Жизнь на кончике пера

За всё судьбу благодарю Часть 15 МАРУСЯ из белорусской глубинки Лёня после слов мамы почувствовал, как застучало в висках, а сильная горячая волна обдала его всего. Он быстро сообразил, что надо перевести разговор на другую тему и спросил: - Может, музыку послушаем? Записи, правда, старые, ещё до армии сделанные. - Лёня, я не совсем поняла, а при чём здесь баня? - спросила Таня. Слова Александры Ильиничны были сказаны не то с укором, не то с намёком. Тане стало не по себе. - Понимаешь, дело в том, что... - замялся Леонид, на ходу соображая, что говорить сейчас надо как можно убедительнее. - Мама как-то рассказывала мне, что в молодости многие парочки время поздней осенью и зимой в бане коротали. Уединялись там, если так можно сказать. Некуда им больше было пойти. Вот она и считает, что мы с тобой тоже, чтобы не слоняться по деревне вечером, можем туда пойти. Лёня смотрел на Таню и не понимал, верит она ему или нет. Она смотрела на него своими большими глазами, а потом перевела взгляд на стену, где висел небольшой ковёр. Таня скользила по нему взглядом, как будто рассматривала узоры, а потом задумчиво сказала: - Сегодня дед Семён с Инной возле бани встретился. Он с ключом пришёл, а здесь Инна... Она сказала, что пряталась от Витьки. Якобы он пускал её домой... - Ха, я не удивлён. От Свербеева всего можно ожидать. Я никогда не забуду, как он в детстве дня не мог прожить, чтобы драку не затеять. Не жилось ему спокойно. Чему здесь удивляться, если отец у него точно такой же? Как говорится, яблоко от яблони не далеко падает. Таня не успела ничего сказать, потому что вернулась Лёнина мама с глубокой тарелкой, в которой лежали мочёные яблоки. - Танечка, попробуй, пожалуйста. Объедение самое настоящее. И сама не думала, что так вкусно получится! Таня взяла одно яблоко, чтобы не обидеть Александру Ильиничну, а сам Леонид скорчил недовольную физиономию и раздражённо сказал: - Давай сюда тарелку, мама, а ты, Танечка, ешь, не стесняйся. Яблоки, и вправду, очень вкусные. - Ну, не буду вам мешать, дети, - спохватилась мама, понимая, что она здесь лишняя, и отправилась в свою комнату. - Таня, не стесняйся. Скоро мы жить будем вместе, а ты ведёшь себя так, как будто чужая нам. Я что хотел сказать, - Лёня почесал затылок, - надо и мне как-нибудь к твоим родителям прийти. Чтобы они знали, что серьёзно у нас всё. Только думаю, что сначала на работу устроюсь, а так знаю твоего отца. Первым делом спросит, чем заниматься собираюсь. - Если честно, то и я спросить тебя об этом хотела, - призналась Таня. - Ты думаешь поступать? - Конечно. Не буду ведь я всю жизнь с вилами ходить. Конечно, подзабыл весь школьный материал за два года, но что-то в голове осталось. Наверное, на инженера я вряд ли поступлю. Конкурс на эту специальность - о-го-го! Зато на механизатора или зоотехника документы подать можно. Конкурс там поменьше. Вдруг повезёт? - Я помогу тебе, - ответила Таня. - Заодно и сама буду материал повторять. Я ведь тоже собираюсь дальше учиться, как и хотела. - Хм, интересно, как мы будем с тобой успевать за ребёнком нашим смотреть, если оба станем учиться, - пожал плечами Лёня. - У нас ведь дети будут, правильно? - Мне кажется, что пока рано об этом говорить. Только дети учёбе не помеха, тем более, что сессии в педагогическом и в сельскохозяйственном в разное время, так что мы справимся, - ответила Таня. - Пора мне домой, Лёня. Мама, наверное, уже волнуется. - Завтра увидимся? - спросил Лёня и сам же ответил: - Я в любом случае зайду за тобой. Расскажу о разговоре с председателем. Хочу попросить его отправить меня в Заречное. - Зачем тебе это, если можно работать здесь, в нашей Осиновке, - удивилась Таня. Заречное находилось в двух километрах от их деревни, но относилось к тому же колхозу, что Осиновка и Маслаки. В Заречном находился свинокомплекс и ещё там собирались построить ферму. - Не хочу с Витькой встречаться. Как увижу его, так руки сами в кулаки сжимаются. Боюсь, что всё однажды может закончиться не слишком хорошо. В общем, лучше я буду ходить на работу, чем каждый день сталкиваться со Свербеевым. Таня не ответила. Она только подумала, что правильно сделала, когда решила не рассказывать Лёне о том случае в лесу. Иначе бы разборок было бы не миновать. ...Вечером, когда Таня уже лежала в своей кровати, мысленно возвращалась к словам Александры Ильиничны. Какая-то внутренняя тревога не давала покоя. В какой-то момент Таня даже не слишком хорошо подумала о Лёне. Связала слова его мамы с утренним разговором своих родителей об Инне и Витьке. "А вдруг никакого Витьки не было? Инна ведь обманет и глазом при этом не моргнёт", - подумала Таня. Но сразу же отогнала нехорошие мысли и даже пристыдила себя: "Как я могу так плохо думать о Лёне? Он ведь сделал мне предложение. Нельзя ведь одну девушку замуж звать, а в это время с другой по баням прятаться. Да и до дома я лично сама Лёню довела". Таня успокоилась, решив, что нужно доверять человеку, которому любишь, а Лёню она очень сильно любила... ...Со Свербеевым Таня встретилась на следующий день, когда шла на работу. Он догнал её, поздоровался и взволнованно сказал: - Таня, я здесь поговорить с тобой хотел...Ты только не подумай, что я специально что-то придумываю, нет. Просто ты должна знать. Не такой хороший твой Лёня, как ты о нём думаешь. Я, конечно, и сам не подарок. Никогда себя не прощу за тот случай в лесу, но и Лёня не лучше, поверь... Витька что-то ещё хотел добавить, но не успел. Сзади раздались шаги, а затем раздался голос Мирона Алексеевича, Витькиного отца: - Чуть догнал вас, молодых. Так спешил, что в боку закололо. Нет, в моём возрасте такая спешка ни к чему, - засмеялся Мирон Алексеевич, а потом начал задавать вопросы Татьяне: - Когда свадьба у вас с Лёнькой? Надеюсь, что всё будет как положено и я разомнусь? Пригласите всю деревню или только для избранных праздник устроите? - Батя, что ты мелешь? - не выдержал Витя и перебил отца. - Разве не видишь, что смущаешь человека? - Это всё жизнь, всё естественно, - как ни в чём ни бывало ответил Мирон Алексеевич и снова засмеялся: - В любом случае, на свадьбу я приду и без приглашения. Подниму тост за ваше здоровье. Витька пожелал Тане хорошего дня и, взяв отца за руку, повёл в сторону, давая Тане возможность пойти быстрее. Она, сказав "спасибо", зашагала в школу, но всё время думала, что Витя что-то не успел сказать. Правда, уже через несколько минут её окружили дети, и все мысли ушли на второй план. Таня окунулась в школьную жизнь, где не было и минуты, чтобы предаваться размышлениям. Случалось то одно, то другое постоянно. Сегодня двойняшки из Маслаков, те самые, что росли не в благополучной семье, не приготовились к уроку. Нужно было срочно поговорить с родителями. И Таня собиралась сегодня же пойти к ним домой. Собиралась сделать это после того, как их родители вернутся с работы. Вызвался пойти с Таней Лёня. Он уже поговорил с председателем и завтра собирался ехать в город проходить комиссию. - Тебя одну в Маслаки не отпущу. Не нужно тебе по темноте ходить, мало ли кого встретить можешь. Пойдём вместе, - заявил Лёня и взял Таню под руку. Когда они пришли к горе-родителям, те начали оправдываться и говорить, что просто ничего не успевают, потому что всё время работают. - У Иры и Серёжи на тетрадях пятна, - сказала Таня, - одежда неопрятная... Здесь отец семейства, здоровый молодой мужчина начал выпроваживать учительницу и её спутника, давая понять, что нечего ходить по чужим домам. Но Лёня заметил: - Мы, конечно, уйдём, но, если ничего не изменится, вернёмся с участковым и со специалистами по охране детства. Так что займитесь детьми и домом. Хотя бы порядок мало-мальский наведите! Отец Иры и Серёжи согласно закивал, а его жена начала уверять Таню, что они с мужем исправятся. ... Когда шли назад, Таня не переставала благодарить Лёню: - Если бы не ты, то меня выставили бы за дверь, я бы и слова сказать не успела. Тебя испугались. Лёне льстило, что он смог помочь любимой. Он улыбался и просил не благодарить его. - Не ходи никогда одна в такие семьи. Такие родители на всё способны. Я всё время с тобой буду! - заявил он. Таня посмотрела на Лёню и отвела глаза. Ей было стыдно. Как она могла в нём усомниться? Он такой хороший, смелый, переживает за неё, а она... ...Свербеев Витька видел, что Таня и Лёня возвращаются в деревню. Стоял и думал, что не успел сегодня сказать Тане правду, а ведь хотел открыть ей глаза. Но шла она с Лёней в обнимку, не стесняясь того, что их могут увидеть люди. Значит, прав был его батя, когда заговорил о свадьбе. "Сердцу не прикажешь", - сказал себе Витька и пошёл домой. Взял учебник и начал читать, ведь спать ему совершенно не хотелось. Решил, что в следующем году обязательно поступит в техникум. Пусть Таня, а вместе с ней и остальные, например, Лёня, не думают, что он, Витька Свербеев, ни на что не способный. Отучится, а там видно будет, что делать дальше.

