите. – И что говорит твой Витя про рождения сына? – Ничего, – опустила голову. – И даже не звонит. – Ох, горе ты моё горе! – Анна Васильевна обняла внучку. – Баба, он хороший. Просто ему нельзя звонить. Он заработает денег и обязательно вернётся. – Вернётся… вернётся. Иди памперс ребёнку меняй! *** Легла Ника спать вместе со своим маленьким сыном. Пока была в больнице, она привыкла с ним спасать. У бабушки кровать была и пошире и помягче, но что-то не спалось: «Теперь этот маленький человечек будет рядом пока ему восемнадцать не исполнится. А мне тогда сколько будет? Тридцать пять? Я буду пожилая, как мама. Мама у меня красивая и не такая уж и старая, на неё мужики заглядываются. Она ведь со мной так же мучилась, как я сейчас с Тимохой. Вернулся бы Витя, как хорошо было бы. Полгода его уже нет. Ведь строго наказывал, чтобы я родила сына и отчество ребёнку его дала. Он сам детдомовский и не хочет, чтобы сын без отца жил. Ему, как детдомовскому, обещали квартиру однокомнатную дать. Он всегда считал себя взрослым, а меня ребёнком, хоть и старше меня всего на два года. Обещал, как увидит фотографию сына деньги станет высылать. Не высылает. Я ему уже много фотографий выслала, а он даже не отвечает». *** Утром за завтраком дедушка объявил: – Сегодня едем за коляской. С Тимохой надо гулять. Ника, сразу предупреждаю, дорогую покупать не будем. С получки надо ещё кроватку купить. Будем экономно жить. От твоей мамы денег не дождёшься. – Да, Ника, ты учиться собираешься? – вмешалась в разговор бабушка. – Смотрю девять классов окончила, кое-как и успокоилась. Дед один нас всех не прокормит, и до пенсии ему всего три года осталось. Как ты ребёнка растить собираешься? – Витя, вернётся… – Всё хватит о своём Вите. Собирайтесь с дедом в город за коляской. Долго там не ходите! Чтобы, часа через полтора-два дома были. Перед уходом Тимку покорми. *** Она кормила ребёнка, когда раздался писк на её телефоне. Попыталась дотянуться, не удалось. Минут через пять на её телефоне заиграла мелодия. Ребёнок уже был накормлен, и она бросилась к телефону: – Витя!!! – невольно вскрикнула и провела пальцем к зелёному кружку. – Здравствуй, Ника! – раздался его радостный голос – Мы только сейчас вернулись, а у меня сын родился. Последние фотографии… это вы где? – У бабушки с дедушкой. Мы здесь пока жить будем. Витя, ты, главное, возвращайся быстрее. – Терпи, Ника! Ещё полгода. – Как долго. – Я тебе там денег выслал, на твою карточку, – по-взрослому, с нотками гордости в голосе, произнёс Виктор. – Питайтесь хорошо! Купи сыну кроватку и коляску. На зиму себе тёплую одежду купи. Дедушке с бабушкой помогай! Ты уже взрослая. Деньги буду каждый месяц высылать. – Витя, я тебя так сильно люблю! – Я тебя тоже сильно люблю, Ника! Ладно, нам нельзя подолгу разговаривать. – Витя… – Всё, не плачь! Разговор оборвался. Она взяла сыночка на руки: – Папка твой звонил. Через полгода вернётся, вместе жить будем. – Ника, собирайся! – раздался строгий голос бабушки. – Сейчас. Положила ребёнка обратно на кровать и стала, счастливая, кружится по комнате. Вспомнила про наказы своего любимого, схватила телефон. – А-а-а! – невольно вырвался крик, на карточку было переведено сто тысяч рублей. – Что случилось? – в комнату забежали бабушка с дедушкой. – Витя звонил и деньги прислал. Вот смотрите! – указала на дисплей телефона. – Сто тысяч. – Да ты что?! – удивлённо воскликнула бабушка. – Где это он у тебя по стольку зарабатывает? – На войне. – Ника, зачем он туда пошёл? – Он детдомовский, у него родителей нет. Ему должны квартиру дать, – стала радостно рассказывать внучка. – Он денег заработает, и мы будем втроём жить. – Храни его, господь! – только и смогла произнести бабушка. *** Прошло полгода. Черёмуха оделась в белый наряд, словно объявив всему миру, что наступает лето. Ника варила обед, а бабушка играла с маленьким Тимофеем. Он уже не маленький, сам сидит, игрушки перебирает и даже ползать пытается. Раздалась мелодия на телефон Анны Васильевны. – Твоя бабушка, – улыбнулась та, обращаясь к правнуку. – Вспомнила о нас. – Мама, как вы там? – спросила чересчур счастливым голосом. – Нормально. Карина, ты что такая радостная? – Я замуж выхожу. – Надолго? – в голосе матери звучала ирония. – Мама, навсегда. Он обычный человек, работает на станке. Такой добрый и хороший. – Ой, Карина, хоть бы у тебя всё хорошо было. Тебе ведь уже тридцать шесть. Как его зовут? – Иван. – Хорошее имя. Ты хоть приведи его. Познакомимся. – Мы завтра придём. Завтра воскресенье. Анны Васильевны выключила телефон. – Баб, кто звонил? – в комнату зашла Ника. – Мама, твоя. Замуж она выходит. – Рада за неё. – Дай, бог, чтобы счастье своё нашла! – мечтательно произнесла бабушка. – Я борщ сварила. Вкусный! – Зови деда! Обедать будем. *** Юрий Сергеевич ремонтировал ворота. К лету он всегда старался что-нибудь обновить. Возле него остановилось такси из него вышел совсем молодой парень, в пятнистой форме, рассчитался с таксистом. Подошёл: – Здравствуйте! Ника здесь живёт? – Витя!!! – раздался пронзительный голос внучки. Она тут же оказалась в его объятиях. Долго стояли обнявшись, не обращая на него внимания. Наконец, внучка пришла в себя: – Дедушка, это мой Витя! Не успели мужчины пожать друг другу руки, Ника скороговоркой произнесла: – Дедушка, идём обедать, – схватила любимого за руку. *** Парень зашёл в комнату и увидел маленького ребёнка, сидевшего на кровати и внимательно смотревшего на него: – Сынок? – неуверенно произнёс Виктор. Маленький Тимофей уже научился различать родственников. Это дядя был не знаком, но рядом стояла мама и улыбалась, и малыш протянул руки. Молодой отец взял его на руки, глядя с восхищением, и прошептал: – Сыночек! Почти двадцать лет прожил Виктор на белом свете и всегда мечтал, что наступит время, когда у него появятся родственники, и вот на его руках сидит маленький человечек и трогает руками нос и губы, а рядом стоит девчонка, которая через месяц обязательно станет его женой. – Юра, – прошептала Анна Васильевна мужу. – Карина только что звонила. Сказала, что замуж выходит. – Похоже, скоро две свадьбы будет. – Лишь бы они счастливы были! автор: Рассказы Стрельца