Добрые истории от Жанны

Бросила 💕 — Ах ты эгоистка! — заявила свекровь. — Бессердечная, равнодушная… — вторила ей золовка. — Одни деньги на уме! — Вместо сердца — калькулятор! — Дверь — там, — невозмутимо проговорила Василиса и невежливо подтолкнула родственниц к выходу. — Ишь, раскомандовалась! Вот придёт Кирилл, он тебе накрутит хвоста! Покажет, как выгонять за дверь самых близких родственников! Это надо, а?! — возмущалась свекровь, тем не менее, продвигаясь к выходу. — Ага! Покажет! — вторила ей золовка, угрожая кулаками. Василиса, наконец, захлопнула входную дверь и наступила тишина. Она присела на мягкий пуфик, стоявший тут же в прихожей, и крепко задумалась. «Во что я влипла… Надо срочно бежать, пока моя жизнь не превратилась в кошмар. Хотя она уже превратилась, правда все считают, что так и должно быть. Эти двое живут припеваючи, а я крайняя! А муж? Муж у меня объелся груш!» — сердито думала Василиса, решительно встала и направилась в комнату. Колени у неё слегка дрожали от стресса, однако она радовалась, что смогла сама выгнать наглых родственниц, которые пришли, чтобы высказать ей своё недовольство. — И заставить плясать под свою дудку! — со злостью сказала сама себе Василиса, яростно бросая в большую сумку свои вещи. Она уйдет от Кирилла. И никто этому не сможет помешать! *** — Мужа, дочка, выбирай с умом, не торопись. Повстречайтесь, поживите вместе, потом и видно будет. Эх, если бы я только могла… — мама Василисы, Елена, не договорила и надрывно закашлялась. Она лежала на кровати, обложенная подушками. — Мама, не надо. Всё будет хорошо! Ты и замуж меня выдашь, и внуков увидишь… — сказала Василиса и, смахивая слёзы, стала поправлять матери подушку. Мать молчала. Василиса тоже молчала и думала о том, что надо верить в хорошее, в то, что мама обязательно поправится, а как иначе? Иначе и быть не может! Не может!!! От отчаяния она стукнула со всей силы кулаком по своему колену и разрыдалась. — Надо бороться, мама! Борись!.. Хочешь, мы найдем другого врача? — спросила она, решительно вытерев слёзы. — Чтобы он повторил тот же диагноз? Не надо… — слабо ответила мать. …Когда матери не стало, Василисе исполнилось двадцать три года. Они жили вдвоём, Елена родила дочь вне брака от женатого мужчины и растила сама. Жили они дружно, очень любили друг друга и конфликтов у них никогда не случалось. Василиса хорошо училась в школе, планировала поступать в институт, и поступила, но в это же время мама тяжело заболела. Василиса перевелась на заочное отделение и нашла работу. Когда мамы не стало, девушка ещё не успела окончить обучение. Ей было очень трудно и морально и физически, и финансово. Родственников рядом у них не было, мамин брат давно жил в другой стране, Василиса до него так и не дозвонилась. И пришлось девушке справляться со всем самой. А потом, спустя два месяца, защищать диплом. Как она всё это пережила, одному Богу известно, однако диплом она успешно защитила и в скором времени нашла работу по специальности. По маме Василиса очень грустила, и ей тяжело было привыкать жить совсем одной. На работе коллеги замечали, что девушка излишне молчалива, часто грустит, никуда кроме работы не ходит и вообще какая-то странная, нелюдимая. Спрашивать её никто не решался, а может быть, просто всем было абсолютно всё равно, кто знает? Однако однажды в их коллектив пришёл работать молодой человек Кирилл, которому было не всё равно. Он стал подолгу разговаривать с Василисой, после работы приглашать куда-нибудь погулять: девушка ему очень понравилась. Оказалось, что она вовсе не нелюдимая, а очень даже общительная, просто душа у неё болела. Она рассказала Кириллу о болезни мамы, о том, как они долго боролись, искали врачей, лекарства, верили в чудо. Но его не произошло. — Не нужно так много думать о прошлом, — тихо сказал Кирилл, внимательно посмотрев в глаза Василисе. — Его нужно уметь отпускать. Пока мы держимся за прошлое, мы упускаем настоящее, а это — наша жизнь. Пройдет время и станет легче. Твоя мама наверняка не хотела бы видеть, как ты грустишь… — Не хотела. Она всегда говорила мне, чтобы я жила полной жизнью, училась чему-то новому, занималась любимым делом, путешествовала. Но… но потом… потом… — Василиса запнулась и на глазах её показались слёзы. Она опять вспомнила о плохом. Кирилл снова заглянул ей в глаза и, взяв её ладони в свои, произнёс: — Что ты скажешь на то, чтобы выйти за меня замуж? Василиса не убрала свои ладони и с улыбкой посмотрела на Кирилла. Она подумала о том, что ей тепло и хорошо с ним. И он её понимает. Может ей и правда стоит попробовать начать жить, вместо того, чтобы всё время вспоминать прошлое? Наверняка мама бы обрадовалась тому, что она решилась создать семью, ведь мама много раз говорила ей об этом. Василиса и Кирилл поженились и стали жить в двухкомнатной квартире Кирилла, которую он купил себе сам, а однушку Василисы стали сдавать. Василиса восхищалась упорством и целеустремлённостью Кирилла, который один, без чьей-либо помощи смог накопить себе на квартиру, чтобы съехать от матери и жить отдельно. Он два года работал на двух работах, накопил деньги на первый взнос, купил квартиру, а потом за пять лет выплатил ипотеку. Однако Василису немного удивлял тот факт, что после того, как мечта была исполнена, дела Кирилла как будто бы застопорились. Он не о чём не мечтал, ни к чему не стремился. Когда они ещё только встречались, на её вопрос об этом, он отшутился, сказав, что, мол, решил взять паузу, надоело ему копить и во всем себе отказывать, поэтому пока у него никаких грандиозных планов нет… — А у меня есть! — воодушевлённо произнесла Василиса. Они сидели рядом на диване и разговаривали. Прошёл месяц после свадьбы. — На деньги со сдачи квартиры хочу купить машину, хочу съездить во много разных мест! Я люблю путешествия, люблю море, хотя была там всего один раз, когда училась в восьмом классе. Мама тогда накопила денег и мы с ней отправились на отдых, а потом она почему-то больше не хотела тратить деньги и всё копила, копила… Говорила, что нужно иметь подушку безопасности, что вдруг я не поступлю на бюджет и придётся платить, что нужно меня выдавать замуж, покупать приданое, платье и много-много других разных надобностей. А потом эти деньги пригодились, только совсем не для этого. Василиса опять загрустила. Кирилл всегда терялся, когда видел жену в такой задумчивости. Но он больше не мог скрывать. Нечестно было так с ней поступать, держа в неведении. — Василис, я… я давно хотел тебе сказать… На мне висят три кредита… Не получится у нас пока с путешествиями… — Что?! — Василиса была ошарашена. — Ну… понимаешь… сначала был один кредит, потом два. С двумя я ещё справлялся, а потом мать попросила взять ещё и теперь… — путано начал объяснять Кирилл. Василиса была потрясена. Оказалось, что три года назад, как только Кирилл расплатился с ипотекой, его мама, Марина Сергеевна, заболела, потребовались дорогие лекарства, потом операция, а она никак не хотела ждать бесплатную и настояла, чтобы сын нашёл клинику, где делают платно. Потом потребовались ещё лекарства, реабилитация в хорошем санатории, всё это влетело в копеечку. Но Кирилл, как хороший сын, конечно же, взял все расходы на себя, только у него, едва закрывшего ипотеку, никаких накоплений не было, пришлось брать кредит. А потом был ремонт. — Какой ремонт? Где? В этой квартире? — спросила Василиса. — Нет, не в этой, у матери, — вздохнув, ответил Кирилл. — Операция у неё была на коленных суставах, забираться в ванну, чтобы помыться, для неё всегда была проблема, и она давно хотела сделать ремонт, чтобы установить душевую кабину, с низким поддоном, вместо ванной… И вот. Мы с Ритой решили сделать ей сюрприз. Рита — это младшая сестра Кирилла. Она была на тот момент не замужем и жила с матерью. И когда Марина Сергеевна отправилась в санаторий на реабилитацию, они с Кириллом затеяли ремонт в ванной, чтобы к приезду матери всё было готово. И делалось это на деньги Кирилла. Точнее, снова в кредит. — А Рита где-нибудь работает? — спросила Василиса. Она видела сестру Кирилла один раз, мельком на свадьбе. А если точнее — на росписи, потому что свадьбу Василиса и Кирилл не устраивали. Рита, как и мать, была субтильная, со светлыми волосами и короткой стрижкой-ёжиком. — Она работает. Но там платят мало. У неё сложная судьба. Я тебе не рассказывал, но Рита, ещё не окончив одиннадцатый класс, забеременела от одноклассника. Мать заставила парня на ней жениться. Поженились, а Ритка малыша потеряла, с парнем разбежались. Потом долго лечилась, что-то по-женски. Мать всё говорила, что это от того, что наверное родители парня того специально к какой-нибудь бабке ходили, чтобы Ритка ребёнка потеряла, вот и вышло. Только здоровье сестры сильно пошатнулось, ведь она уже на пятом месяце была, когда случился выкидыш. Мать её не трогала, не заставляла ничего делать, ни работать, ни учиться. Я к тому времени уже работал, хорошо получал, но платил ипотеку на квартиру, ничем особо помочь не мог и всё чувствовал себя от этого не в своей тарелке. Ведь я один мужчина в семье! На кого им ещё положиться, на кого опереться? Отца у нас давно не стало, мать одна нас поднимала… Устроилась Рита куда-то на пару часов в день. А ей бы учиться надо, профессии ж никакой нет, аттестата тоже, хоть бы в колледж пойти, да всё никак. Не знаю почему, но я в их дела не лезу. В общем, когда я ипотеку выплатил, то уже, наконец-то, смог помогать своей семье… — Ну и как? Обрадовали тогда мать ремонтом? — Обрадовали. Прямо плакала, благодарила. Говорила, что не ожидала такой сюрприз. А я говорю, это Рита придумала, ведь это и правда её идея была… Василиса молча переваривала услышанное. — Идеи хороши, когда есть на что их осуществлять, — наконец произнесла она. — Я взял второй кредит, в другом банке, всё нормально было! Я справлялся, — сказал Кирилл. — А потом? — спросила Василиса, внимательно глядя на мужа. — Потом Рита замуж собралась. Мать говорила, встретила Рита хорошего парня, вот будет наконец-то девоньке нашей счастье. Парень был из хорошей семьи, красавец, не знаю, что он в Ритке нашёл, но как-то вышло. Свадьбу решили играть, с размахом, как положено. Родственников у них много было, все приехать обещали. С родителями парня Риты решили пополам сложиться и расходы оплатить, а там такие расходы получились… Словом, опять мне пришлось кредит брать. Риту разодели, как принцессу, макияж, причёска. Заказали лимузин и ресторан сняли. Кирилл достал телефон и показал Василисе свадебные фото сестры. Девушку и правда, было не узнать. Заметно было, что она побывала у хорошего визажиста, да и причёска была выше всяких похвал. — Волосы ей нарастили, кудри золотые, — пояснил Кирилл, любуясь на сестру в свадебном платье. — А потом… этот козел… В общем они развелись. Кирилл рассказал Василисе, что жених прямо на свадьбе уже начал поглядывать на подружку невесты, которой была родственница Риты. — Это дочка маминой двоюродной сестры, — пояснил Кирилл. — И они тайно встречались два месяца, а потом всё случайно открылось. Ритка закатила истерику, побила в доме мужа всю посуду и вернулась к матери. Развелись, короче. — Это недавно было? — спросила Василиса. — Два года назад. А она ведь беременна была. И опять малыша потеряла, от стресса. Хоть и в данном случае (прости Господи) на благо это случилось, однако Рита впала в депрессию. Несколько месяцев лечилась. Пила много таблеток, но улучшений прямо кардинальных не было, и мать надумала взять и свозить сестру на море. Как рукой все хвори сняло! — А деньги опять ты дал… — Дал. А кто же ещё? А потом мы с тобой встретились. Я полюбил тебя, а ты меня. Разве это не счастье? Кирилл обнял Василису и заглянул ей в глаза. — А с кредитами я скоро расплачусь. Всё будет хорошо, вот увидишь! — воодушевленно сказал Кирилл. Василиса молчала. Она не знала, что и думать. Со свекровью и золовкой с момента регистрации они не встречались и в принципе в их жизнь они не вмешивались, не звонили, не приходили. «Конечно! Всё что могли, они уже из Кирилла выжали! Зачем он им теперь?!» — сердито подумала она. — Хорошо… — медленно произнесла Василиса. — Я помогу тебе расплатиться. Закроем кредиты и станем жить нормально. — Василиса! Мне не нужно помощи. Я рассказал об этом лишь за тем, чтобы ты была в курсе… — Я в курсе, — обречённо произнесла девушка. — И это ужасно! Они хоть понимают, что на тебя взвалили?! Вопрос остался без ответа. На оплату долгов уходила вся зарплата Кирилла. Полностью. Подчистую. А получал он неплохо. Василиса тоже получала хорошие деньги, и выходило, что жили они практически за её счёт. А деньги с аренды квартиры тратились на всякие непредвиденные расходы. Так продолжалось несколько месяцев. Время шло, долги уменьшались. Однако в какой-то момент Василисе стало казаться, что Кирилл от неё что-то скрывает. Так и вышло. Она случайно узнала, что свекровь и золовка снова укатили на море. У неё слёзы просто брызнули из глаз. — На море!!! А я не хочу на море, да? Не хочу?! — плача говорила она Кириллу. — Василис, ну не плачь, не переживай ты так! И мы поедем! Вот расплатимся, — мямлил муж. — Мать разболелась совсем, Рита решила, что морской воздух будет ей полезен. Но не отправлять же мать одну! Вдруг голова закружится, упадет, там ведь жарко! Словом следить за ней надо, она не молодая уже. Вот и поехали с Ритой… Кирилл, говоря это, прятал глаза. Василиса поняла, что мать с сестрой его снова развели, уговорили. И он снова всё оплатил. — Я отдал им свою кредитку, — тихо сказал Кирилл, подтвердив её опасения. «Это никогда не закончится!» — подумала Василиса, прикрыв глаза. В тот момент она твёрдо решила развестись. *** Как только Марина Сергеевна и Рита узнали, что Василиса разводится с Кириллом, они стали ей названивать и уговаривать подумать, потому что Кирилл говорил им когда-то, что только благодаря жене, может расплачиваться за долги. Что Василиса получает хорошую зарплату, и они живут на её деньги. А теперь она обиделась и решила уйти. Василиса не могла съехать от Кирилла тот час же, как решила, она ждала срока окончания аренды, который истекал буквально на днях. Всё это время женщина была на нервах, с Кириллом они почти не разговаривали, продолжая, впрочем, довольно вежливое сосуществование в качестве соседей. После звонков родственниц Василиса их номера заблокировала, но в один из дней они явились сами. Василиса вышла вынести мусор и, вернувшись, уже хотела было открыть дверь, чтобы войти, когда внезапно двери лифта раскрылись и родственницы, ловко опередив её и оттеснив, важно «вплыли» в квартиру, заняв собой всю небольшую прихожую. — Бросаешь мужа в такой сложной ситуации?! — заявила сходу свекровь. — Предаёшь его?! — вторила Рита. — Заставила мужа набрать кредитов и решила уйти! Чтобы не платить! От такой наглости у Василисы глаза на лоб полезли. Ей с трудом удалось выставить наглых родственниц за дверь. После их ухода она тут же собрала сумку и уехала, написав мужу короткое сообщение. Срок аренды закончился. Можно было возвращаться домой. «Мужа, дочка, выбирай с умом…» — вспомнились ей слова матери. Василиса сидела на диване у себя дома, уставившись в одну точку. Ей было очень грустно. *** — Тебе придётся выбрать. Либо бесконечные кредиты для родственников, либо я. Третьего не дано, — твёрдо произнесла Василиса. Прошло две недели, с тех пор, как они с Кириллом расстались. Однако они продолжали работать вместе и потому ежедневно пять дней в неделю, виделись. Василиса делала вид, что с ним не знакома. В конце концов, Кирилл поймал её в коридоре за руку и попросил выслушать его. — Я не могу без тебя! Я люблю тебя, Василиса! Куда ты всё время бежишь? — в отчаянии произнёс он. — Я тебе сказала. Либо я, либо их бесконечные прихоти. — Я забрал у матери кредитку, больше они не потратят. Хотя они её с Ритой и так знатно потрепали за время своего отдыха, хоть и были там всего пять дней, — обреченно произнёс Кирилл, а потом, помолчав, добавил: — Я нашёл подработку. Буду вечерами работать, чтобы быстрее расплатиться. Возвращайся, пожалуйста… Василисе было безумно жалко мужа. Она сокрушённо подумала о том, что нельзя же быть таким доверчивым и наивным, словно ребёнок! И как вообще его угораздило таким родиться и вырасти в семье, где все хищные и алчные? Хотя, может он пошёл в отца? Василису просто бесило поведение свекрови и золовки! И она не знала, как защититься от их наглости. — Давай поживём пока у меня. Адреса они моего не знают, и туда не явятся, — тихо сказала Василиса и тяжело вздохнула. — А чтобы они не подстерегли тебя около входа сюда в офис (дальше охраны они все равно не пройдут) и снова на что-нибудь не уломали, с тобой буду всё время я! Пусть только попробуют к нам сунуться! Полицию вызову, и скажу, что они украли у меня деньги. Пусть учатся жить по средствам. Или работу нормальную ищут. Василиса, когда произносила эти слова, подумала о том, что никому не позволит разрушить своё счастье! Кирилла она любила, он был замечательным человеком, может быть слишком добрым, но это не делало его хуже! Это делало его уязвимым. И отказываться от любимого человека из-за двух жадных особ?! Бросать его им на съедение?! Ну уж нет! Василиса сдержала своё слово. Они везде ходили с Кириллом вместе, и в самом деле родственницы пару раз пытались к ним подойти, но Василиса поднимала такой крик, что они тут же ретировались. Молодая женщина удивлялась прыти, с которой бегала свекровь: ведь она не так уж давно перенесла операцию на коленях! А потом мать Кирилла позвонила ему и сходу заявила: — Не бросай трубку! Похвастаться хочу! А то ишь, возомнили о себе со своей Василиской! Рита на работу устроилась, денежную очень! И жениха там себе нашла, замуж вышла. А вас не позвали, потому что вы куркули жадные. И теперь у нас денег — куры не клюют. И в ваших подачках больше не нуждаемся, можете не прятаться… Мать всё говорила, говорила, а он слушал и иронично улыбался. Новости были хорошие. Если это, конечно, правда. Позже мать прислала сообщение с фотографиями, где они были запечатлены в дорогом ресторане. Рядом с Ритой (которая невероятно похорошела, и оставалось только догадываться, сколько было инвестировано в её красоту), влюблённо глядя на неё и, особенно, на её декольте, сидел довольно импозантный и совсем не молодой человек в пиджаке и галстуке. Мать же, разодетая в шелка, сидела рядом и просто сияла. «Свадьба» — подписала Марина Сергеевна это фото. «А теперь молодые уехали в свадебное путешествие!» — написала мать Кирилла дальше. — «А меня отправили в санаторий на две недели, пишу тебе оттуда. Завидуйте молча!» Дальше следовали три смайлика. — Вот и хорошо, вот и ладненько, — улыбаясь, сказал Кирилл. Он только вчера внёс последний платёж по кредиту и чувствовал себя совершенно свободным. — У матери с Ритой теперь другой денежный источник, можно расслабиться. — Знаешь, мне даже его немного жалко, — сказала Василиса, внимательно разглядывая пожилого мужчину — жениха Риты. — Ничего… Он знал, на что шёл, — ответил Кирилл. Жанна Шинелева #рассказ #отношения #семья #историиизжизни #помощь

