Отрывок Книги Первой "ЧЕРНЫЙ ФЕРЗЬ". глава 21.
... После утренней поверки послал пацанов сварить чаю, а сам в ожидании принялся читать книгу, которую мне подогнал Грека. Отвлек от чтения вошедший в помещение зек с красной повязкой на рукаве - слястинский.
Мужики в кубрике недовольно зашумели.
- Ты че, вязаный, дверью ошибся? Перепутал сечку с гречкой?
СДПэшник испуганно огляделся и спросил:
- А кто Куба?
- Тихо, братва! - громко сказал я. - Я Куба. Что хотел?
- Тебя Салехард ждет в курилке. - издалека крикнул пристяжной и пулей вылетел из секции.
В помещении топором повисла тишина. Подскочил и присел рядом на шконарь Дима Козырь.
- Саня, не ходи! Хорошего ничего не скажет!
- Нет, Димка, пойду. Бог не выдаст, свинья не съест. Да и интересно, что главной лагерной суке нужно от меня в первый же день.
- Ну тогда я с тобой, - не унимался Козырь. - Заточку щас цепану…
- Братан, жди здесь! Сам разберусь. - ответил я, натягивая лепень. - Познакомиться все равно придется, так лучше раньше, чем позже.
В курилке меня ждал здоровый зек лет сорока. Рядом с ним никого не было. Лысый. Плотный, широкие скулы, маленькие пронизывающие насквозь глаза. Глаза убийцы. Мне приходилось видеть убийц. Они все были разных возрастов и по-разному же выглядели, но глаза были у всех одинаковые. Холодные, жесткие и пустые. И еще равнодушные. Речь, конечно, не о случайных людях, волею случая совершивших убийство. По неосторожности, либо защищая свою жизнь или же жизнь своих близких. Речь о настоящих убийцах. Неоднократных, неумолимых, испытывающих удовольствие от того, что делают. Они знают, что в любой момент готовы совершить убийство снова, и ты, глядя в их глаза, чувствуешь это. Чувствуешь, что стоящее перед тобой существо (человеком оно уже давно перестало быть) не остановится ни перед чем для достижения своей поганой цели. Отморозь, одним словом. И вот один из ярчайших представителей этой касты изучающее смотрел сейчас на меня, пуская дым сквозь золотые зубы. Отвратительное зрелище!
- Ты Куба? - процедило существо, выбрасывая окурок.
- А кто спрашивает? - вопросом ответил я.
- А ты борзый… Ты вообще понимаешь с кем говоришь? - спросил вязаный.
- Я да. А ты?
В его глазах что-то мелькнуло. Он почувствовал опасность, исходящую от меня, опасность для его беспредельной кодлы, лично для него и для порядка, который они, ссученые, установили здесь, в лагере. И где-то на подсознании, до конца еще не понимая почему, Салехард интуитивно сделал шаг назад. Я увидел это. И он понял, что я увидел.
Нет, не надо строить иллюзий, что эта мразь испугается и даст заднюю. Конечно, нет, мать твою! Гаденыш будет думать, как побыстрее, похитрее, попакостнее, с минимальными потерями убрать неожиданно возникшую на пути опасность. Думать и осуществлять. Максимально жестоко! В ближайшее время! Не считаясь ни с моральными, ни с какими-либо другими принципами. А сейчас он пришел посмотреть на меня. Чтобы понять, как действовать дальше. Конечно, он наслышан и знает кто я. Знает про двоих покалеченных мною отморозках в «Глаголе» на Централе. Так же знает, что в случае чего за меня спросят так, как ни за кого на этой командировке. Иначе бы еще в карантине меня попытались сломать или покалечить. Это как минимум. Но заднюю - нет! Он не сдаст. Это будет означать начало его конца. Если бы это озверевшее, потерявшее человеческий облик животное могло сейчас думать, оно бы осознало в ту секунду, когда наши глаза встретились, что конец уже настает. Но Салехард давно утратил способность рассуждать здраво. Его руки были по локоть в людской крови, и действовал он в последние годы только на уровне инстинктов.
Мы стояли и молча смотрели друг на друга, не отводя глаз. Незаметно подошел Дима Козырь, все же не усидевший в бараке. Краем глаза я видел, что он занял выжидательную позу справа от меня, одну руку не вынимая из кармана. Стоял и ждал чем закончатся наши гляделки.
- Ладно. - не отрывая взгляда, наконец, проговорил Салехард. - Будем считать познакомились. Даст бог - увидимся! – и, бросив быстрый взгляд на Козыря, вышел из курилки.