Карате Андрюха Щелкунов в Чиханово – первый греховодник и алкаш. Но, если б не второе, то на первое у него ума бы не хватило. Он так и говорил: «Меня, пьяного, девки любят!» Да видать, дело тут не только в пьянке. Трезвый-то он тише воды, ниже травы. А как напьётся – хоть святых выноси! Чуть не полдеревни баб обиходил. Ну, оно понятно, когда вдова или там девка незамужняя. Такить и семейные бабы с ним умудрялись. Вон, у Кольки Никанорова – шестеро. Из них четверо – рыжие, в Кольку, а двое, погодки, – чёрные, как цыганята. Любка, жена, уж как божилась, дескать, не виноватая, природа так сделала, да кто поверит? Чёрные да кудрявые, чисто Андрюха Щелкунов. Ну, чё тут говорить. Не выгонять же теперь. Живут потихоньку. Только Колька топор в сенях держит на виду. И за баню курить ходит с вилами. Курит, а сам из-за бани на ворота поглядывает. На всякий случай. Вдруг гость незваный! Народ уж как бы и попривык к Щелкуновым подвигам. Нет, оно конечно, остепенить-то пытались. И не раз. Так-то мужикам зазорно признать, что Щелкун с ихними бабами хороводит. Дак они вроде как за общую совесть и чтоб за деревню плохого не говорили. Соберутся впятером, а то и вдесятером, окружат Андрюху. Ну, мол, всё, пришла тебе расплата! А тому чё – кулаки что твоя голова. Раз махнул – двоих нет. Другорядь махнул – ещё трое лежат. Ему, конечно, тоже доставалось. Оглоблей или жердью. Кулаки-то у мужиков до его морды не долетали. Как хряснет оглобля, Андрюха матюкнётся, но тут уж берегись! Не, убивать-то не убивал. Маленько рёбра поломает, скулу свернёт или зубы выбьет. И всё. До смертоубийства сроду не доходило. Ни разу. Так-то Андрюха добрый. Купит с получки конфет, идёт по улице, ребятёшек угощает. Особенно чернявых. Вдруг свой какой-нибудь? Ребятёшкам радость, Щелкуну отдушина, семьи-то своей нету. Ну-к, ладно, это всё присказки. Слушай, чё потом было. Прислали, значит, к нам в школу учительницу молодую. Поселили в Краюхиной избе. Туда всегда всех новеньких селили, пока жильё не дадут. А чё, изба ещё добрая, стёкла вставят, и всё, живи. Вот. Поселилась, стало быть, учителка, обживается. Председатель ей дров привёз, завхоз домашнюю утварь выдал. Чтоб не с нуля жила. А Щелкун за это дело прознал. Что ты! Свеженька тёлочка нашему бычку! Заваливает, значит, к учителке. Морда красная – поддал уже, как без этого. – Здорова, – говорит, – красавица! Доставай стаканы, знакомиться будем! – и ставит пузырь на стол. – Здравствуйте, – учителка отвечает, – присаживайтесь, – а сама один стакан Андрюхе подаёт. – А чё, второго нету, штоли? – Извините, я не пью. – Чёита? Больная, штоли? – Нет. Просто не пью. Не хочу. – Все пьют, она одна не хочет! Самая умная, штоли? Давай, говорю, стакан! – Щелкун прямо побагровел. – Нет, спасибо. И прошу вас, уходите. Я не заслужила такого к себе отношения! – Ах ты, сопля! Строит тут из себя! А ну-ка, посмотрим, што у тебя под юбкой! Полсекунды и… Щелкун отлетел кувырком к печи, долбанувшись в неё головой. Через минуту уж сидел на полу, тупо вертел глазами и шевелил рукой челюсть, проверяя, не сломана ли. Немного погодя, Андрюха встал и, качаясь, вышел вон. Он так и решил, что кто-то из парней за печкой прятался, а он и не заметил. Но кто? Ведь наподдали так, что он враз с ног слетел! Из деревенских Андрюху так шибануть никто не смог бы. Тут силища нужна, а у местных кишка тонка. Кто мог? Кто? Конечно, обидно было до невозможности. Ну, ничё, ничё. Он с ними разберётся. И учителку накажет. Не бывать по-ихнему! На другой день Андрюха столкнулся с учителкой прямо на улице. – Здравствуйте! – улыбнулась ему во весь рот. – Ну привет. Чё надо? – Вы шапку у меня оставили и вот это, – учителка достала из клеёнчатой сумки Андрюхину шапку и пузырь. – Ну чё… Спасибо, – буркнул Андрюха, напялил шапку на голову, сунул пузырь в карман фуфайки и пошёл дальше. – Извините, если чем обидела! – донеслось ему вдогонку. «Гадюка! Ишь! Стерьва!» – Щелкун шёл по улице и злился. На себя злился, на того, кто по морде его звезданул, а пуще всего злился на учителку. «Вот же шмакодявка сопливая! Лыбится, поганка! Небось, на всю деревню ославит теперь! Ну, ничё. Ничё. Дай срок! Я тя саму ославлю! Я те устрою свадебну ночь!» – Андрюха уже придумывал, как отомстит учителке. Три ночи подряд Щелкун, почти трезвый, караулил у калитки учительской избы. Видел, как гас в окошке свет. Но никто к ней не приходил. И не уходил от неё никто. На четвёртую ночь он всё-таки решил проверить наверняка. Как только свет погас, Андрюха постучал в окошко. Занавеска отодвинулась, послышался голос учителки: – Кто там? – Дак я это, Андрюха Щелкунов. Поговорить бы… – Кто по ночам разговаривает? Днём приходите. Да и не о чем нам с вами говорить. Вы уже всё сказали. – Открой, а то хуже будет! Щас притвор вырву! Ты меня ишо не знашь! – Не хулиганьте, пожалуйста! – Ну всё! Допрыгалась! Щас! Щааас! Я те устрою! Андрюха вырвал штакетину из калитки, стал ею выламывать дверь в сени. Дверь, запертая изнутри на крючок, не поддавалась. Потом вдруг резко распахнулась. На пороге стояла учителка. – Ну, что ещё придумал?! – А, сопля! Иди сюда! – Андрюха откинул штакетину, – вот ты и попалась! И опять он, ничего не успев сообразить, схлопотал сперва по зубам, и, тут же, промеж ног. Андрюха скрючился от боли, аж затошнило. – Ну вот, это тебе сразу и за соплю, и за калитку. Видно, прошлого раза мало. Мало, спрашиваю?! – Норма, блииин!!! – Андрюха, согнувшись, поплёлся со двора, кряхтя и матюкаясь. Теперь-то он понял, кто его отоварил в тот, в первый раз. Учителка! Вот эта пигалица! В тот раз он не заметил, крепко, видать, выпивший был. А тут точно ясно стало, что она. И ловко-то как – «кхы-кхы!» – и готово! Такого позора было не перенести. Хорошо, что фонарь на улице далеко, а изба на отшибе, авось никто не видел. Но, в самом деле, не убивать же девку. Ну, не дала, что за беда! Зато ведь какая молодец! Кто против Андрюхи в деревне устоит? Да никто! На толпу драться ходил, и то сдюжил. А тут – клоп в ночнушке. Эх, девка! Вот прямо слов нет, как зауважал её! На другой день, после работы, Андрюха пришёл к учителке. Вернее, к избе. Починил калитку, наколол дров. Она не выходила. Посмотрит из окна и своими делами занимается. Дрова доколол уж на третий день. И в поленницу сложил. Сарай починил, крылечко. Прясла местами завалились. Поднял, прибил. Что мог – переделал. Но в избу не просился. И она не звала. Узнал у людей, как её зовут. Ирина Алексеевна. А как узнал, сбегал в магазин, купил кило пряников и прямиком к Ирине. Постучался тихонько в окошко. – Можно, Ирина Алексевна? – Чего это вдруг? – Такое дело. Извиняться пришёл. Дело прошлое, набедокурил тут у Вас. – Так вроде бы и расплатились сполна? – Дак чё, я вот тут принёс… Не-не! Не водка! К чаю, вот, – Андрюха протянул кулёк с пряниками. – Что с Вами делать! Ну, ладно, проходите. Ноги вытирайте, я пол помыла. Они пили чай и говорили о пустяшных делах. Потом Андрюха снова извинялся, а Ирина осторожно спросила, не повредила ли ему чего. Андрюха понял, о чём вопрос, но виду не подал, только улыбнулся. По деревне слухи поползли. Одни бабы говорили, что новая учителка Андрюху Щелкуна приворожила тайным приворотом. Другие – что эта, новенькая, просто блудня городская, нафуфыренная, вот Андрюха и повёлся. Третьи просто плевали Ирине вслед, ничего не говоря. Главное дело, мужики радовались. И парни тоже. Хоть теперь расслабиться можно, баб и девок своих не караулить. Да и участковый успокоился, забот ему поубавилось. А Андрюха съездил в район, прикупил себе костюм-тройку, галстук и туфли лакированные. Оделся весь с иголочки и пошёл к Ирине, предложение делать. Только Ирина не приняла его предложение. Сказала, что подумает. И думала два года. За это время Андрюха с водкой завязал. Насовсем. Даже слово Ирине дал – ни капли. А ещё новый дом поставил, пятистенок. Мотоцикл купил. С коляской. И чё ты думаешь? Согласилась она замуж за него пойти. Сколь уж годов с того времени прошло, а только недавно Ирина Андрюхе своему рассказала, как это так ловко она его шибанула тогда. Отец, говорит, её обучил. Штука такая есть особая, карате называется. Вот Ирина этим карате Андрюху и укоротила. Но, видать, на пользу пошло. Живут, слава Богу, душа в душу. Двоих ребят родили. Ладно, чё, пускай живут, лишь бы мир да лад в семье. Остальное – приложится. © Copyright: Олег Антонов, 2017