Пердюмонокль 🙈 — Да я давно собирался с ней разводиться! Ира тут ни при чём! — утверждал Павел. Трофим и Алина сидели с вытянутыми лицами и молчали. А что тут скажешь? Кто мог такое предположить? И самый главный вопрос был: «что делать?» и как к этому вообще относиться? Трофим и Алина — молодые люди, семейная пара. Им по двадцать пять лет. Недавно окончили институт, познакомились и через три месяца поженились. Алина из неполной семьи: отца у неё не стало через два года после того, как она родилась. Он был военным и с одного из боевых заданий живым не вернулся. Мама Алины, Ирина Васильевна не смогла больше выйти замуж. Она очень любила погибшего мужа и долго переживала утрату. Все мужчины, с которыми она встречалась после трагедии, казались ей недостойными. Она помнила мужа. Героя. Патриота. Настоящего мужчину. Ей было с чем сравнить. В конце концов, Ирина смирилась с одиночеством и личную жизнь устроить больше не пыталась. Трофим был у своих родителей единственным сыном и, как выяснилось позднее, являлся своеобразным связующим звеном между родителями. Потому что едва сын создал свою семью и съехал от них, родители развелись. Когда Алина ещё только приезжала познакомиться с родителями Трофима, она удивилась, насколько они были разными людьми. Мама Трофима, Юлия Сергеевна — серьёзная женщина пятидесяти лет. В строгих очках и с задорным хвостиком на голове, немного не сочетавшимся с её хмурым лицом и жёстким характером. По профессии она была инженер, работала на секретном предприятии, изготавливающем ракетное оружие. Шутки-прибаутки Юлия Сергеевна не любила, песен не пела, сериалы не смотрела, с подругами не встречалась, в кафе, кино и театры тоже никогда не ходила. И никаких путешествий: она домоседка. Брови её всегда были нахмурены, а губы сжаты. Она часто ворчала, даже занимаясь своим любимым делом — вязанием. Готовить она тоже не любила. Дрожжевое тесто у неё не подходило, суп выкипал, картошка подгорала. Всё это любил делать её муж — Павел Андреевич. Он, и готовил. И пел. И играл на гитаре. И путешествовал. За столом, когда Алина приехала к ним в гости знакомиться, Юлия Сергеевна тоже часто хмурилась, делала мужу замечания и то и дело выходила курить на балкон. А Павел Андреевич шутил, рассказывал свои бесконечные увлекательные истории, которыми сыпал, словно из рога изобилия, не забывая подкладывать Алине в тарелку очередное блюдо, приговаривая, что он его сам приготовил и она обязательно должна попробовать. Алина наелась, словно удав, и ничего уже не могла пробовать, потому что блюда были очень вкусными, о чем она не замедлила сообщить папе Трофима. Тот зарделся от гордости и заявил, что она ещё не отведала десерт, который он тоже приготовил сам. Алина заметила, как при этих словах мама Трофима скривилась, тихонько сказав: «как баба», и вышла из-за стола. Ей было стыдно за мужа. — Запечённая курица с грибами, фаршированные помидоры, селёдка под шубой, пирожные с марципаном, меренговый рулет, тьфу, — бубнила Юлия Сергеевна, стоя на балконе и стряхивая пепел с cигaрeты. — Ну что это за мужик? Нюня, тряпка. — Мам! Ты чай пить будешь? — в приоткрытую балконную дверь просунулась голова Трофима. — Папа уже пирожные поставил на стол. — Буду, — буркнула Юлия Сергеевна и потушила cигaрeту. Она вошла в комнату, где стоял праздничный стол, с картинной улыбкой на лице — женщина уже взяла себя в руки. Алина ей понравилась, и она была рада за Трофима. Однако перспектива остаться с мужем вдвоём после того, как сын станет жить отдельно своей семьёй, наводила на неё тоску. Муж её раздражал. Чем дальше — тем больше. Когда они только поженились, он был серьёзнее. Или ей так казалось? — Шут его знает! — приговаривала Юлия Сергеевна, убирая со стола тарелки и вилки. Алина и Трофим засобирались домой (они уже жили вместе на съёмной квартире), а Павел Андреевич вызвался их подвезти на машине, и все трое, шумно переговариваясь, вышли из дома. Юлия Андреевна, мимоходом глянув в окно и увидев, как они уселись в машину и уехали, тут же взялась за уборку, силясь привести всё в прежний вид. — Шут его знает, — повторила она и задумалась, глядя на висевшие на стене фотографии. Вот они вдвоем с мужем стоят около памятника на фоне входа в городской парк. Павел высокий, статный красавец и она сама: стройная, длинноногая, с горделивой осанкой, роскошной копной каштановых волос, подвязанных лентой. Все вокруг говорили, что они отличная пара. Павел со своим лёгким характером уравновешивал её серьёзность, однако видя, что девушка не слишком одобряет шутки и розыгрыши, сдерживал свой весёлый нрав ради любимой. Когда родился Трофим, ухаживал за сыном в основном отец, Юлия не любила возиться с пелёнками. — Я лучше двигатель на восьмёрке три раза переберу, чем вот это всё, — ворчала она тогда. В самом деле, Юлия увлекалась ремонтом машин и их ладу-восьмерку чинила исключительно сама. А Павел больше хлопотал по дому: готовил, убирал, стирал. Однако именно ездить на машине Юлия не стремилась, потому что путешествия — не её страсть. Тут по полной «отрывался» Павел. Часто он брал с собой маленького Трофима, и они уезжали далеко от дома, по целому дню катаясь без всякой цели. Останавливались около леса, бродили там по тропинкам, фотографировали нетронутую цивилизацией природу: мох, коряги, вершки-корешки, собирали грибы, ягоды. Смотрели на стада коров, которые пасутся на лугах, на радугу, раскинувшуюся на небе от края до края, на комбайн, убирающий хлеб, на сено, сложенное в кипах. У Трофима всё это вызывало неописуемый восторг, и он не понимал, почему мама не ездит с ними. Юлия же проводила это время с большим удовольствием дома, читая какую-нибудь серьёзную литературу (например, метафизику, которой она одно время увлекалась) или, занимаясь вязанием. Телевизор она не смотрела, радио не слушала. Предпочитая сидеть в тишине. С сыном и мужем тишины не получалось. Трофим часто шумно играл в свои игрушки, а муж мог часами сидеть на диване, бренчать на гитаре и петь. Он обожал авторскую песню. Когда-то Павел служил в Афганистане, и эта тема была у него одна из самых любимых… Шли годы, Трофим подрос, окончил школу, поступил в вуз. Родители им гордились, Трофим был самостоятельным и очень способным. А ещё он унаследовал серьёзность матери и легкий характер отца. И в таком замечательном сочетании достался Алине. Она была счастлива. Они с Трофимом сняли квартиру и зажили вместе. После свадьбы молодых прошло ровно полгода, когда случился развод родителей Трофима, который удивил всех.. — Столько лет прожить вместе! Ну и пусть, что они такие разные, но всё же за годы они наверняка привыкли друг другу, приспособились… — недоумевала Алина. — Да… Я тоже удивлён, — соглашался Трофим. — Никогда не думал, что может так получиться. Хорошо, что это произошло не во время моего детства. Мне было бы тяжело это принять. — Так может быть, они ждали? Создавали видимость нормальной семьи ради тебя? — спросила Алина. — Нееет… Нет и нет! До недавних пор всё было отлично, правда! — горячо заверил Трофим. — Не знаю, что на них нашло. *** — Твой отец — подлец, каких свет не видывал! — заявила мама Трофима, когда позвонила сыну по телефону. Трофим усиленно тёр глаза, пытаясь проснуться. Стояло хмурое ноябрьское утро, была суббота, и они с Алиной блаженно высыпались после трудовой недели. — Что случилось, мам? Почему ты звонишь так рано? — спросил Трофим. Мать не ответила и заплакала в трубку. Алина приподнялась с подушки и посмотрела на Трофима непонимающим взглядом. — Спи… Я к матери поеду, — ответил Трофим и вышел из комнаты. Алина взглянула на часы, которые показывали девять утра, и подумала о том, что пора вставать… Трофим пробыл у матери весь день и вернулся только к вечеру. С новостями, после которых пришёл черёд удивляться Алине. — Я не верю! Мама бы мне обязательно рассказала. Кстати! Странно… Она мне так давно не звонила… И я ей… — задумчиво произнесла Алина. — Не веришь. Я тоже. Но мать утверждает, что это так. — Поверить не могу… То есть твой отец после развода с твоей матерью теперь живёт с моей?!! — Алина пыталась переварить услышанное… *** — Да мы бы всё равно развелись! Ирина тут ни при чём! — заявил Павел, когда Трофим пригласил его к ним с Алиной на «серьёзный разговор». — А нам ты что предлагаешь делать? Мать рыдает, заламывает руки и кричит, что ты предатель, и Алинина мама тоже. Что вы встречались за её спиной. И что мы теперь не должны общаться ни с тобой, ни с ней! Потому что тогда мы все будем предателями, — горячо заявил Трофим отцу. — А я не хочу ни с кем не общаться. Мы-то тут с Алиной вообще при чём?!! — Я звонила маме… Она подтвердила, что они с твоим папой начали встречаться гораздо позднее, чем произошёл развод, — тихо сказала Алина мужу. Трофим горестно вздохнул. Он не знал, что сказать. Павел Андреевич молча сидел на диване, уставившись в одну точку. А потом произнёс: — Она всё время ворчала, всё время была чем-то недовольна. За версту было видно, как я её раздражаю. Я не мог больше этого выносить! Нас уже ничто не связывало. Мне пятьдесят, я ещё жить хочу, я не хочу сидеть с ней в четырёх стенах в тишине, словно в склепе. Я люблю путешествия, а она не хочет, и меня перестала пускать. Всё дела мне находит. А сама ничего не делает, только командует. Я люблю слушать музыку, а её она раздражает. Я люблю петь, а она мне запрещает. Я люблю шутить, смеяться, рассказывать анекдоты, а она считает это глупым занятием. С ней совершенно не о чем говорить. Всё ей не не так, всё не впопад. А Ирочка… — голос Павла Андреевича потеплел. — Она словно лучик солнышка. Такая нежная, ранимая. Не то, что этот солдафон в юбке! Ей нравится, как я пою. Она смеется над моими шутками, она обожает поездки! Мы с ней часами говорим и не можем наговориться. Нам хорошо вместе! Алина с удивлением слушала такие откровения про свою мать. А ведь действительно матери только недавно исполнилось сорок пять лет, она ещё такая молодая! Мама действительно хрупкая и нежная. И этот Павел… Наверное он понравился ей. А что? Видный мужчина! Стройный, симпатичный. Почему бы и нет? Только… Только с Юлией Сергеевной нехорошо как-то получилось. Не по-родственному что ли… *** — Я не хочу отказываться от своего счастья! Ты не понимаешь! — с ходу заявила Ирина Васильевна дочери, когда та пришла к ней, в свою очередь, «серьёзно поговорить». — Мам… Но получилось как-то некрасиво… — Мы же не специально… А красиво жить без любви? — заявила Ирина Васильевна. — Может это и есть моя судьба? Может именно его я ждала двадцать пять лет и потому не выходила больше замуж? Алина улыбнулась. Слышать такие речи от мамы ей казалось забавным. Она не собиралась осуждать и переубеждать мать, более того, она её понимала. Ведь Алина сама совсем недавно нашла свою любовь и ей не хотелось так эгоистично поступать матерью, видит Бог она того не заслуживала… — Мда… Вот такой пердюмонокль у нас получился... — сказал Трофим Алине, когда та вернулась от матери и рассказала мужу о разговоре с ней. — Чего-чего? — не поняла девушка. — Пердюмонокль — это из французского. Крайняя степень удивления, — объяснил Трофим. — Да уж. Удивления хоть отбавляй, — согласилась Алина. — Что делать будем? — спросил Трофим. Алина пожала плечами. Она не знала. Шло время. Трофим иногда ездил к матери, и в его визиты она всегда была печальна и молчалива. Алина тоже встречалась со своей матерью. Ирина Васильевна напротив, была счастлива. Она как будто бы наверстывала упущенное за все годы одиночества. Они с Павлом много путешествовали, ходили на концерты, в театр и даже в цирк. Мама Алины всё это очень любила. А ещё любила живопись, танцы и авторскую песню. — Он такой романтичный, Алина, — говорила она дочери. — Тонко чувствующий, понимающий высокое искусство. И в тоже время не скучный, весёлый и заводной. С ним я как будто заново родилась! Однажды, когда Трофим и Алина приехали в гости к Юлии Сергеевне, то были немало удивлены. Вместо привычной причёски: задорного хвостика, они увидели у мамы Трофима стильную стрижку. Умело наложенный макияж и красивое платье довершали картину. — Мама никогда не носила платьев! Терпеть их не могла. Джинсы и футболки — вот её любимая одежда на все времена. А уж этот её хвостик я помню с самого своего детства. Маникюр тоже мама терпеть не могла, всё смеялась над дамочками которые ходят «на ноготочки», — улыбаясь, прошептал Трофим на ухо Алине, пока они снимали в коридоре верхнюю одежду, а мать, встретив их, ушла на кухню. — Эээ… Пахнет пирогом?! — потянула носом Алина и округлила глаза. Они оба знали, что готовить мама Трофима тоже не любила. А уж печь пироги, тем более. — Пахнет, — согласился Трофим, растерянно пожав плечами. Так недоумевая, они прошли на кухню к Юлии Сергеевне. — А я, дети, решила попробовать испечь вам пирог, — улыбнулась она. — Раньше думала, что готовка — это хренота какая-то, но после нашего развода с Пашкой, готовить мне всё-таки пришлось самой. И я знаете, втянулась. Как в том анекдоте, про кошку, которая сначала не любила пылесос, а потом втянулась. Трофим засмеялся, Алина тоже нервно прыснула от смеха в кулачок. Они подумали об одном и том же: «шутки мама тоже раньше не любила». Они хорошо посидели за столом и много разговаривали. Впервые после долгого времени между ними не было напряжённой атмосферы, которая всё же присутствовала в первое время после того, как Павел ушёл к Ирине. — И я подумала: вот назло тебе, старый хрыч, стану другой! — вдруг призналась мама Трофима детям. — Чем я хуже? Ну чем?.. Пошла и сделала стрижку, покрасила волосы. Записалась на маникюр. Две недели потратила на обновление гардероба. Сидела вечерами, выбирала на маркетплейсах одежду, потом ходила, мерила. Кое-что подходило, что-то нет. И я неплохо справилась, вы не находите? Я открыла для себя новый мир. Я заказываю книги, которые давно хотела прочитать и читаю их запоем. Пряжи заказала целый ворох, вязать не перевязать. Никто меня не раздражает разговорами, никто не горлопанит под гитару, когда хочется тишины, никто не загружает мозги пустыми разговорами, никто не отвлекает от любимых занятий… Трофим и Алина молчали. А Юлия Сергеевна продолжила: — Готовить научилась. Оказалось, это даже интересно. Просто это дело меня раздражало оттого, что его любил Пашка, и на зло ему я не хотела этим заниматься, а теперь… Мне очень понравилось быть одной, мне кажется, я подсознательно всегда к этому стремилась. Это непередаваемое ощущение! Такая свобода! Хочу сижу, хочу лежу. Захочу и в девять вечера отправлюсь в кафе, и чтобы не готовить, поужинаю там. Ни перед кем не надо отчитываться. Захочу и среди ночи встану, зажгу везде свет и буду читать книжку или вязать. Пашка вечно ругал меня и говорил, что надо ложиться во время и спать не менее восьми часов. А может я не хочу спать! И не хочу ложиться! Пойду, включу музыку, налью себе кофе, буду сидеть в кресле, поджав под себя ноги и пить его, размышляя на философские темы… — Мам. Ты молодец, — только и сказал удивлённый Трофим. — И вот назло твоему отцу я решила измениться. Мне хотелось доказать ему, что я не хуже мамы Алины. При этих словах Алине захотелось провалиться сквозь землю. Но мама Трофима продолжила: — А потом я подумала, да на фиг он мне сдался! Всё равно любви между нами уже давно не было! Он меня только раздражал. Так о чём тогда жалеть? Пусть катится на все четыре стороны, докука, надоел, достал! Так что изменилась я не ради него, а для себя! Да! А моё фото ему всё же покажите. Пусть знает, кого он потерял, — мстительно добавила мама Трофима и засмеялась. — Ну, давай, сын, сфотографируй меня на фоне окна. Вот. В профиль. Так я всегда лучше получаюсь. *** — А Юлька моя осталась всё такая же… Красивая, статная, яркая… — проговорил Павел Андреевич, когда сын, как и просила мать, показал ему её фото. — Не зря я её когда-то полюбил. Но, как оказалось, судьба приготовила мне сюрприз. При этих словах он обнял маму Алины. Алина и Трофим смотрела на счастливых Павла Андреевича и Ирину Васильевну и думали о том, что никогда не поздно начать всё с начала. И чужая докука может стать для кого-то счастьем. И одиночество может стать счастьем, если ты этого давно хотел и мечтал. Каждому своё. Недаром мудрые люди говорят, что каждому горшку своя крышка. Жанна Шинелева #рассказ #отношениявпаре #развод #семья #взаимоотношения #историиизжизни

Выкормила 🍲 🍰 🍭 — Я на пенсии! Я не могу всю вашу семью кормить! — возмутилась свекровь. — Мама! Нас не надо кормить… — сказал Андрей. — Да как не надо, Андрюшенька? — спросила Анна Ивановна, с любовью заглядывая в глаза сыну. Инга вздохнула и отправилась на кухню. Она уже не знала, что говорить и что предпринимать. Пусть муж сам разбирается со своей матерью. — «Андрюшенька… Андрюшенька» — тихонько передразнила Инга свекровь. — Андрюшеньке уже тридцать лет, а она с ним до сих пор, как с грудным! И у него уже есть двое детей. Которые требуют большей заботы и внимания, потому что ещё совсем малыши. Но она как будто бы их не замечает! Не видит в упор! Только Андрюшеньку своего ненаглядного замечает… Из детской послышался плач. Проснулся младший сын Инги, и женщина поспешила к нему. Проходя через коридор, она увидела, что мать Андрея обувается, собираясь уезжать домой. — Завтра приеду, как обычно, — произнесла Анна Ивановна и чмокнула сына в щёку. Андрей приобнял мать в ответ, однако от Инги не укрылось выражение его лица. Он был раздражён и едва сдерживался. — Моя мама — пожилой человек. Нужно терпеть и уступать, и не спорить с ней, — часто говорил Андрей. — У неё может подняться давление или ещё что-нибудь случится от нервов. Я потом себе не прощу. Инга была с этим, в принципе, согласна. И до недавних пор всё было хорошо, и более менее терпимо, однако однажды всё изменилось. …Анна Ивановна — вдова, кроме сына Андрея у неё имеется дочь Полина, которая старше Андрея на десять лет. До недавнего времени Полина с мужем и двумя детьми жила вместе с матерью в трёхкомнатной квартире. Но так было не всегда. Сразу после свадьбы жильё они снимали, а потом, через пять лет, когда Андрей женился и ушёл жить к Инге (у неё была отдельная квартира — подарок родителей), освободив комнату, Анна Ивановна позвала дочь с семьёй жить к себе. Полина охотно согласилась, потому как вот-вот должна была родить первенца. На тот момент ей исполнилось тридцать пять лет. Через три года после рождения сына, Полина родила дочь. Всё это время они с мужем усердно копили деньги и к тому моменту, когда сыну исполнилось пять лет, а малышке два, они, наконец, накопили достаточно, чтобы купить в ипотеку квартиру, что они и сделали. Анна Ивановна была обескуражена таким «быстрым и неожиданным» (по её мнению) отъездом дочери, жизнью которой она жила и без которой не мыслила своего существования. Сильнее всего мать расстраивалась оттого, что дочь с семьёй уехала так далеко, что ходить в гости не представлялось возможным: их разделяли три сотни километров. — Да ты замучила её своей заботой и опекой! — не раз говорила Анне Ивановне лучшая подруга Евгения Петровна. — Вот она от тебя и сбежала при первой же возможности. — Тю! Что ты несешь?! Да я в их дела никогда не лезла, не мешала… — обиделась Анна Ивановна. Евгения Петровна недоверчиво посмотрела на неё поверх очков и ничего не сказала, но подумала. Они были лучшими подругами вот уже много лет, и знали друг друга, как облупленных. У них не было запретных тем, сказать друг другу они могли всё, что угодно, однако обид друг на друга не держали. Евгения Петровна вспоминала, как Анна Ивановна ей о каждом шаге, каждом решении в семье дочери докладывала, не забывая похвалить своё участие, выставляя всё так, словно бы без неё ничего хорошего у молодых бы не вышло. И там она дала хороший совет, и здесь. И тут, и там соломки подстелила и все несчастья предотвратила. А ещё она хвалилась, как все в семье её беспрекословно слушаются, признавая за ней право самой старшего и самого мудрого члена семьи. (После этих слов Евгения Петровна стала в шутку мысленно называть подругу «мудрый Каа»). И квартиру они отремонтировали, как только Анна Ивановна об этом обмолвилась, и обои поклеили именно те, которые пришлись по нраву ей, и плитку в ванную выбирала Анна Ивановна, и двери, и линолеум, и ламинат, и плинтусы. Ведь она лучше знает, что с чем сочетается. И натяжные потолки она дочери посоветовала. «А то, что это? Хотели просто покрасить?! Не годится!» — заявляла она тогда, когда ремонт был в самом разгаре. «Я сказала «нет». Надо натяжные!» Холодильник заменили на другой, потому что старый, по мнению Анны Ивановны, стал какой-то не такой. Купили «такой». Наманикюренным ухоженным пальчиком Анна Ивановна указала своим молодым, какой именно холодильник был нужен. Заказали, привезли, а старый продали. Продажей занимался зять, опять же, под чутким руководством тёщи. Она же давала советы по воспитанию детей, — своих внуков, однако умудрялась сама никак в этом не участвовать. «Я уже не молодка, чтобы за грудничками смотреть, здоровье не то» — заявляла Анна Ивановна, назидательно поднимая указательный палец вверх. — «А посоветовать могу. Отчего же нет? Опыт-то у меня ого-го какой, двоих вырастила» Евгении Петровне иногда казалось, что подруга наверняка мечтала бы заглянуть и к молодым в постель, и там надавать советов, как всё делать правильно, но туда её, видать, не пускали. Наверное, это было единственное место, куда ей ходу не было, хотя Евгения Петровна не сомневалась, что откровенные разговоры на эту тему подруга с дочерью вести пыталась… Вот и сбежала «неблагодарная дочь» от такого внимания. Анна Ивановна погоревала-погоревала, да и вспомнила, что у неё есть сын! И он тоже требует заботы. — Дочь-то у меня взрослая совсем стала девочка, — тут же, на ходу переобувшись, говорила Анна Ивановна Евгении Петровне. — Сама справится, надо было её уже от юбки моей отрывать. Негоже это. Сорок лет, самой пора своим умом жить. А вот мальчик мой страдает. Ох, тяжёлая материнская доля! Пока за одной смотрела, другого упустила. Сидит моя кровиночка на голодном пайке. Совсем плохо с деньгами у них. Анна Ивановна, оставшись одна, стала часто звонить сыну и выспрашивать подробно, как у него дела. А он возьми, да и скажи, что дела не очень. Однако уже лучше, чем было недавно. — Сыночек совсем бедствовал, а я не в курсе была. Переезд как раз затеяла Полинка, покупку квартиры. Суета у нас тут была, ни до чего мне было. А Андрюша оказывается, работу потерял. Жена его Инга, беременная как раз была вторым. Я в их дела не совалась, да и не нравится мне она, Инга эта. — Чем она плоха? — спрашивала Евгения Петровна. — Ну не знаю… Не такая какая-то. Надо было ему другую жену выбрать. Эх, не слушал он мать, всё сам, сам. Фыр-фыр и сбежал из отчего дома. Я говорит, взрослый, мама, буду жить отдельно. Да какой он взрослый?! Двадцать пять ему тогда исполнилось… А теперь натворил делов, да поздно уже переигрывать. Двое детей малых. Один в саду, скоро в школу пойдёт, а младший грудной ещё. Инга с ним в декрете сидит. Когда Андрюша работу потерял, то мыкался кое-кем, хватался за любую работу, ведь он один