ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)

Найди птицу, которая тебя больше всех напугала..

Муж вставал на работу в первую смену в 5 часов утра. Тогда у него побаливало горло. Я была в декрете.

Я учитель с 30-летним стажем, эксперт ЕГЭ, склероз отсутствует. РАССКАЗЫВАЮ:

Хотите верьте, хотите нет, но был у меня такой случай.. Лет 5-6 назад, отдыхал я в Таиланде. И вот лежу на пляже и стукнуло мне хлопнуть рюмашку рома. Подхожу к бару, а там стоит семейная пара, муж с женой и двое детей, мальчик лет 12-ти и девочка лет 6 или 7. Мороженое взяли, колу.. пиво, я и внимания на них сначала не обратил. Взял я рому.., фисташки и машинально посмотрел им вслед. Помню ещё подумал, что белые, загореть не успели, наверно недавно приехали..

Мне снился сон, что я держу на руках свою новорождённую вторую дочку. И вдруг, у неё отваливается голова и катится на пол. Я начинаю кричать во сне от страха и просыпаюсь...

Всегда в своей машине пристегиваюсь и молюсь перед выездом..

Зима. Сменщик оставил автобус вечером с пустым бензобаком. Дождался талонов и сразу на заправку. Там стоят уборочные машины и не пропускают. А у меня расписание. Заправился, лечу на конечную станцию. Водители автобусов обычно видят на 2-3 светофора вперёд (и сами светофоры), собственно, поэтому автобусы у нормальных водителей и не стоят на светофорах. Поэтому еду без остановок. Утром машин обычно нет, но не в этот раз. Должен был нормально проехать, повернуть, но у нас народ любит в гоночки поиграть, поэтому тот, который стоял вторым во второй полосе, влезает на ту полосу, с которой мне нужно было уйти направо.

Звонок в дверь был долгим, громким и настойчивым. Снаружи было хорошо слышно, как ругавшаяся с кем-то осипшим прокуренным голосом хозяйка неторопливо прошла из глубины квартиры в прихожую: - Кого там несёт? - Это Торсуев Иван, корреспондент. Из журнала «Здоровая жизнь». Я звонил Вам вчера. Старенький заедающий замок, дважды негромко щёлкнул и обшарпанная металлическая дверь, заскрипев, слегка приоткрылась. Короткая крепкая цепочка оставила узенькую щёлочку. Ровно настолько, чтобы хозяйка могла разглядеть гостя. На пороге стоял темноволосый молодой худощавый мужчина, ростом немного выше среднего. Обычной, непримечательной внешности. Увидишь такого в толпе, и через пару секунд забудешь. Одет он был соответствующе: в старые, затёртые джинсы, длинный тёмно-серый плащ с откинутым назад капюшоном и чёрные, намокшие от луж ботинки. На плече висела стильная кожаная брендовая сумка на длинном ремне - единственная запоминающаяся деталь. С одежды незнакомца стекали на пол крупные капли барабанящего по соседским крышам дождя. Мужчина изобразил приветливую улыбку. Сквозь щелку в квартире виднелась невысокая, весьма полная женщина, лет пятидесяти с растрёпанными засаленными волосами в потертом домашнем халате. В руке она держала телефон. От неё пахнуло дешёвым перегаром. Просверлив журналиста замутнённым взглядом, женщина не спешила запустить его в квартиру. - Пять, - вместо приветствия проворчала она. - Вы же вчера сказали, что три? - удивился молодой человек. - Нехорошо... Попытка качать права оказалась неудачной. Прежде чем посетитель успел понять, что происходит, дверь перед ним уже захлопнулась. - Это было вчера, - услышал он наглый, самодовольный и изрядно пропитый голос. Секунду спустя хозяйка, удаляясь, уже продолжала ругаться с кем-то по телефону. Корреспондент невозмутимо позвонил в дверь ещё раз. Женщина снова отворила дверь на цепочку, глядя на него с победоносной издевательской ухмылкой. - Решился, красавчик? - вызывающая наглость легко объяснялась ясным пониманием, что журналисту легче добавить денег, чем убираться восвояси. - Пусть будет пять. Просто так не делается. Вы же сами вчера назначи... - Деньги давай, - перебила она тоном, не допускающим возражений. - А будешь учить - станет десять. Он вытащил из кармана несколько подмокших смятых тысячных купюр и отсчитал пять штук. Хозяйка торжествующе сунула их в карман халата. После этого цепочка, сдерживающая дверь, сжалилась над посетителем и впустила того внутрь. - Обувь сразу снимай. Не следи. Плащ - на вешалку. Вон в ту дверь проходи. Квартира представляла из себя сталинскую двушку с высокими потолками, узким замусоренным коридором с отклеивающимися обоями и небольшой прихожей. Разглядывая гостя, разувавшегося в уголке коврика, чтобы и впрямь меньше наследить в квартире, женщина, упрятав деньги, слегка подобрела. - Сейчас сама посмотрю, не спит ли он. Не пугайся только - выглядит совсем неважно. Знаешь, наверное, что дед не встаёт уже... Молодой человек понимающе кивнул. Хозяйка прошла в дальнюю комнату и скрылась за дверью на минуту. Посетитель снял плащ и разулся, оставшись