За всё судьбу благодарю Часть 13 МАРУСЯ из белорусской глубинки Инна сразу нырнула в тёплую постель, когда дед Семён проводил её до перехода через железнодорожные пути. После всего произошедшего спать совершенно не хотелось. В голове Инна всё прокручивала произошедшее и думала, как быть дальше. В том, что дед Семён по доброте душевной может "ляпнуть" что-нибудь Витьке, она не сомневалась. "Тогда мне придётся объясняться ещё и со Свербеевым. Лучше самой подойти и сказать, чтобы Витька молчал", - решила она для себя, а потом томно вздохнула, вспомнив жаркие объятия Лёни... Как Инна уснула, она и сама не помнила, но, как только утром услышала разговор родителей, проснулась. Она уже знала, что сейчас отправится к Свербеевым чтобы взять у тёти Нади, Витиной мамы, спицы для вязания. Всё выглядело правдоподобно. Вязать Инна училась, и это занятие ей нравилось, а тётя Надя была когда-то едва не лучшей "вязальщицей" в их деревне. Была... потому что стала составлять компанию своему мужу Мирону, Витиному отцу. Так что не до вязания ей стало. Инна пожелала доброго дня своим родителям, бросив матери на ходу: - Я сейчас вернусь. Только к тёте Наде схожу за спицами. Тебе и папке носки свяжу. Пятку я уже вязать научилась. - Эх, и смышлёная ты у меня, дочка, я вот столько лет на свете прожила, а вязать толком не умею. По мелочи только, а ты у меня мастерица на все руки. Где у парней глаза? Не пойму никак, - улыбнулась мама, статная женщина по имени Варвара. Свою дочь она очень любила и мечтала, чтобы та удачно вышла замуж. Был в семье старший брат Юра, но жил он на Севере, куда завербовался вместе со школьным приятелем. Обзавёлся Юрий семьёй, растил сынишку и ехать к родителям не спешил. Вот и говорила Варвара дочери, что та одна у них с отцом отрада и надежда. Инна последние слова мамы не слышала. Она не привыкла слушать, что ей говорят. Знала, что отец пока не выпил, спрашивать ни о чём не будет. Молчаливым был её отец. Зато стоило ему пригубить для настроения или для храбрости, как сразу начинал говорить. Рассказывал все новости, мог поругать и даже схватиться за ремень. После того как Инна "спуталась с женатиком", отец смотрел на неё искоса, словно постоянно в чём-то подозревал. Как-то признался, что отдаст её замуж за любого, кто посватается. Только желающих взять замуж Инну не было, а сама она мечтала только о Лёне. Никто другой ей был не нужен... - Тёть Надь, Вы дома? Откройте! - громко позвала Инна и постучала в окно, потому что дверь оказалась закрыта. Надежда Васильевна, испуганная и заспанная выглянула в окно и приоткрыла форточку. Тёмно-русые волосы рассыпались по плечам, и Инна отметила, что так мать Вити выглядит моложе. Обычно она ходила с гулькой на голове и казалась старше своих лет. - Что случилось? Пожар? Ты чего раскричалась с самого утра? Может, я сплю ещё. Имею право, между прочим, законный выходной у меня, как-никак. А ты меня будишь, - недовольно пробубнила Надежда Васильевна. - Ой, извините, я не подумала, что вы ещё можете отдыхать. В другой раз загляну. - Ладно, куда собралась? Заходи в дом, - сказала мать Вити и сделала жест рукой в сторону входной двери, давая понять, что Инна может пройти. - Я спицы взять пришла, если Вы, конечно, не против. Папке носки тёплые нужно связать, - произнесла Инна достаточно громко, а потом перешла на шёпот: - Ой, извините, Витька, наверное, спит ещё, а здесь кричу. - Не переживай, я дома одна. Витя в город пешком отправился за продуктами. По крайней мере, так сказал, но это только был повод, чтобы из дома уйти. Наш-то батенька разлюбезный с самого утра спать не давал. Клянчил у меня деньги на опохмел. Разбудил на с Витькой. В итоге куда-то пошёл. К друзьям своим так называемым. Ну и скатертью ему дорога, - разоткровенничалась Надежда Васильевна, а потом спохватилась: - Сейчас спицы принесу. Уже и забыла, что ты за ними пришла. Только сегодня не вяжи, всё-таки воскресенье, нельзя. - Я вечерком, хочу побыстрее носки связать. Вы не переживайте. На этой неделе в городе буду, куплю себе набор, чтобы к Вам не бегать. - Не спеши. Мне они сто лет не нужны. Руки в последнее время слушаться не хотят, дрожат. Так что можешь и не возвращать. Если хочешь, я тебе ещё и нитки дам, хорошие, чистая шерсть. Всё равно мне они не понадобятся. Инна исподлобья взглянула на дрожащие руки Витькиной мамы и подумала, что та, наверное, вместе с мужем расслабляется частенько. Не выдержала и спросила: - Зачем Вы дяде Мирону компанию составляете, тёть Надь? Я ведь помню, какой Вы красавицей были, когда по деревне шли в своих модных вязаных жакетах. Вы и сейчас красивая, только... Не надо Вам это... Не подумайте, что учу Вас, нет. Права на это не имею, но Витьку пожалейте... - Хорошая ты девчонка, Инна, моему бы Витьке такую жену, как ты, бойкую и смелую. Детишек бы нам с Мироном нарожали, вот бы мы и тешились. Ты не думай, что я какая-нибудь "п...ь...я...н...ь", я специально Мирона поддерживаю, чтобы ему меньше было. Я ведь и на работу хожу, и на хорошем счету у председателя, и дома успеваю справляться. Так что на меня никто не жалуется. Отпускать Инну домой Надежда Васильевна не собиралась, начала рассказывать события из своей трудной жизни, но Инна намекнула, что её ждут дома родители. Обещала заглянуть вечерком. - Вы, пожалуйста, передайте Вите, чтобы зашёл. Мне поговорить с ним надо. - Передам, конечно, передам, а лучше ты сама к нам приходи, Инночка. Хорошая ты, славная, рукодельница наша! Инна улыбнулась и пошла быстрой походкой домой, сжав пальцами вязальные спицы. До обеда, а может, и до самого вечера она могла быть спокойной. Вряд ли Витька вернётся из города рано в выходной день. Инна только вышла из двора Свербеевых, как заморосил дождь. На улице стало по-осеннему зябко и уныло. После очередного порыва ветра сорванные листья взметнулись и закружились, но тут же начали опадать под каплями дождя. Инна ускорила шаг... *** Как только Лёня проснулся, первым делом подошёл к трюмо. Под глазом красовалось багровое пятно , и Лёня подумал, что, когда придут гости, вопросов ему не избежать. Наверняка поинтересуются, где это он так постарался. - Мам, ма-ма, - позвал он и, не дожидаясь ответа, вышел в коридор, где стояла газовая плита. - Ты уже хлопочешь? - А как же? Нужно гостей встретить по-людски. Мне после твоих проводов стыдно не было и сейчас не будет. Всё сделаю как положено, - ответила мать и только потом взглянула на сына. -Ох ты, мать честная, какой же ты у меня красавец разукрашенный! - Мам, я сказать хотел, чтобы ты ничего никому не рассказывала. Скажу всем, что в сарай ходил, зацепился и упал. Это все поймут, с каждым такое могло бы приключиться. - Раз в сарае, значит, так тому и быть. Скажу, сынок, всё, что надо. Только прошу тебя: не "шлындайте" с Татьяной по баням. У нас места предостаточно. У тебя комната отдельная. Вот и приводи Таню свою к нам. Если у вас уже такие отношения, то и скрываться нечего. В бане прятаться - людям поводы для разговоров давать. Надеюсь, что мы с тобой договорились. А сейчас давай помогай мне, а то и не успею. Принеси из погреба соленья и грибы наши взять не забудь. Михаил, крёстный твой, уж очень любит мои солёные грибочки. Вот я их с лучком и приготовлю! Лёня послушно начал помогать матери, думая, что всё-таки она у него "мудрая" женщина. Всё правильно решила. Раз они с Татьяной решили пожениться, а о свадьбе разговор он собирался завести сегодня же вечером, значит, нечего ходить вокруг да около. Пригласит он Таню к ним с матерью, и будут они в его комнате пластинки слушать. А там... Лёня начал мечтать, как будут сидеть они одни, прижимаясь друг к другу сильно-сильно... Он так задумался, что остановился посреди погреба, забыв, за чем его послала мать. Пострел вокруг, посветил фонариком, как будто не знал, что ему здесь надо. Его тело жаждало любви, но никак не грибов и капусты... Когда Лёня вернулся с корзинками домой, его крёстный дядя Миша уже приехал вместе с семьёй из соседней деревни. - Ого, крестник! Да ты так возмужал, что и не узнать! - начал разговор крёстный. Его жена помогала Александре Ильиничне накрывать на стол. Тишина в доме сменилась шумными разговорами, а затем застольем, и несколько часов Лёне было не до Тани. Они с матерью были заняты гостями. *** Инна то и дело выходила на улицу, чтобы посмотреть, не идёт ли Витька. Боялась, что дед Семён опередит её и поговорит со Свербеевым. Тот, конечно, начнёт оправдываться... Допустить этого Инна не могла и выходила на дорогу в надежде, что Витька вот-вот покажется. Дождь по-прежнему моросил, но для Свербеева это не препятствие. Когда Инна в очередной раз вышла на дорогу, увидела не Витьку, а его отца. Шёл Мирон покачиваясь, размахивал руками и явно был не в духе. Инна забеспокоилась, подумала, что сейчас бедной тёте Наде достанется. Накинула на себя куртку и побежала к Свербеевым. Когда пришла, дядя Мирон уже кричал, а мама Витьки просила его успокоиться и лечь спать. Только дядя Мирон успокаиваться не собирался. - Хватит! - крикнула Инна и схватила стул, пригрозив: - Не подходите к тёте Наде! Сейчас Витька придёт! Он Вам даст! Мирон остолбенел, а потом с улыбкой произнёс: - Вот это баба! Я понимаю! Даже и кричать расхотелось! - Тётя Надя, пойдёмте к нам. Нельзя вам здесь оставаться. А вы, дядя Мирон, ступайте лучше к себе, подобру - поздорову. - Как я его, охламона этого, здесь оставлю? Ещё пожар устроит. Нет уж, Спасибо тебе, конечно, большое, что успокоила его, не дала разойтись. Но я останусь в своей хате! В этот момент вернулся Витя с полной авоськой. Хоть дождь и не был сильным, но Свербеев промок до нитки, проделав путь из города в деревню. - Инна, ты в гости к нам пожаловала? - удивился он и быстро снял с себя мокрую болоньевую куртку. - Сынок, если бы не Инночка, то ещё неизвестно, чем бы всё закончилось, - прошептала Надежда Васильевна. - Батька твой кряхтит в своей комнате, а то кричал здесь что было силы. Спасибо, Инна тебе, добрая твоя душа. Должники мы твои, должники! -Поддерживаю, - улыбнулся Витя, - проси всё, что захочешь! - Пойду я, а вы здесь сами разбирайтесь! - сказала Инна. - Вить, давай выйдем на пару слов! Как только они оказались в коридоре, она, немного смущаясь, произнесла: - Дело здесь такое... Хочу, чтобы ты меня правильно понял... В общем, я вчера после танцев в бане решила погреться, а дед Семён наш меня увидел, начал с расспросами приставать. Ну, я возьми и скажи, что от тебя прячусь. Это первое, что мне в голову пришло. В общем, ляпнула, а потом сама пожалела. Дед, правда, обещал никому ничего не говорить, но, наверное, не выдержит. разнесёт новость. если уже не начал. Так что ты не удивляйся сильно и не отнекивайся, пожалуйста. Сам сказал, что могу просить всё, что хочу, вот и исполни мою просьбу. Инна закрыла за собой дверь, а Витя почесал затылок. "Получается, что это не Таня с Лёнькой в бане вчера была, а Инна... Вот это да!" - подумал Витя.