в семье добытчик, а недавно друг ему предложил достойное место. Очень хорошие перспективы, говорит. Только начинать там надо с самых низов. Вот он и начал. Зарплата — чистые слёзы. До этого говорит, когда курьером был, больше приносил. Но надо терпеть, затянуть потуже поясок. Малыши растут. Всё лучшее детям. Анна Ивановна замолчала, думая о чём-то грустном. Евгения Петровна тоже молчала и думала. Всё правильно, детям нужнее, они растут. То одно, то другое им требуется. Одна одежда, вон, сколько стоит, питание, игрушки. Памперсы, опять же! — Я ему говорю, не используйте вы эти памперсы! Дорогие они! Как-то ведь вас без них вырастили, — словно прочитав мысли подруги, изрекла Анна Ивановна. — А он мне, нет, мам, с памперсами удобнее. Кому удобнее? Инге этой распрекрасной! А из-за этого удобства мой мальчик голодает, не доедает. Инга-то жирует, небось. Себе получше покупает, когда и за детьми деликатесы доест, а на Андрюше экономят… — Да с чего ты взяла, что голодает-то?! — спросила Евгения Петровна. — Да он сам сказал. Говорит, что в холодильник лишний раз не лезет, что там искать? Пусто. Макароны, да сосиски. Инге готовить некогда, мальчонка капризный растёт, орёт день и ночь, да и не на что разносолы покупать. Детям только. Старшему творожки разные, только их он и ест, аппетит плохой, фрукты покупают, ягоды. Ягоды! Зима на дворе. Они ж дорогие. А он мне: не вмешивайся, мама, ягоды это витамины, детям витамины необходимы. Будто я не знаю! А младшему прикорм начали давать. У банок этих цена заоблачная. Конечно, без штанов останешься всё покупать! И я помочь ничем не могу, сама на пенсии. Вот и сижу, горюю. Ох, сыночек мой… Евгения Петровна слушала подругу, и мысленно жалела её сына Андрея, но не потому что он «голодает», а потому что, кажется, скоро получит мамкину заботу по полной. Анна Ивановна обязательно придумает, как испортить ему жизнь. Полина «освободилась», настал его черёд… Евгения Петровна была права. Анна Ивановна придумала. —Вот, сыночек. Всё свеженькое-горяченькое, с пылу с жару. Котлетка, картошечка пюре. Салатик в отдельном лоточке, — перечисляла Анна Ивановна, стоя в три погибели в коридоре и выкладывая из своей хозяйственной сумки лотки. Она приехала в один из дней вечером, когда Андрей как раз вернулся с работы. — Вот. И пирожок. Я сама пекла. Помню же, как ты любил мои пирожки с печенью, с лёгким. Купила лёгкое, сварила, прокрутила, пожарила с лучком и картошечки добавила, чтобы помягче. Всё, как ты любишь. Анна Ивановна разогнулась и застегнула свою огромную сумку. Она улыбалась во весь рот. Инга в недоумении выглянула из комнаты, но удивляться ей было некогда, малыш в кроватке заплакал, и она вернулась его утешать. Из детской она услышала, как муж поблагодарил свекровь за заботу, после чего Анна Ивановна засобиралась домой и уже через пять минут хлопнула входная дверь и наступила тишина. Малыш занялся игрой в кубики, а старший, которого Андрей недавно привёл из детского сада, принялся собирать свой любимый конструктор лего. Пока дети занялись, Инга смогла оставить их одних, она прошла в кухню и увидела, как муж с аппетитом поглощает, принесённый матерью обед. — Ну не выкидывать же! Вкусно! — с набитым ртом проговорил Андрей. Инга неопределённо пожала плечами и снова вернулась в детскую. Анна Ивановна стала приезжать со своими лоточками каждый день. Еды там было ровно на одного, что она никогда не забывала подчёркивать. — Кушай, сынок, это для тебя, ведь тебе необходимо хорошо питаться. Ты добытчик. Анна Ивановна с гордостью ощущала, что делает благое дело. Прямо героем себя чувствовала. И самоотверженно таскала «лоточки» к сыну каждый день в любую погоду. В дождь, снег, метель и гололед. Ничто не могло её остановить… — Не могу же я ей указать на дверь? Мать всё-таки, — оправдывался Андрей. — Я ей говорил, что мы не бедствуем, покупаем, всё, что нужно. Нормально питаемся. Разносолов конечно нет, но нормально же. А она… — Знаешь, что в этом самое неприятное? — скрестив руки на груди, сказала Инга. — Что на внуков её забота почему-то не распространяется. Ладно я, я для неё чужая, да и не надо мне от неё ничего. Но внуки! Хоть бы какое яблочко принесла, гостинец какой-нибудь, ведь они малыши… Вся еда предназначена исключительно тебе и, главное, она боится, как бы её не съел кто-нибудь другой! Это же надо, какая избирательно заботливая мама! — Я говорил с ней об этом. Сказал, что если она уж так хочет помочь, то приносила тогда бы детям. А мать сказала, что у неё нет денег, чтобы кормить всю нашу семью, ведь она на пенсии… Что ты предлагаешь? Выкинуть её еду? Выгнать за порог и не пускать? Что? — вопрошал Андрей. Инга и Андрей стали часто ругаться. Ситуация становилась все напряжённее. Однажды Инга случайно услышала, как Анна Ивановна, в один из своих визитов, шепотом уговаривала Андрея соврать, что у него на работе командировка и переехать на это время к ней. — Хоть на недельку. Отоспишься и отъешься. А то одна кожа, да кости остались, — чуть не плача, шептала свекровь, обнимая сына, словно в последний раз. Глядя на вполне упитанного мужа, который с помощью лоточков от матери, за последнее время стал ещё упитаннее и румянее, Инга подумала, что смотрит пьесу театра абсурда. *** — Сынок, я упала. Ногу сломала, жду скорую, — плача позвонила Анна Ивановна однажды вечером. Андрей кинулся к ней на помощь и увидел мать, полулежащей на обледенелой дорожке совсем недалеко от их с Ингой дома. Рядом стояла её неизменная хозяйственная сумка с «лоточками». — Сказали, не шевелиться до приезда скорой. А она что-то не едет, — поёжившись, проговорила мать. Около неё стояли две женщины, которые проходили мимо и остановились помочь. Одна женщина подложила матери под бок картонку, чтобы было не так холодно. Другая отряхивала с пальто матери снег. …Андрей отправился с матерью в больницу, где ждал результата осмотра доктора. Анну Ивановну госпитализировали. Врач сообщил, что ей потребуется репозиция кости. — Ох, мама! Ну, зачем ты моталась с этими «лоточками»! — сказал Андрей, когда мать устроили в палате на койке, где она лежала под капельницей. — Ох, Андрюшенька! Ведь я тебя выкармливала! — сказала мать и посмотрела на сына с такой любовью, что ругаться с ней у Андрея просто не хватило духу, тем более сейчас, когда матери и так было плохо. Через три дня Андрей снова приехал навестить мать в больнице. Анна Ивановна успешно перенесла операцию и вполне хорошо себя чувствовала. А у сына для неё были хорошие новости. — Мама! Мне повышение дали. Зарплата увеличится вдвое! Завтра уже приступаю, — сияя от радости, сообщил Андрей. — Ну вот, сынок! Хорошо-то как! Не зря, значит, я тебя выкармливала. На пользу пошло хорошее питание. Ты стал лучше работать и тебя, наконец, заметили. Это всё не шутки, да. Напрасно улыбаешься. В советское время целые институты над этим работали, разрабатывали меню, чтобы человек правильно питался и эффективно работал. Андрей слушал мать и думал о том, что её не переубедить. Ну и ладно! Пусть думает так. Правда, когда она произносила это слово «выкармливала», он чувствовал себя неоперившимся птенцом. — Ты лучше выздоравливай, мам, — сказал он и погладил мать по руке. Она снова лежала под капельницей, ведь кроме перелома, врач решил пролечить и повышенное давление Анны Ивановны. А когда пожилую женщину выписали домой, в гипсе и на костылях, её ждал сюрприз: Полина решила приехать к ней на неделю, чтобы помочь и поддержать её. — Какое же счастье, когда такие хорошие дети! — приговаривала Анна Ивановна, когда к ней в гости наведалась подруга Евгения Петровна. — Не зря я в них всю душу вкладывала! — Не зря, — улыбнувшись, согласилась Евгения Петровна. — И волнуются за меня, и ухаживают. Фрукты покупают, ягоды, — продолжала радоваться Анна Ивановна. — Я говорю, не надо, сынок, дорого же. А он говорит, что зарплату ему уже первую дали, большую. Очень большую. И денег теперь хватает. Вот! Видишь, поддержала я сына в трудную минуту, всё правильно сделала. А то невестки эти неопытные ещё, зелёные, ни на что не годятся. Это надо, а? Мужа впроголодь держать! Евгения Петровна слушала подругу и качала головой. Она не стала с ней спорить. Зачем? Её всё равно не переубедишь. Главное, чтобы она не сильно лезла в семью сына. А то придумает ещё что-нибудь. Похуже, чем лоточки с горячей едой… — Ты объяснил своей маме, что больше не нуждаешься в её «усиленном питании»? — спросила Инга мужа, который вернулся домой после того, как в очередной раз навещал мать. — Объяснил. Да ей пока и не до этого. Гипс сняли, теперь ногу разрабатывать нужно, — ответил Андрей. — Вот к чему приводит излишняя забота там, где не надо, — сказала Инга. — Ой, совсем забыл! Мама же вручила мне денег! Я не смог отказаться, обижалась сильно. Говорит, иди и купи внукам гостинцы от неё. Ну, я и купил. Вон, в коридоре полный пакет стоит. — Неужто про внуков вспомнила? — не поверила Инга. — Ага. Говорит, наказал меня Бог, за то, что только про сына думала, а про внуков, малых деток-ангелочков забыла… Инга улыбнулась и ничего не сказала. Она подумала о том, что каждый сам набивает свои шишки и учится на своих ошибках, уму-разуму набирается. Хоть семь тебе лет, хоть семьдесят, жизнь продолжает учить и наставлять на путь истинный. Главное эти уроки усваивать, чтобы не наступать на одни и те же грабли дважды… Жанна Шинелева #рассказ #мать #взаимоотношения #историиизжизни

Продала 🔥 — Мама, извини, но это ни в какие ворота не лезет. Как это можно было сделать? — Я ждала подобной реакции… но думаю, что вы меня поймёте, — ответила Людмила Ивановна. — Да как тебя понять?! Ты бы хоть нас спросила. И объяснила. Может мы бы и поняли, — продолжал возмущаться Иван. — Вот уж не ожидал от тебя такого… Иван и Римма — супруги и они две недели назад отправились в отпуск. Незадолго до этого Иван попросил свою мать, Людмилу Ивановну, забрать к себе на время отдыха собаку, которая жила у них с Риммой. Людмила Ивановна согласилась, но вдруг почти перед самым отъездом заявила, что сходит с ума от того, что её соседи затеяли ремонт. — Целый день штробят. Никакого покою. У них там не стены уже, наверное, а сплошной дуршлаг! — возмущалась она. — Голова болит. Ни прилечь, ни почитать, ни телевизор посмотреть. Вот я и подумала, сын… Можно я на время вашего отпуска к вам перееду? И с Тапиком буду гулять, и кормить и ухаживать. Да он бедняга и сам не сможет спокойно жить у меня в этом шуме. Даже собаке не понравится такое! Римма с Иваном переглянулись. Отказывать было невежливо. Всё-таки они сами попросили Людмилу Ивановну о помощи, и проявить такое не гостеприимство было бы верхом неблагодарности… Иван с Риммой женаты уже десять лет. Поженились по большой любви. Детей у них пока не было, так сложилось. Сначала не хотели торопиться, хотели карьеру построить, чего-то добиться. Потом хотели выплатить ипотеку за квартиру, в которую они поселились, после того, как съехали от мамы Ивана. Когда ещё молодые жили у Людмилы Ивановны, у них появился Тапик, милый и забавный беспородный пёс, которого подарила им подруга Людмилы Ивановны ещё щенком. Её собака принесла шесть щенков, и женщина пристраивала их в добрые руки. Тапик, несмотря на беспородность, оказался очень умным и сообразительным псом. Римма и Иван увлеклись его дрессировкой и научили множеству забавных трюков. Уезжая от Людмилы Ивановны они забрали собаку с собой. Насчёт отсутствия у пары детей Людмила Ивановна втайне грустно вздыхала. Но что было поделать, если они не хотели? — Тапик у вас вместо ребёнка! Не дело это, — ворчала она, высказывая недовольство сыну, когда, бывало, он заезжал к ней в гости. Жили они недалеко друг от друга. Родители Риммы жили в другом городе. — Мам, ну не начинай! — сердился Иван. — Всему своё время, не торопи события. Как отец говорил, помнишь? Не беги вперёд паровоза! — Отец… Царствие ему небесное… Надо бы на кладбище съездить, убраться там. — Давай съездим. В этот выходной! — Иван был рад, что мать сменила тему. Иван и Римма зарабатывали хорошо, однако пока платили ипотеку, не могли себе позволить отдых. И вот последний платёж был произведен, и они могли складывать деньги на путёвку. Наконец летом долгожданный момент настал: Иван и Римма стали собираться в поездку на море. Людмила Ивановна была очень рада за детей и обещала присмотреть за Тапиком. Но когда её соседи затеяли ремонт, планы поменялись, и мама Вани на время переехала к ним. — Езжайте, детки, отдыхайте, ни за что не беспокойтесь, — Людмила Ивановна обнимала Ивана и Римму, стоя в прихожей. Внизу, у подъезда уже ждало такси, которое отвезёт их аэропорт. В глазах у мамы Ивана заблестели слёзы. Она очень волновалась за детей. Тапик находился тут же в прихожей. Он вился вокруг ног и мешался. — Ну-ну, не прыгай так, отойди, сейчас на лапу тебе кто-нибудь наступит! Тапик! — пыталась приструнить его Людмила Ивановна. Но пёс не слушался, видимо всеобщее возбуждение передалось и ему. — Мам, ты только когда гулять будешь, занимайся с ним, играй. Он привык. Мы в парк обычно ходим, ну тот, где мостик… — Что ты волнуешься, Ваня! Разберёмся мы с ним. Знаю я, где парк и мостик. Сходим, погуляем. Мне самой, вон, врач велел больше гулять и двигаться. Тапик как раз вовремя у меня «случился». — Людмила Ивановна, чуть не забыла вам сказать, — вдруг вспомнила Римма. — Машинка стиральная у нас сломалась вчера, придётся на руках вам стирать. Приедем, новую купим. Хотя там пока не на что будет, наверное, ну посмотрим. — Ой, ладно делов-то бельишко моё простирнуть! Постираю на руках. Я же постельное стирать не собираюсь. Не нужна она мне, машинка ваша, не переживайте! — ответила Людмила Ивановна. — Ну, всё, давайте, а то опоздаете. Самолёт ждать не будет. Счастливого пути. Она чмокнула сына и невестку в щёки, утерла набежавшую слезу и перекрестила их на дорогу. — Ну что, Тапик? Будешь хорошо себя вести? — произнесла Людмила Ивановна, когда дверь за детьми закрылась. — Я куплю тебе сахарную косточку! Знаю… знаю, что ты ешь только собачий корм. Но побаловать-то тебя надо! Идём спать. Поздно уже. Пёс послушно прошествовал на свою подстилку в коридоре, улёгся и положил голову на лапы. На следующий день утром в парке было прохладно. Людмиле Ивановне, не смотря на лето, пришлось надеть куртку. — Август… вот и лето пролетело, — вздохнула Людмила Ивановна. — Ну, Тапик, будешь трюки свои выполнять? Посмотрю, не забыл ли? Тапик гавкнул, как будто бы не соглашаясь с женщиной и говоря: «Ну как можно забыть?!» Сначала Людмила Ивановна подняла палку, и пёс стал через неё прыгать. Получалось у него это так задорно, что Людмиле Ивановне хотелось улыбаться и прыгать вместе с ним, да и сама собачья морда Тапика, как будто бы расплывалась в улыбке. Потом Тапик по команде несколько раз успешно притворялся неживым, ложась на траву. Там он лежал некоторое время без движения, закрыв глаза, а потом по команде поднимался, отряхивался и с горящими от возбуждения глазами и виляющим хвостом, ждал новой забавы. Потом Людмила Ивановна достала из кармана куртки пакетик с угощением, которое взяла с собой. Это был сыр. За него Тапик был готов делать всё, что угодно, даже выполнять сложный цирковой трюк, которому когда-то давно научила его Римма. Людмила Ивановна аккуратно положила маленький кусочек сыра на нос Тапику, а он, подкинув его, поймал и вмиг слопал. А потом ещё раз. И ещё. Вдруг пожилая женщина услышала совсем рядом заливистый детский смех. Она обернулась и увидела худенькую девочку лет восьми, сидящую в инвалидной коляске. Рядом с ней стояли мужчина и женщина. Очевидно, это были её родители. Увлёкшись игрой с Тапиком, пожилая женщина не заметила, как они подошли. — Какой забавный! — звонким голоском сказала девочка. — А ещё можно, чтобы он сыр поймал? Людмила Ивановна достала кусочек, и Тапик повторил трюк «на бис». Девочка снова засмеялась и даже захлопала в ладошки. На её щёчках появился румянец. Женщина, которая держала инвалидную коляску за ручки, вдруг заплакала и воскликнула: — Ты слышал, Дима? Она смеётся! Девочка наша! Евочка! Ты выздоровеешь! Обязательно выздоровеешь! Я знаю. Она кинулась обнимать, целовать и тормошить дочь. А мужчина, который стоял с ней рядом, подошел к Людмиле Ивановне и сказал: — Доброе утро! А можно он мне лапу даст?.. Как зовут тебя, чудесный пёс? — последний вопрос предназначался Тапику. *** — Продайте его нам! Мы любые деньги готовы отдать! — Вы с ума сошли! Родители тяжелобольной девочки уже битые полчаса уговаривали Людмилу Ивановну продать им Тапика. Они присели на лавочку в парке. Солнце уже поднялось и стало припекать. Людмила Ивановна расстегнула куртку и стала обмахиваться газетой, которую в начале прогулки купила в киоске. — Я же вам объясняю. Это не мой пёс, это собака моего сына и невестки. Надо подождать, пока они вернутся из отпуска через две недели и… — Мы не можем ждать. И у нас нет двух недель, — сказал отец девочки, которого звали Дмитрий, — Неделю назад врач выписал Еву домой. Она почти не ходит, ослабла и совсем ничего не ест. Принимает кучу лекарств, а также каждый день к нам приходит медсестра и ставит ей капельницы. Несмотря на это болезнь прогрессирует, и врачи ничем не могут нам помочь. Нас отправили домой. Ждать конца. Ева она… Она уже несколько месяцев не улыбалась, не то чтобы смеяться. А тут… Тут произошло чудо! Она засмеялась. — Мама он такой классный! — Ева все время, пока происходил разговор, гладила и чесала Тапика, нагнувшись к нему из своего кресла. Тапик прыгал через её руку, приседал, повизгивал и усиленно махал хвостом. — Врачи сказали, что шанс всё-таки есть, — тихо проговорила женщина. — Болезнь Евы редкая, малоизученная, но были случаи спонтанного выздоровления. Нам сказали, что кроме лечения, нужно много гулять, отвлекать ребенка, нужны положительные эмоции. И ваш пёс... — Поверьте, если бы это была моя собака, то я отдала бы её вам, но…— тихо сказала Людмила Ивановна после долгой паузы. — Пожалуйста! — женщина встала на колени и сложила умоляюще руки. Людмиле Ивановне стало не по себе. Она подумала о том, что родители девочки очевидно от горя уже в полном отчаянии и потому не совсем адекватны. — Хорошо, — медленно произнесла она. *** — Погоди… Ты продала нашу собаку?! — Иван думал, что ослышался. Они с Риммой только что вернулись с моря, и мать объявила им эту новость. — А нас ты не подумала спросить? — Я не хотела портить вам отдых, простите, ребята. Я даже отказывалась от денег, мне было стыдно и перед ними, и перед вами, но они настояли… Словом, на те деньги я вам купила машину стиральную. Самую лучшую. Надеюсь, вам понравится… Ваша-то сломалась, — совсем тихо произнесла Людмила Ивановна и отвернулась. Она хотела скрыть слёзы. Ей было ужасно неудобно перед сыном и невесткой, но и девочку было очень жаль. — Я каждый день приходила к ним домой, чтобы повидаться с Тапиком, — произнесла она, справившись с эмоциями.— Он очень скучал и бросался ко мне со всех ног. Они сказали, чтобы и вы приезжали к ним в любое время. Что Ева любит, когда приходят гости… Когда Римма и Иван вошли в квартиру, где жила Ева, оттуда пахнуло запахом лекарств. Девочка сидела на полу около дивана в гостиной и играла с Тапиком. Почуяв своих бывших хозяев, пёс стремглав бросился к ним. Он очень соскучился. Тапик начал лизать руки Риммы, прыгать и повизгивать. Иван ласково трепал его за ухом, он тоже соскучился по нему. — Ваш пёс сотворил чудо, — торжественно сказала мама девочки Ольга. — За две недели Ева окрепла. Стала кушать и больше вставать с кровати. Она почти всё время проводит, играя с Тапиком. — Мы подружились! — улыбнувшись, сказала девочка. Словно в подтверждение её слов Тапик оторвался от Риммы и бросился к ней, виляя хвостом. — Мы будем скучать по нему… — вздохнув медленно сказала Римма. *** — Это невозможно… Права была твоя мама, как можно было отнять у ребёнка шанс на выздоровление? — сказала Римма, как только они вышли из квартиры. — Мда… ситуация, — Иван почесал затылок. — Но всё же это наш пёс. Мне будет его не хватать. Он так долго жил у нас и я к нему привык. — Ничего, отвыкнешь, — неожиданно весело проговорила Римма. — Я тут подумала… А не пора ли нам завести ребёнка? Домой они вернулись возбуждённые, с сияющими глазами. Людмила Ивановна всё ещё гостила у них: тот сосед с перфоратором прекращать ремонт не собирался. Римма и Иван тут же объявили ей о своём решении. — Вот так новость! — Людмила Ивановна села на кухонный стульчик от удивления. — Я рада за вас, ребята! — Даа, что ни делается, всё к лучшему, — добавил Иван. — Так что скоро вместо Тапика тут будет командовать другой «Тапик»… *** Прошло полгода. Девочка Ева пошла на поправку. Благодаря Тапику у неё произошло то спонтанное выздоровление, о котором говорил врач. А Римма ждала малыша. Судя по УЗИ, это был мальчик. Жанна Шинелева #рассказ #щенок #питомец #собака #помощь #милосердие #доброта Дорогие друзья! В издательстве АСТ вышла моя печатная книга. Называется она «Счастье по-житейски». Книгу можно купить на сайтах Читай город, Лабиринт, Озон, Вайлберриз, и многих других! А также в обычных книжных магазинах.

