Борщевик шагает по стране
Часть 2 глава 5
Мозалев
Это был давно позабытый запах армейских сапог, как правило, состоящий из ароматов детского крема и гуталина, которыми их смазывали в армии. Я вспомнил его не сразу, а лишь когда упал на пол, корчась в агонии от резких ударов по лицу, животу и паху.
Хотя по лицу били мало, в основном в живот. Да еще так болезненно, что сразу хотелось провалиться под землю. Но вот только потеря сознания явно не входила в планы моих истязателей, иначе я бы с первых же минут ушел в забытье. Нет, они хотели общения, только вот подход выбрали грубоватый.
— Что ты делал на поляне, мешок с дерьмом? — крикнул пропахший потом военный и в очередной раз приложился по мне кулаком. — Я тебя спрашиваю, гнида, что ты там забыл?!
— Я не гнида, — попытался было запротестовать я, но тут же осознал свою ошибку, так как в очередной раз выхватил несколько ударов в живот.
— Молчать, тварь, говорить будешь, когда я спрашиваю. Тебе ясно?!
Потом еще удар, после которого у меня пошла странная судорога, уходящая куда-то вглубь живота. Я стал задыхаться. Затем, ощутив крепкую кисть на горле, я увидел своего истязателя.
Это был крепкого вида солдат, вернее, офицер, глаза которого имели удивительную способность переливаться при тусклом свете, позволяя запечатлеть уникальный природный зеленовато-коричневый феномен с яркими искрами вокруг. Я даже немного залюбовался.
— Что ты лыбишься, придурок, совсем уже поехал? — закричал на меня офицер. — На поляне, спрашиваю, что делал?
И тут он меня отпустил, видно, чувствуя, что необходимо дать некоторый отдых, иначе я даже отвечать не смогу. Я выдохнул. Резкие боли почти парализовали мое тело, но резкость, с которой они пришли, также проявилась и в их отступлении, во всяком случае для возможности давать ответы.
— Я искал образцы, — выдохнул я, — борщевик, я хотел найти борщевик.
— Да ты там траншею вырыл, придурок, ты кого лечишь? Ты за идиота меня держишь?
— Нет, нет, — запротестовал я, подымая руки. — Нет, я правда искал образцы. Я искал образцы!
— Какие еще образцы? Как ты узнал про бункер? Говори, гадина.
И он снова ударил меня в живот, да так, что мне показалось, я сейчас выплюну свои внутренности. Боль, сколько же ее было лишь от простых ударов! Признаться, раньше я бы никогда не подумал, что можно так мучить одними ударами в живот.
— Я слышал лишь об экспериментах и о том, что возле Гадюкино наблюдали странное цветение на болотах. Больше я ничего не знаю, правда.
Тут лицо красного офицера приблизилось ко мне почти вплотную и эти узорчатые глаза, оказавшиеся вполне себе коричневыми, стали внимательно меня разглядывать.
— Считаешь меня идиотом, да? Думаешь, я совсем ничего не понимаю? Ах ты, ученая гнида, продался американцам, да? Решил, что самый умный здесь? Подзаработать на тайне родины решил?
— Я просто собирал образцы, какие американцы? Я вообще не понимаю, о чем вы говорите. Все, что я делал, это собирал образцы.
Но офицер меня уже не слушал, а снова начал обрабатывать мой несчастный живот, издевательски при этом ухмыляясь.
— Нет, ты мне все расскажешь. Все до мелочей, гнида. А может, ты еще кому продался, давай рассказывай, иначе до смерти забью!
— Лих, журналист, вот кто мне сказал о возможной зоне рассадки изначального борщевика. Но не больше! То, что я нашел ваш бункер — это случайность.
— Заговорил-таки, — довольно процедил офицер, закатывая рукава. — Что ж, это хорошо, только вот немного поздно, потому что я уже кураж поймал. Теперь остановить меня сложнее будет. Сам понимать должен, контра поганая.
— Да остановитесь вы, какая контра, я просто ученый, исследую растения. Борщевик — одно из них. Давайте говорить разумно. Подождите, дайте мне возможность все объяснить.
— Объяснять ты будешь то, что надо мне. Где познакомился с этим журналистом? Полные данные.
— Он сам меня нашел. На аграрном форуме в Петербурге. У нашего института там презентация была. Вот Виктор Павлович меня там и нашел. Показал свои идеи. Я заинтересовался. А место он мне сам указал.
— Значит, ты просто любопытная ученая ворона, что решил все бросить и приехать сюда?
— Да.
— И в чем твой интерес? Что ты с этого получишь?
— Не знаю, это больше для моего опыта, я не задумывался об этом.
— Не ври мне, гадина! — закричал офицер. — Ты из кого дурака хочешь сделать? Думаешь, я идиот? Думаешь, глупые все?
Он поднес к моему носу кулак. И аккуратно, но твердо прочертил костяшками под носом линию.
— Вот вы где у меня. Лично тебе все зубы выбью. Если еще раз соврешь.