- Уфф… - Дима перевел дыхание.
- Слушай, братан, обратился я к зеку. - А если бы он дернулся. Ты что бы сделал?
Козырь засветил край наборной рукоятки.
- Как что? Сам знаешь. Если, не дай боже, что с тобой - с меня Старый шкуру живьем потом снимет.
Я усмехнулся и по-братски потрепал арестанта по плечу
- Ладно, боец, пошли чай пить. Остыл поди …
Об инциденте тут же стало известно смотрящему по лагерю. Старый прилетел минут через тридцать и стал расспрашивать. Но договорить мы не успели. Заноза-мужичонка, стоявший на шухере, известил барак.
- Контора! Мусора в локалке!
Мы быстро затушили сигареты и запнули банку с бычками под шконари. Вошли два дубака.
- Кто Кубарев?
- Ну я…
- В безопасность собирайся.
- А кто вызывает? - вмешался Старый.
- А нам не докладывают. Сказано доставить и все.
- Погоди, погоди - смотрящий засуетился. - Кто у нас на смене сегодня? Кто ДПНК?
- Калюжный на сутках. - ответил дубак. – Собирайся, Кубарев. Там ждать не любят.
Я положил руку на плечо смотрящего.
- Не надо, Андрюха. Разберусь. Потом тебе цинкану, как вернусь.
Пока мы шли в штаб, я размышлял. Что-то быстро меня дернули. Явно не обошлось без Салехарда.
Хотя…. Вроде как не с чего пока. Ну, посмотрим. В безопасность просто так не вызывают. Оттуда не все выходят на своих ногах. Режимники могут так забить, что потом месяца на два в больничку уехать можно. Можно и на три. Как повезет. Хорошего от них не жди.
На кабинете была надпись: «Начальник безопасности майор Кайманов И.Г.»
Дубак постучал и открыл дверь. В нос ударил запах сигарет и спиртного. - Доставлен Кубарев.
- Пусть войдет. - донеслось изнутри.
- Ну давай, паря. - немного сочувственно кивнул провожатый и подтолкнул к входу.
В кабинете было трое. Все в камуфляжах, отдающих синевой, не таких как у смены ДПНК. На столе стояли стаканы, пепельница и литровая бутылка водки. Одна, уже пустая, лежала под столом. Портретов Дзержинского в кабинете не было, но его (кажется?) бессмертная цитата про недоработку крупным текстом на плакате висела на одной из стен. Железный высокий шкаф, какой-то мутный цветок на окне дополняли унылый вид. Один майор и два старлея. Майор слегка не русский - видимо и есть Кайманов. Один из старлеев дремал, откинувшись на спинку стула, видимо слабоват еще, недавно в системе. В общем, с виду ничего особенного, обычный кабинет обычного режимника, коих мне доводилось видеть уже предостаточно.
- Доклад осужденный! - майор разминал сигарету пальцами.
- Осужденный Кубарев Александр Николаевич. Статья 148 часть три. Срок два года. Начало срока. Конец срока.
- Что же ты, Александр Николаевич, не успел прибыть в лагерь, а уже режим нарушаешь? Не с того начинаешь. Ой не с того!
- Вы о чем, гражданин начальник? - спросил я.
- Как о чем? - Кайманов вставил-таки сигарету в рот. - Пьешь в бараке самогон. В карантине хоз. работы не выполнял. Ты думаешь, я ничего не знаю? Все я знаю. И с кем пил, и сколько выпил. И о чем разговор велся на посиделках. И как тебя через карантин протащили, не трогали. И что за третьим бараком тебя загрузили. Видимо на путь исправления вставать не собираешься.
Майор раскурил сигарету и, прищурившись, посмотрел на меня.
- Не нравишься ты мне, Кубарев. Надо что-то с этим делать…
Не припомню случая, чтобы я понравился хоть одному легавому, да еще и безопаснику. Впрочем, и они мне тоже ни разу. У нас с ними это взаимно…
- Куба значит. Ну-с, с чего начнем процесс перевоспитания? Физическое наказание или сразу изолятор? Суток на пятнадцать. Что предпочитаешь, Александр Николаевич?
- А за что в изолятор то начальник?
- Как за что?! - мне показалось, что майор действительно искренне удивился моему вопросу. - Да вот хоть за него. - Кайманов сильно толкнул ногой дремавшего подчиненного, и тот с грохотом полетел на пол вместе со стулом.