Не предупредила💛 — Мать, ты что?! — опешил Илья. — Что я? — не поняла Анна Викторовна. — Я думал, ты нам поможешь! Мы на тебя рассчитывали, а ты нас подвела! — Я?! Подвела? — Анна Викторовна была возмущена до глубины души. На глазах её показались слёзы. С сыном они поругались. Он ушёл, сердито хлопнув дверью, не обращая внимания на то, что мать плачет. Словно ему было всё равно. *** — Вот как так? Живёшь-живешь и не думаешь, что может такое произойти. Ведь родные люди! — сокрушалась Анна Викторовна, делясь с подругой своими грустными новостями. Подруга Элла Андреевна, расстроенно сняв очки в толстой оправе, покачала головой. Она подумала о своих взрослых детях: а ну как и у неё такое приключится? С виду вроде всё тихо-мирно, полюбовно, а копни поглубже и выходит, что всё это неискренне и к матери одно лишь потребительское отношение. — А это знаешь, как говорят? Пока по шерстке гладишь, всё хорошо, а как против, так совсем по-другому… — сказала она задумчиво. — Да чего же я такого ужасного сделала-то?! — сокрушалась Анна Викторовна. — Как будто Илья не знал, что я скоро на пенсию выхожу! …Анна Викторовна вот уже год готовилась к своему выходу на пенсию. Думала, планировала, решала. Пенсионный возраст она перешагнула уже много лет назад, но продолжала работать. Здоровье, за которым женщина тщательно следила, позволяло ей работать и дальше, но она устала. И морально и физически. Сын Илья был совсем взрослый, имел семью: жену и двоих детей-подростков, жил отдельно в том же городе. — Вот выйду на пенсию, собаку заведу, будем с ней гулять, — мечтательно говорила Анна Викторовна Элле Андреевне. — Сейчас, пока работаю и не завожу никого, что толку? Будет бедный питомец один сидеть целыми днями, заскучает, да ещё выть начнёт, соседи станут жаловаться. На восьмом этаже, прямо подо мной, соседи жили когда-то, у них хаски была, так они, как уходили все рано утром на работу, та оставалась одна и выть принималась, да громко так, прямо с ума нас всех сводила. Хорошо я тоже на работу потом уходила, а остальные соседи как, не знаю. То ли хозяева её в комнате запирали, то ли что ещё, но грохот стоял, скрежет, она там скреблась и на двери бросалась бедняга от одиночества… — Нечего заводить собаку, раз некому за ней следить! — поджав губы, проговорила Элла Андреевна. — В нашем доме на втором этаже у одной женщины тоже шпиц целыми днями заходится. У нас же пятиэтажка, лифта нет, вот все, кто по лестнице поднимаются, слышат лай этот, хоть уши затыкай. И жаловались, и говорили ей, всё без толку. — Ну, так вот, — продолжала мечтать Анна Викторовна, — Заведу пёсика себе. А ещё куплю велосипед. Хочу много ездить, знаешь, как полезно! А зимой на лыжи встану. Ещё хочу записаться в студию растяжки. Спорт в нашем возрасте ну просто необходим! — Это ты, мать, загнула, растяжка! Скажешь тоже! — засмеялась Элла Андреевна. — Ничего смешного! Моя невестка, Илюшина жена, ходит в студию балета, ну такая у неё мечта всегда была с детства заниматься балетом, сейчас за деньги хоть чем можно заниматься, только плати. И вот там у неё в группе довольно много пожилых. И очень пожилых, да. Классической хореографией занимаются… Ты бы лучше смеяться перестала, и сама бы чем-нибудь полезным занялась, — Анна Викторовна даже обиделась на подругу. — Пенсионеры что, не люди?! — Ну, извини! Я представила нашу Семеновну, соседку мою, у балетного станка, — отсмеявшись и вытирая слёзы, проговорила Элла Андреевна. — Ну да, Семеновна твоя лучше у токарного бы станка смотрелась! — Анна Викторовна перестала обижаться и тоже рассмеялась… Словом, мечтала Анна Викторовна о выходе на пенсию давно, да всё не решалась. А потом решилась. Объявила своё решение начальству, взяли на её место молодую девушку, стала её Анна Викторовна потихоньку обучать, передавать секреты мастерства. С сыном Ильёй Анна Викторовна о своей пенсии тоже не раз говорила. Но он, как обычно, пропускал её слова мимо ушей. Илья любил рассказывать матери о себе, о жене, о детях. А слушать не очень любил. Хотя мать его, конечно, научила вежливости, но было заметно, что он едва терпит, пока собеседник договорит, чтобы начать снова рассказывать о себе. Анна Викторовна часто сетовала, что это она, наверное, его так приучила, когда он ещё учился в школе. Усаживала, бывало, сына рядышком с собой на диван и расспрашивала, как дела, да что у него произошло за день. Всё подробно, обстоятельно. Потом уроки готовили вместе, пересказ текста, стихи учили. Так и повелось, что Илья говорит, а мать слушает. — На пенсию выйду через месяц, буду чаще гулять... — начала было говорить Анна Викторовна, когда Илья приехал к ней в очередной раз в гости. Сын, сидевший рядом с матерью на диване и что-то лениво просматривающий в своём телефоне, вскинул брови и посмотрел на мать. — Через месяц?! — спросил он и даже привстал от удивления. — Погоди, ты что всё-таки выходишь на пенсию? — Илья, я тебе сто раз уже говорила, а ты опять как заново родился! — возмутилась Анна Викторовна. — Мам, послушай… Тебе нельзя сейчас никуда уходить, — вдруг заявил Илья, отложив телефон. — Погоди чуток. Мы хотели машину поменять, получше купить. Наша-то уже не новая, надо успеть продать пока цена на неё не упала ниже плинтуса. Я думал, ты нам поможешь, кредит возьмешь. — Здрассьте, приехали! Почему я-то? У тебя зарплата хорошая, у Алёны тоже. Берите свой кредит на здоровье… — Мам, ты что, забыла? Меня обвиняешь в плохой памяти, а сама не помнишь ничего. У нас серая зарплата большую часть составляет. А белая — кот на плакал. У меня десять, у Алёнки семь тысяч. Кто нам кредит даст? Машина ведь немалых денег стоит. Погоди пока уходить, не время. — Как это, погоди? Я и начальство уже предупредила, вместо меня человека взяли, да и официально у меня уже всё, последние недели дорабатываю. Переигрывать не хочу, даже не проси. — Ах так?! Эгоистка ты, мать, вот что я тебе скажу! Подвела нас! Не предупредила! Мы на тебя, между прочим, рассчитывали, — Илья говорил эти обидные слова и нервно ходил по комнате, размахивая руками. В какой-то момент он задел стеклянную вазу, стоявшую на столе, подхватил её в последнюю секунду и с силой поставил обратно на стол. От удара ваза раскололась, по ней разошлись трещины, и она, словно в замедленной съёмке, разделилась на две большие части и россыпь маленьких кусочков. Анна Викторовна ошарашено смотрела на осколки, лежащие на столе, а сын просто развернулся и ушёл в коридор. Он натянул свою куртку, надел кроссовки и вышел, хлопнув дверью. Анна Викторовна застыла с открытым ртом. Сын всегда был вспыльчивым и импульсивным, но с ней он никогда так себя не вёл. Было очень обидно. «Это я-то эгоистка?!» — думала про себя Анна Викторовна, глотая слёзы и пытаясь аккуратно собрать осколки вазы в ненужную коробку, чтобы выбросить. В какой-то момент она всё же порезала палец и побежала на кухню, чтобы взять из аптечки перекись водорода и остановить кровь. Немного повозившись с открыванием пузырька и доставанием ваты (одной рукой это было сделать нелегко), она остановила кровь, перебинтовала палец и пошла обратно в комнату, собирать осколки. В душе всё буквально кипело от обиды на сына. — Я эгоистка, конечно, ага… Поэтому и подарила ему перед свадьбой свою наследную квартиру, которая мне досталась от тёти. А ещё раньше на свои деньги отремонтировала её. Чтобы они с молодой женой не мыкались по чужим углам. Нате, живите на здоровье! А могла ведь её сдавать и жить припеваючи! Это я была эгоистка, когда без разговоров брала больничные почти каждый месяц и сидела с маленькими внуками, когда они болели? И сама ведь однажды при этом болела, между прочим, спину лечила, еле разгибалась, но это никого не интересовало, внуков всё равно привезли! Мам, помоги! Мам, надо! И мама, напившись обезболивающих, шла и помогала. И ночей не спала с температурящими детьми, ходила, как тень, но это ж мелочи! А когда они мне привезли внуков, а я после операции, сама никакая, по стеночке ходила, тоже эгоистка? Ну, у них же путёвки! Горящие путёвки взяли спонтанно, выгодно очень, отдохнуть захотели, мама снова выручила. А Алёнкины родители шиш с маслом всё время показывали. То они не могут, то заболели, то вообще уехали за тридевять земель и живут теперь там. Совсем не помощники. Но эгоистка — я! Зазвучал сигнал мобильного телефона. Анна Викторовна ответила на звонок. — Может всё-таки передумаешь? — без предисловий и извинений сразу с места в карьер начал сын. — Ну, мам, ну очень нужно! — Нет. Я уже объяснила тебе. Всё. Это вопрос решённый. Нет, — спокойно и твёрдо проговорила мать. Это спокойствие стоило ей огромных усилий, ещё чуть-чуть и она бы разревелась от обиды, но сын уже бросил трубку. *** — Так и поругались. Два месяца не общаемся, — грустно рассказывала Анна Викторовна подруге. Элла Андреевна уезжала надолго в гости к старшему сыну и его семье, поэтому не знала о размолвке подруги. — Ни он не звонит, ни я. Вот как так? Я звонить не буду, но сын! Должны же быть какие-то чувства в душе к матери? — Ай, ладно тебе, что от них ещё ждать! Дети выросли, мать не нужная стала, что теперь с тебя толку?! Того и гляди самой помощь потребуется! — сердито проговорила Элла Андреевна. — Смирись уже с этим. — Не могу. Обидно. Я не заслужила такого отношения… Как только вышла не пенсию Анна Викторовна, как и собиралась, купила щенка. Стала много времени проводить с ним, гуляя на улице. А также купила велосипед и часто каталась на нём. Она вела активную, интересную жизнь, полную приятных забот и скучать ей было некогда. Однако нет-нет, да и вспоминала она внуков и сына. Да и невестку вспоминала, вроде хорошая же женщина. И они с ней никогда не ссорились… *** — Так не годится, — говорила Алёна мужу, в который раз. — Мать есть мать. Зачем ты на неё так наезжал? Ну не хочет она больше работать это её право! А машина нам новая не так уж и нужна, можно на этой пока ездить, чего тебе так уж прямо приспичило её менять? — Тебе не нужна. А мне очень даже нужна, ты ничего не понимаешь, — тихо ответил муж, стоя спиной к жене и скрестив на груди руки. Он смотрел в окно и думал. Эта ситуация ему и самому не нравилась. — Ты как маленький, ей Богу! Мама тебе всё должна! — Алён, не заводись, и так тошно! — резко сказал Илья и вышел из комнаты. — Ох ты ж батюшки! — фыркнула Алёна и принялась готовить ужин. А сама всё думала о свекрови. Ей было стыдно за то, что Илья поругался с матерью и не общается с ней. Ведь она им никогда ничего плохого не сделала, а только помогала. Но муж не понимал и продолжал обижаться. *** — Анна Викторовна, вы простите нас! Илья же вспыльчивый, вы ведь знаете! Наговорит, сам не знает чего, а потом переживает. А мириться не умеет. Но я то вижу, что он ходит, как в воду опущенный, — горячо говорила Алёна. Она смотрела на свекровь и отмечала, что выйдя на пенсию, та стала выглядеть свежее и моложе. Свекрови было семьдесят два года, но сейчас она выглядела на шестьдесят, не больше. «Молодец, Анна Викторовна!» — подумала Алёна с восхищением. Она приехала к свекрови в гости с детьми, не сказав об этом Илье. Муж носился в поисках новой работы и находился на очередном собеседовании. — Я так рада вас видеть, моя девочка! — сказала Анна Викторовна и обняла невестку. — А что с машиной-то? — Да ничего. Не берите в голову. Илья ищет работу с нормальной белой зарплатой. Вот устроится, отработает три месяца и будет кредит на себя брать, — ответила Алёна. — А вот и он! Легок на помине. У Алёны просигналил телефон, и она ответила на звонок. — Да ты что! Здорово, поздравляю! Нет, мы не дома… Нет… Где? У мамы твоей, вот где. Да? Ну, хорошо, — Алёна положила телефон на стол и загадочно улыбнулась. — Мам! Бабуль! Можно мы с Ричи погуляем? — заглянув в комнату, спросили дети Алёны Полина и Слава. — Погуляйте! — за двоих ответила Анна Викторовна. — Он очень любит прогулки, да и погода хорошая. Только поводок возьмите, Ричи ещё плохо слушается. Весело переговариваясь, дети ушли с собакой на улицу и скоро Алёна и её свекровь увидели в окно, как они направились по дорожке в сторону парка. — Совсем большие стали… — проговорила Анна Викторовна, любуясь внуками. — Да, Славе четырнадцать, а Полине тринадцать лет уже исполнилось… Вы простите Илью, он не хотел вас обидеть, — ещё раз произнесла Алёна и обняла свекровь, у которой на глазах заблестели слёзы. Когда через час, вернувшиеся с прогулки Полина и Слава, уселись на кухне пить чай, то вдруг кто-то позвонил в дверь. Анна Викторовна пошла открывать и увидела сына, а точнее сначала увидела большой букет цветов, а за ним сына. Илья вошёл в прихожую, вручил матери цветы и она снова расплакалась. — Мам… Я это… Купил вазу, похожую на ту, что разбил у тебя тогда, — проговорил Илья, доставая из пакета, который держал в руках, большую коробку и вручая её матери. — Ух ты! Какая красота! — восхитилась Анна Викторовна, распаковав подарок. — Только на стол я её, пожалуй, ставить не буду. У меня теперь появился озорник, который любит тянуть за скатерть и всё сбрасывать на пол. Спрячу ка я эту красоту в стеклянный шкаф. — Меня обещали взять на работу, Алёна представляешь! Зарплата вся белая, наконец-то буду как нормальный человек, — сказал Илья и обнял жену. Анна Викторовна поставила вазу в шкаф и посмотрела на сына с невесткой. Она улыбнулась и подумала о том, что Илье повезло встретить такую мудрую женщину в лице Алёны. — Это она меня вдохновила на поиски новой работы! — важно сообщил Илья матери, продолжая обнимать жену. — Молодцы ребята, — улыбнувшись, произнесла Анна Викторовна… *** — Так и помирились. Хорошая у меня невестка! — рассказывала потом Анна Викторовна подруге. — Да… Если б не она так и дулись бы друг на друга до морковкиного заговенья, Илья ни за что бы не пришёл мириться, дюже гордый,— улыбнулась Элла Андреевна. — В том-то и дело! А сам ведь переживает, уж я-то знаю… — Всё хорошо, что хорошо кончается. — Вовсе не кончается, я бы даже сказала, что только начинается, — загадочно сказала Анна Викторовна. — Что начинается? — не поняла подруга. — Алёна, оказывается, ребёнка ждёт, третий месяц пошёл. Вчера мне звонила и рассказала… — Вот тебе бабушка и Юрьев день! — Элла Андреевна изрекла очередную поговорку. — Понятно теперь, что твоя распрекрасная Алёна так стелилась перед тобой. Бабушкина помощь скоро понадобится! — Может понадобится, а может и нет. Старшие дети уже большие, помогут, если что. Но, знаешь, я тут подумала, это ведь хорошо, что ты кому-то нужен, правда же? — Хорошо! Если б не было у нас детей и внуков, сидели бы мы с тобой как две палки в лесу, бестолковые и никому не нужные. Сами бы давно уже взвыли от тоски, — согласилась Элла Андреевна и засмеялась. — А я, знаешь, сходила в студию балета-то, купила абонемент, буду заниматься. Только не смейся! — А чего мне смеяться? Молодец! — похвалила подругу Анна Викторовна, но всё же не удержалась и прыснула от смеха в кулачок. Жанна Шинелева #рассказ #историиизжизни #мать #родители #помощь #взаимоотношения

Сестру поддержать👗 🎀 🌸 — Аля только в себя стала приходить, а вы! — Мама, у нас своя семья, мы хотим побыть одни, — попытался объяснить Борис. — Эгоисты! Только о себе и думаете. Аля пережила столько горя, а вы не хотите помочь и поддержать её! — продолжала гнуть свою линию мама Бориса. Целых пятнадцать минут Валерия Львовна распекала сына по телефону. Он не прерывал разговор, но и не слушал, просто положил телефон рядом на стол и сидел, уставившись в одну точку. — Боря! Боря? Ты меня слышишь, что я тебе говорю? — наконец спросила Валерия Львовна, прервав свой словесный поток. Борис поднёс телефон к уху. — Слышу, мам. Мне некогда, прости, — произнёс он и, наконец, прервал беседу. Жена Катерина вошла в комнату и увидела мужа, сидящего за столом и задумчиво потирающего лоб. — Жалко мне Алю, жалко! Но, что поделаешь? Мать кричит, что мы совсем бесчувственные, — ответил он на вопросительный взгляд жены. — Да. Очень бесчувственные, «особенно твоя Катя», — сердито передразнила она свекровь. — Может Алю ещё и в постель к нам пустить, чтобы утешить? — Ну что ты говоришь такое! — возмутился муж. — Никто ничего подобного не предлагает. Просто мать сильно за неё переживает, всё-таки она её дочь. Ведь Але и правда, досталось. Такое пережить... — Да понимаю я всё! — перебила Катя. — Но мы-то тут при чём? Борис молчал. Он думал, как выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. *** Борис и Аля — брат и сестра, Алевтина старше на семь лет. Замуж Аля вышла, едва окончив институт. Борису тогда было семнадцать, и он учился в одиннадцатом классе. Свадьба сестры запомнилась ему, как очень шумное событие, на которое собралось много гостей. Приехали даже те родственники, которых он ни разу в жизни не видел: мать общалась с ними по телефону. Пришло много друзей сестры и родителей. Праздник получился весёлый и всем понравился. Второй день свадьбы омрачился тем, что отец Али и Бориса, Роман Евгеньевич попал в больницу. Через день его не стало. Врачи что-то говорили про то, что ему нельзя было пить… Борис впервые в своей жизни столкнулся с серьёзной утратой. С этим трудно было смириться, не только ему и сестре, но особенно, матери. Валерия Львовна плакала днями напролёт, отказывалась есть, и выходить на улицу. Борис утешал её, как мог, ведь кроме него теперь рядом с матерью никого не осталось. Родственники разъехались по своим домам, а Алевтину, которая никак не хотела оставлять мать, Валерия Львовна всё же уговорила уехать к мужу, туда, куда Аля переехала ещё за полгода до свадьбы. — Не надо тут тебе со мной сидеть, плакать, хватит. У тебя своя жизнь, — твердила она, сжимая в руке совершенно мокрый от слёз носовой платок . — Ромочка бы не одобрил. — Мама, у нас общее горе… — возражала Аля. — И нам надо держаться вместе. — Но у тебя медовый месяц, девочка! Езжайте в путешествие, как и запланировали, зачем менять планы? Только деньги потеряете. Сплошные потери… Потери… — сказала Валерия Львовна и снова заплакала. Аля уехала. Мать была права, переигрывать было поздно. На следующий день она улетела с мужем на отдых, который, конечно же, всё равно был омрачён грустным событием. Понемногу Валерия Львовна смогла прийти в себя, тем более что Борис оканчивал школу, и ему предстояло поступление в вуз. Наступило волнительное лето: экзамены, ожидание результатов, подача документов и наконец — зачисление. — Умница, сын! — радовалась Валерия Львовна, обнимая Борю. — Поступил на бюджет. Я так переживала, платное обучение мы бы не потянули, сначала на свадьбу, потом на похороны столько денег потратили! Хорошо хоть нам родственники помогли. Эх… Как жизнь непредсказуема! Ведь они на свадьбу ехали, а попали ещё и на... Мать, не договорив, разрыдалась: рана была слишком свежая. Но она быстро справилась с собой, и решительно вытерла слёзы: Валерия Львовна не хотела расстраивать сына в торжественный момент. — Всё хорошо, мама. Не плачь, — сказал Борис, обняв мать. — Всё хорошо. *** После окончания вуза Борис устроился на работу. Он продолжал жить с матерью, а Алевтина жила с мужем Русланом в его наследной квартире. Это было недалеко, полчаса езды на автобусе. Мать и дочь