в черных джинсах и черном вязаном джемпере. Толстуха выглянула в коридор: - Проходи, дед ждёт. Только не больше пятнадцати минут. И никаких фотографий. Он совсем слаб... Шоколада плитку принёс? Парень вынул из сумки шоколад. Женщина махнула рукой: - Сам ему отдашь. Журналист ещё раз кивнул и пообещал обойтись без снимков. И пока он шел в комнату, хозяйка не спеша отправилась на кухню. Она поднесла терпеливо ждавший телефон к уху и сразу перешла на крик, при этом, совершенно не выбирая выражений, и, ничуть не стесняясь посетителя: -Да плевать мне, что мясо воняет! Первый раз что ли? Всё будет нормально. Вымочи его в белизне, потом промоешь, воды шприцом накачаешь и на точку вези! Что значит: «люди потравятся»?! Не потравятся! Посидят на «очке» денек и всё с ними будет хорошо! Делай, как я говорю, ты понял? Иначе завтра можешь не выходить!... *** Комната деда оказалась совсем небольшой. Воздух в ней был тяжёлым и спёртым. В окно, завешенное плотной пыльной шторой, почти не попадал солнечный свет. В полумраке стояла старая кровать с железной сеткой, на которой лежал немощный старик. Его тощее тело укрывало старое, блеклое одеяло. Из под одеяла выглядывала давно нестиранная простыня, на которой темнели мокрые пятна. Возле кровати находился обшарпанный деревянный стул, на котором стояла тарелка с какой-то бурой жижей и стеклянный гранённый стакан с водой. В другом углу расположился покосившийся шкаф. Рядом со шкафом находился ещё один деревянный стул. Больше в комнате не было ничего. Старик попытался улыбнуться, но получилось плохо. Высохшее морщинистое лицо только исказилось кривой гримасой. Молодой человек закрыл за собой дверь, пододвинул свободный стул поближе к кровати, осторожно сел, и достал из сумки телефон. Стул оказался расшатанным и скрипучим. Запах мочи и давно немытого потного тела неприятно ударил в нос. Журналист невольно отодвинулся подальше. - Меня зовут Иван Торсуев. Я журналист. Хочу сделать о Вас репортаж. - парень улыбнулся. – Вы, Яков Омутов, в сто тринадцать лет являетесь самым возрастным гражданином России. Голос старика был тихим и свистящим. Дед отвечал медленно. Говорил он с трудом, будто каждое слово отдавалось болью в какой-нибудь части тела. По тому напряжению, с которым старик вглядывался в лицо гостя, было непонятно, удаётся ли ему разглядеть посетителя: - Шоколад принёс? Парень протянул плитку. Дед высвободил дряхлую руку из-под одеяла, ухватил шоколад и повращал глазами во все стороны. Убедившись, что ничего не произошло, он раздражённо прохрипел и со злостью швырнул плитку на пол. Журналист удивлённо поднял плитку и осторожно положил на стул возле стакана. - В моём состоянии возраст - уже не повод для гордости. Я знаю, что чересчур задержался на этом свете. Деньги правнучке отдал? - Отдал. Не очень-то она гостеприимная... Можно я диктофон включу?... Вы, наверное, здоровый образ жизни вели? - Молодой человек поднёс телефон к самому изголовью, чтобы на записи отчётливее стало слышно слабый, как тихий ветер, голос старика. - Та ещё стерва. Молодая ещё... Скажешь нельзя так про правнучку свою? Она – наказание мне за прошлые грехи.. - дед говорил про хозяйку с заметным отвращением. - Если хочешь, я расскажу тебе всё с самого начала. А ты уже сам решишь, что понаписать. Мне уже давно стесняться нечего. А может кому и урок опосля будет... *** Родился я ещё при царе. И детство моё вполне себе беззаботным и счастливым было. Ходил с отцом в поле на работу, матери по дому помогал, бабку слушал. Бабка у меня удивительная была. Песни пела – вся деревня заслушается. А какие сказки сказывала! Как сейчас помню – сидела она как-то вечером у окна с прялкой, да рассказала притчу старую про хитрого и находчивого мудреца. А я – дурак, запомнил на всю жизнь... «Как-то к мудрецу пришла Смерть. Сказала, что пришёл его час. Мудрец схитрил и решил обвести Смерть вокруг пальца. Пожал он плечами: умирать - так умирать, и попросил исполнить последнюю незначительную просьбу. Та согласилась - одно желание - немного. Мудрец попросил отпустить его купить новые лакированные туфли, чтобы встретить конец свой во всей красе. Смерть пообещала не забирать его с собой, пока мудрец не приобретёт себе туфли. Тогда хитрец радостно воскликнул, что никогда их не купит и, обманув костлявую, был таков». Сказка эта однажды всю мою жизнь определила. *** Тем временем наступили времена страшные и тяжелые. Отца на фронт забрали. И погиб он вскоре в бою с немцами. Мать, как об этом узнала – чернее ночи стала. Я с тех пор её улыбку ни разу и не видел. А бабка заболела сильно и вскоре умерла. Остались у меня три брата, да две сестры, да я за старшего. Тут ещё революция грянула. Голод был страшный. Мать корову продала, чтобы