Завещание Когда телефон зазвонил в третий раз, Алексей, наконец, поднял его с пола, осторожно провел пальцем по разбитому экрану и включил громкую связь: - Привет, мам. Что-то случилось или ты просто вспомнила, что у тебя есть сын? - Так, давай не нуди, - раздался из динамика нетрезвый голос матери. – Я про тебя никогда не забывала. - Серьезно?! - Серьезно. Это было твоё решение жить отдельно. Ты такой же упрямый, как… Весь в отца, одним словом! Алексей хотел было ей возразить, но промолчал. «Она всё равно никогда не признает свою вину». - Так чего позвонила? - Разговор к тебе есть. - Ну я так и думал. Только давай самую суть, без твоих этих долгих предисловий, - ответил Алексей. А сам уже прикидывал в уме, сколько денег она попросит на этот раз, и одновременно радовался тому, что ничего не сможет ей дать, потому что сам сейчас на мели. - Не переживай, никаких предисловий не будет. Я просто хотела сказать, что баба Маша умерла. - Как умерла?! Когда? *****

За всё судьбу благодарю Часть 11 МАРУСЯ из белорусской глубинки Осенняя ночь тихо дышала прохладой, но Лёне это даже нравилось. По крайней мере, ему и холодно не было. Внутри всё бурлило и кипело, хотелось что-то делать, но что? Первым делос Лёня подумал о любимой Танечке и пошёл в направлении её дома. Вдруг она тоже, как и он, не спит, сидит на лавочке у дома и думает о нём. Лёня быстро подошёл к забору и тихонько позвал: - Таня...Танечка... танюшка...Ты здесь? Вместо голоса любимой раздался лай Мухтара. Лёня позвал громче, но снова ему ответила собака. Сообразив, что увидеться сегодня с Татьяной точно не удастся, Лёня пошёл в обратную сторону. Когда поравнялся со своим домом, остановился, подумав, что свою куртку успел снять с себя и повесил её на вешалку, что была прибита в коридоре и предназначалась для верхних вещей. Хотел зайти домой и уже приоткрыл калитку, как в окне загорелся свет. Лёня понял, что мать волнуется и, если сейчас увидит его, то точно никуда не пустит. Нужно было как можно скорее уходить, точнее убегать, что Лёня и сделал. Остановился только тогда, когда оказался на выходе из деревни. Отдышался, соображая, что ему делать дальше. От пробежки кровь забурлила ещё сильнее. В голову пришла мысль, что сейчас самый подходящий момент, чтобы разобраться с Витькой. "Нужно вывести Свербеева на начистую воду и поговорить по-мужски без свидетелей", - сказал себе Лёня и зашагал в сторону Маслаков. Правда, успел пройти всего каких-то метров двести. Навстречу ему шли люди. Лёня в лунном свете смог различить две фигуры, которые стремительно приближались, а уже через пару минут он услышал голоса Инны и Саши. - Ты что это, Сашка, за одноклассницей моей решил приударить, что ли? - спросил удивлённо Лёня, когда парочка подошла ближе. - Не могу ведь я допустить, чтобы девушка шла домой ночью одна, - ответил Саша, а Инна добавила: - Я не захотела оставаться в клубе, решила, что никого из наших ждать не буду, пойду одна, а Саша вызвался меня проводить. Но раз ты здесь, то Саше можно домой идти. Ой, Лёнька, а куртка твоя где? Не май месяц, заболеть можно, если раздетым по улице ходить. Лёня даже не отреагировал на слова Инны. Его больше занимал вопрос: в клубе остался Витька или пошёл провожать какую-нибудь девчонку? - ЭТОТ в клубе? - спросил Лёня. Хоть он не назвал имени, Инна и Саша догадались, что речь идёт о Витьке. - Нет, нет его, ушёл куда-то следом за вами, - ответила Инна. - Наверное, дома уже, десятый сог видит. И нам пора домой, правда, Лёня? - Нет, спать мне точно не хочется. Я бы вот с удовольствием со Свербеевым "поговорил", если бы он мне встретился. - Конечно, поговорите вы с Витькой, но только не сегодня, - спокойно сказала Инна и обратилась тихо к Сашке: - Давай мы с тобой нашего Лёню до дома доведём. Саша и сам видел, что приятеля тянет на приключения. Допустить это было нельзя, и Саша, похлопав друга по плечу, начал говорить, что пора домой. - Давай, Лёня, давай домой пойдём, мне ведь ещё назад в Маслаки придётся топать. - Уговорили, пойду баиньки, - согласился Лёня, - только ты, Сашка, ступай в свою деревню, зачем тебе меня до дома провожать? Не маленький я, сам доберусь, тем более, что Инна рядом. - Спокойной ночи! Смотрите мне, не балуйтесь! - пошутил Сашка и пошёл по дороге в обратную сторону, а Лёня с Инной зашагали в направлении своей родной Осиновки. - Ты, наверное, замёрз, бедненький? - спросила Инна, посмотрев на Лёню. Её глаза были такими преданными, что Лёня не удержался и спросил: - Вот никак не могу понять, за что ты любишь меня? В школе ты смотрела на меня так, как будто сверлила. И сейчас тоже. - Странный вопрос ты задал, Лёнечка. Разве сердцу можно приказать, кого любить, а кого ненавидеть? - Ну, ты не обижайся, просто понять хочется. Мне всегда казалось, что девушка на любовь отвечать должна. Взять хотя бы меня и Таню... - Только не надо о ней говорить, - попросила Инна и всхлипнула. Плакала она пор-настоящему, и Лёня начал извиняться, понял, что сморозил глупость. - Прости меня, несу сам не знаю что...Самогон язык развязал, смелости придал... Инна до самой деревни ничего не говорила, молчала, но, когда показались дома, несмело предложила: - Давай найдём какое-нибудь укромное местечко и поговорим. Отвечу на твой вопрос и расскажу подробно, когда я посмотрела на тебя не как на одноклассника... - Разве в нашей деревне найдётся укромные места? Сомневаюсь... - На сеновал можно было бы пойти, но там сегодня папка может быть. Если он "расслабился" и с мамкой поссорился, то, скорее всего, сейчас там спит. Зато баня свободная и тёплая к тому же. Дед Семён её сегодня протапливал, я сама видела. Сказал мне, что в пятницу не все смогли в баньку сходить. Вот он и старался, сказал, что дрова колхозные, так что не жалко. Посидим в предбаннике, поговорим. Холодно на улице стоять. - Разве баня не закрывается на ночь? - удивился Лёня. - Закрывает её дед Семён иногда, а иногда оставляет открытой, если с мужиками нашими "сидеть" собирается" и о жизни разговаривать. Утром женщины за тёплой водой приходят, так он и оставляет баню открытой, чтобы его никто не будил, а дал поспать лишний час после "посиделок". Лёня согласился пойти в баньку. Спать ему совсем не хотелось, и он послушно шёл за Кузнецовой Инной. При этом всё время смотрел по сторонам в надежде, что увидит Витьку. Поговорить с ним Леониду очень хотелось. Руки прямо чесались, но Свербеева на улице не было. Да и вообще, тёмные жилые дворы, мимо которых шли Инна и Лёня, встречали их лаем собак. Как и предполагала Инна, общественная баня оказалась открытой. Была она небольшой, но тёплой. Лёня как только зашёл, почувствовал теплый воздух, обдавший его с ног до головы. Правда, темно было хоть глаз выколи. Через маленькое окошко лунный свет проникал, но был таким слабым, что Лёня не видел лица своей одноклассницы, только слышал её голос и глубокое дыхание. Инна уселась на длинную скамейку рядом с Лёней и начала вспоминать. - Я тебя уважать начала, когда ты мне контрольную по химии решил. Помнишь? Мне решил, а себе не успел. Мне тогда четвёрку поставили, а тебе тройку, - засмеялась она. - И усы у тебя раньше появились, чем у остальных ребят. - Инна, а помнишь, как мы урок по немецкому сорвали? - оживлённо спросил Лёня. Они начали с Инной вспоминать смешные случаи из школьной жизни. Их было предостаточно. Беседа шла так оживлённо, что Лёня и не заметил момента, как Инна положила голову ему на плечо. Он только почувствовалась, что в его грудь упёрлась грудь одноклассницы. Лёня словил себя на мысли, что ему очень приятно и не спешил говорить Инне, чтобы она села подальше. Наоборот, он прижал её к себе сильнее. Лица одноклассницы по-прежнему в темноте было не разобрать. Это вместе с действующем ещё горячительным придавало смелости. Инна поняла, что Лёня и не собирается сопротивляться, поцеловала его, а он ответил взаимностью... ... Александре Ильиничне не спалось. Она понимала, что, раз сын вернулся из армии, значит, захочет с приятелями отметить своё возвращение. Она была вовсе не против этого, наоборот, собиралась в воскресенье накрыть стол для соседей и ребят, друзей сына. Поэтому и просила Лёню в клубе "не баловаться", а дождаться завтрашнего дня, чтобы посидеть за столом "по-людски". Вся надежда была на Таню. Она слишком серьёзная, при ней вряд ли Лёня позволит себе "расслабиться". Да и не виделись они столько времени. Наверняка, захотят побыть вместе. Так думала