Литературный Клуб Марии Авериной

Дятлы морзянку стучат по стволам: "Слушайте, слушайте! Новость встречайте! С юга весна приближается к нам! Кто еще дремлет? Вставайте, вставайте!" Ветер тропинкой лесной пробежал, Почки дыханьем своим пробуждая, Снежные комья с деревьев сметая, К озеру вышел и тут заплясал. Лед затрещал, закачался упрямо, Скрежет и треск прозвучал в тишине. Ветер на озере, точно в окне, С грохотом выставил зимнюю раму. Солнце! Сегодня как будто их два. Сила такая и яркость такая! Скоро, проталины все заполняя. Щеткой зеленой полезет трава. Вот прилетели лесные питомцы, Свист и возню на деревьях подняв. Старые пни, шапки белые сняв, Желтые лысины греют на солнце. Сонный барсук из норы вылезает. Солнце так солнце, мы рады - изволь! Шубу тряхнул: не побила ли моль? Кучки грибов просушить вынимает. Близится время любви и разлук. Все подгоняется: перья и волос. Зяблик, лирически глядя вокруг, Мягко откашлявшись, пробует голос. Пеной черемух леса зацвели, Пахнет настоем смолы и цветений. А надо всем журавли, журавли... Синее небо и ветер весенний! __________ Эдуард Асадов Весна в лесу Фото: 1984 г. РИА Новости #poem_averinaclub

Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку. На меня наставлен сумрак ночи Тысячью биноклей на оси. Если только можно, Aвва Oтче, Чашу эту мимо пронеси. Я люблю твой замысел упрямый И играть согласен эту роль. Но сейчас идет другая драма, И на этот раз меня уволь. Но продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути. Я один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить — не поле перейти. _________ Борис Пастернак Гамлет На фотографии В.Высоцкий в роли Гамлета #poem_averinaclub

Покроется небо пылинками звезд, и выгнутся ветки упруго. Тебя я услышу за тысячу верст. Мы — эхо, Мы — эхо, Мы — долгое эхо друг друга. И мне до тебя, где бы ты ни была, дотронуться сердцем нетрудно. Опять нас любовь за собой позвала. Мы — нежность, Мы — нежность. Мы — вечная нежность друг друга. И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга, я знаю с тобой не расстанемся мы. Мы — память, Мы — память. Мы — звездная память друг друга. _________ Роберт Рождественский Эхо любви Фото с сайта #poem_averinaclub

Через час отсюда в чистый переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир, а я вам открыл столько стихов шкатулок, я — бесценных слов мот и транжир. Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста Где-то недокушанных, недоеденных щей; вот вы, женщина, на вас белила густо, вы смотрите устрицей из раковин вещей. Все вы на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош. Толпа озвереет, будет тереться, ощетинит ножки стоглавая вошь. А если сегодня мне, грубому гунну, кривляться перед вами не захочется — и вот я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам я — бесценных слов транжир и мот. _________ Владимир Маяковский Нате! Фото с сайта #poem_averinaclub

У каждого из нас на свете есть места, Куда приходим мы на миг уединиться, Где память, как строка почтового листа, Нам сердце исцелит, когда оно томится. Чистые пруды застенчивые ивы, Как девчонки смолкли у воды, Чистые пруды, веков зеленый сон, Мой дальний берег детства, Где звучит аккордеон. И я спешу туда, там льется добрый свет, И лодки на воде как солнечные пятна, Отсюда мы с тобой ушли в круженье лет, И вот я снова здесь, и ты придешь обратно! Чистые пруды застенчивые ивы, Как девчонки смолкли у воды, Чистые пруды, веков зеленый сон, Мой дальний берег детства, Где звучит аккордеон. Однажды ты пройдешь бульварное кольцо, И в памяти твоей мы встретимся, наверно, И воды отразят усталое (знакомое) лицо, И сердце исцелят и успокоят нервы. Чистые пруды застенчивые ивы, Как девчонки смолкли у воды, Чистые пруды, веков зеленый сон, Мой дальний берег детства, Где звучит аккордеон. У каждого из нас на свете есть места, Что нам за далью лет все ближе, все дороже, Там дышится легко, там мира чистота, Нас делает на миг счастливее и моложе. Чистые пруды застенчивые ивы, Как девчонки смолкли у воды, Чистые пруды, веков зеленый сон, Мой дальний берег детства, Где звучит аккордеон. __________ Леонид Фадеев Чистые пруды На фотографии И. Тальков (исполнитель песни) Фото с сайта #poem_averinaclub