выжить нам, да всё равно младшие брат с сестрой умерли. Ели мы в основном похлебку из шелухи да опилок. Было у меня два друга не разлей вода - Коля и Савушка. У Кольки отец мельник был. Поговорил он с батей и взяли меня в помощь на мельницу, всякую подручную работу делать. Платил нам мельник зерном немного, но исправно. Так и выживали. А когда работы нет и свободная минутка выдастся, лежали мы с Колей и Савушкой на сеновале, глядели на звёзды и мечтали, как счастливо заживем, когда вырастем и жизнь наладится. Как будем путешествовать по всему миру и денег у нас столько будет, что в любой трапезной самую вкусную еду сможем купить. Так уж вышло, что влюбились мы все трое по уши в девчонку соседскую, Варю. Озорная она была, шустрая, но добрая. А уж какая красавица – точно царевна из сказки. Мы её всё никак промеж собой поделить не могли. Так везде вчетвером и ходили. Приехал к нам в деревню в то время комиссар из самого Питера. Начитанный, энергичный, в черной кожанке, с маузером. Сильно он тогда меня впечатлил. Зачастил я к нему на лекции. А он всё так интересно и убедительно рассказывал про классовую борьбу, про идейных врагов пролетариата… У меня тогда словно глаза заново открылись и на мир я начал по другому смотреть. Выхожу как-то с лекции из клуба, пошел на речку, и вижу – Колька стоит с Варькой в кустах и пакет леденцов ей дарит, что отец его с ярмарки из города привез. А потом поцеловались они. Тут у меня взыграла кровь: - Ах, ты, - думаю, - гнида кулацкая! Конечно, куда нам до вас богачей! Вам и зерно, и леденцы, и женщины! Ан нет же, найдется и на вас управа! Еле дотерпел я до следующего вечера, а как вместе мы втроем собрались, так и выпалил: - Кто больше раз карьер переплывет, тот с Варькой в воскресенье один на танцы пойдет! - Что за глупость. Не согласен я, - отвечает Колька. - Конечно, - отвечаю я, - это тебе не леденцы отцовские дарить. Тут характер мужской иметь надо. Задело за живое Кольку: - Хорошо, говорит. Согласен. Я говорю: - Ну так пойдем прям щас! А Савушка только удивленно смотрел на нас, да всё спрашивал: - Да вы что, пацаны? Вы что? На карьере раньше песок добывали для стройки городской.А с войной забросили всё. Так и стоял он пустой. Берега заросли - метров триста вкруг, не меньше. Глубокий, да вода уже холодная была - к осени дело шло. Варька, откуда не возьмись, за нами увязалась. А я и не против был. Пусть посмотрит на мою победу! Я ведь, как рыба плавал – лучше их всех. И они об этом знали. Скинули одежду. В одних портках остались. Туда-сюда переплыли. Савушка на берег вылез. Устал. Мы же с Колей закусились - никто уступать не хотел. Ещё раз сплавали. Сил уже нет у обоих – холодная вода быстро их забирает. Нам бы остановиться дуракам. Он предложил закончить. А я его трусом обозвал. Посмотрели мы друг на друга, да и поплыли снова. До середины доплыли. Я чуть вперёд вырвался. А в это время Коля мне кричит: - Всё! Ты выиграл! Не могу плыть больше. У меня ноги сводит. Помоги! Мне бы к нему подплыть - чуть-чуть поддержать, да не знаю, что на меня нашло. Злость какая-то. Я ему кричу: - Плыви, мол, сам. И дальше гребу. Коля вдогонку мне кричит: - Тону! Помоги! А я всё дальше гребу и злорадство какое-то внутри нарастает. Думаю: - Ну, проучу я тебя. Савва увидел это дело и в воду бросился. Да пока он до середины озера доплыл, Коля то уже давно под воду ушёл. Его только через два дня достали... Кажется с того момента жизнь моя свернула с ровненького пути, да пошла какими-то буераками. Отец Коли меня с мельницы выгнал. И есть нам нечего стало. А я на него в отместку донос написал и его раскулачили. Варвара с тех пор со мной знаться не желала. Ходила всё с Савелием. Я злился поначалу, а потом плюнул на них. Думал, придёт время - поквитаемся. Знаешь, когда пришло? В тридцатых. Я после этой истории по рекомендации нашего комиссара сразу из деревни в Питер уехал. А там вскоре в органы ОГПУ на работу устроился. Это мы сначала с контрой, а потом и с врагами народа в чёрных плащах по ночам боролись. Сколько же их было тогда... И ведь люди сами как нам помогали! Каждый день кого-нибудь приходилось брать. Однажды, представляешь, до сих пор помню. Вызывает, значит, майор. Показывает, кого брать будем, и смеётся. Я глянул: два соседа в один день друг на друга по бумаге накатали. В общем в ту ночь мы обоих их и взяли. Дали им каждому по десять лет, да в лагеря отправили. Анонимных доносов тогда было не счесть. Никто авторов чаще всего и не искал. Я смекнул как-то, напросился в командировку в свой бывший райцентр. Да и накатал бумагу без подписи на Савелия. Ну и подсунул вовремя, куда надо. Они к тому времени с Варварой пожениться собирались. Да не успели. Забрали его в тот же вечер. Три дня из