Лёнина мать, лёжа в кровати. Вроде задремала на полчасика, но потом, проснулась. Показалось ей, что пришёл сын, потому что заскрипела входная дверь. Александра Ильинична перекрестилась и думала, что сможет наконец-то спокойно уснуть, но нет. Леонида не было, и она вышла в коридор, включила свет. Решила, что если куртка сына висит, то и сам он где-то рядом. Когда прошло минут тридцать, Александра Ильинична забеспокоилась и вышла на тёмную улицу. Где искать своего Лёню, не знала. Просто пошла в один конец до самого колхозного сада, предположив, что Лёня может сидеть с приятелями за длинным столом. Убедившись, что там никого нет, направилась в другой конец деревни. Когда дошла до бани, остановилась. Дальше идти было некуда. За баней начиналась берёзовая роща, переходившая в густой лес. Куда пошёл сын, женщина и предположить не могла. Сон у бедной матери как рукой сняло, а впереди была целая ночь. Почему Александра Ильинична надумала в баню заглянуть, она и сама не знала. Может, материнское сердце подсказало, а может, предположила, что Лёня и его приятели решили продолжить "беседу" после клуба, а пойти им некуда. Только приоткрыла дверь мать Лёни и поняла: в бане кто-то находится. Она прислушалась и поняла, что здесь её сын. И он не один. - Лёня, сынок, это ты здесь? - позвала взволнованно Александра Ильинична. - Не молчи, я слышала твой голос! ...Инна целовала Лёню и целовала, а он и не сопротивлялся. Объятия и поцелую одноклассницы сделали его пьяным ещё больше. Приятное тепло разливалось по телу, и сопротивляться этому он не мог и не хотел. Инна успела снять с него свитер, рубашку и майку, когда раздался голос Александры Ильиничны. От неожиданности Инна вскочила со скамейки и побежала в парилку, оставив Лёню одного. Он на ходу натянул свитер, а рубашку и майку скомкал и засунул под свитер. Голос матери раздался снова совсем близко. - Я уже иду, мама! - крикнул он в ответ. Сделал шаг, но споткнулся и упал, ударившись об угол скамейки. Хорошо, что успел глаз закрыть. Когда он появился на улице, Александра Ильинична качала головой. - Ой, сынок мой, что же это ты другого места не нашёл, что ли? И Татьяна твоя хороша...До свадьбы потерпеть никак нельзя было? - Мама, да я один был. Таня дома давно. Это мне спать не хотелось, - ответил Лёня, потирая место возле глаза. Оно всё ещё болело. - Как же, верю я тебе. Слышу по голосу, что перебрал лишнего и на подвиги тебя потянуло... Эх, сынок! Лёня больше не оправдывался. Шёл и думал, что завтра под глазом будет синяк. Придётся что-то говорить Тане. Пока же он шёл за матерью, то и дело оглядываясь. Мысленно благодарил маму, которая только что спасла его. Если бы она не пришла, то у них с Инной всё было бы. И тогда... Лёня даже думать об этом не хотел. Не было ничего - и слава Богу. Правда, тут же появилась мысль, что горячая Инна, такая горячая, что вырваться из её объятий по доброй воле невозможно...

Ой, девки, беда в нашем переулке Деревенский весельчак и балагур, Мишка Безкостюк, гармонист, плясун и исполнитель великого множества матерных частушек, слыл в округе личностью незаурядной и творческой. Душа любой компании, заводила и генератор безудержного веселья. Там, где Мишка, ребята – туши фонарь! Животы свои берегите, надорвать от смеха можно запросто, коли сил хватит от начала до конца его импровизированный концерт прослушать. Мишка в деревне работал электриком. Работа не пыльная, но ответственная. Ладно, по земле бы только ходить, а вот ежели на столб электрический вскарабкаться, при помощи когтей железных, оглядеть, с высоты воробьиного полета деревеньку свою, так поневоле душа развернется, и ты, сам того вроде и не желая, вдруг громко так, запоешь: - Космонавты, космонавты приземляются везде. А мой милый приземлился у соседки на “звезде”. По правде сказать, Мишка спел эту частушку, кряхтя от боли, и потирая ушибленные места, уже на земле, когда рухнул вместе с подгнившим столбом наземь. Еще довольно удачно приземлился, хоть и не у соседки. А вообще-то этот высокий, красивый парень с копной черных, вьющихся волос, доставшихся ему в наследство от деда, старался петь свои частушки только под собственный аккомпанемент гармошки своей. И всегда по заказу гостей, собравшихся послушать своего земляка. И вот ведь закавыка-то какая у нас получается! Частушки Мишкины сплошь с картинками, так что, извините, наиболее значимые слова, в которые и заложен смысл частушки, придется в рассказе заменять, искажать и брать в кавычки. Понятливые читатели враз сообразят, как на самом деле пелась частушка, ну, а особам впечатлительным и возраста совершеннолетия не достигшим еще, лучше вообще отказаться от дальнейшего чтения рассказа этого. - Меня миленький просил, когда дождик моросил. Дождик капать перестал. Я даю, а он не стал. - Из колодца вода льётся, через желоб сочится. Хоть и плохо мы живем, а “играться” хочется. - В Ярославскую тюрьму залетели гуленьки. Залететь то, залетели, а оттуда “опаньки”. - По деревне мы идем, не стукаем, не брякаем. Кому окошко разобьем, кому ребенка сляпаем. - Разнесу деревню “буем”, до последнего венца! Не пой, сынок, военных песен, не расстраивай отца. Последняя частушка всегда взрыв хохота, у собравшихся, вызывала, Это же надо было так кому-то придумать, чтобы всего в двух предложениях суметь рассказать и о разбушевавшемся не на шутку сынке, отце – ветеране войны - и сердобольной матери. Надо признать, что до службы Миша Безкостюк, был очень даже скромным парнем, застенчивым даже. Девчонок так за километр обходил стороной, чем вводил их в большое недоумение. - Неуж мы все такие страшненькие, что ни одна из нас не глянется этому красавцу? думали они. А вот после службы парня как подменили. И куда только делись его скромность и застенчивость! А тут еще дружок с гармошкой попался на пути его. Несколько уроков игры на этом народном музыкальном инструменте с обязательным протиранием кнопочек водочкой - и процесс пошел, прям как на дрожжах, или как по маслу даже. - Девки спорили на даче, у кого она лохмаче. Оказалось, что лохмаче, у самой хозяйки дачи. - Моя милка одурела, стала трактор изучать. На моём “бую” училась, скоростя переключать. С каждым уроком, с каждым прожитым днем, мастерство гармониста - частушечника повышалось, пополнялся и частушечный запас. - Ты скажи мне, дорогая, кто ты, Ц или не Ц? Если Ц, давай в сарае, а не Ц, так на крыльце. Ожили девчонки, ты погляди, Мишка -то какой стал, наперебой, еще пуще прежнего, перед ним свои прелести демонстрировать начали. То передом, то задом перед ним крутятся, когда каблучками дроби выбивают под его гармошку на гулянках. Женщины и те, вспомнив про молодость свою, в круг спешат тоже, свои частушки, порой не уступающие, Мишкиным, не забывают вставлять в этот перепляс. Кто-кто, а они то толк в частушках лучше всех знают. - Ты подружка так и знай, тем, кто хочет, всем давай. Не фарфоровая чашечка, не выломится край. Одна плясунья заводит подружку свою: - На окошке два цветочка, голубой, да аленький, ни за что я не сменяю, “буй” большой, на маленький. А у той, уже ответ на это давно заготовлен: - На окошке два цветочка, голубой да аленький. Лучше маленький стоячий, чем большой, да вяленький. - В санатории была, ох, как мне понравилось! Восемь коек поломала и домой отправилась. - Ох, девки, беда, в нашем переулке! Жена мужу отдалась, за четыре булки. - Трактор едет, трактор пашет, тракторист платочком машет. Из-за дыма не видать, дать ему, или не дать. - У кого какой милёнок? У меня, мастеровой! В одну ночку сделал дочку и с кудрявой головой. - Ты не прыгай, серый заяц, по зеленому лужку. Потому, что здесь давала я любимому дружку. - Мой милёнок у крыльца утром ловит жеребца. А я рядом бегаю, ловлю кобылку пегую. - Дорогой мой, Яшка! Под тобою тяжко. Дай-ка встану, погляжу, хорошо ли я лежу. А напрасно, выходит, красовались девушки перед гармонистом, показывая свои прелести и способности. В плясках и пении, конечно, показывали. Неожиданно для всех в селе привез Миша свою суженую, свою невесту, из какого-то дальнего села, что оставалось для всех загадкой, как он вообще то, про ее существование смог узнать. Поговаривали, что переписывался с ней, когда служил еще. Звали девушку Зиной. Тихая, скромная девушка. Не певунья, не плясунья совсем. Бывало, когда Михаил наяривает свои частушки, все со смеху валятся, а она сидит рядышком и только улыбается. Скорей всего, не частушкам даже