- Отдать тебе любовь? - Отдай! - Она в грязи... - Отдай в грязи!.. - Я погадать хочу... - Гадай. - Еще хочу спросить... - Спроси!.. - Допустим, постучусь... - Впущу! - Допустим, позову... - Пойду! - А если там беда? - В беду! - А если обману? - Прощу! - "Спой!"- прикажу тебе.. - Спою! - Запри для друга дверь... - Запру! - Скажу тебе: убей!.. - Убью! - Скажу тебе: умри!.. - Умру! - А если захлебнусь? - Спасу! - А если будет боль? - Стерплю! - А если вдруг - стена? - Снесу! - А если - узел? - Разрублю! - А если сто узлов? - И сто!.. - Любовь тебе отдать? - Любовь!.. - Не будет этого! - За что?! - За то, что не люблю рабов. _________ Роберт Рождественский Отдать тебе любовь? Фото с сайта #poem_averinaclub

«Я завещаю себя грязной земле, пусть я вырасту моей любимой травой. Если снова захочешь увидеть меня, ищи меня у себя под ногами.» Уолтер Уитмен (англ. Walt Whitman), родившийся в Хантингтоне, на Лонг-Айленде, работал журналистом, учителем, правительственным клерком и, помимо публикации своих стихов, был волонтером во время Гражданской войны в США. В начале своей карьеры он также написал роман в стиле эпохи Возрождения «Франклин Эванс» (1842). Уитмен - новатор свободного стиха (верлибра), певец счастья и света, ликований и надежд, любви и товарищества – великий бард Америки девятнадцатого века. «Листья травы» - сборник стихотворений Уолта Уитмена, в свое время взбунтовавший Америку, ставший одним из важнейших литературных событий XIX века. Работа была впервые опубликована в 1855 году за его собственный счет. Она была попыткой установить связь с обычным человеком, сделанной с подлинно американским размахом. Он продолжал расширять и пересматривать эту работу до самой своей смерти в 1892 году. Мы отобрали для вас 10 цитат из этого легендарного сборника: 1. Я знаю, что лучшее место - мое, и лучшее время - мое, еще никто не измерил меня и никогда не измерит. <...> Но каждого из вас, мужчин и женщин, я возвожу на вершину горы, Левой рукой я обнимаю ваш стан, А правой указываю на окрестные дали и на большую дорогу. Ни я, ни кто другой не может пройти эту дорогу за вас, Вы должны пройти ее сами. 2. Великие законы утверждаются сами собой и без возражений... 3. Ребёнок сказал: "Что такое трава?" - и принёс мне полные горсти травы, Что мог я ответить ребёнку? я знаю не больше его, что такое трава. 4. Ночью я открываю мой люк и смотрю, как далеко разбрызганы в небе миры... 5. Тебе, еще не рожденному, шлю эти строки, они ищут тебя. Когда ты прочитаешь их, я - раньше видимый - буду невидим, Теперь это ты - ощутимый, видимый, понимающий мои стихи, - ищешь меня, Ты мечтаешь, как радостно было бы, если бы я мог быть с тобой, стать твоим товарищем, Пусть будет так, как если бы я был с тобой. (И не будь слишком уверен, что меня с тобой нет.) 6. Море, вздуты холмами длинные твои берега, Море, широко и конвульсивно ты дышишь, Море, ты жизни соль, но вечно раскрыты могилы твои, Ты воешь от бешеных штормов, ты вихрями вздымаешь пучину, капризное, нежное море, Море, я с тобой заодно, я тоже многоликий и единый. Во мне и прилив и отлив, я певец примирения и злобы, Я воспеваю друзей и тех, кто спят друг у друга в объятьях. Я тот, кто провозглашает любовь. 7. Читая книгу, биографию прославленную, И это (говорю я) зовется у автора человеческой жизнью? Так, когда я умру, кто-нибудь и мою опишет жизнь? (Будто кто по-настоящему знает что-нибудь о жизни моей. Нет, зачастую я думаю, я и сам ничего не знаю о своей подлинной жизни, Несколько слабых намеков, несколько сбивчивых, разрозненных, еле заметных штрихов, Которые я пытаюсь найти для себя самого, чтобы вычертить здесь.) /перевод К.Чуковского/ 8. В каждой вещи я вижу Бога, но совсем не понимаю его, Не могу я также поверить, что есть кто-нибудь чудеснее меня. К чему мне мечтать о том, чтобы увидеть Бога яснее, чем этот день? В сутках такого нет часа, в каждом часе такой нет секунды, когда бы я не видел Бога, На лицах мужчин и женщин я вижу Бога и в зеркале у меня на лице, Я нахожу письма от Бога на улице, и в каждом есть его подпись, Но пусть они останутся, где они были, ибо я знаю, что куда ни пойду, Мне будут доставлять аккуратно такие же во веки веков. 9. Основа всего сущего — любовь. 10. Я не знаю, каково наше будущее, Но я знаю, что оно в свой черед окажется вполне подходящим и что оно непременно придёт. ___________________ Поэт Уолт Уитмен, 1860 г. Листья травы Фотограф и цифровой художник из Австрии Марио Унгер успешно занимается реставрацией и колоризацией старинных черно-белых снимков. В коллекции его работ вы найдете множество портретов известных людей. Фото с сайта #interesting_averinaclub #quote_averinaclub