Саввы показания выбивали. А на четвёртый он сломался. Такое про себя понарассказывал - мама не горюй. Ко мне Варя через пару дней пришла. Стоит гордо, а у самой глаза красные от слез и тело всё мелкой дрожью потряхивает. - Сделаю, - говорит, - всё, что хочешь для тебя. Только вызволи Савву. Я ей в ответ: - Вызволю его, если замуж за меня пойдешь. Посмотрела она на меня так, что аж мурашки по коже, и говорит: - Я согласна. Только спаси его. Пообещал я ей, да на деле ничем Савелию не помог. Варваре говорил, что делаю, всё, что в моих силах, встречался с ней каждый вечер и одна только похоть была у меня на уме. А Савелий был главным препятствием к моему счастью. Приговорили Савву к пятнадцати годам, но мне этого недостаточно было. Думал: - Любит ведь его. Вдруг за ним уедет. За день до отправки по этапу, вызвали его в кабинет. А я конвоировать пошел... В общем, шлёпнул его в спину прямо в коридоре. Объяснил пресечением попытки к бегству. Так ещё и поощрение получил. Я на службе на хорошем счету значился, подозрений не вызывал. А Варе сказал, что помочь не получилось. Мол, сделал, что мог, да всё равно трагично разрешилось. Думал, правду она так за свою жизнь и не узнает никогда. Плакала она по Савелию горько. А я, курочка по зёрнышку, в главные утешители и напросился. Поженились мы года через три. С женой мне повезло. Была Варя тихая да покладистая. И порядок в доме был, и детишек мне двоих родила. Жили мы с ней душа в душу. Жена красавица, сын с дочкой - всё как полагается. Только счастья в жизни не было. Всё искал чего-то, дурак, по молодости. По службе быстро продвигался. Раскрываемость у меня была самая высокая. Мы, как поженились, я в Питер окончательно перевелся. Дали нам квартиру в центре. Соседи высококультурные оказались. Поначалу свысока на меня –деревенского смотрели. Да я их быстро на место поставил. При встрече со мной даже глаза поднять боялись. Мои так в деревне и остались. Я поначалу хотел помочь им как-то. Вроде и возможность была. Да равнодушие меня какое-то наполнило. Я только о себе, да о карьере своей думал. Мать с сестрой умерли, а братья младшие беспризорничали. Я порывался их поначалу найти, а потом подумал – зачем мне вообще такие братья нужны. Только опозорят меня. Друг у меня в органах появился - Иван. Тоже деревенский парень, лет на пять помоложе меня и характером даже схожий, такой же бойкий и отчаянный. Работа в органах нервная была. Хоть и нравилось нам это, да на психику всё равно давило. А как расслабляться? – Водка да бабы. Полюбилось нам с Ванькой накатить хорошо, а потом гулять по городу и дамочек интеллигентных на улице высматривать.В платьях, да в шляпках – культурных в общем. Как встретим кого покрасивее, подойдем, корочки в лицо: - Пройдемте с нами для выяснения. А если замужняя была – ещё проще. Говорили: - Или делай, что скажу или мужа возьмем в разработку. И сразу они на всё готовы были. Возвращался с работы поздно, пьяный в хлам. Варвара всё молча терпела. Думала, что работа у меня нервная, поэтому стресс снимаю. Жалела. Очень нам с Ванькой понравилось это дело. Мы такую силу в себе ощущали и творцами классовой справедливости себя чувствовали одновременно. Да недолго музыка играла. Однажды Ивана арестовали - не к той женщине он подкатил. Осудили быстро и тут же шлепнули. Тогда с людьми долго не церемонились. Сильно я тогда испугался. Поклялся за ум взяться. Затих на время. С женой стал время проводить, сыном занялся. Сын у меня был гордостью нашей. Отличник, в 12 лет уже заместитель председателя пионерской дружины… А потом время прошло и успокоился я. И по новой покатилось. Возвращаюсь раз со службы домой, накануне дня рождения сынишки. Думаю, забегу сейчас в продуктовый - шоколадку ему куплю. Он у меня очень шоколад любил. Из магазина выхожу – шасть! Прямо передо мной стоит женщина в плаще чёрном с капюшоном. Плащ до земли самой. Встала - не обойти её никак. Я ей говорю, подвинься, мол. Она капюшон чуть назад откинула. Я обомлел! Смерть! Вот как на картинах рисовали - так и стоит. Бледная. Глазницы пустые - вся преисподняя в них видна. Коса торчит за спиной. Народ мимо проходит - ноль реакции. Никто больше её не видит. - Не смотри по сторонам. Я за тобой пришла. Тебе дальше со мной идти. И голос у неё такой, что до самых мурашек ужас наводит. Я сам, наверное, как она побледнел. Стою ни жив, ни мёртв. Мне вот через дорогу перейти. Жена дома... У сына день рождения... - Я же молодой ещё, - шепчу. - Рано мне. Она улыбнулась - аж мороз по коже! Я эту улыбку до сих пор помню. - В самый раз, - говорит. - Уже нагрешил ты достаточно в жизни. Я даже спорить не стал. Только жизнь моя никчемная перед глазами замелькала. Жаром всё тело обдало и ноги подгибаться стали. Понял