Мишкиным, улыбается, а глядя на людей веселящихся. - Маня с Ваней мылись в бане. Ну, а там жара была, Ваня яйца все ошпарил, Маня “женю” обожгла. - У кого, какая баня? У меня еловая. У кого, какая девка? У меня хреновая. - Неужели это будет, неужели я женюсь? Неужели, в самом деле, я досыта …усь? - Вышел в круг, махнул рукой. -Ты откуда “кум” такой? - Из деревни Блудово. -А ты, “кума”, откудова? - Передвинули часы в Ярославской области. Раньше “он” вставал в постели, а теперь в автобусе. Совхоз, как только Михаил привез Зину в село, выделил молодым квартиру. Не фонтан, конечно, но жить можно, вполне даже приличная квартирка. Целых три комнатки с кухней, небольшие, но вполне уютные. Братья-азербайджанцы, в те годы, бригадами целыми, такие дома в селах строили. Где нормально, а где и не очень. Хорошо. А в селе, откуда Мишка Зину привез, оставалась жить ее мать, теща, стало быть, Мишкина, Екатерина Андреевна. На семейном совете и порешили единогласно, что перевозить надо ее сюда. А что? Места всем хватит, тем более скоро пополнение в семье ожидается. Сказано – сделано. Вскоре в селе появился новый житель, статная, седоволосая женщина, с остатками былой красоты на лице. Да и во всем теле тоже. Это Мишка еще тогда заметил, когда свататься приезжал к ним. И всем хороша была тёща. Кроме одного, но это как серпом по Мишкиному пейджеру. Она категорически невзлюбила зятевы концерты с частушками. - Михаил! Ты же взрослый мужик, вон скоро отцом станешь, что ж ты себя и нас позоришь! Срам-то какой, орешь на всю деревню похабные частушки и думаешь, что это хорошо! Срам и еще тыщу раз срам! Бросай это всё и за ум берись! Ё – моё! Вот, блин, привез на свою голову, блюстительницу целомудрия и нравов. Ну, я ей покажу, кто в доме хозяин! Это он не вслух, это он про себя так потихоньку подумал. Взял в руки гармонь свою, сел на чурку в ограде и затянул страдания. Громко затянул так, чтобы некоторые слушательницы даже в горнице услышали, как его музыкальная душа плачет. И коли мазь пошла, высказать тёще всё, что он про всех тёщ, вместе взятых и про свою, в частности, думает. - Эх, тёща моя, дай опохмелиться! Твоя дочка, подо мной, плохо шевелится! Нет, не годится. Зинка то здесь с какого бока, совсем ни при чем она. Хорошо, что целомудренная теща частушек не знает, а то могла бы ответить, примерно вот в таком духе. - Эх, зять, ты мой зять! Что-то мне не верится. Под хорошим мужиком и щепка зашевелится. Ничего, у меня другие в запасе есть. - К теще в гости я попал. Суп гороховый хлебал. Потом с улыбкой на устах, целый день сидел в кустах. - Влезла теща на березу. А береза гнется. Я снимать ее не стану, может на…вернется. - Эх, теща моя моя! Полушубок стёганый! Неужели я не стою, твоей дочки …. Стоп! Стоп! Опять про жену. Нехорошо получается. Что-то заклинило. Про тещу все частушки разом из головы вылетели. Входная дверь открылась. На пороге появилась Екатерина Андреевна. Подбоченясь, она изучающе оглядывала своего музыкального зятя, силящего вспомнить хоть одну, подобающую случаю, частушку. Уже по второму разу проигрыш играет. - Михаил Анатольевич! Ты не мог бы прекратить это безобразие и зайти в дом. Нам нужно серьезно обсудить одну важную проблему. Касающуюся в том числе и тебя. Причем, в первую голову. - Ну, понеслась по кочкам! Всё забываю спросить у Зинки, кем же всю жизнь проработала ее матушка и куда они дели, в конце концов, папашку своего,- пронеслось у Мишки в голове. В зале, за столом, рядышком сидели мама с дочкой. Пустой стул стоял напротив. - Ага. Революционный суд в неполном составе. До сталинской тройки одного человечка не хватает. Валяйте, я и в таком составе на все согласен. - Ох и балабол ты, Михаил Анатольевич, как я погляжу. И за кого ты, дочь, замуж вышла. Артист с погорелого театра, или с большой дороги, что одно и тоже, по сути. Так вот. Сегодня ко мне посыльная из сельсовета прибегала. Звонили из города, с торговой базы. Стоит там новенький “Москвич-412”, мне пришел, на моё имя. Так вот я сейчас на распутье, или мне выкупать его, или отказаться. Я бы могла его выкупить для вас, и деньги у меня есть на него, но только с одним условием. Ты, Михаил Анатольевич, должен навсегда прекратить петь эти дурацкие, похабные, частушки. Навсегда. Если не сможешь, скажи мне сразу, и я откажусь от покупки. Подумай и ответ дай. Только недолго размышляй. - Так я, так мы, так чего мне размышлять-то. Это же моя голубая мечта. Несбыточная. Хоть и права уже сколько лет валяются. Какой же дурак откажется от такого, да, Зинуля? Завязываю я с частушками, прям с этой самой минуты. Вскоре по селу прокатились две новости. Одна новость прокатилась по деревне, в виде новенького, оранжевого “Москвича”, за рулем которого восседал улыбающийся Мишка Безкостюк, а рядом, рядом-то с ним его любимая теща, Екатерина Андреевна. Женушке Зине пришлось, в ее интересном положении, сзади угнездиться. Вторая новость взбудоражила деревню никак не меньше, чем этот первый “Москвич”, появившийся в деревне. Враз прекратились Мишкины концерты с частушками. Сидит он, бывало, у кого-нибудь на вечеринке, рядом с Зиной рядышком, улыбаются оба, смеются даже, но гармонь в руки, как не упрашивай, так и не возьмет. Хоть и тещи рядом нет. Некогда ей, нянчит маленького Безкостюка. Волнуется бабка. Прислушивается. Голосистым, однако, будет, ой,не дай бог в отца, частушечником. А у бабки нету больше ни средств, ни связей, чтобы и внука ублажить, как батю его в своё время. Вот на этом и позвольте закончить рассказ, про деревенского гармониста-частушечника, Мишу Бескостюка. Уж не обессудьте нас, если что не так. И за частушки тоже. Хотя жаль, конечно. Самые ядреные -то за кадром пришлось оставить. Ну, да ладно, чего уж там. Игнатьевич Черданцев

Метель Порывы ветра толкали то в спину, помогая тянуть тяжёлые санки, то швыряли в лицо мелкий колючий снег. Конца и края не было заснеженной дороге, ветру и колючему снегу. Иногда вдалеке угадывалась смутно чернеющая кромка леса, значит, где-то там деревня. Но в следующий миг в грудь ударял порыв ветра, от колкого снега приходилось закрывать глаза, ниже опускать голову и задерживать дыхание. А когда она открывала глаза, ничего не было видно, кроме серой пелены снега. Лес исчезал, как мираж в пустыне. Даше казалось, что она заблудилась, сбилась с дороги, которая едва угадывалась по небольшим сугробам по бокам. Что никогда не довезёт санки со своим непомерно тяжёлым грузом. Скоро стемнеет, а дорогу заметёт… - Даша, помоги мне! – крикнула мама из кухни. - Ага, - ответила Даша, заложила тетрадкой страницу в учебнике и пошла к матери. - Банку с тушёнкой открой, - сказала мама и подвинула к дочери стеклянную банку под железной крышкой. Она всё делала одной рукой, вторая была в гипсе и висела под грудью на скрученном бинте, перекинутом через шею. - Макароны с тушёнкой? Обожаю. – Даша взяла консервный нож. Скоро крышка отлетела в сторону, и в нос ударил ароматный запах тушёного мяса. - Что бы я без тебя делала, - сказала мама, забирая назад банку. Слова мамы отозвалась теплом в Дашиной груди. В последнее время она редко слышала от мамы похвалы, а уж о ласке и не мечтала. Тем временем мама взяла ложку и попыталась поддеть в банке плотно утрамбованные куски мяса. Но у неё не получалось, банка опасно наклонялась, того и гляди соскользнёт со стола. - Дай я, - сказала Даша. – На сковороду? - Да. – Мама отошла в сторону, и Даша поддела ложкой приличную порцию тушёнки, положила на сковороду. Потом ещё. - Хватит, – остановила её мама, забирая у Даши ложку с кусочками жира и мяса. Даша с сожалением посмотрела на ложку. Она хотелось её облизать, и рот уже наполнился слюной... Даша сглотнула. - Иди, доделывай уроки. Дальше я сама, - сказала мама. – Отец придёт, будем обедать. Что-то он задерживается. Погода разгулялась. Конец марта, а метёт, будто зимой. Даша последний раз взглянула на куски мяса на сковороде и пошла было в свой закуток за шкафом, как услышала стук в дверь. Мама тоже замерла с ложкой в руке. Стук повторился. - Ну, что стоишь? Снова напился, раз замок открыть не может. Иди, открывай, - мама обречённо вздохнула, метнув на Дашу тревожный взгляд. - Лучше бы вообще не приходил, - пробурчала Даша, направляясь к двери. - Ты что такое говоришь?! Про отца-то? – крикнула мать ей в спину. - Мало одной руки? И другую сломает, - огрызнулась Даша. И тут же выскочила за дверь, увидев, как мама замахнулась на неё ложкой.