много общались: звонили друг другу, писали и приезжали в гости. В один из визитов Аля рассказала брату и матери, что ждёт ребенка. Борис знал, по рассказам матери, что сестра с мужем долго не могли зачать малыша. Была какая-то причина, они лечились, но результатов долго не было. И тут такая новость. — Можно поздравить? — обрадованно спросил он сестру. — Ох, даже не знаю… Боюсь сглазить, — ответила Аля, инстинктивно прикоснувшись рукой к ещё совершенно плоскому животу. Мать грустно вздохнула и принялась говорить дочери про какие-то иконы, которые могут помочь выносить беременность и благополучно родить. После потери мужа Валерия Львовна стала набожной. Борис видел, что матери это помогает, и радовался тому, что она смогла восстановиться. Однако Борис переживал за то, как мать будет жить одна, если он женится и уедет от неё, ведь она так долго приходила в себя после утраты. А он недавно познакомился с девушкой и влюбился. Привезти девушку в гости для знакомства с матерью Борис всё не решался, опасаясь, что мать станет грустить из-за скорой разлуки с ним, но теперь, когда сестра сообщила радостную новость о своей долгожданной беременности, она «развязала ему руки». Едва Алевтина уехала, Борис рассказал матери про Катерину. Мать обрадовалась и захотела познакомиться с девушкой. — У меня, значит, сегодня не одна, а целых две хорошие новости? — улыбаясь, спросила она сына. — Ага, — подтвердил Борис, радостно улыбаясь. Знакомство состоялось на следующей неделе. Всё прошло чинно и благородно, Катя Валерии Львовне понравилась. Через два месяца они с Борисом поженились. Расписались скромно: не хотели тратить деньги. Жить стали в съёмной квартире. Вопреки опасениям сына, оставшись одна, Валерия Львовна не грустила. Она радовалась за детей. Алевтина, несмотря на тяжело протекающую беременность, которую, почти всю, пролежала в больнице на сохранении, родила здоровую девочку и окунулась в приятные заботы о ней. Правда врачи её предупредили, что следующую беременность она вряд ли выносит. Да и наступит она тоже вряд ли. Аля старалась не расстраиваться, ведь у неё уже была замечательная дочка Яна! Борис с Катериной тоже жили счастливо, хорошо зарабатывали, откладывали деньги. Скоро они смогли накопить на первый взнос и взять в ипотеку двухкомнатную квартиру. Жить бы обеим семьям, да радоваться, однако случилось непоправимое. Серьёзно заболела дочь Али. Всё произошло так быстро, что никто не успел ничего понять. Малышке было всего два с половиной года, когда у неё обнаружились проблемы со здоровьем. Несколько перенесённых сложных операций в течение года не изменили итог: Яны не стало. Аля, самоотверженно выхаживая дочь, за время её болезни сильно похудела и стала похожа на собственную тень. Щёки её ввалились, под глазами залегли тени. Муж Руслан давно отдалился от жены, ещё тогда, когда выяснилось, что дочь больна. Он не принимал участия в уходе за ребёнком, редко бывал дома и полностью положился на жену. Более того! Позже выяснилось, что именно в тот самый момент он начал жить на две семьи. Впоследствии, когда Аля и её муж развелись, Руслан заявил, что ему было горько и больно видеть дочь в таком состоянии, ему было плохо, а от жены поддержки никакой не было. «Ещё бы! — ошарашенно подумала тогда Аля. — Ведь меня саму нужно было поддерживать!» И потому он стал искать поддержку на стороне. Он уходил туда, где всё хорошо. Та женщина была разведена, у неё был ребёнок, девочка трёх лет… — Там я словно попадал в ту нашу прошлую жизнь! Где не было этого ужаса! — заявлял Руслан Алевтине. — Где вкусный ужин, тёплая постель, улыбки, смех и шутки, здоровый ребёнок. А у нас был сплошной непрекращающийся кошмарный сон! Именно эти слова совсем добили Алю. Она молча собрала свои вещи и ушла от Руслана. Душевных сил на то, чтобы устраивать скандалы, у неё не было. Квартира принадлежала мужу. И теперь, после того, как не стало дочери, их совсем ничего не связывало, имущества они не нажили, делить им было нечего. Алевтина вернулась к матери. Валерия Львовна тоже сильно сдала за недавнее, тревожное время, а теперь, когда к ней вернулась дочь, она не на шутку беспокоилась о ней, добивая своё и без того расшатанное здоровье. Алевтина почти не ела и не пила, а только молча лежала на кровати, отвернувшись к стене. Она не спала, Валерия Львовна видела, что глаза дочери открыты. Разговаривать она не хотела, отвечала односложно. Валерия Львовна уговаривала дочь сходить к врачу, чтобы он хотя бы выписал ей лекарства от депрессии. — У девочки депрессия, это же очевидно. Пережить такое и не сойти с ума, невозможно! — сетовала Валерия Львовна, капая себе в стакан успокоительные капли. — Не хочет к врачу? — спросил Борис, который находился в гостях у матери. — Ни в какую. Она вообще ничего не хочет. Опасаюсь, как бы в окно не шагнула. Иногда она стоит у окна и задумчиво смотрит вниз. В этот момент у неё такое лицо… А у нас пятнадцатый этаж, сам знаешь… — совсем тихо произнесла мать и беззвучно заплакала. Борис периодически приезжал к матери и сестре, чтобы помочь и поддержать, однако больше ничего сделать не мог. — Время лечит… — вздыхая, повторял он заезженную фразу. Жизнь же в семье Бориса шла своим чередом. И однажды он сообщил матери, что они с Катериной ждут ребёнка. Алевтина, которая как всегда безучастно лежала на кровати, услышав новость, вдруг приподнялась и спросила брата, какой срок. Валерия Львовна, увидев интерес в глазах дочери, обеспокоенно взглянула на сына. Они подумали об одном и том же: наверное, не стоило говорить об этом при Але. Однако они ошиблись. Алевтина не расстроилась, более того! Она впервые за долгое время, улыбнулась и сказала, что дети — это счастье. Брат предложил Алевтине поехать к ним в гости, чтобы пообщаться с Катериной. На удивление, Аля согласилась. Валерия Львовна была рада за дочь. За то, что та добровольно вышла из своего заточения и решилась хоть куда-нибудь поехать. Катя и Аля поладили. У Алевтины загорелись глаза, когда она стала обсуждать с женой брата предстоящие хлопоты, связанные с рождением малыша, а также с беременностью. Она словно бы сама заново переживала это состояние. В следующий раз они пригласили Алю пойти с ними в кино. И она пошла. Так же они вместе ездили в центральный парк, в картинную галерею и на выставку. Валерия Львовна была рада за дочь и часто сама звонила сыну, чтобы попросить «взять куда-нибудь с собой Алю». С некоторых пор Катерина, Борис и Аля везде стали ходить вместе. Они выбирали обои для детской, покупали кроватку, коляску, постельное бельё и одежду для будущего малыша, а также просто проводили время дома втроём за просмотром добрых, хороших фильмов. Алевтина всё больше отвлекалась от своих грустных мыслей и оживала прямо на глазах. — Спасибо вам, ребята за то, что поддержали Алевтину! — говорила Валерия Львовна Борису и Катерине. — Она выздоровела! Уговариваю её вернуться на работу, и она обещала подумать. Алевтина не работала, ей пришлось уволиться, когда дочь заболела, ведь у неё как раз окончился срок отпуска по уходу за ребёнком, и нужно было выходить на работу, что она сделать не могла. С какого-то момента Аля стала проводить с братом и невесткой едва ли не больше времени, чем дома с матерью. Иногда она даже оставалась ночевать и потому перевезла к ним часть своих вещей. Когда Катерина ушла в декрет, Аля ходила с ней в женскую консультацию, где они вместе сидели в очереди, ожидая приёма, обсуждали важные этапы беременности и волновались о предстоящих родах. Аля скачала себе на телефон приложение для беременных и при наступлении очередной недели беременности утром писала сообщение Кате, чтобы поздравить её и рассказать, как её малыш изменился за неделю, что у него сформировалось и насколько он подрос. Наверное тогда, а может и раньше, Катерину это стало тяготить. Такой пристальный интерес со стороны золовки она считала ненормальным. Как только речь заходила о будущем малыше, то глаза Али загорались нездоровым блеском. — Ну что ты, Катя! Не беспокойся, это пройдет. Зато Аля пришла в себя, — сказал Борис. — Ты уверен? Тебе не кажется, что она наоборот стала, как одержимая. И с каждым днём это проявляется всё сильнее, — сомневалась Катя. Борис пожал плечами. Он не знал, что делать и как реагировать. Сестру ему было жалко, но и жена была права. Подошёл срок родов. Аля волновалась, наверное, сильнее, чем сама Катя и была несказанно счастлива, что всё прошло хорошо. Она же первая поздравила Катю, а также, когда та вернулась из роддома, предложила свою помощь. — У меня есть опыт. Я помогу. Я знаю, как, — повторяла Алевтина мягко, но уверенно отбирая малышку из рук жены брата. У Кати не хватало духу её оттолкнуть. Она всё время останавливала себя от того, чтобы нагрубить Але, памятуя о том, что та пережила. Однако сдерживаться становилось всё труднее. — Я хочу побыть с тобой наедине, со своим ребёнком побыть, а тут она! Аля постоянно вырывает дочь у меня из рук! Я хочу сама, понимаешь? — всё чаще высказывала она Борису. — Катя, успокойся! Ведь Аля помогает! — возражал муж. Аля, в самом деле, очень помогала, но Катя больше уставала от этой помощи. Морально. Это был какой-то порочный круг, из которого невозможно было вырваться. В какой-то момент они всё же поругались. В очередной раз, когда золовка ловко выхватила плачущую малышку из кроватки раньше Кати, и принялась качать её и ходить взад-вперед по комнате, Катя просто упала на кровать и громко разрыдалась от беспомощности. С ней случилась настоящая истерика. На крики выбежал из кухни Борис. Он испугался, увидев жену в таком состоянии. Произошёл скандал. Аля уехала к матери, оскорблённая в лучших чувствах. Через два часа позвонила мать и принялась отчитывать Бориса. Но тот уже и сам жалел о размолвке и, подозвав сестру к телефону, попросил у неё прощения. Аля тут же простила брата, сообщив, что приедет завтра, как обычно… Следующие полгода прошли для Кати, как во сне. Бесконечная череда мучительных дней соперничества с Алевтиной за право ухаживать за собственным ребёнком вымотали её до предела. — Твоя Катя сама ненормальная! Аля от чистого сердца помогает, а она её гонит! — ругалась Валерия Львовна. — Эгоистка! Ты тоже эгоист! Тебе наплевать на здоровье сестры. — Зато мне не наплевать на здоровье жены! — парировал Борис. — А оно точно под угрозой. А Аля развлекается! Ухаживает за Евой, одевает и качает её, словно куклу, таскает целый день на руках. Ты понимаешь, что мы даже вдвоём побыть не можем? Всюду она! У Кати молоко пропало от нервов, но Аля уже выбрала «самую лучшую смесь» и утверждает, что она ничуть не хуже! Ситуация требовала решения, но решения не было. В конце-концов они поругались так, что не помирились. Аля уехала, хлопнув дверью. Борис не отвечал на звонки матери. Накрученный женой, перманентно находящейся на грани истерики, он считал, что должен, наконец, набраться духу и защитить свою семью. А то это грозило закончиться чем-нибудь плохим… Аля, полностью перестав общаться с семьёй брата, стала снова молчалива и угрюма. Валерия Львовна замерла, ожидая нового витка депрессии у дочери, однако Аля, просидев так две недели, вдруг внезапно отправилась куда-то, а потом сообщила матери, что устроилась на работу, удалённо, в фирму, занимающуюся аутсорсингом бухгалтерии. По профессии Алевтина была бухгалтером и до рождения дочери работала на крупном предприятии. Специалистом она была хорошим, и ей удалось быстро восстановить немного подзабытые профессиональные навыки. Сначала она вела учёт одной компании, а через некоторое время взялась за учёт ещё двух компаний и зарплата её значительно выросла. Мать удивлялась тому, как Аля резко изменилась. В глазах её появилась решимость, словно она обрела какую-то внутреннюю опору. Валерия Львовна никак не могла понять, что этому послужило, но была рада за дочь. Однажды мать заподозрила, что дочь бегает по каким-то инстанциям, собирая какие-то справки. Какие? Аля не говорила и мать, было, подумала, что это касается её работы. Прошел уже год, с тех пор, как она устроилась на работу. Всё было хорошо и Валерия Львовна своими расспросами боялась нарушить это, справедливо полагая, что придёт время и дочь ей потом всё обязательно расскажет. И она не ошиблась. Спустя ещё месяц, Аля сообщила матери, что берёт под опеку девочку из детского дома. — Она малышка… Совсем как… совсем как моя Яночка. Даже диагноз у неё тот же. Только шансов на положительный исход больше. От неё отказались родители, — сказала она матери, смахивая слёзы, которые бежали сами собой. — Я дам ей шанс. Я должна. В память о Яночке. Валерия Львовна растерялась и не знала, что сказать. Таких новостей она не ожидала и попыталась отговорить дочь, но ничего не могло изменить твёрдого решения Али. — Я всё для этого сделала. Это осознанный шаг, я к нему шла несколько месяцев. Комиссия уже одобрила меня. На следующей неделе я забираю под опеку Ирочку, — решительно произнесла Аля. — Я справлюсь. Валерия Львовна молчала, а по щекам у неё текли слёзы. Она очень беспокоилась за дочь. *** — Мама, а тётя Аля приедет к нам в гости с Ирой? Я так хочу! — умоляюще сложила ладошки пятилетняя Ева, дочь Кати и Бориса. — Приедет обязательно, ведь она обещала, — улыбаясь, ответила Катерина. Борис тоже улыбался. Он был рад, что они с сестрой помирились и их дочери подружились. С тех пор, как Аля взяла под опеку малышку Иру, её жизнь изменилась и превратилась в сплошную череду госпитализаций, исследований, анализов и ожидания чуда. Аля самоотверженно выхаживала девочку после многочисленных операций и в какой-то момент потеряла им счёт. А однажды всё прекратилось. И врач сказал, что теперь следует ждать. Всё что врачи могли сделать, они сделали. Теперь Ира должна справиться сама. — Мама. У нас получилось! — сказала Алевтина матери, которая, конечно же, всё это время не оставалась в стороне и помогала дочери, была на подхвате. И полюбила девочку Иру со сложной судьбой. Прошло некоторое время, и Ира уже ничем не отличалась от обычного ребёнка, если не считать нескольких шрамов. Она была жизнерадостная и весёлая, чем и покорила свою двоюродную сестру Еву. Девочки очень подружились. Аля и Катерина тоже, забыв прежние обиды, общались, как прежде. Они стали одной большой дружной семьёй, успешно преодолев трудности, ведь в жизни после чёрной полосы обязательно наступает черёд белой… Жанна Шинелева #рассказ #помощь #взаимоотношения #семья #историиизжизни

Освобождай квартиру👆 🍂 — Вы не будете жить в этой квартире, — заявил отец. — Тая, послушай, не веди себя, как дитё неразумное. Мы же с отцом… — начала было мать. Таисия развернулась и, не говоря ни слова, вышла из родительской квартиры. Всё понятно. Всё повторяется. Ничего не изменилось. …Таисия у отца с матерью единственная дочь. Любимая. Всё ей. Родители, ещё тогда, когда она училась в школе, смогли приобрести ей квартиру. Взяли ипотеку и выплатили её как раз летом того года, когда Тая успешно поступила в университет, оправдав очередную родительскую надежду. Тая всегда оправдывала надежды. Училась на отлично, рисовала — великолепно, чудесно танцевала, пела в хоре («У девочки волшебный голос» — заявляла педагог). Правда с хором не сложилось. Детскую хоровую школу, которую посещала девочка, из полуразрушенного деревянного здания дореволюционной постройки, наконец, переселили в новое отремонтированное здание, которое находилось «у чёрта на куличиках» (как выразилась мама Таи) и посещать его стало, ну никак неудобно. Ведь Тая, кроме хора и рисования, занималась ещё и балетом. Тоже до определенного момента. Как-то Тая серьёзно разболелась, долго пила антибиотики, потом поднимала иммунитет, гемоглобин, ещё Бог знает чего, и участковый врач велела с балетом пока подождать. И вообще девочку кормить надо лучше, сказала она. Ребёнок совершенно измотан. И физически и психически. Балет — это очень большая нагрузка. — Вы что, собираетесь сделать из неё Майю Плисецкую? — спросила врач маму Таи Галину Андреевну, когда они с дочерью находились у неё на очередном приёме. — Нет… — растерялась женщина. Одиннадцатилетняя Тая безучастно сидела на кушетке рядом с матерью и смотрела в одну точку. — Вы посмотрите на девочку, — врач понизила голос до шёпота. — Глаза ввалились, синяки под ними, да и вообще вся синяя. Недобор веса, анемия! Ребёнок истощен! Кожа, да кости. Ей надо больше гулять и кушать. — Но, позвольте! Балет, там нормы веса, они… — начала было мать. — Вам важнее балет или здоровый ребёнок? — прищурившись, спросила врач. — У неё гемоглобин никак не поднимается. Вот о чём сейчас надо думать, а не о нормах веса. Я за всю свою практику не встречала ещё более заморенного ребенка! Тая, продолжавшая молча сидеть на кушетке, подумала о том, что врач ещё не знала о хоре. Ведь совсем недавно она совмещала, и хор, и балет, и рисование. «Хорошо, что хоровая школа переехала…» — вздохнув, подумала девочка. Врач всё-таки смогла убедить Галину Андреевну в серьёзности ситуации, и балет пришлось оставить до лучших времён. Здоровье Таи, и правда, улучшалось крайне медленно. *** — Наша девочка талантлива! — часто говорила Галина Андреевна мужу Игорю Романовичу. — Нельзя спустя рукава относиться к таким дарам. Надо их развивать. Муж соглашался. Он гордился талантами дочери не менее жены, и тоже считал, что их нужно развивать. Саму Таю никто не спрашивал, что она хочет. Её просто вели на очередное занятие, где она делала успехи. Тая действительно имела способности, а ещё безгранично любила родителей и старалась их радовать. Спустя два месяца, после того, как Тая перестала ходить на балет и хор, пропила курс витаминов, отдохнула и нагулялась (мама строго соблюдала рекомендации врача), она стала выглядеть значительно лучше. Щечки девочки порозовели, руки перестали быть синими и холодными, она ожила, стала активнее и чаще улыбалась. Только тогда родители поняли, в каком плачевном положении их дочь недавно оказалась и что в погоне за развитием талантов чуть не уморили собственного ребёнка. Самой Тае тоже было страшно. Она с ужасом вспоминала себя ту, ещё недавно считавшую, что головокружение и потемнение в глазах — это норма, что немощь и желание всё время спать — это от лени. Она никогда не рассказывала об этих симптомах родителям и считала, что надо преодолевать себя, стойко терпеть трудности ведь только тогда можно вырасти достойным человеком и чего-то в жизни добиться. Мама часто читала ей жизненные истории знаменитых людей. Их путь к успеху никогда не был гладок. С кружками и студиями было покончено накануне поступления в университет. На повестке дня стояли экзамены, и к ним надо было готовиться. Родители выбрали для Таи самую перспективную, по их мнению, специальность, выбрали вуз, факультет, нашли репетиторов. Тая блестяще сдала экзамены и, находясь в списке на самой верхней строчке (будучи стобалльницей) конечно же, поступила. Родители торжественно вручили Тае ключи от квартиры. — Ты стала совсем взрослой, девочка! — сказала мать и обняла Таисию. — В добрый путь! — Да, дочка. Пора тебе начинать самостоятельную жизнь. Квартира находится близко к университету и тебе не придётся далеко ездить, — сказал