я, что не будет мне прощения. - Что же, - говорю, - срок жизни-то грехами определять стали? - Всем по разному, - отвечает и скалится. - Твою-то больше и мерить нечем. - Дай хоть сыну шоколад вручу. Хоть пять минуток ещё воздухом подышать. И тут она произносит: - Мало у тебя времени. Спешу я. Не успеть тебе. Я взмолился: - Люблю, говорю, сына больше жизни. Дай его шоколадом угощу. Да с женой проститься. Прощения попросить у неё за всё напоследок. Всего-то прошу мелочь. Она отвечает: - Давай, только быстрее, - всё-таки какой же у неё голос леденящий! Точно в старых сказках писали. Вспомню, аж до сих пор кровь стынет. И тут меня осенило. Только дорогу перейти, тут дом уже. Стоим на светофоре под красным светом. - Обещай мне, - шепчу, - Что пока плитку не возьму, и сыну не отдам, не тронешь меня! - Обещаю, так и быть. Я своё слово держу, в отличие от вас, смертных. Ступай, простись, только быстро. Я аж подпрыгнул от радости! - Вот как?! - кричу. - Так не пойду я в жизни за шоколадом! И в руки никогда не возьму! Катись ты, куда подальше! И думаю, вот это я прямо подвиг хитреца из притчи бабушкиной повторил. Ай да ловок я! Не кого-нибудь - саму Смерть обманул! Она зыркнула на меня зло. Прошипела что-то себе под нос. Мальчонка передо мной соседский, лет семи, с бабкой рядом стоял. И тут котенок, откуда не возьмись, на дорогу выскочил. Пацан руку от бабки вырвал и прыг… А там грузовик гружёный. Всё в одну секунду случилось. Никто даже крикнуть не успел... Только бабка эта за сердце схватилась - и упала. Смерть ко мне повернулась: - Считай, что эти двое тоже теперь на твоей нечистой совести. А я найду способ тебя проучить. Слишком хитрый, думаешь? И раз, подплыла - к мальчонке наклонилась, дунула на него. Потом к бабке. И на неё дунула. Потом ещё миг - и исчезла. Будто и не было её вовсе. Только народ как давай охать-причитать. Кто к мальчику бросился, кто к старухе. А костлявую с косой только я один видел. Я тогда, дрожа то ли от страха, то ли от радости, подумал: - Здорово получилось, что Смерть обманул! Историю эту никогда никому не рассказывал. А потом дома жену, детей увидел - отошёл немного. Вроде стала жизнь налаживаться понемногу. Только правило дома ввели - никакого шоколада. Сын сильно огорчился поначалу. А младшая отродясь шоколада не пробовала. Так ещё пару годочков минуло. Я по Земле гоголем ходил - Смерть обманул! Опростоволосилась со мной косая. По службе в НКВД я - царь и бог. Ох и боялись тогда нас! Посмотришь на кого пристально - все смолкают и глаза поднять бояться. В семье - тишь да благодать. Жена, дети - о чём мечтать ещё? Думал дурак, что так до скончания веков будет... А потом на задержании одном, в подворотне мне уголовник в спину выстрелил. Обернулся я, а уголовник этот – брат мой родной Митяй! Узнал он меня или нет, а только скрылся за углом. Только его и видели. А пуля позвоночник перебила. Парализовало меня ниже пояса. С тех пор боль иногда чувствую, а двигать ногами не могу. И ничем мне врачи помочь не могли - так дальше всю жизнь и маюсь. Старик закряхтел и прокашлялся. Иссохшиеся костлявые руки потянулись к стакану. Жадно пригубив воды, Яков Омутов почти выронил стакан из слабых дрожащих пальцев, тяжело отдышался и продолжил рассказ: - А дальше жизнь моя круто разделилась на до и после. Радости мои на этом закончились. Вскоре война с фашистами началась. Блокаду, слава богу, мне пережить не довелось - эвакуировали нас. И три года прожили мы в старом холодном бараке, где зимой стены изнутри промерзали. Варвара, с ног сбивалась, чтобы и работать и за мной ухаживать. Да и после войны были сплошные голод и разруха. Из дома я не выходил вовсе. Это недавно начали появляться кресла разные. А в то время и разваливающуюся коляску было не сыскать. На балкон выползти - будто на курорт съездить. Так и жили. Ладно, квартира у семьи уже была. Я в комнате своей лежал. Пил при первой возможности. Сдал сильно. И себя за беспомощность свою ненавидел и на детей с Варей всё время орал: то, чтобы ко мне не лезли, то наоборот, что всем на меня наплевать. Жена целыми днями пахала, чтобы меня с детьми прокормить. Детям, а потом и внукам целыми днями внушалось, что этого и того нельзя, потому что отцу и деду на лекарства нужно отложить. А они от меня поначалу отдалились, а потом и вовсе сторониться стали. Конечно, на день рождения или ещё на какой праздник меня поздравить - это было. Зайти в комнату, подарок принести - постельное бельё новое, тортик вместе перекусить. А что ещё старику неходящему дарить? В другие дни ко мне в комнату зачастую и не заглядывали вовсе. При первой возможности из дома все разъехались. Сын – гордость моя – большим человеком стал, карьеру сделал. И забыл нас вовсе. Словно