В июне того года он гостил у нас в имении — всегда считался у нас своим человеком: покойный отец его был другом и соседом моего отца. Пятнадцатого июня убили в Сараеве Фердинанда. Утром шестнадцатого привезли с почты газеты. Отец вышел из кабинета с московской вечерней газетой в руках в столовую, где он, мама и я еще сидели за чайным столом, и сказал: — Ну, друзья мои, война! В Сараеве убит австрийский кронпринц. Это война! На Петров день к нам съехалось много народу, — были именины отца, — и за обедом он был объявлен моим женихом. Но девятнадцатого июля Германия объявила России войну... В сентябре он приехал к нам всего на сутки — проститься перед отъездом на фронт (все тогда думали, что война кончится скоро, и свадьба наша была отложена до весны). И вот настал наш прощальный вечер. После ужина подали, по обыкновению, самовар, и, посмотрев на запотевшие от его пара окна, отец сказал: — Удивительно ранняя и холодная осень! Мы в тот вечер сидели тихо, лишь изредка обменивались незначительными словами, преувеличенно спокойными, скрывая свои тайные мысли и чувства. С притворной простотой сказал отец и про осень. Я подошла к балконной двери и протерла стекло платком: в саду, на черном небе, ярко и остро сверкали чистые ледяные звезды. Отец курил, откинувшись в кресло, рассеянно глядя на висевшую над столом жаркую лампу, мама, в очках, старательно зашивала под ее светом маленький шелковый мешочек, — мы знали какой, — и это было трогательно и жутко. Отец спросил: — Так ты все-таки хочешь ехать утром, а не после завтрака? — Да, если позволите, утром, — ответил он. — Очень грустно, но я еще не совсем распорядился по дому. Отец легонько вздохнул: — Ну, как хочешь, душа моя. Только в этом случае нам с мамой пора спать, мы непременно хотим проводить тебя завтра... Мама встала и перекрестила своего будущего сына, он склонился к ее руке, потом к руке отца. Оставшись одни, мы еще немного побыли в столовой, — я вздумала раскладывать пасьянс, — он молча ходил из угла в угол, потом спросил: — Хочешь, пройдемся немного? На душе у меня делалось все тяжелее, я безразлично отозвалась: — Хорошо... Одеваясь в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой вспомнил стихи Фета: Какая холодная осень! Надень свою шаль и капот... — Капота нет, — сказала я. — А как дальше? — Не помню. Кажется, так: Смотри — меж чернеющих сосен Как будто пожар восстает... — Какой пожар? — Восход луны, конечно. Есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах: «Надень свою шаль и капот...» Времена наших дедушек и бабушек... Ах, боже мой, боже мой! — Что ты? — Ничего, милый друг. Все-таки грустно. Грустно и хорошо. Я очень, очень люблю тебя... Одевшись, мы прошли через столовую на балкон, сошли в сад. Сперва было так темно, что я держалась за его рукав. Потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально блестящими звездами. Он, приостановясь, обернулся к дому: — Посмотри, как совсем особенно, по-осеннему светят окна дома. Буду жив, вечно буду помнить этот вечер... Я посмотрела, и он обнял меня в моей швейцарской накидке. Я отвела от лица пуховый платок, слегка отклонила голову, чтобы он поцеловал меня. Поцеловав, он посмотрел мне в лицо. — Как блестят глаза, — сказал он. — Тебе не холодно? Воздух совсем зимний. Если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня? Я подумала: «А вдруг правда убьют? и неужели я все-таки забуду его в какой-то короткий срок — ведь все в конце концов забывается?» И поспешно ответила, испугавшись своей мысли: — Не говори так! Я не переживу твоей смерти! Он, помолчав, медленно выговорил: — Ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне. Я горько заплакала... Утром он уехал. Мама надела ему на шею тот роковой мешочек, что зашивала вечером, — в нем был золотой образок, который носили на войне ее отец и дед, — и мы перекрестили его с каким-то порывистым