Максим Расторгуев, заведующий хирургическим отделением, получил диплом тогда, когда НГМУ был ещё медицинской академией, в 2001 году. После интернатуры по хирургии работал в соседнем районе, в Купинской ЦРБ, затем переезд в Карасук, и два года в узловой больнице. С 2011 года – у нас.
Двадцать два года в хирургии, срок немалый, а опыт считает самым обычным для районного хирурга.
– Приходится заниматься всей патологией, которая есть у жителей района – детская, абдоминальная, торакальная, нейрохирургия, урология, травматология. Если в областных больницах профильные специалисты и отделения, то у нас одно – общей хирургии, и каждый – хирург широкого профиля, – говорит Максим Вячеславович.
– А вы почему выбрали именно хирургию?
– Наверное, благодаря своим наставникам в академии, это они скорее определили.
– Свою первую операцию помните?
– Одиннадцатого ноября в 1999-ом году ассистентом с профессором Моцартовым делали холецистэктомию.
– Не было желания сменить профиль на специальность полегче?
– А какая полегче? У медика не бывает работы полегче. Всё зависит от того, как к ней относиться. Ещё на старте врач может быть прекрасным терапевтом и плохим хирургом. Если наставники вовремя замечают эти нюансы, помогают, и в самом человеке ещё что-то есть, то всё складывается и получается хороший хирург.
Свой личный счёт сделанным за столько лет операциям он не ведёт, но среднее арифметическое мы всё-таки вывели. За триста шестьдесят пять дней планово и экстренно – 150-200 операций. А среди них и такие, когда не по одному часу со скальпелем в руках. Вот как посчитать, сколько времени хирург у операционного стола стоит?
– Онкологи, хирурги – про них говорят, что за плечами у каждого своё кладбище. И не обрасти тут толстой шкурой, не закрыться профессиональным цинизмом. Это так?
– Каждая смерть – серьёзное переживание. Всегда есть сомнения – что можно было сделать, чего не было сделано, чтобы не повторялось то, что случилось. Хотя сам понимаешь, что всё было по максимуму. Операция – это всегда риск и порой непредсказуемость, не зависящая от квалификации медработников. Бывают ситуации, когда очень сложно помочь человеку – тяжёлая травма после аварии, запущенный случай, потому что пациент возрастной. И все наши совместные старания, а операция – это работа не одного человека, а целого коллектива, оказываются напрасными. Острее переживается, когда можно было помочь, а человек уходит.
А ещё он уверен, что только команда, только работа в коллективе от хирургического вмешательства до послеоперационного ухода – залог успеха любой операции. Это когда даже взгляда не надо – все и так знают что делать. И так не только в хирургии. Нет профессии в медицине, где бы врач единолично чем-то помог. Тем более здесь в отделении, где нет временных и случайных людей.
– Максим Вячеславович, было в практике что-то, особенно запомнившееся?
– Как правило, это патологии, которые бывают крайне редко. Или ножевое ранение в сердце. Да, такие случаи запоминаются.
– То есть, в основном, плановые операции, конвейер своего рода?
– Нет, ни в коем случае не конвейер. У нас к каждому пациенту индивидуальный подход. Мы же имеем дело не только с патологией – удалил-вырезал. Одинаковых людей не бывает, и каждая операция – отдельный случай. Как и после неё – кому-то очень важно общение, другому нужна медикаментозная терапия.
– Каждый пациент на операционном столе засыпая от наркоза, молится, чтобы всё было хорошо. А хирург?
– Хирург максимально делает всё, чтобы так и было.