стеснялся. Не приезжал, матери не писал. Ладно меня, даже её с днем рождения ни разу не поздравил. Варя тайком газеты, где про него написано находила, да в комод прятала. А после украдкой до дыр зачитывала. Только жена со мной так всю жизнь бедная и прожила. Уж не знаю, был у неё кто на стороне, нет... Я то на ней частенько срывался понапрасну - слов не выбирал. Больше то не на ком. Присядет бывало рядышком новости да сплетни рассказать, а я её матюками встречаю да провожаю. Всё бесился я, что к койке прикован. Да ещё досада одолевала, что грош цена мне, как мужчине. Попортил я ей нервов, до сих пор противно. Да ничего не исправишь уже. А Варенька всё терпела, да прощала. Святая женщина. Обхаживала она меня лет пятнадцать. Верой и правдой. А потом в архив сходила. Документы рассекретили после смерти Сталина кое-какие. Ну и нашла в тех записях всё. И кто при каких обстоятельствах Савушку расстрелял, и объяснительные мои с показаниями, и приказ мне о поощрении за уничтожение контрреволюционера при побеге... Домой пришла, выдала мне всё. Будто обухом по голове. Мне даже ответить было нечего. Потом на кухне проплакала всю ночь. А под утро вздёрнулась там же Варенька моя. На кухоньке-то. А я здесь лежал, в этой самой кровати. Слышал её приготовления последние, да помешать не мог. Кричал поначалу, потом пополз на кухню. А она уже в петле висит... Потом совсем тоска началась. Больше я в жизни стал никому не нужен. С тех самых пор жизнь для меня в этой комнате остановилась. Год за годом, каждый новый день до исступленья тосклив и похож на предыдущий. Я здесь, как мумия живая лежу. Только сообщать стали: сын умер, дочь умерла, а на днях внучка, Наташа, скончалась. Добрая она была. Точно Варя, да пить начала. Так и спилась до смерти. Одна Марина – правнучка, за мной убирает… Когда вспомнит. Будто повинность отрабатывает. И та ко мне в комнату может за несколько дней ни разу не зайти. Я то ей ни коим образом не нужен. У ней забот на рынке хватает. Мясом там торгует. Всё никак не дождётся, когда квартира освободится. Я - последнее препятствие между ней и квартирой... *** Старик попробовал повернуться и застонал от боли: - Давно уже мне канитель эта надоела. На том свете меня уже заждались поди. Видишь, как с тобой разоткровенничался? Будто исповедуюсь. И то правда, недолго мне уже... Сколько уже можно лежать здесь как Кощею. Яков Омутов, словно искал сочувствия у собеседника, вываливая ему всё, что так томило его в одиночестве долгие годы: - Давно прошло то время, когда я радовался, что Смерть обманул. Смогла косая обставить дело так, что теперь уже она меня водит за нос. Вернула мне сполна за мою хитрость. В прошлый раз ко мне не вовремя пришла, а сейчас и опаздывать не спешит. Я уже больше полста лет назад первый раз попросил мне родных шоколад принести. Простился со всеми, да съел его со смаком. Думал: напоследок поем, да встречу старуху с косой. А она меня обманула почище, чем я её. Жду её появления, видишь, - с каким нетерпением. Теперь у всех нечастых гостей прошу шоколад. Уже не чтобы поесть, чтобы бабу с косой позвать. Он снова закашлялся: - Но теперь уже точно недолго осталось. Я чувствую её близость. Тот холод, который от неё исходит, я на всю жизнь запомнил. Вот прямо сейчас пальцы холодеют. Она уже где-то рядом. Я не боюсь. Я её жду. Яков снова застонал и поморщился от боли. Журналист выключил диктофон, убрал телефон в сумку и встал: - Ну, раз уж ты так хорошо чувствуешь мой приход, взгляни ещё раз. Вместо находившегося здесь только что молодого человека перед стариком снова стояла бледная старуха с огромными пустыми глазницами. Даже на ожидавшего её появление, она наводила леденящий трепет. Ничего не чувствовавший дед, снова ощутил, как кровь стынет в его жилах. Старик изо всех оставшихся сил набирался последней храбрости: - Я не боюсь тебя. Я так долго ждал. Я даже рад твоему появлению... - А почему ты решил, что я пришла за тобой? - рассмеялась Смерть ему в лицо. - Мне нравится видеть тебя таким. Пожалуй, я действительно полноценно расквиталась с тобой за насмешку. Кстати, притча, которую ты помнил с детства, на этом не заканчивалась. Если бы ты знал её полностью, возможно сделал бы правильные выводы. Он служил раджой в одном восточном городе. Мне не нужна была его смерть. Я пришла предупредить. Он вёл праздный образ жизни, занимая высокое положение в обществе. У него было всё: власть, деньги, образование, а сам раджа оказался совершенно никчёмным. Его интересовали только женщины и возлияния. Имея огромные возможности, он попусту прожигал жизнь. Так не могло продолжаться. Думаешь, раджа и вправду решил, что смог обмануть меня? Ну, может быть только в первый момент. Люди в большинстве своём слишком