Вика меланхолично ковырялась вилкой в тарелке. Ее душила обида – каникулы в разгаре, подружки с родителями разъезжаются на отдых, кто на море, кто вообще за границу, а ей придется провести лето в жарком, душном городе. Все из-за мамы. Ну и что, что деньги, которые откладывали на отдых, потрачены на нее? Не надо было маме с ней соглашаться! Тогда бы и деньги остались целы. Вика понимала, что все оправдания, которые сейчас рождались в ее хорошенькой голове, несправедливы. Но тем обиднее ей было, тем больше она злилась на маму, хотя сама ее и убедила, что никакого моря им не надо, а нужна недельная поездка Вике с подружками на дорогущую базу отдыха, соответствующие наряды, пирсинг в пупок, золото на ручку, золото на ножку. Мама пыталась возразить, но потом сдалась под неистовым напором Вики, подкрепленным истериками. Теперь приходится коптиться в городе, вместо моря и ковырять вилкой макароны с сосиской, вместо «шведского стола». Где-то в глубине подсознания шевельнулась мысль, что ее «хотелки» испортили отпуск и маме. Целый год переработок и подработок, в надежде на отдых с дочерью летом, растворились в желаниях Вики. Подружки - из обеспеченных семей, им не приходится выбирать – то или это. Они берут все. А тут... Людмила украдкой поглядывала на шестнадцатилетнюю дочь. Она прекрасно понимала все, что Вика сейчас переживает, но поговорить с ней по душам, тем более – убедить ее в чем-то в последнее время становится невозможным. На все найдутся ответы – резкие, пересыпанные циничными цитатами из интернета. И чем глупее ответ, тем больше визгливости и слез в голосе дочки. Что с ней стало? Переходный возраст, или упустила ее, недоглядела? Вот и сейчас – прекрасно понимает, что поездка на море сорвалась из-за ее непомерных амбиций, но виноватой себя не считает, мама - нищебродка виновата – не может обеспечить дочке приличного отдыха. – Была бы ты помладше – взяла бы тебе путевку в лагерь отдыха, в профкоме предлагали, но там – до четырнадцати лет, – вздохнула мама. – Да ты и не согласилась бы, наверное? – Мне бы хоть куда! Хоть в самую распоследнюю дыру! – вскинулась Вика. – Только бы не торчать здесь! – Точно? Куда угодно? – Людмила взглянула на дочь. – Собирай вещи! Едем! – Куда? – Вика удивленно распахнула глаза. – Ты – к дедушке с бабушкой, я – к родителям. На мою родину, в общем. В деревню! От автобусной остановки до села – два километра по полевой дороге. Людмила несла в руке чемодан с колесиками, но колесики здесь были явно лишние – только вязли в песчаной почве. Приходилось нести его, часто перекладывая из руки в руку. Вика шла налегке, только рюкзачок за плечами. Позади раздался шум двигателя. Поднимая пыль, попутно мчался «круизер», блестя на солнце хромированными деталями. Людмила и Вика сошли на обочину, «круизер» резко затормозил, опустилось стекло водителя: – Здравствуй, Людмила. – Водитель – крепкий мужчина, лет сорока, снял солнцезащитные очки и взглянул на нее синими глазами. Не дождавшись ответа от оторопелых путниц, вышел, молча перехватил чемодан и открыл для них дверь, приглашая на заднее сиденье. Дождался, пока дамы разместятся, так же молча сел за руль и покатил к селу. – Димка! – подала, наконец, голос Людмила. – Тебя не узнать! Откуда ты в этих краях? В отпуске? – Почти год уже здесь, – улыбнулся мужчина. – Отлетался, решил обосноваться на родине. Дочка? – Спросил он, поглядывая на пассажирок в зеркало заднего вида. – Красавицу растишь! Вика уже и не помнила, когда в последний раз была в гостях у бабушки и дедушки, в отличие от мамы, она предпочитала турпоездки и базы отдыха. Все казалось ей внове, почти экзотикой. Людмила – напротив, будто и не уезжала со своей малой родины, легко включилась в домашние заботы, удивляя дочь сноровкой. – Людка, да ты разучилась, наверное, корову-то доить!? – охала бабушка Валя, глядя, как Людмила повязывает голову косынкой и одевает фартук. – Опять же - поранишь вымя коровке маникюром своим! – Избавилась! – Людмила, смеясь, показала пятерню с аккуратно остриженными ногтями. – И ничего я не забыла. Я все помню, мама! – зазвенел ее смех. – Ох, Людмилка! – посмеивался дед Михаил, – ты ровно снова девчонка, будто и не уезжала никуда! – Ага, дед. – Вика тоже с удивленьем смотрела на мать. – Прям помолодела, никогда ее такой не видела. – Словно о чем-то догадавшись, она спросила: – А кто такой дядя Дима, у него еще машина такая, крутая? – Дмитрий-то? – дед Михаил пыхнул табаком и объяснил: – Одноклассник мамы твоей. Военный летчик, вся грудь в орденах! В отставку вышел, теперь взялся фермы наши восстанавливать, церковь тоже. – И понизив голос, рассказал, словно по секрету внучке: – Думали мы тогда, что поженятся они, но Дмитрий – в военное училище поступил, мама твоя – в институт в городе. Что-то разладилось у них. Теперь вот и Людмилка без мужика, и Дмитрий – холостяк с прицепом. – Пыхнул табаком и хитро улыбнулся: – Вот оно, значит, как. Ну-ну! Утром Вика проснулась от щекотки. Кто-то трогал ее за бусинку пирсинга возле пупка. Осторожно скосив глаз, она увидела котенка Мурзика, который осторожно прикасался мягкой лапкой к блестящей игрушке, потом взялся ее лизать. Едва сдержав смех, она схватила пушистый комочек и прижалась к нему лицом. Котенок благодарно замурлыкал. – А где мама? – Спросила Вика за завтраком, с аппетитом уплетая блины с медом и запивая их молоком. – Дмитрий просил ее разобраться с бухгалтерией. – Бабушка подкладывала ей блины со сковородки. - Людмила – то, бухгалтер со стажем, пусть поможет хорошему человеку. – Пусть поможет, – гудел дед Михаил, – глядишь и сойдется дебет с кредитом... – Хотела помочь на огороде, – вздохнула бабушка Валя, – одной мне не справиться. Может ты поможешь, внученька? А то дед сейчас тоже сорвется со двора. – А то как же! – дед Михаил нахлобучил картуз. – Крышу сегодня на базовке перекрывать будем. Напортачат еще без меня! – Помогу, бабуля, – неожиданно для себя согласилась Вика, – только... Подожди минутку. – Она прошла в свою комнату, достала из косметички маникюрные ножницы и взглянула на свои ухоженные длинные ногти... Вечером в натопленной бане, Людмила парила березовым веником дочке спину: – Вот так бабушка, уработала внучку! – сокрушалась она. – А ты сама-то куда смотрела? Разве можно с непривычки так упираться? – Бабушке – то ничего, а она постарше будет. – Оправдывалась Вика. - Я только вечером поняла, что разогнуться не могу. А вообще, мамочка, знаешь, хоть и тяжело, но здорово! Мне понравилось! – Переворачивайся на спинку! – приказала Людмила. – Занесла веник, и замерла: – Куда твой пирсинг делся - тот, что возле пупочка? Украшения не было. Вика виновато взглянула на маму. Она даже не заметила, как потеряла его. Ей не было жаль дорогой бусины, ей было жаль маму, которая с таким трудом зарабатывает деньги, а она так бездарно потеряла дорогое украшение. – Ладно, - легкомысленно махнула рукой Людмила, – может найдется еще. Потом, ощущая приятную легкость в теле, пили чай на веранде. Бабушка, чувствуя себя виноватой, хлопотала возле стола, подливая чай, заваренный на травках. Людмила делилась с дочкой событиями дня, а та внимательно слушала, задавала вопросы. Ей и в самом деле было интересно и приятно общаться с мамой. Вот уж никогда не думала она, что мама такой интересный рассказчик! – И ведь все неплохо рассчитал Димка, сбыт наладил, выгодных поставщиков нашел, с осени хозяйство на устойчивую прибыль выйдет, а он к документам так легкомысленно относится! Еле договоры нашел, отчеты по кредитам – в кипе бумаг лежат! – Рассказывала она Вике. – Без хорошего помощника ему не обойтись – вылетит в трубу! – Так помоги ему, мама. – Улыбнулась Вика. – Ты ведь легко разберешься в этих бумагах? – Придется помочь. – Людмила с благодарностью взглянула на дочь. – Какая ты у меня стала взрослая! Кстати, Ленька – сын Дмитрия, твой ровесник, просит тебя помочь ему. У тебя же с физикой и математикой проблем нет? А Ленька через год будет поступать в военное – как отец. Подтянуть его надо по этим предметам, сможешь? – Без проблем! – кивнула Вика. – А он такой-же симпатичный, как и его отец? Дед Михаил и бабушка Валя удивленно выглянули из-за двери, удивляясь – над чем так весело хохочут дочка с мамой. *** Вика проснулась еще затемно, сладко потянулась, копируя Мурзика, который выбрал ее своей любимой хозяйкой. Середина октября, светает поздно, но школу никто не отменял. Она выбралась из-под одеяла, дома тепло – дедушка кочегарит, не жалея дров, бабушка готовит завтрак, гремит посудой. Пока Вика заправляла постель, приводила себя в порядок, Мурзик лежа на животе, шарил под шкафом лапкой. Наконец, что-то выкатил из-под него и мяукнул, привлекая внимание. Вика пригляделась: - Мурзик! Это же мое украшение для пирсинга! Это ты его у меня летом слизал, негодяй хвостатый? А застежка где? Мурзик вновь сунул лапу под шкаф и выкатил застежку. Вика взглянула на украшение, улыбнулась будто увидела старую детскую игрушку, которая ей уже неинтересна и убрала в шкатулку. В школу их с Ленькой возил Дмитрий, если был свободен, иногда поручал это своему помощнику. До города – полчаса езды. Это Вика настояла, чтобы Ленька перевелся в ее школу – уровень преподавания в селе был, к сожалению, ниже. За лето она хорошо подтянула его по физике и математике и теперь уровень его знаний был «выше среднего». Она уже обувалась, когда за окном просигналила машина. За рулем в этот раз был помощник Дмитрия – дядя Коля. - Твой будущий папа с моей будущей мамой сегодня заняты. – Широко улыбаясь объяснил Ленька. – К свадьбе готовятся. Жених и невеста! – Ребята засмеялись. – Батя наказал, чтобы после школы не задерживались, помочь им надо. Ты как? - Поможем. – Вике стало весело – мама выходит замуж! А у нее теперь будет брат – сильный и симпатичный, хоть и сводный, к тому же - одноклассник. За ним теперь глаз да глаз – девчонки в школе так и стреляют глазами, а у этого – рот до ушей! Теленок деревенский! - Перебирайся к нам, Вика, батя вон какой дом отстроил! Не дом, а родовое поместье! Места всем хватит с избытком! - Не-е. Я с дедом и бабушкой. Кто им поможет, если не я? – Улыбалась Вика. – Они у меня уже старенькие… Тагир Нурмухаметов