отчаянием. Глядя ему вслед, постояли на крыльце в том отупении, которое всегда бывает, когда проводишь кого-нибудь на долгую разлуку, чувствуя только удивительную несовместность между нами и окружавшим нас радостным, солнечным, сверкающим изморозью на траве утром. Постояв, вошли в опустевший дом. Я пошла по комнатам, заложив руки за спину, не зная, что теперь делать с собой и зарыдать ли мне или запеть во весь голос... Убили его — какое странное слово! — через месяц, в Галиции. И вот прошло с тех пор целых тридцать лет. И многое, многое пережито было за эти годы, кажущиеся такими долгими, когда внимательно думаешь о них, перебираешь в памяти все то волшебное, непонятное, непостижимое ни умом, ни сердцем, что называется прошлым. Весной восемнадцатого года, когда ни отца, ни матери уже не было в живых, я жила в Москве, в подвале у торговки на Смоленском рынке, которая все издевалась надо мной: «Ну, ваше сиятельство, как ваши обстоятельства?» Я тоже занималась торговлей, продавала, как многие продавали тогда, солдатам в папахах и расстегнутых шинелях кое-что из оставшегося у меня, — то какое-нибудь колечко, то крестик, то меховой воротник, побитый молью, и вот тут, торгуя на углу Арбата и рынка, встретила человека редкой, прекрасной души, пожилого военного в отставке, за которого вскоре вышла замуж и с которым уехала в апреле в Екатеринодар. Ехали мы туда с ним и его племянником, мальчиком лет семнадцати, тоже пробиравшимся к добровольцам, чуть не две недели, — я бабой, в лаптях, он в истертом казачьем зипуне, с отпущенной черной с проседью бородой, — и пробыли на Дону и на Кубани больше двух лет. Зимой, в ураган, отплыли с несметной толпой прочих беженцев из Новороссийска в Турцию, и на пути, в море, муж мой умер в тифу. Близких у меня осталось после того на всем свете только трое: племянник мужа, его молоденькая жена и их девочка, ребенок семи месяцев. Но и племянник с женой уплыли через некоторое время в Крым, к Врангелю, оставив ребенка на моих руках. Там они и пропали без вести. А я еще долго жила в Константинополе, зарабатывая на себя и на девочку очень тяжелым черным трудом. Потом, как многие, где только не скиталась я с ней! Болгария, Сербия, Чехия, Бельгия, Париж, Ницца... Девочка давно выросла, осталась в Париже, стала совсем француженкой, очень миленькой и совершенно равнодушной ко мне, служила в шоколадном магазине возле Мадлэн, холеными ручками с серебряными ноготками завертывала коробки в атласную бумагу и завязывала их золотыми шнурочками; а я жила и все еще живу в Ницце чем бог пошлет... Была я в Ницце в первый раз в девятьсот двенадцатом году — и могла ли думать в те счастливые дни, чем некогда станет она для меня! Так и пережила я его смерть, опрометчиво сказав когда-то, что я не переживу ее. Но, вспоминая все то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да, а что же все-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Все-таки был. И это все, что было в моей жизни — остальное ненужный сон. И я верю, горячо верю: где-то там он ждет меня — с той же любовью и молодостью, как в тот вечер. «Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне...» Я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду. __________ Иван Бунин Холодная осень 3 мая 1944 Фото с сайта #story_averinaclub #interesting_averinaclub #poem_averinaclub

Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король. Вечер осенний был душен и ал, Муж мой, вернувшись, спокойно сказал: «Знаешь, с охоты его принесли, Тело у старого дуба нашли. Жаль королеву. Такой молодой!.. За ночь одну она стала седой». Трубку свою на камине нашел И на работу ночную ушел. Дочку мою я сейчас разбужу, В серые глазки ее погляжу. А за окном шелестят тополя: «Нет на земле твоего короля…» __________ Анна Ахматова Сероглазый король Фото Анны Ахматовой Моисея Наппельбаума Getty Images #poem_averinaclub