самоуверенны. Многие искренне полагают, что могут переиграть того, кто держит в руках нити их жизни, и управляет ими, словно марионетками. Достаточно взглянуть глубже, и станет понятно, что обмануть меня человек может только в одном случае - если я сама того пожелаю. Тогда уже можно догадаться, для чего это нужно мне… У него, в отличие от тебя, хватило ума сообразить, что, если я не забрала его с собой, значит в этом был определённый смысл. Наша беседа не прошла даром. Он изменился. Стал помогать горожанам, нуждающимся. Стал заботиться о тех, кто был в его власти. Его людям стало лучше жить. Они перестали бояться и ненавидеть раджу, а начали любить и уважать. Дальнейшая жизнь его была долгой и счастливой, а мудрецом люди прозвали его уже в глубокой старости. Для большинства современников главным событием в жизни раджи стала наша встреча. Это и послужило основой истории, передаваемой из поколения в поколение. Сам же раджа до конца дней считал самым важным, что сумел измениться. Однако, люди, передавая историю из уст в уста, выплеснули с водой и младенца. Упустили самое важное. Человек не хочет думать, что им управляют, как куклой. Что каждую секунду он целиком и полностью в моей власти. И что если я посчитаю что пришло время, в следующий миг он перестанет существовать. Человеку гораздо приятней полагать, что он имеет шанс обвести меня вокруг пальца. Люди считают, что, обманув меня, станут счастливее. Смерть с насмешкой смотрела на внимающего ей беспомощного старика: - Им невдомёк, что они, сами того не ведая, пытаются нарушить замысел Творца. Так вот, раджа, изменившись, прожил долгую и счастливую жизнь. Будучи уже очень почтенным старцем, он собрал своих близких и попрощался с ними. Затем вышел на главную городскую площадь, и, поклонившись в ноги жителям, попросил у них прощения. После раздал небольшой мешок с деньгами людям и отправился на рынок. Обошёл его почти весь, пока не увидел маленькую девочку, продающую одну единственную пару лакированных туфель. Он склонился над ней: - Прекрасное дитя! Откуда ты взялась здесь? И позволишь ли ты мне купить эти туфли? - Я отдам тебе их даром, - ответила девочка, улыбнувшись. - Я знала, что ты придёшь сегодня за туфлями. Обуйся и ступай вместе со мной. - О, Великий раджа! - обратился к нему стражник, следовавший по пятам за владыкой. - Вы ведь помните уговор со Смертью. Она придёт за Вами. - Она уже здесь, - воскликнул, рассмеявшись, старец. - И я готов выразить ей почтение за главный урок в жизни! За несколько десятилетий счастья. И за возможность покинуть этот мир с лёгким сердцем. Чаще мне хотелось бы представать перед смертными в таком облике. Приятнее встречать души, когда они покидают его в гармонии. И они ушли вместе. Девочка увела его по дороге, ведущей в горы. Больше раджу никто никогда не видел. Действительно немногие способны понять, для чего я порой даю им ещё немного времени. Раджа это сумел. - Поучительно, - прокряхтел старик. - Я никогда мудрецом не был. И отмучился за свои грехи сполна. - Мучения за грехи будут ждать тебя потом, - снова усмехнулась она. - А здесь ты сможешь протянуть, пожалуй, ещё несколько лет. В назидание другим. Чтобы было неповадно шутить со мной. - Что?! Разве ещё не сейчас? Да сколько же можно терпеть это?! - взмолился старик. - Что же, я предоставлю тебе выбор. Я могу оставить всё как есть. Или забрать тебя, но положить в эту кровать Марину. Она такая же бессердечная, как и ты. Её тоже следует проучить. - Нет. Не надо Марину, - прошептал он, с трудом приподнимая руку, будто защищаясь от собеседницы. - Я никому не пожелаю такой судьбы. - Да брось! – оскалилась Смерть. – Это она, когда Наташа спилась до белочек, сдала мать в психушку и договорилась со знакомым врачом, чтобы её «залечили». А на следующей неделе она отправит туда и тебя – напрасно ты рассказал ей про историю про меня и шоколад… Ты прекрасно знаешь, что твоя правнучка заслуживает подобной участи. - Ты права, Марина ужасный человек. Но я так не хочу! - В его голосе прозвучали решимость и твёрдость. - Уверен?! - продолжала насмехаться, приблизившись вплотную, зловещая гостья. И он покрылся мурашками от холодного дыхания Смерти. - Ты уже пролежал в этой постели три четверти века. Смотри, я ведь могу и вовсе забыть о тебе! Старик снова застонал. На глазах его выступили слёзы. - Нет! Я сказал тебе нет! - Захлёбывающийся в кашле голос выдавал злость и отчаяние. - Я не хочу больше, чтобы из-за меня страдал кто-то ещё! Довольно! Сколько бы мне не пришлось лежать здесь, как мумии! Хватит! Уходи! Пошла вон! Он сделал попытку приподняться, сморщенная дрожащая рука тряслась, сжимаясь в кулак. Дед смотрел на Смерть вызывающе, с упрямством и презрением. Не такой ожидал он результат