И, в принципе, он мне не соврал, так как в следующую пару минут я выплюнул передний зуб. Но только не от вранья, а так, по причине своей буржуазно-ученой классовости. По крайней мере, объяснено это было так.
Пропустив очередной удар, я закрыл глаза. Кишечные спазмы окончательно забрали мои силы, не давая даже прикрывать голову. Я положил лицо на бетон. Теперь удары ощущались уже слабее и это вряд ли по причине усталости офицера. Просто я начинал понемногу привыкать. К боли, к страданиям. К странному ощущению безнадежности.
Вышкин
Наблюдая, как Ольга накрывает на стол, Федор не мог отделаться от мысли, что все это театр, где один человек пытается сделать вид, что все хорошо, а второй криво пытается подыграть ему в этом, но в результате у обоих получается странная сжатая клоунада, от которой неловко всем.
Он проводил глазами тарелку, вилку, ложку. Все появлялось четко, медленно, с явным желанием выступить как можно лучше, пока, наконец, в дело не вступил борщ, разбавляя кухню своим свекольным ароматом.
— Да говори уже! — не выдержал он, когда она стала наливать чай. — Давай, выскажись, не тяни резину.
Молчаливо доливая до краев, она аккуратно обошла его и села напротив, точно так же налив и себе.
— Да что говорить? И так все ясно, — сухо заметила Ольга. — Давай просто поужинаем.
Вышкин внимательно посмотрел на любимую. Раньше подобные игры вызывали у него умиление, но сейчас, когда на кону стояла жизнь ее брата, все принимало несколько иной оборот.
— Я делаю все, что могу. Это Гадюкино как бездонная яма какая-то! Все, что попадает туда, словно исчезает куда-то. Я ведь не могу безвылазно там сидеть. У меня тоже работа есть, которая, между прочим, нас кормит.
— Я понимаю, — вздохнула Ольга и посмотрела в окно.
— Оль, ну заявление ведь подано. Его ищут. Просто нужно время. Он видный ученый, его обязательно найдут. Таких людей нельзя просто так списать в утиль.
— А мне Николай Семенович сказал, что уже замену ему подыскивают для экспедиции. Что пропажа пропажей, а исследования проводить нужно, да и спонсоры ждать не будут.
— Ты звонила Плейшнеру?
— Да, хотела узнать, что он обо всем этом думает, — Ольга задумчиво помешала ложечкой чай. — Только вот ему, видимо, до фонаря. Пропал и пропал человек.
— Я бы не сказал так. Просто он ничего не может сделать.
— Да из вас никто ничего не может сделать, — Ольга выдохнула и положила ложку. — Ладно, ужинай, я пойду стирку запущу. Все равно жизнь продолжать надо, верно ведь?
Он поднял на нее глаза. Этот взгляд… Его невозможно было спутать ни с каким другим. Большие, словно чарующие глаза так и норовили увести куда-то по волшебной ведьминой тропе ее притягательного очарования.
— Я найду его, обещаю. Мне просто нужно больше времени. Полковник не слезет, пока мы этого горе-террориста не закроем. Ему очень нужен этот результат.
— Так закрывай! — бросила она, подергивая плечами. — Делай как тебе лучше.
Оставшись наедине с самим собой, Вышкин ткнул ложкой в борщ. В этот раз он вышел наваристый, вкусный, такой получается, когда она сильно злится и начинает готовить. Впрочем, это касалось не только готовки, злость ей вообще во всем помогала. А тут еще и единственная родня, след которой терялся в какой-то глухомани.
Но ничего. Он обязательно его найдет. Кому как не ему вообще это под силу? Вышкин подобрал кусок мяса и задумчиво положил в рот. Он ведь ФСБшник. Он справится. Иначе просто не сможет смотреть в глаза любимой жене, которая если и возлагает надежды, то только на него.
— Да черт меня дери! — наконец буркнул Вышкин, кладя ложку в борщ. — Оля, ну хорошо, я понял. Надо срочно все бросить и найти твоего брата. Только умоляю, давай без этих сцен. Слышишь?
Он поднялся со стула и прошел в зал, где, работая утюгом, его любимая накидывала очередную рубашку на доску.
— Я тебя услышал. Завтра же попробую что-то нарыть. Так тебя устраивает? А?
Она повернулась к нему. Недоверие даже сейчас скользило в ее красивых глазах.
— Это мой брат. Я не могу оставить его там. Ведь если не можешь сделать ты, это сделаю я. И уж тогда им точно всем не поздоровится.
— Я понял, понял. Я знаю, что у меня сжатые сроки, только прошу — давай без этих сцен. Я не могу их долго выносить. Ты же знаешь.
— Знаю, — она мягко провела пальцем по его волосам у виска, — потому и иду тебе сейчас навстречу.
Вышкин закрыл глаза и улыбнулся. Эти поцелуи за долгие двадцать лет так и не смогли ему надоесть.
Заврин Даниил