отец. Тая была счастлива. Собственная квартира, подумать только! У её одноклассниц не было такого счастья ни у кого. Все говорили о том, как поступят и будут жить в общежитиях. Наивная Тая, хоть и знала о существовании у родителей квартиры, всё же не думала, что она в ней так скоро поселится. И с ужасом слушала разные страшилки о тараканах, которые иногда обитали в «общагах», и пыталась представить, как она там будет выживать. Домашняя девочка, выросшая в тепличных условиях, она даже не представляла такого. — Тараканы отменяются! — сказала сама себе Тая когда, наконец, осталась одна в своей собственной квартире. Родители, которые помогли ей перевезти вещи и закупили продукты на некоторое время, беспрерывно обнимая и целуя дочь, уехали (прощание было грустным, Тая и мама даже всплакнули) и Тая сидела на кухне, подперев щёку кулачком, и размышляла о своей дальнейшей жизни. Деньги родители ей тоже оставили. — Учись, дочка. Работать пока не стоит, деньгами мы тебе поможем, сосредоточься на учёбе, — объясняла мама. — Да. Пока мы живы, об этом можешь не беспокоиться, — улыбнулся отец. Тая, вспоминая этот разговор, тоже улыбалась. Всё-таки родители у неё были самые лучшие. В квартире имелось всё необходимое: мебель, бытовая техника. Всё новое, чистое. Повинуясь какому-то порыву, Тая как-то купила в маркете пару полотенец для лица и маленький коврик в коридор. На коврике были нарисованы забавные коты, и он ей безумно понравился. Таисия почувствовала себя хозяйкой. Это было приятно. Гром грянул в конце первого курса, когда Таисия решила перевестись на другой факультет и рассказала о своих планах родителям. — Как же так? Прямо вдруг, ни с того, ни с сего?! — восклицала мама, разводя руками. — Не вдруг, — терпеливо объясняла Тая. — Я весь второй семестр уже думала. В середине года не переводят, вот я и решила сейчас. — Да зачем?! Объясни ты нам, наконец! — потребовал отец. — Ну не моё это… Я поняла сразу, но терпела, думала, привыкну. Но нет. Что такого-то? Другой факультет, не другой вуз! Зато это мне это ближе, понимаете? — объясняла Тая. — Не понимаем, — отрезала мать. — Твоя специальность очень перспективная, мы специально с отцом выбирали. Ты будешь получать хорошие деньги! А то, что ты задумала — это бред какой-то, блажь, даже не знаю, как назвать! — Глупость! Кому нужна такая специальность! С ней ты будешь перебиваться с хлеба на воду! — припечатал отец. — Даже не думай подавать заявление. Мы против. Тая уехала домой расстроенная. Однако она не отказалась от мысли о переводе. И подала-таки заявление. Комиссия его одобрила, Таю перевели и девушка, после некоторых колебаний, всё же решила сообщить новость родителям, решив, что те наверняка остыли и теперь примут её выбор. Случился вселенский скандал. Мама плакала, кричала и заламывала руки. Отец хмурился и строго выговаривал дочери. А потом, накапав лекарство матери, которая продолжала безутешно рыдать, отец заявил: — Да как ты могла перевестись, если мы тебе запретили?! Раз ты не считаешься с нашим мнением — освобождай квартиру! Иди, куда хочешь! На все четыре стороны! Галина Андреевна перестала рыдать и испуганно взглянула на мужа. Ей было жалко дочь, но что было делать? Они же не желают ей зла, а заботятся. Пока дочь ничего не понимает, глупая и наивная и нужно ею руководить, направлять, воспитывать. Вырастет, ведь потом сама спасибо скажет… Тая была поражена таким поворотом событий. Уехав от родителей, девушка не спала всю ночь и плакала. Она выехала из квартиры, договорилась с подругой и переехала жить к ней, а так же нашла подработку. — Не понимаю, Оля… Не понимаю… — говорила она подруге. — Я думала, что это моя квартира, а они мне тут же указали, где моё место: квартира записана на мать, у меня там никаких прав и если я не слушаюсь (слово-то какое детское, стыдно прямо) то иду на все четыре стороны. — Ты же мне рассказывала о своём детстве! Чему тут удивляться, — фыркала Оля. — Ты всегда делала, как они говорят, и не прекословила. Судя по всему, это был твой первый взбрык, они даже не думали, что ты ослушаешься. А девочка выросла… Родители Таи действительно не думали. Они рассчитывали, что после угрозы о выселении её из квартиры, Тая попросит у них прощения и впредь больше не станет поступать против их воли и совершать глупости. Они уже жалели о размолвке и сильно переживали за дочь. В конце концов, они созвонились и помирились. Ключи от квартиры были отданы и Тая туда вернулась. В сентябре снова началась учёба уже на новом факультете. Конечно, переигрывать Таисия ничего не стала, да и как это было сделать? Разве можно так прыгать туда-сюда? Да её просто засмеют! Наконец-то учёба стала приносить ей радость и удовлетворение. Кроме того, она ещё испытывала гордость за себя, за то, что впервые смогла поступить так, как хотелось. Отношения с родителями были нормальными, хотя Тая, после того конфликта опасалась слишком много о себе рассказывать, ведь родители любили указывать ей, как нужно делать. Наверняка они сами не замечали, как это делали, и конечно не со зла, но Тая стала вдруг это очень сильно замечать, и ей отчаянно захотелось наконец-то взяться самой за управление собственной жизнью. И потому со своим парнем она познакомила родителей далеко не сразу. Целый год она молчала об их отношениях, пока парень, Вадим, не сделал ей предложение. Тая хотела, прежде чем сыграть свадьбу, окончить университет и предложила сначала пожить вместе, однако с родителями познакомить Вадима всё же было нужно. Вечер прошёл хорошо. Мама и папа Таи отнеслись к Вадиму положительно, мило беседовали, но оставшись наедине с дочерью, вылили на девушку целый ушат претензий. — Сказать, что он нам не понравился — это вообще ничего не сказать, — заявила мама. — Да, дочь. Плохой выбор, — согласился отец. — Но он нравится мне, — возразила Тая. — О чём ты с ним будешь говорить? Ты посмотри на него! — сказала мама. — Ты ничего не понимаешь, люди должны общаться с равными себе. Тогда и брак будет крепким, а пока у вас гормоны в крови играют. И вы не замечаете, что совсем разные. Но это хорошо видно со стороны. Рано вам ещё жениться, — терпеливо объяснял отец, обняв плачущую дочь за плечи. — Ничего не понимаю?! — громко спросила Тая. — Да когда же я уже начну понимать-то хоть что-нибудь в своей собственной жизни?! Мы не собираемся жениться. Мы просто хотим пожить вместе… — Вы не будете жить вместе, — твёрдо сказал отец. — Или освобождайте квартиру. — Хорошо. Как скажете, — ответила Таисия, вытерла слёзы и молча вышла из родительской квартиры. Она снова съехала. С Вадимом они сняли квартиру и стали там жить. Свою подработку девушка не бросила, Вадим тоже работал и потому деньги у них были. С родителями общались, изредка перезванивались. Мама убеждала Таю, что Вадим ей не пара, говорила, что она ведёт себя как ребёнок, что есть замечательная квартира, купленная для неё, заботливо обставленная мебелью и техникой, а она ведёт себя как неразумное дитя. И что ей нужно немедленно расстаться с Вадимом и вернуться, тогда они снова станут ей помогать. — Ведь мы о тебе заботимся! Всё исключительно для твоего блага, — увещевала мама. Но Тая возвращаться не спешила, однако расстаться с парнем всё же пришлось. В один из дней они поссорились, как говорится, на ровном месте. Таисия была на нервах, готовилась к защите диплома, Вадим же не понимал её беспокойств, никак не поддерживал, а напротив, говорил странные вещи: — Стоит ли трепать нервы? Прямо свет клином сошёлся на этом высшем образовании! Работать кто будет? Все только хотят сидеть в офисе и ничего не делать, — снисходительно рассуждал он, лениво листая сообщения в своем телефоне. — Я не хочу ничего не делать? С чего ты взял? Я хочу защитить диплом, я училась пять лет для чего? Чтобы слить всё это в унитаз? — возмутилась Тая, в сотый раз пытаясь отредактировать текст. — Да успокойся ты со своим дипломом! У меня вот вообще нет специальности и ничего. — А я хочу, чтобы специальность у меня была! — Женщинам вообще не нужна специальность. Дома сидеть, щи варить, за детьми смотреть много ума не надо и образования тоже. — Ты сейчас серьёзно?! — грозный тон Таисии не предвещал ничего хорошего. Она поднялась из-за стола и взяла в руки тяжёлую папку со своими распечатками и угрожающе занесла её над Вадимом. Она была настолько взвинчена, что чувствовала, что ещё немного, и она приложит этой папкой его по голове. Но тот неожиданно сообщил, что Тая ему надоела, уж слишком «умная» и много из себя строит, с такими трудно, очень амбиции большие. И он устал. Потому уходит от неё. Девушка настолько опешила, что так и застыла с папкой в руках. Вадим быстро собрал свои вещи и ушёл. — Скатертью дорога! — заявила Тая, со всей силы хлопнув несчастной папкой об стол. Когда за Вадимом закрылась дверь, она невозмутимо села редактировать текст диплома дальше, не позволяя эмоциям взять верх. «Всё-таки не зря я в детстве занималась балетом. Упорства и выдержки мне не занимать», — с гордостью подумала девушка, всё же смахивая со щёк предательские слёзы. Об уходе Вадима она рассказала матери по телефону через несколько дней. — Ну вот, доченька! Возвращайся теперь, — довольным голосом сказала мать. — Мы же с отцом сразу сказали, что он тебе не пара! — Нет, мам. Я не поеду. Я буду жить здесь, на съёмной квартире, — твёрдо заявила Таисия. Мать ещё долго пыталась её уговорить, но Тая стояла на своём. «Я сама накоплю на квартиру, буду жить там, и поступать так, как сочту нужным, — твёрдо решила девушка. — Я не хочу быть, словно собачка на поводке, которая чуть что сделает не так, её тут же дёргают или тыкают носом в лужу. Я живой человек и у меня есть чувства и своё мнение. Да, может быть, я набью шишек, но это будут мои шишки, и я сама буду за них в ответе». Матери она всё это говорить не стала, просто вежливо поблагодарила за заботу (ссориться с родителями она не хотела) и прервала разговор. И потому родители продолжали надеяться, что неразумная дочь, наконец, перестанет глупить и вернётся. — Ведь всё же есть! Живи, да радуйся. Что ей не хватало! — возмущалась Галина Андреевна, разговаривая с мужем. — Как-то мы с тобой неправильно её воспитали… Где-то мы её упустили, — расстраивался Игорь Романович. — Погоди… Может ещё вернётся, — вздыхала Галина Андреевна. *** Прошло десять лет. За это время Таисия устроилась на работу по специальности, вышла замуж и родила сына. С родителями она поддерживала прекрасные отношения, но в ту квартиру так и не вернулась. Галина Андреевна и Игорь Романович смирились с решением дочери, нашли арендаторов и стали квартиру сдавать. Таисия с мужем накопили первый взнос на двухкомнатную квартиру — взяли ипотеку. Родители Таи часто бывают у них в гостях, очень любят внука Мишу, привозят ему горы подарков и Таисия опасается, что они избалуют мальчика. Но родители так не считают, кроме того, общение с внуком приносит им радость. А однажды они сообщили новость. — Мы, дочка, решили ту квартиру Мишутке подарить. Вырастет, будет у него свой угол, — улыбаясь, заявила Галина Андреевна, когда они с мужем в очередной раз приехали в гости. — Мне не нужен никакой угол, я буду всегда жить с мамой и папой, так спокойнее! — вдруг заявил шестилетний Мишутка. Все засмеялись, а Игорь Романович, улыбаясь, погладил внука по голове и сказал: — Устами младенца глаголет истина… Жанна Шинелева #рассказ #дочь #семья #родители #помощьдетям #квартира #взаимоотношения #историиизжизни

Ничего не трогайте ☝ — Я не хочу плясать под её противную дудку! — заявила Олеся мужу. — Придётся, — ответил Антон. — Или ты видишь другой выход? Я нет. — Но это же абсурд! Чушь! Бред! — От меня ты что хочешь? — вздохнув, спросил Антон. — Я не могу влезть в её голову и всё там переставить так, как нам бы хотелось. — Я пошла собирать наши вещи, — каменным голосом проговорила Олеся. Внутри у неё всё дрожало от гнева. — Лесь. Погоди, сядь. Тебе нельзя так нервничать в твоем положении, — сказал Антон, схватив Олесю за руку и усаживая на диван. Она присела и тут же расплакалась, прислонившись к плечу мужа. — Ну ладно тебе, ну не плачь, — приговаривал Антон, гладя Лесю по голове, как маленькую. А потом бережно вытер слёзы с её щек, и сказал: — Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. — Обещаешь? — спросила Олеся. — Обещаю, — твёрдо ответил Антон, а сам подумал о том, что у него совершенно нет никаких идей на эту тему. Да и на самом деле, с его точки зрения, проблема не стоила и выеденного яйца. Однако жена нервничала. А ради Олеси он был готов на всё. *** Антон и Олеся поженились три года назад, а до этого больше года встречались. Жить молодые решили на съёмной квартире. До свадьбы Олеся жила с мамой в крошечной двушке, а Антон снимал квартиру, потому как у них с матерью был давний уговор, что как только Антон станет достаточно взрослым, чтобы жить отдельно, то он тут же съедет. Софья Михайловна — мама Антона, работала в вузе преподавателем английского языка, а так же на дому, и по скайпу тоже вела уроки. Учеников у неё было немереное количество, преподаватель она была, что называется, от Бога и её имя передавали из уст в уста. Она готовила абитуриентов к поступлению в вузы, подтягивала отстающих по английскому языку школьников и ещё умудрялась периодически вести вебинары для желающих приобрести более углубленные знания. Она была очень деятельная женщина, сидеть на месте не любила, а Антон… Антон ей мешал. Немножко. Совсем капельку. — Сын. Ты же понимаешь, что когда ты надумаешь водить сюда своих девушек, то нам тут будет, мягко говоря, тесновато? У нас ведь двушка, а у меня ученики, плюс онлайн занятия в вузе, ты же помнишь, что с этого года все мои часы перевели на дистанционку? Мне нужна полная тишина, — улыбаясь, заявила как-то Софья Михайловна Антону. — Гонишь? — шутливо обиделся сын. — Ни в коем разе, — парировала Софья Михайловна. — Просто немножечко намекаю… — Ага, тонкий намёк на толстые обстоятельства, — усмехнулся Антон. Он знал свою мать. И если она затеяла такой разговор, даже в шутку, то нужно было к нему прислушаться. И воспринять всерьёз. И он воспринял. Снял квартиру и стал жить отдельно. Было ему на тот момент двадцать четыре года, и он недавно окончил вуз. А девушек Антон пока домой не водил. Мимолётные увлечения были, но ничего серьёзного до такой степени, чтобы дошло до знакомства с матерью. А о семье он мечтал. И потому, едва окончив вуз и устроившись на работу, он стал копить деньги. — Снимать и копить будет, конечно, трудновато… — рассуждал сам с собой Антон. — Но жить отдельно, и правда, лучше. Почему я раньше не думал об этом? А подумал только, когда мать начала мне непрозрачно на это намекать… Через два года он встретил Олесю, а ещё через год они поженились. Примерно в это же время не стало бабушки Антона — матери Софьи Михайловны. Её двухкомнатную квартиру, находящуюся в том же городе, мать Антона заперла, объявив, что сдавать, продавать и даже ремонтировать её никогда не будет. — Это память о моей мамочке, — объяснила она. — И пусть всё останется, как есть, до мелочей. Я не бедствую до такой степени, чтобы пускать туда квартирантов. Это был бы слишком варварский поступок, ведь от квартиры тогда ничего не останется. А та обстановка мне очень дорога. Она напоминает мне о маме… Обстановку в квартире бабушки Антон помнил хорошо, ведь он часто навещал бабулю. — Знаешь, там, словно музей, — рассказывал он как-то Олесе. — Квартира двухкомнатная. В одной комнате стоит бабушкин диван, на котором она спала, телевизор и сервант. А в другой стоит пианино, редкое какое-то, особенное, специальный стульчик, помню, лет десять назад мать его где-то заказывала, чтобы подарить бабуле на день рождения. На противоположной стене висит огромное количество фотографий с выступлений, награждений, поездок. Бабуля-то у меня не простая была, довольно известная в определенных кругах пианистка, а также преподаватель в консерватории, лауреат многих конкурсов. Выступала с концертами, много путешествовала. И вот в той комнате расположены полки с разными сувенирами, которые привозила бабушка из поездок. А ещё она собирала статуэтки. Необычные какие-то, я в них не разбираюсь, но бабуля уставила ими два огромных стеллажа. Украшения (она очень любила самоцветы и бижутерию) лежат в четырех больших шкатулках, которые стоят на трюмо. Концертными платьями доверху забит огромный шкаф. На шкафу коробки с шляпами — бабуля тоже их очень любила. На кухне коллекция гжели. И её очень любила бабуля. Я когда захожу на кухню, у меня всегда возникает чувство, что попадаю в крохотную пещерку, настолько всего много, оно пестрит и сверкает со всех сторон. Не висит ничего и не стоит, только разве что на потолке этой маленькой кухоньки. На всех окнах горшки с цветами: герань, фиалки, на полу стоит фикус, пальма… Мать мотается, поливает теперь. Часть, правда, к себе перевезла. — Как всё это помещается в крошечной двушке? — спросила Олеся, всплеснув руками. — Помещается, — улыбнулся Антон. — Но там тесновато. Шло время. Квартира бабушки Антона, Павлины Павловны (у неё было редкое имя, которым она очень гордилась) продолжала стоять закрытой. Софья Михайловна продолжала заниматься со своими студентами английским языком, правда на дом приглашать учеников перестала. — Уставать я стала, сын, — призналась она как-то Антону. — Всех денег не заработаешь. И надо когда-то отдыхать. Решила я немножко сократить свою занятость. — Правильно, мам, — одобрил Антон. — А у нас новость. Кажется, ты скоро станешь бабушкой. — Ну вот! — шутливо возмутилась Софья Михайловна. — В бабушку меня превратить решили. А я ещё молодая, между прочим! — Бабушка — это не возраст, а состояние души, — улыбаясь, ответил сын. Антон с матерью ещё немного поболтали и расстались. А Софья Михайловна задумалась. Она думала весь вечер и утро следующего дня, а в обед позвонила сыну. — Вы это… трудно вам с деньгами-то будет, когда Олеся в декрет уйдет. Может, в бабушкину квартиру пока переедете? На свою ведь вы ещё не накопили? — Мам, не надо, мы сами справимся, — сказал Антон. — Кроме того до декрета ещё месяц. — И всё же ты спроси Олесю, — настаивала Софья Михайловна. — Спрошу, — пообещал сын. Придя с работы, Антон рассказал жене о разговоре с матерью. — Это же отличная идея! — воскликнула Олеся. — Нам не придётся платить за съемное жильё, будем только оплачивать коммунальные платежи, станет полегче. — Да но… Мать просила там ничего не менять. И ремонт не делать, — тихо проговорил Антон внимательно глядя на супругу. — Мы и не будем делать ремонт. Нам пока не с чего. Мы же копим! — не смутилась Олеся. — Ну не знаю… Что-то мне как-то не нравится эта идея… — Глупости! Твоя мама очень великодушна! Она предложила нам помощь, с чего бы отказываться? Олеся и Антон обсуждали предложение Софьи Михайловны весь вечер и всё-таки решили попробовать переехать, уж очень заманчивым было предложение. Мама Антона показала молодым полки и шкафы, которыми можно было пользоваться, и которые она освободила для них, включила холодильник, который весело загудел после долгого простоя, открыла, перекрытый на всякий случай, газовый кран над старенькой