от этой встречи. Но страх, леденящий душу, при взгляде на эти огромные, пустые, предвещающие ужас и вечные муки глазницы, уступал безумной наглости человека, уверенного в своей правоте. Убеждённого в том, что больше ни при каких обстоятельствах не отправит на страдания никого другого. Впереди ещё будет достаточно времени пожалеть о своём теперешнем решении. А в эту секунду он испытывал равное отвращение, как к собственному малодушию - спутнику всей жизни, так и по отношению к Смерти, предлагающей гнилую сделку. Невесть откуда взявшаяся отчаянная храбрость придавала силы возражать той, которая держала в руках нити его жизни. Наверное, не будь он парализован, тотчас бы бросился на неё в рукопашную, ни секунды не задумываясь о последствиях. Нашарив слабыми пальцами стакан на стуле, старик попытался швырнуть им во врага, но стекло только выскользнуло на пол из немощной руки. Краткая вспышка ярости отняла последние силы. Безвольно упав на спину, он вновь глухо прохрипел: - Пошла вон! Дышать было нечем. Его выворачивало наизнанку. В глазах лопнули сосуды и больше он уже ничего не мог разглядеть. Смерть склонилась над стариком и едва слышно прошептала почти с нежностью: - Как же долго ты шёл к этому! Я уж было думала, что вообще никогда не придёшь. Она поцеловала его промеж закрытых век. С последним выдохом, старик испустил дух. Удивившись, обнаружил он собственное бездыханное тело, распростёртое на кровати. Мучительная боль, давно вросшаяся в безвольную плоть, вдруг разом исчезла, и облегчение принесло давно забытое чувство радости. Неведомая сила повлекла куда-то вверх... *** Посетитель вышел из комнаты и направился к гардеробу. Обувшись, он наскоро накинул плащ и повернулся к двери. - Как там дед? - вдруг поинтересовалась, вышедшая из кухни, Марина. - Ему стало легче, - ответил репортер. - Сейчас его ничего не беспокоит. - Да сколько же это всё будет ещё продолжаться?! - вдруг в истерике всплеснула руками хозяйка. - Никаких сил моих больше нет! Хоть бы он сдох уже! Никакой жизни! Ни мне, ни ему! Ещё немного, и скоро уже я так слягу вместе с ним! Она тяжело опустилась на колени и принялась реветь навзрыд. Полные руки, с золотыми кольцами на каждом пальце, закрыли лицо, скрывая слёзы от журналиста. - Вот по этому поводу можно не переживать! - глухо рассмеялся гость. - Он позаботился, чтобы этого не случилось. - Позаботился? - не понимая переспросила Марина. - Что же мне делать-то? Марина будто интуитивно почувствовала, что посетитель может дать ей точный ответ. Она вдруг с удивлением поняла, что уже не снисходительно говорит с журналистом свысока, а почему-то, как в школе, когда не знала ответ, надеется на помощь учителя… - Сходи в церковь. Ты ведь там так давно не была, - собеседник понизил голос, медленно и отчётливо проговаривая каждое слово и почему-то перешёл на «ты». - Найди хорошего батюшку и поговори с ним по душам. Тебе есть, что ему рассказать. Где ещё, как не в храме, сможешь найти ответы на свои вопросы. - А ты-то кто такой?! – хозяйка со злостью выпрямилась. - Пришёл тут - советчик! Вместо ответа посетитель молча обернулся к женщине. Её обдало леденящим холодом. Мурашки мгновенно покрыли всю спину и гримаса ужаса отобразилась на лице. Марина замерла не в силах отвести глаз и что-нибудь произнести. Так они и стояли несколько секунд молча, глядя друг на друга. Одна - с издевательской насмешкой и бесконечностью вселенской тьмы, другая - трепеща всей душой. - Сходи в церковь, - тихо повторила Смерть. - У тебя ещё есть немного времени. - Иначе это пригодится уже тебе, - она вложила хозяйке в руку шоколадку. Женщина сначала инстинктивно взяла плитку, а потом истерично отбросила её подальше, словно змею. Напоследок усмехнувшись ещё раз, Смерть развернулась и вышла вон. Жестокий дождь отбивал гулкой дробью так громко, будто старался достучаться до самых дальних уголков души. Промозглый ветер, врывавшийся с улицы, не уступал колючему холоду, щемящему в груди. Марина долго в оцепенении смотрела на открытую настежь дверь, не в силах пошевелиться. Ужас, не отпуская, сжимал бешено колотившееся сердце, а разум уже погружался в тяжёлые раздумья... * Memento mori – (лат. Помни о смерти) Автор: Сергей Полищук

Однажды с ме.рт.вя.чиной столкнулась. Незнаю, на тот момент, что это было. Просто неделю я лежала лицом к стене, не ела, не пила, не ходила в уборную... И думала только о том, как я буду выглядеть, когда меня хоронить будут. Какая я буду красивая в гробу... На улице лето, солнце, птички поют, мне 20 лет, а я о могиле думаю... Ничего не предвещало, просто так случилось. И холод чувствовала. Не так, как будто замёрзла, а.. какой-то другой, замогильный холод. Мама с ума сходила, не могла понять, что со мной....