Упавший сотрудник испуганно вскочил, озираясь по сторонам. Майор и второй, не успевший отрубиться, режимник громко загоготали.
- Нападение на сотрудника! - заорал Кайманов прямо в лицо засони. - Это он тебя уронил, - рука с сигаретой указала в мою сторону. - Прими меры по подавлению! А мы посмотрим.
Незадачливый лейтенант смотрел испуганно то на меня, то на своего начальника, видимо прикидывая, кого он сейчас боится больше. И не трогался с места. Совсем еще молодой. Не успел зачерстветь как эти двое. Забыть все человеческое. Ну ничего, полгодика, максимум год - будет таким же. А может и хуже.
- Ладно, Ерохин, сядь уже. - сжалился майор. - Ну а с тобой, Кубарев, мы поступим следующим образом. Садись, пиши.
- Что писать?
- Заявление. На имя начальника колонии. Прошу принять меня в Секцию Дисциплины и Порядка. Свое преступное прошлое осознал и категорически хочу от него отречься. - майор видимо не первый раз диктовал эту форму. - Дам тебе шанс на исправление, так сказать. Всем его даю. Я добрый. Пользуйся, Кубарев, пока есть возможность.
Кайманов вытряхнул в стакан остатки водки и одним глотком осушил его. Профессионально! Такие результаты достигаются путем длительных, изнурительных тренировок.
- Ну что стоишь? Пиши!
- Слышь, начальник, может хватит? Писать ничего не буду, и ты это знаешь. Чего время терять, веди в изолятор.
- В изолятор хочешь? - режимник откинулся на стуле, глядя на меня пьяными глазами. - А знаешь ли ты, чудак на букву «М», что тебя там ждет?
- Знаю. Нары, пристегнутые к стене и скудное питание. А еще крысы. Чем удивить меня хочешь?
- Ладно. Не буду портить сюрприз. - майор ощерился мерзкой улыбкой. - Саляхов обидится, если проболтаюсь. - Кайманов взял трубку внутренней связи. - Конвой! Осужденного в изолятор.
Пока меня вели по территории лагеря, я размышлял. Саляхов - он же Салехард, сюрприз приготовил. Хорошего мало. Надо быть начеку. Помочь братва не сможет. Просто не дотянется. Рассчитывать можно только на самого себя, что бывало уже не раз, и не два. Даст бог, и в этот раз выдюжим. Даст бог…
- Куба, сколько? - крикнул из локалки третьего барака Козырь.
- Вроде пять суток. - ответил я.
- Разговорчики! - тявкнул блюститель, толкая меня в спину для ускорения.
- По-божески. - Дима повис на сетке локалки. - Пойду Старому сообщу, мож пособит чем…
- Давай. - отозвался я и тут же получил очередной толчок в спину. Не больно, скорее неприятно. Положено так. Вообще сотрудники дежурной смены редко лютовали, за небольшим исключением, конечно. Наоборот, некоторые даже сочувствовали. А вот безопасники, кум-трест и прочая шерсть - эти да, их хлебом не корми, дай поизмываться. Матери у них другие что ли были? Молоко может прокисшее в детстве…
Мы подошли к одноэтажному белому зданию. Надпись над дверями гласила - Штрафной Изолятор.
Красная, обшарпанная дверь, видимо открывавшаяся не одну тысячу раз, встретила неприятным резким скрежетом. Вообще, у всех тюремных дверей какой-то своеобразный звук. Ни с чем не сравнимый. Какой-то печальный что ли. Скольких арестантов видели они, а скольких еще увидят. И эта не была исключением.
Пройдя по длинному коридору, мы подошли к помещению с цифрой три. Такая же облезлая дверь, как и на входе в изолятор. За ней слышен был шум и гогот, большая редкость для этих стен. Ну что ж, поглядим на сюрприз. Меня поставили лицом к стене. Лязгнули тяжелые замки, дверь открылась. Я вошел.
22.
Из недр камеры на меня смотрели три рожи. В густо насыщенном никотином воздухе стали потихоньку проявляться силуэты....
В ОСНОВУ КНИГИ "ЧЕРНЫЙ ФЕРЗЬ", ЛЕГЛИ РЕАЛЬНЫЕ СОБЫТИЯ 90-Х, ИМЕВШИЕ МЕСТО В КРУПНОМ СИБИРСКОМ ГОРОДЕ.
ЗАКАЗАТЬ С ДОСТАВКОЙ Ч-З АВИТО В ЛЮБУЮ ТОЧКУ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