плитой на кухне. — Вот, ребята, пользуйтесь на здоровье. Плита старенькая, но рабочая. А духовка — та вообще чудесная! Какие мама в ней пирожки пекла ммм… Вкуснотища! — проговорила Софья Михайловна и грустно вздохнула. — Диван свой можете ставить. Старый мамин я выкинула ещё полгода назад. Словом, обживайтесь. После того, как мама Антона уехала, Олеся кинулась раскладывать вещи. Места в шкафу было маловато — всего две полки. Остальное пространство было занято вещами Павлины Павловны. От них сильно пахло духами, сладкими, цветочными… В ванной комнате на полках стояли шампуни бабушки Антона, гель для душа, кремы для лица и тела. Олеся пришла туда с охапкой своих кремов и шампуней, а также пеной для бритья Антона и замерла в нерешительности. — Антон я, наверное, уберу всё бабушкино в большой пакет, — задумчиво проговорила она. — Наше-то ставить некуда. А пакет под ванну положу, если что. Я же не выкидываю. Чужое всё-таки, неудобно как-то… — Убирай, что ж делать, — пожал плечами Антон. В комнате тоже пришлось немного разобраться. И в шкафу. И в коридоре. И на кухне. Невозможно было разместить все вещи, совершенно не затронув предыдущий порядок. В какой-то момент Олеся все-таки засомневалась и позвонила Софье Михайловне, чтобы спросить, куда лучше убрать любимые Павлиной Павловной статуэтки. — Я же просила ничего не трогать! — гневно проговорила мама Антона. — Пусть всё стоит там, где стояло! Не надо ничего убирать. Олеся растерялась и, тихо извинившись, прервала разговор. — Я думала «ничего не трогать и не переделывать» это касается ремонта и перестановки мебели… — проговорила она, повернувшись к рядом стоящему мужу. Антон задумался. Он подозревал нечто подобное. Потому и не хотел переезжать. Просто он надеялся, что у матери хватит благоразумия не продолжать упорствовать в этом вопросе. — Наверное, не стоит переживать. Мать постепенно привыкнет, что здесь теперь живет не бабушка, и не будет вспоминать, что где стояло, — нерешительно предположил он. Мама Антона приехала в гости без предупреждения в первый же выходной. Выпив на кухне чаю, который предложила Олеся, она тут же заявила, что на полках всё стоит не так, как стояло. — А фарфоровую сахарницу зачем убрали? И хлебницу с подсолнухами? Мама её так любила! — всплеснула руками Софья Михайловна. — Мам. Мы не пользуемся хлебницей, — заявил Антон. — Она занимает слишком много места на столе, вот мы её и убрали. — Куда? — На антресоли. — Веник в углу всегда стоял, где он? — Ну, в шкафу, под мойкой, — сказал Антон. Он уже начал раздражаться. — Где ему ещё быть? — Верните на место! Вы чего разхозяйничались-то? Не забывайте, вы тут в гостях, — заявила Софья Михайловна и засобиралсь домой. — Статуэтки не трогайте, веник на место верните. Цветы не забывайте поливать. Приду, проверю. Хлопнула входная дверь, и послышался звук поворота в замке ключей Софья Михайловны. — Может, съедем? — робко спросила, так и промолчавшая всё время пребывания свекрови в квартире, Олеся. — Это же невозможно… — Глупости! — решительно заявил Антон. — Фиг с ним с веником. Ну его, пусть стоит на своём почётном месте! Вот! Он достал веник и поставил в угол кухни. — Так… Что там ещё? Статуэтки? Вон они. Стоят, никто их не трогает, кому они нужны? Цветы? Сейчас польём! — Осторожно! Не лей так много, — взмолилась Олеся. — Твоя мама нас со свету сживет, если сгниёт фиалка. — Не сгниёт, — сказал Антон. — Вот увидишь, всё будет нормально. Мать привыкнет и станет полегче. Будем пока подстраиваться. Подстраиваться получалось плохо. Софья Михайловна то и дело могла нагрянуть с проверкой. То ей не нравилась пыль на пианино, то чудилось, что салфетка на комоде совсем не так лежит, то они забывали завести старинные часы, то дипломы с бабушкиных конкурсов на стене висели криво, то бабушкина любимая чашка куда-то потерялась. — Да не потерялась она, — сказала Олеся. — Вот она! В шкафчик я её поставила. На полочке мало места. Там помещаются только две кружки: моя и Антона. А чашка Павлины Павловны не помещается. Кроме того она большая, фарфоровая, я боюсь её разбить. — Ещё чего не хватало! — подбоченилась Софья Михайловна. — Имущество портить. Тут, между прочим, много всего ценного хранится. Мамины воспоминания — мемуары, которые она писала, исторические фотографии, письма, коллекция записей с концертов. Пианино тоже редкое. Вы поосторожнее с вещами-то. Я ведь вам доверяю. *** — Антон, я больше так не могу! — заявила Олеся, едва он вернулся домой с работы. Шел восьмой месяц беременности Олеси, и она уже находилась в декрете. — Что опять стряслось? — спросил Антон, заранее зная ответ. — Твоя мама… Она опять приходила. Я спросила её о том, можно ли нам передвинуть немного шкаф, чтобы поместилась детская кроватка. А она знаешь какой скандал учинила?! Полчаса вещала о том, что мы не чтим память предков. Что Павлина Павловна была выдающимся человеком, а теперь её имущество варварски используется людьми, которые понятия не имеют о высоком искусстве и вообще о культуре! Намекала, что я слишком приземлённая со своей профессией и ничего не понимаю, — чуть не плача сказала Олеся. — Чем её не устроила твоя профессия? — Экономист на предприятии, производящем козловые краны для неё звучит слишком банально и совсем далеко от искусства. Так она сказала, — чуть не плача ответила Олеся. — И чем её не устроил твой крановый завод… — сказал Антон, разуваясь и надевая домашние тапочки. — Я больше выслушивать это не намерена. Всё, — Олеся решительно направилась собирать вещи. — Погоди, Леся. У меня есть некоторые идеи. Насчёт почитания памяти предков, — произнёс Антон и хитро подмигнул жене. *** — Слушай, твоя бабуля и правда была замечательная пианистка! Настоящий виртуоз! — восторженно сказала Олеся, но, вспомнив недавние слова матери Антона тут же расстроилась: — Или как так там это правильно называется? Я же «не разбираюсь в искусстве»… — Ну-ну, не говори так, — успокоил её муж. В комнате, где стояло пианино, хранились записи выступлений Павлины Павловны. И они с Антоном только что прослушали несколько композиций в бабушкином исполнении. А в письменном столе лежала рукопись бабушкиных мемуаров. —Думаешь, получится? — спросила Олеся. — Обязательно! — ответил Антон. — Я всё узнал, навёл кое-какие справки. С завтрашнего дня я этим займусь. Не переживай. Антон чмокнул Олесю в макушку и стал бережно складывать бабушкину рукопись в большую папку. Павлина Павловна писала ручкой, по старинке. Так ей больше нравилось. …Когда в следующий раз Софья Михайловна наведалась с проверкой и начала, как обычно, придираться к тому, что всё не так стоит и висит, Антон заявил: — Мама! Так не чтят память предков! То, что ты в честь бабушки решила оставить в квартире всё не тронутым, вплоть до чашек, ложек и салфеток похвально, но это вовсе не почитание бабушкиного таланта. Я придумал кое-что получше. Я ездил в издательство. Бабушкину рукопись готовы напечатать! Нужно только перевести её в электронный вид. Но этим я займусь сам. Представляешь, выйдет книга бабушкиных воспоминаний! Софья Михайловна застыла на месте, переваривая услышанное. Она и сама подумывала о том, чтобы заняться этим, но всё как-то некогда было, да и не решалась она… — В книге будет цветная вкладка с фотографиями. Так сказала редактор, — гордо продолжил Антон. — Нам повело. Она оказалась почитательницей фортепианной музыки и сразу же заинтересовалась бабушкиной рукописью. И это ещё не всё. Я ходил в наш краеведческий музей. Если ты согласна, то они готовы принять в дар некоторые бабушкины вещи и оформить стенд, полностью посвящённый бабуле. Ведь она почётный гражданин нашего города. Вот! — Ну, сын, ты удивил меня, — заявила Софья Михайловна, прослезившись. — В самом деле, это было бы замечательно! Наша бабушка была редким талантом, её имя не должно быть забыто. Антон сиял, как начищенный самовар, Олеся улыбалась, а Софья Михайловна расчувствовалась. Она, утирая набегавшие слёзы, вспоминала мать и думала о том, что та была бы рада такому вниманию. *** — Статуэтки в коробку сложим! Стеллажи разберём, и детская кроватка как раз сюда поместится. Антон, давай помогай! Олеся, осторожно, не наклоняйся, тебе вредно, до родов две недели осталось, — командовала Софья Михайловна. Она сама заказала очень красивую детскую кроватку и сейчас, после того, как её привезли в разобранном виде и оставили в коридоре, весело руководила процессом перестановки. Олеся и Антон только удивлялись метаморфозам, произошедшим с ней. Утром в субботу мать позвонила и сообщила, что скоро приедет (удивительным было уже то, что она раньше никогда не предупреждала об этом) и что у неё есть сюрприз. Софья Михайловна приехала и привезла с собой несколько сложенных картонных коробок. Работа закипела. Она гоняла Антона, бегала сама с тряпкой, а Олесю, которая то и дело порывалась помочь, постоянно усаживала на диван. — Отдыхай, девочка, мы сами, — приговаривала Софья Михайловна. Через несколько часов квартиру стало не узнать. Все статуэтки и бабушкины сувениры из комнат и кухни были бережно упакованы в коробки и спрятаны на антресоли, из которых предварительно был убран разный хлам. — Вот! И всё прекрасно поместилось! — заявила Софья Михайловна довольная своей работой. — Пальму и фикус выставим на продажу. Будет попросторнее. Когда родится малыш, ему будет нужно много места. Дети растут быстро. Не успеешь оглянуться, поползёт, потом побежит. Станет всё трогать, открывать, доставать. — Ну, к тому времени мы, наверное, свою квартиру купим, — задумчиво произнес Антон, почесав затылок. — Это вы как хотите. А можете и здесь жить, я не против, — сказала Софья Михайловна и присела на стульчик. — Ладно. Побегу я. У меня ещё сегодня ученики придут. Целых двое. — Мам! Ты же вроде говорила, что перестала брать учеником на дом, — сказал Антон. — Да передумала я. Стала опять брать. Деньги лишними никогда не будут. Внучок родится, помогать буду, — сказала Софья Михайловна. — Спасибо тебе, мама, — произнёс Антон. — Это вам спасибо, ребята. И… простите меня. Олеся смотрела на свекровь и думала о том, что она добрая и хорошая. Просто ей было тяжело пережить потерю любимого человека: своей матери. Зато теперь память Павлины Павловны, благодаря книге и музею, будут чтить многие люди и это совсем не то, что правильно стоящие в её доме статуэтки. И хорошо, что Софья Михайловна это поняла. Жанна Шинелева #рассказ #семья #бабушка #отношения #историиизжизни #добрыеистории

Мы тут поживём🎀 👜 💼 — Мам ты что? С малышом на съёмную квартиру идти? — возмутился Ярослав. — Ты же сам распорядился имуществом, вот теперь и расхлёбывай! У тебя всё было, — ответила мать. — Так было нужно! Не вмешивайся. — А раз не вмешивайся, то зачем ты сейчас ко мне явился? — парировала мать. — Гонишь? — сощурил глаза Ярослав. — Ни в коем разе, — соврала мать. Именно соврала. Потому что в душе всё кипело от гнева на сына. И она действительно хотела, чтобы он ушёл. «Ну, это же надо было поступить так запредельно глупо, и теперь мне подобное заявлять?! Жаль, что отец не дожил, хотя… Он бы со стыда сгорел за Ярослава, за его слова и поступки… Разве так мы его воспитывали? Разве так представляли наше будущее?» — грустно думала она. *** Валентина Сергеевна с мужем Дмитрием Васильевичем начинали свою совместную жизнь в бараке. Без условий: отсутствие канализации, печка вместо центрального отопления, дырявая крыша и обваливающиеся потолки. Зато много счастья и безграничная любовь. А ещё малыш сынок Ярослав, который родился там же, в бараке. Скорая не смогла вовремя приехать, застряла на дороге в снегу, и у Валентины начались роды. Врачи, когда через метель и снегопад, наконец, добрались до них, увидели улыбающуюся роженицу и счастливого мужа, бережно держащего на руках, орущего во всю мощь лёгких, карапуза. Малыша и Валю забрали в роддом, откуда через неделю они вернулись домой. Дмитрий к этому времени купил коляску, кроватку, ванночку, комплект для выписки и кое-что из вещичек для малыша. Молодые люди были суеверны и ничего не приобретали заранее. Спустя некоторое время барак признали аварийным, он пошёл под снос и его расселили. Валентина Сергеевна и Дмитрий Васильевич получили комнату в общежитии, стало немного полегче. Потом Дмитрий сменил работу, на которой ему обещали квартиру. Спустя пять лет семья благополучно въехала в новое жильё. Счастью не было предела. На новом месте Ярослав пошёл в школу, где учился успешно, получая почти одни пятёрки. Поступил удачно в вуз, отучился, устроился на хорошую работу. Валентина Сергеевна и Дмитрий Васильевич всё это время копили деньги и к окончанию института подарили Ярославу квартиру. Это дело они задумали давно. Очень хотелось, чтобы сын имел лучшие условия для начала своей самостоятельной жизни. — У нас-то был вообще кошмар, — вздыхала Валентина Сергеевна. — Как вспомню наш разваливающийся барак! Ребёнок маленький, не помыть, не искупать. Не постирать ничего нормально. Всё воду в тазах грели целыми днями. Зимой холод собачий. Печку топить приходилось постоянно. — Ладно, мать, не вздыхай, — говорил Дмитрий Васильевич супруге. — По молодости-то оно не так ощущается. Это ты сейчас охаешь, а тогда только улыбалась. — Я и сейчас улыбаюсь, — отвечала Валентина Сергеевна, с любовью глядя на супруга. — Просто хотелось бы сыну лучшей судьбы. — Ну вот, постарались. Настелили так сказать, соломки везде, где только можно. Выдюжили, купили сыну квартиру, обеспечили высшее образование. Теперь, даст Бог, себе на дачу ещё немного поднакопим, и будем там отдыхать с тобой. Валентина Сергеевна и Дмитрий Васильевич очень мечтали о даче и вскоре смогли её приобрести. Построили там небольшой домик, вырыли колодец. — Приедут к нам внуки, будут ягодки с грядки кушать, — улыбаясь, приговаривал Дмитрий Васильевич, окучивая кустики клубники. — Хочу ещё яблоню привить, уж больно сорт мне один понравился, весной займусь… Только не суждено было Дмитрию Васильевичу дождаться внуков. Даже свадьбы сына он не дождался. Осталась Валентина Сергеевна одна. Через три года после того, как не стало отца, Ярослав женился, только семейная жизнь у него не сложилась. Едва родив ребёнка, пара развелась. Валентина Сергеевна не очень удивилась такому раскладу. Супругу себе Ярослав выбрал взбалмошную, скандальную, хотя и очень красивую. С самого первого дня семейной жизни у них кипели нешуточные страсти, а когда родился ребёнок, девочка, то вместо радости в их семье лишь прибавилось скандалов. «Такой у неё темперамент, — говорил Ярослав матери. — Но жить на вулкане я больше не могу, устал. Да и любви между нами не осталось, была, да вся вышла…» Больше всего Валентина Сергеевна удивилась не разводу, а тому, что сын после развода явился жить к ней. — Свою квартиру я оставил Светке, в счёт алиментов. Ей жить негде, не выставлю же я её со своим ребёнком на улицу? А на квартиру я себе сам заработаю! Я же мужик! Услышав это, Валентина Сергеевна обомлела. Она почувствовала, как у неё подкосились ноги. — Прав был отец! Не надо было квартиру на тебя оформлять, поторопилась я! — в сердцах заявила она. — Ума нет совсем! «Свою квартиру»?! Да ты палец о палец не ударил, для того чтобы она стала твоей! Это мы с отцом горбатились, себя не жалели, чтобы ты жил в комфорте, а ты так легко взял и распорядился! — Всё, мам. Она уже переоформлена, назад дороги нет, хватит обсуждать, — буркнул Ярослав, занося сумки со своими вещами в комнату. — Я спать пойду, мне завтра на работу рано вставать. В отличие от сына, Валентина Сергеевна в ту ночь не спала совсем. Она плакала и вспоминала, как они с мужем во всем себе отказывали и, стиснув зубы, копили на квартиру и мечтали о благополучии сына. Может и здоровье своё муж потерял именно тогда, когда работал без сна и отдыха, и теперь она осталась одна. А сын у разбитого корыта… Не прошло и полгода, как Ярослав от матери съехал. Сказал, что переезжает к своей невесте на съемную квартиру. Валентина Сергеевна не успела понять, радоваться ей или грустить от этого события, как сын вернулся к ней обратно и не один, сообщив, что спешно женился, что у них любовь и всё такое. А вообще они ребёнка ждут. «Опять?!!» — успела подумать Валентина Сергеевна и почувствовала, как у неё снова подкосились ноги. — Жить на съёмной квартире не вариант, — с порога заявил Ярослав удивлённой матери. — Хоть я и хорошо зарабатываю, но копить на своё жильё и снимать квартиру, это ужас как неудобно. Новая супруга сына, стояла молча, скромно потупив взор и теребя потёртый край своей дешёвенькой курточки. «Снова видать жить ей совсем негде, да и не на что, — мрачно подумала Валентина Сергеевна, разглядывая невестку. — И где он их только таких находит?» — Ты же не против, если мы у тебя поживём? — спросил Ярослав, уже разуваясь. Валентина Сергеевна молча повернулась и на слабых ногах ушла в свою комнату, где села на диван и крепко задумалась, глядя в одну точку. Что-то слишком часто сын стал преподносить неприятные сюрпризы… —Я же тебе говорил, что моя мать очень добрая и ни за что нас не выгонит, — услышала она из коридора голос сына. — Надо бы тебе тапочки купить, а то пол у нас холодный… Стали они жить вместе. Потихоньку-полегоньку супруга Ярослава Юля из той забитой простушки, которая ходила в ободранной курточке, превратилась в яркую красотку с большими претензиями. Ярослав и правда неплохо зарабатывал и денег на жену не жалел. Она то и дело ходила в салоны красоты и покупала себе обновки. «Отмыли, отчистили, причесали, приодели и, гляди что, какая стала», — думала Валентина Сергеевна глядя на невестку. Всё бы ничего, да у той вместе с красотой появились и запросы. То одно ей было надо, то другое, причём срочно. А ещё у неё была дурацкая манера «ныть» по любому поводу. — Шкаф такой маленький, вещи не лезут, вываливаются! Почему полка сделана здесь, а не вот там, чуть-чуть повыше? Почему у нас полотенца висят так неудобно? Вот бы крючок тут приделать и было бы лучше! Стулья на кухне такие тяжёлые, с растопыренными ножками, я всё время о них ноги сшибаю, что за дизайнер придумал такие… Ванна узкая, неудобная, зачем наделали каких-то выгибов с боков и ручек? Тут только стоя можно душем мыться, а я хочу ванну принять!.. Кто-нибудь, пристрелите уже эту собаку! Почему у нас во дворе она постоянно лает?! Шла бы в другой двор. Я только отдохнуть прилегла, а тут этот бешеный лай... Кто только придумал зимой шапки носить? После того, как я одеваю шапку, у меня вся причёска портится… — ныла она без перерыва целыми днями по любому поводу. — Надеваю! Шапку надевают, а не одевают, — машинально поправляла Валентина Сергеевна. Она думала о том, что возможно, невестка ноет, потому что беременна, и виноваты гормоны. И, наверное, надо снисходительно к этому относиться, но делать это становилось всё труднее. Валентина Сергеевна едва терпела, считая дни до того, как Юля с сыном съедет. Почему-то ей казалось, что это вот-вот произойдёт, не верила она в то, что сын с невесткой надолго у неё обосновались. А уж когда Юля, вконец обнаглев, заявила, что неплохо бы поменяться комнатами, чтобы было удобнее, то Валентина Сергеевна не выдержала и высказала невестке все, что