За всё судьбу благодарю Часть 17 МАРУСЯ из белорусской глубинки "Придётся с Таней объясняться, - говорил себе Лёня, - наверняка, ей донесут, что я с Инной вместе пришёл. Но Таня всё поймёт. Я ведь не по доброй воле остался, а ради общего дела". Время пролетело быстро. Вот уже все рабочие засобирались домой, остались только он и Инна. Лёня искоса глянул на Кузнецову. Она ловко орудовала щёткой, отмывая известь с бетонного пола. Самому Леониду делать уже было нечего. Он и предложил однокласснице: - Ступай в душ, а я домою пол. Если будет здесь вдвоём возиться, нам здесь ночевать придётся. - Ещё и завтра нужно прийти пораньше. Так Василий Иванович велел. Но ничего, все вместе справимся. Гостей примем, а потом можно будет расслабиться. Ты прав, Лёня, пойду в душ, обдамся, - согласилась она и быстро зашагала к выходу. Душ находился в небольшом помещении, предназначенном для рабочих. Сам Лёня усиленно водил щёткой туда-сюда. Он вспотел, но для себя решил, что в душ не пойдёт, считая это лишней тратой времени. Когда придёт домой, нагреет воды, нальёт в таз и вымоется, как всегда и делал. Инна долго не возвращалась. Лёня уже было испугался, подумал, что, может, с подачей воды что-то не то. Вдруг снова поломка или неисправность. Тогда придётся объясняться с Василием Иванович. Раз председатель оставил Лёню за главного, значит, ему и ответ держать. Не успел так подумать Леонид, как услышал голос Инны: - Хорошо-то как! Вода не только пот смыла, но и всю усталость. Ещё и сил прибавила. Кажется, вот так стояла бы под прохладной струёй, не считая время. - Хм, размечталась. Ты же знаешь, что с водой у нас напряжёнка. Председатель говорил, что завтра, когда гости уедут, душ снова закроют. - Как же жалко, что всё напоказ делается, а не для блага рабочих. Получается, что вода экономится, а люди должны из-за этого страдать. Лёня посчитал, что это камень в огород председателя, и начал защищать Василия Ивановича: - Ты взрослая и понимать должна, что водокачка старая, насос давно пора менять. Деньги на всё это нужны, а где их взять? Председатель ведь один не разорвётся. У него несколько деревень в подчинении и везде нужно успеть. Скоро ещё и ферму начнут строить. Только успевай! Наш Василий Иванович и так для людей многое делает. Премии регулярно платит за хорошую работу. В других колхозах и этого нет, - на одном дыхании произнёс Лёня. - Ладно, заболтались мы. Сейчас до конца пол пройду и пойдём, а завтра я приду пораньше. - В душ ты разве не пойдёшь? - удивилась Инна. - Не хочешь домой хоть раз чистым прийти? Кто его знает, когда такая возможность ещё раз появится. Гости-то к нам не так часто приезжают. - Не хочу время тратить и воду... - ответил Лёня, не переставая водить щёткой. - Странный ты, воду колхозную жалеешь, лучше маму свою пожалей. Ты потный, капли вон на лбу выступили. Сейчас рабочую одежду снимешь, свою наденешь, и она потом пропахнет. Александре Ильиничне только работы прибавится. Хотя что это я, - усмехнулась она, - уговаривать взрослого человека мыться надумала. Лёне даже стыдно стало, и он почти шёпотом сказал: - Сейчас ополоснусь, заодно посмотрю, всё ли там в порядке. Раз председатель мне ключ доверил, значит, с меня и спрос. Инна довольно улыбнулась и провожала Лёню любящим взглядом, когда он быстро шёл к выходу. Леонид подумал, что с Кузнецовой ему наедине лучше не оставаться. Она так смотрит на него, как будто готова испепелить его взглядом. Лёня быстро обдался. Стоять и "намываться" он не собирался. Он помнил, как ещё до армии дед Семён, который топил баню, постоянно просил: думать не только о себе, но и о людях. Не успел Лёня вытереться тонким вафельным полотенцем, предназначенным для рук (другого у него не было), как за дверью услышал тихий голос Инны: - Лёня, ты уже всё? Скоро выйдешь? - Да, сейчас иду. Чего тебе? - спросил он и распахнул дверь, давая понять, что он уже одет и Кузнецова может зайти. - Сейчас одежду рабочую сложу и пойдём. - Боязно мне одной. Когда люди рядом, то страха нет, а когда одна осталась со свинками, так жутко, не по себе как-то... - тихо сказала она и посмотрела на него своими большими глазами, полными любви и желания. Потом просто положила ему руки на шею и поцеловала... ...Как всё закрутилось, Лёня и сам не понял. Только не смог он сопротивляться или смог бы, но не захотел. То ли это вода подействовала на него так расслабляюще, то ли Инна была такой манкой и доступной, он не мог сказать. Только опомнился, когда всё уже произошло... На Инну смотреть не хотел, ему было хорошо и одновременно стыдно и перед ней, и перед собой. Было и удивление. То, что он у Инны не первый, понял сразу, потому что кое-какой опыт у него в "этих" делах был. Случилось всё в армии, когда он ходил в увольнительную. Один армейский товарищ "похаживал" к женщине, которая лет на десять была старше. У неё была подруга, с которой Лёня и познакомился. Встреч было всего несколько, но и этого хватило, чтобы получить "опыт". Сейчас Инна казалась ему и распущенной, и жалкой. - Ты прости меня, что всё вот так вышло, - начал оправдываться он, но тут же начал винить во всём Инну: - Хотя ты и сама хороша. Нечего было сюда приходить...Знала, что я моюсь, а пришла, как будто специально... - Раз ты не смог себя сдержать, значит, нравлюсь я тебе, так ведь? Если была не мила, то разве ты стал бы целовать меня и... Признайся, что любишь, как и я. Лёня начинал злиться. Хоть ещё несколько минут назад ему казалось, что желаннее Инны в мире женщины нет (Таня была не в счёт), сейчас её слова вывели его из себя. Он раздражённо спросил: - Скажи честно, сколько у тебя мужчин было до меня? И ты их всех любила, наверное. Небось говорила им то же самое, что и мне, так ведь? - Лёня, ты что такое несёшь? - спросила Инна, едва не плача. - Я тебя с самого детства люблю. Кроме тебя мне никто и не нужен был. И не было у меня никого, кого бы я так сильно, как тебя, любила. - Не надо врать. Я ведь понимаю, что у тебя не первый... - Был женатик один. Поверила его словам, когда решила, что тебя ждать нечего. Всё равно ты со мной не будешь. Повелась на его слова, когда мы вместе работали. Их к нам из города прислали. Так всегда летом бывает, когда работы много. Мы сами не успеваем.... Да и было у меня с ним всего один раз, а потом он уехал и всё...- всхлипнула Инна. - А тебя я всем сердцем люблю, всей душой. И всегда буду любить. Ради тебя на всё готова, а ты... - Не реви, - попросил Лёня, не зная, что делать дальше. Вся злость на Инну прошла. Он чувствовал: всё, что она говорит, не пустые слова. Только он смотрел на неё с жалостью. Интерес, который был до этого, прошёл, испарился. Тогда, после жарких поцелуев в бане, он думал об Инне и ругал себя за это. А сейчас...Теперь Инна казалась ему прочитанной книгой, которую хочется поставить на полку и идти дальше...Сейчас в его глазах до небывалых высот выросла Таня. Лёня думал, что она бы себе такое никогда не позволила бы в отличие от Кузнецовой. - Лёня, ты ведь не бросишь меня, - прошептала Инна. - Ещё скажи, что я теперь должен на тебе жениться, - сквозь зубы процедил Лёня. - Нам домой пора. Надеюсь, что ты никому ничего не скажешь? Инна покачала головой, давая понять, что никто не узнает о том, что между ними только что произошло. Домой они возвращались молча. Каждый думал о своём. Лёня ругал себя, корил, что не смог сдержаться. Кузнецову ненавидел всей душой, боялся, что она может пустить слухи по деревне. Инна шла рядом и боялась слово сказать. Она до последнего надеялась, что своими горячими объятиями привяжет к себе Лёню, но, по всей видимости, не получилось. Хотелось плакать Инне горькими слезами... В тот вечер Лёня к Тане не пошёл, испугался, что может как-то выдать себя. Лежал вечером в тёплой постели и шептал имя Тани, повторяя себе, что таких, как она, больше нет.