накопилось. Однако сын Юлю поддержал. — Мам, и правда, надо бы нам поменяться. Твоя комната больше. Когда родится малыш, нужно будет ставить кроватку, а в нашу комнату она и не влезет, я думаю, — заявил он. — А ещё пеленальный столик! Я уже присмотрела, — вставила Юля свои «пять копеек» и нежно погладила огромный живот: шёл восьмой месяц беременности. — Кроме того, если поменяться сейчас, то ещё есть время сделать ремонт. Обои переклеить. У тебя они какие-то тёмные, мрачные, в детскую надо бы посветлее… — задумчиво изрёк Ярослав, потирая подбородок. Они с женой недавно как раз обсуждали, какие обои можно было бы купить. — Слушай, умник, — заявила разъярённая Валентина Сергеевна. — А не пойти ли вам двоим, куда подальше из моего дома! Деньги у вас есть, можете снимать какую захотите квартиру, с очень просторными и светлыми комнатами! Обои им мои не нравятся! — С новорожденным малышом на съёмную квартиру?! — изумился сын. — Скоро роды! Мы же договаривались, что будем жить у тебя, пока не накопим на первый взнос, а это дело не быстрое, ты же понимаешь. — Я ни о чём с тобой не договаривалась, — начала было мать, но Ярослав её перебил. — Хорошо, есть другой вариант. Чтобы ускорит наш отъезд, можно твою дачу продать. Вот и будут деньги на первый взнос! Это была идея Юли. Она часто говорила об этом Ярославу и предлагала озвучить её матери. Но Ярослав всё не решался. — Дачу?! — Валентина Сергеевна не нашла слов от возмущения. Как мог сын предлагать такое? Ведь он знал, что она весь дачный сезон ездит туда и очень любит проводить там время… — Ты подумай, короче. Надо этим заняться, — спокойно произнёс Ярослав и, обняв Юлю, преспокойно отправился с ней на кухню пить чай. — Выметайтесь отсюда немедленно! — заявила Валентина Сергеевна, в ярости влетев в кухню. — Выметайтесь, я сказала!!! Никогда она не думала, что дойдет до такого, что будет выгонять из дома собственного сына. Однако пришлось. «Ну, казалось бы, всё мы с отцом предусмотрели, но такого развития событий даже не предполагали!» — думала она, плача. Ей было очень-очень грустно. Уходя, оскорблённый до глубины души сын заявил, что ноги его больше в этом доме не будет. Что мать, отказавшись ему помогать, на его помощь теперь может не рассчитывать! На что Валентина Сергеевна заявила, что давно уже не рассчитывает, потому что сын у неё совершенно бестолковый и помощи от него всё равно никакой, лишь одни убытки. *** Следующие полгода прошли относительно тихо. Сын не звонил, Валентина Сергеевна тоже. Конечно, временами она вспоминала о нём и невестке, гадала, какой у них родился сын и на кого он был похож (что ожидается именно сын, показало УЗИ). — Всё же я мать, какая-никакая, — грустно рассуждала вслух Валентина Сергеевна сама с собой. — Может плохая. Не знаю. Но разве так можно с матерью?! Подруга, самая близкая, которой Валентина Сергеевна рассказала о ссоре с сыном, осудила её. — У тебя одна внучка растёт, ты даже не знаешься, не видела её сто лет! Ну, с той женой сын в разводе, ладно. Но теперь-то! Внук родился, а ты вообще не видела его ни разу. Даже не представляю такое. Разве это по-людски?! — А что я должна делать? — удивлялась Валентина Сергеевна. — В ножки им кланяться? Попробовала бы ты пожить с этой Юлей! — А потом, когда сама немощная станешь, к кому обратишься? — понизив голос до шепота, спросила подруга. — То-то же! Я со своими умудряюсь находить общий язык. Где промолчу, где стерплю. Не такие уж они и плохие. Ну, бывают заскоки иногда, не без этого. Но потом миримся обязательно. Зато у невестки я любимая мама Оля, вот! И внуки вокруг меня хороводом ходят: «бабушка, бабушка». Валентина Сергеевна всё думала над словами подруги и даже немного завидовала. Ей и вправду было так одиноко! Получалось, что у неё не осталось никого: ни мужа, ни сына, ни внуков. Одиночество её пугало. *** — Мам. Ну, я же тут прописан, в конце-концов, и ты не имеешь права меня выгонять, — пробубнил понурый сын, явившийся к Валентине Сергеевне, ни свет, ни заря, в субботу. Ярослав втащил две объёмные сумки в коридор и закрыл за собой входную дверь. Пока он входил, Валентина Сергеевна инстинктивно пыталась заглянуть за спину сына, пока не убедилась, что он пришёл один. — Один я. Опять, — мрачно произнёс Ярослав в ответ на вопросительный взгляд матери. — Не выходит у меня с семейной жизнью никак. — Снова развод?! — ахнула пораженная Валентина Сергеевна. — Да как с ней можно жить, я не знаю! Она всё время недовольна, ноет и ноет и меня отчитывает по каждому поводу, словно я неразумный мальчишка какой-то который снова испачкал руки в песочнице! Спим раздельно, потому что я ей видите-ли мешаю отдыхать. Ребёнок родился, подойти к нему не даёт. Всё я делаю не так, криворукий, кривоногий… А она прям само совершенство! Забыла, из какой грязи я её вытащил, гляди что, рот раскрывает! И в то же время жалуется, что я ей не помогаю. Да как ей помогать-то? Короче плюнул я и ушёл. С сыном видеться буду. Ох, мама, он так на меня похож, ну просто одно лицо. Полюбил я его… Ну почему мне так не везёт? — Жили-то вы где? — севшим голосом спросила Валентина Сергеевна. — На съемной квартире. А теперь она с ребёнком к родителям своим вернулась, а я вот… к тебе… Несмотря на невезение в любви на работе Ярослав делал огромные успехи, и зарплата его за годы значительно выросла. Он справлялся с какими-то архисложными задачами, с которыми никто не мог справиться. Валентина Сергеевна подробно не спрашивала, потому что всё равно ничего не понимала в IT-сфере, но поняла, что у сына прямо чутье какое-то было, за это его и ценили. Однако алименты конечно уменьшали количество денег, которое он зарабатывал, и на этот факт Ярослав всё время бубнил и злился. Валентина Сергеевна его стыдила и говорила, что это его ребенок и надо нести ответственность, обеспечивать и помогать его растить. Однако Ярослав ещё не знал, что его ждало впереди. Первая жена Светлана взяла и подала в суд на алименты. Оказалось, что во время переоформления на неё квартиры, договор был составлен не совсем правильно, и по бумагам получалось, что это был просто жест доброй воли со стороны Ярослава, который вовсе не отменял уплаты алиментов. Суд оказался на стороне Светланы и удовлетворил иск. Просто бывшая жена Ярослава повторно вышла замуж за юриста, он-то её и надоумил, как поиметь выгоду с бывшего муженька. Общие знакомые давно уже рассказывали ей о том, что Ярослав — отличный IT-специалист и хорошо зарабатывает. — Ты такой умный на работе, да почему же в жизни-то это совсем не так! — сокрушалась Валентина Сергеевна, узнав новость. — Говорила я тебе, что плохая была идея отдать ей квартиру! Плохая! — Да кто же знал-то, мама?! — отвечал Ярослав, закрыв лицо руками. Он был просто раздавлен происходящим. — Я знала. Я… Вроде, и мозги есть, и красота, и способности, и зарплата, а всё не впрок, всё профукал, — грустно вздохнув, произнесла Валентина Сергеевна. Спустя долгое время, Ярослав всё же встретил свою судьбу. Это была скромная молодая женщина Ирина, разведённая, с двумя детьми — мальчишками-погодками пяти и шести лет. Валентина Сергеевна снова стала жить одна: сын переехал к супруге. Сыновья Ирины хорошо приняли Ярослава. Их отец по иронии судьбы тоже работал в IT-сфере, тоже хорошо зарабатывал и денег на сыновей не жалел, участвовал в их судьбе, у них было всё и даже больше. — Вот какая сложная штука жизнь, как всё бывает запутано, — говорил Ярослав матери, когда с семьёй приезжал к ней в гости. — Пути Господни неисповедимы, — соглашалась Валентина Сергеевна, наблюдая, как внуки, сидя за столом, весело собирают конструктор, который она им подарила. Она полюбила мальчиков, и они полюбили её. Кроме того у неё сложились прекрасные отношения с невесткой. — Ну, хоть на третий раз нам повезло! — шутила Валентина Сергеевна, с любовью глядя на Ирину, которая держала на руках симпатичного малыша — их общего с Ярославом ребёнка. Жанна Шинелева #рассказ #жизненныеистории #историиизжизни #семья #брак #отношения #развод #алименты

Севочка 👔 👖 💼 — Слушай, отправляйся-ка ты к своим родителям, всё равно от тебя толку ноль! — сердито проговорила Кристина. — Ну и пойду! Давно хотел уйти! Ты мне тоже не нужна, — высказался муж Сева и сердито засопев, принялся собирать свои вещи. При этом он постоянно путался, не зная, где что лежит, бестолково суетился, шагая туда-сюда по квартире, и ему то и дело приходилось обращаться к жене за помощью. В конце концов, Кристина плюнула со злости и за пять минут собрав сама все вещи Севы в большую сумку, просто молча выставила её за дверь. А потом, стоя в коридоре и скрестив на груди руки, наблюдала, как Сева, чертыхаясь, пытается одновременно завязать шнурки на кроссовках и застегнуть куртку. При этом с него три раза свалилась шапка, которую он со злости никак не мог нормально надеть и просто нахлобучивал как попало… «Господи, ну дитё дитём! Как маленький!» — возводя глаза к потолку думала Кристина. «И как только меня угораздило выйти за него замуж? Хотя… что-то в нём было такое привлекательное… Может быть, именно эта его беззащитность и детская непосредственность? Ох уж этот мой материнский инстинкт!» *** — Если хочешь себе ребенка — роди его, а не бери тридцатилетний заменитель! — повторяла мать Кристины Ольга Павловна. Ей жуть как не понравился будущий зять. После того, как она с ним познакомилась, когда Сева с Кристиной пришли к ней «на чай», душа у Ольги Павловны была не на месте. — Ну, это ужас, что такое! — рассказывала она своей лучшей подруге и коллеге Светлане. — Моя «спортсменка, комсомолка, красавица» нашла себе чудика какого-то! Сама она может горы свернуть, одной левой, а тут этакое дитятко великовозрастное совсем беспомощное… — Ну не зря же говорят, что противоположности притягиваются, — усмехнулась подруга. — Смеешься? А мне не до смеха, — сердито проговорила Ольга Павловна. — Кристина упёртая, как баран. Эта одна из черт её характера, помогающая добиваться успеха, однако из-за этого с ней совершенно нет сладу. Если что решила, то всё, не перегнёшь! Эх, был бы отец жив, он бы хоть её убедил, его она слушалась. — Ой ли? — выразила сомнение подруга. — Это когда было? Слушалась она. Тогда Кристя ещё в школе училась. А теперь сама себе на уме стала. Ты же говоришь, что карьера у неё на работе идёт в гору, руководящая должность светит. Никого она сейчас не будет слушать, двадцать восемь лет, чай не девочка уже. — Не девочка. А ЭТОТ в свои тридцать — мальчик! — сердито заявила Ольга Павловна, разом осушив полчашки чая. Они сидели с подругой в обеденный перерыв за столиком в комнате приёма пищи. Спустя четыре месяца в этой же комнате в обеденный перерыв Ольга Павловна делилась с подругой новостями. Светлана уезжала в длительную командировку, только что вернулась и вышла в первый день на работу. — Ну, поженились детки мои… — сообщила Ольга Павловна Светлане, доставая из холодильника свой лоток с едой, чтобы его разогреть. — Всё-таки поженились? — спросила Светлана. Она уже погрела свою еду и с аппетитом поглощала овощное рагу с котлетой. — Говорила же, не переубедишь Кристинку, — вздохнула Ольга Павловна. — Уперлась рогом: люблю его и всё. Не лезь, говорит, мам, я сама разберусь. Если что, пусть это будет моей ошибкой. Дальше подруги ели молча, каждая думала о своём. — Живут-то где? У Кристины? — спросила, наконец, Светлана, отодвигая от себя пустую тарелку, после того как пообедала. — Ага, у неё. А что ж не жить? Квартирка хорошая, мы её с мужем специально для Кристи покупали, ремонтировали, обставляли. Брали сразу двухкомнатную. Рома мой, царствие ему небесное, всегда говорил, что у женщины должен быть свой угол, чтобы в случае чего после развода с мужем было куда идти. Я ещё тогда шикала на него, просила не каркать. И говорила, что пусть Кристина к нам приходит, если что, под родительское, так сказать, крылышко, мы ей всегда рады. А Рома заявлял, что дети должны жить отдельно. Вот и живет Кристинка там с самого её поступления в вуз. А теперь этот Севочка переехал к ней. Она его кормит, поит, одевает, рубашки наглаживает, сопельки вытирает. А у него живот растёт, как на дрожжах. Я говорю, он бы хоть спортом занялся, вес растёт. А она говорит, что это денег стоит, фитнес клуб-то! А у неё их в обрез. — Как в обрез? Ты же говорила, она хорошо получает? Да и вместе они теперь планируют семейный бюджет, каждый работает, неужели не хватает? — не поняла Светлана. — Вот так! — грустно подтвердила Ольга Павловна. На самом деле «Севочка» (как презрительно называла его за глаза Ольга Павловна, услышав однажды, как зовёт мужа Кристина) только женившись, с удивлением узнал, что в семье имеется семейный бюджет. И теперь туда надо отдавать зарплату. Он всю жизнь жил с родителями и не интересовался такими прозаическими вещами. Мама и папа Всеволода растили его, считая светом в окошке и смыслом жизни. Сева — поздний и единственный их ребёнок. Родителям было по тридцать семь лет, когда он родился. Это произошло в результате долгого лечения, и потому рождение Севы было воспринято, словно знак свыше. Мальчика нещадно баловали. Вера Сергеевна, — мама Севы, после декрета уволилась с работы и на долгие десять лет целиком посвятила себя воспитанию сына. Сева рос умным, способным мальчиком, однако был немного тугодумом. Учиться ему было тяжело из-за того, что ему требовалось больше времени на усвоение материала. Однако если уж в чём Севе удавалось разобраться, то знания в его голове поселялись абсолютно накрепко и никаким ветром их оттуда не выдувало. Кроме того, он умел делать интересные выводы, подчас удивляя учителей своим умом и эрудицией. — Будущий гений, — сказал однажды Вере Сергеевне пожилой учитель математики. Это было лучшей похвалой для матери. В бытовые вопросы мальчика не посвящали. — Учись, Севочка, а с остальным мы сами разберёмся, — говорила мать, наглаживая сыну рубашку. Он всегда ходил в кипенно-белых глаженых рубашках, обязательно с галстуком и в пиджаке. Комплекция у Севы была немаленькая, однако это был не жир, а скорее мышцы и природные данные: отец Севы, Григорий Петрович, был крупным видным мужчиной два метра ростом, поэтому в костюме и белой рубашке с галстуком Сева всегда выглядел старше своего возраста и был похож «на депутата» — так говорила Вера Сергеевна, с гордостью глядя на сына. Институт Всеволод окончил и устроился на работу. Место нашлось хорошее: похлопотал папа Севы, поднял свои старые знакомства и всё хорошо сладилось. Деятельность у Всеволода была научная, работа там велась неспешно, никакой гонки никогда не было, позволялось иметь много времени на раздумья, потому там со своим характером он чувствовал себя вполне комфортно. До женитьбы свою зарплату Всеволод полностью оставлял себе, всеми бытовыми вопросами занимались родители: оплатой коммунальных платежей, закупкой продуктов и всего необходимого. Вера Сергеевна несколько раз в год устраивала со своими мужчинами вылазки в магазины, и они закупались одеждой и обувью. Сева никогда не любил это дело. Нужно было долго ходить, глазеть на скучные ряды вешалок с одеждой, а потом бесчисленное количество раз мерить то, что в принципе не сильно отличалось друг от друга. — Мам, ну у меня уже есть две рубашки, куда ещё? А эта серая водолазка зачем? — возмущался он. — Твои сорочки уже старые, вид потеряли. А водолазка? Надо. Поверь, я лучше знаю, что тебе носить, — уверяла мама. И он не спорил. Он видел, что отец тоже никогда не спорил с матерью и охотно надевал то, что выбирала ему жена. — У Верочки отменный вкус, — повторял Григорий Петрович. После свадьбы все эти обязанности Вера Сергеевна с удовольствием делегировала Кристине. Девушка сына, и ей, и Григорию Петровичу, понравилась чрезвычайно. — Молодец! И красавица, и пробивная такая, с волевым, сильным характером, с ней Севочка не пропадёт! — светясь от счастья, говорила мужу Вера Сергеевна. И в самом деле. Семейный бюджет взяла в свои руки Кристина, справедливо решив, что муж с этим вряд ли справится. Он не знал даже, как выглядят квитанции ЖКХ, а уж как её оплатить — тем более. А просьба купить что-нибудь к ужину повергла его в глубокие раздумья, в результате которых Всеволод уныло приволок из супермаркета пакет, набитый странными продуктами. — Мороженые осьминоги? — спросила Кристина, вытаскивая из пакета смерзшийся свёрток. — А это что? Сыр-косичка… Попкорн… А это? Гигантская треска, неразделанная с головой?! Кристина с кислым видом держала огромную загнутую рыбину за хвост, словно хоккейную клюшку. — Это сколько я её размораживать буду? Ещё побольше не мог выбрать? Может там ещё трехметровые были? — спросила она с сарказмом. — Всё тебе не так! — обиделся Всеволод, отбирая у жены пакет. — Морепродукты очень полезны! И рыба! Вот я и взял. Там ещё пачка пельменей есть. Ставь воду, сейчас сварим. — Ну, слава Богу! Хоть голодными не останемся, — проворчала Кристина, доставая большую кастрюлю и наливая в неё воды. А сама подумала о том, что в первый и последний раз послала мужа в магазин. — Всё самой приходится делать, — бормотала она себе под нос, пытаясь пристроить огромную треску в морозилку. А потом заявила: — Осьминогов я готовить не умею, сам как-нибудь. — Нее, — улыбаясь, ответил Сева, наливая чай и ожидая, пока закипит вода для пельменей. — Это женское дело. У вас оно лучше получается… Уборка оказалась тоже женским делом, глаженье белья — тем более. (Сева не перестал любить белые наглаженные рубашки) И много всего женского было нужно делать Кристине. Мужских дел в доме не было, поэтому Сева после работы блаженно растягивался на диване, уткнувшись в свой смартфон, а Кристина убиралась и готовила. — Ты когда уже новый-то успел купить? — удивилась Кристина, как-то увидев в его руках совершенно новый смартфон. — Да и на что? В этом месяце я едва выкрутилась. Ещё на ремонт машины пришлось деньги выделять, в следующем месяце страховка истекает, опять деньги. А, между прочим, машиной пользуешься только ты! Машина принадлежала Севе, её купили сыну родители ещё до свадьбы. Сева ездил на ней на работу. — Ну, знаешь! Я отдаю свои деньги в наш семейный бюджет! Какие ко мне претензии? — возмутился Сева. — А на телефон мне родители денег дали. И на ноутбук дали: я давно хотел себе ноут купить, чтобы наукой и дома можно было заниматься, кое-что писать, ну, в общем нужен он мне. Вот сижу, выбираю, пойду завтра покупать. Ты считаешь, я должен был внести деньги родителей в наш семейный бюджет? Сказав это, Сева снова уткнулся в экран телефона, сосредоточенно продвигая пальцем ленту с изображениями ноутбуков. Цены там мелькали немаленькие, Кристина с трудом удержалась, чтобы не присвистнуть. «Вот и попробуй ему что скажи! — сердито думала она. — Деньги дали родители. А добавить на ремонт машины, нее… Оплатить страховку машины? Нее… Это мои заботы. Он же мне деньги отдает! А сломался смеситель в ванной? Это тоже не его проблемы: квартира ведь моя! А ему новый телефон надо. Вот это поважнее…» — У мамы с папой на всё денег хватает, — вдруг оторвавшись от созерцания ноутбуков, назидательно произнёс Всеволод. — А ты куда их деваешь? Как ты одна-то тогда жила? Денег ведь ещё меньше было. — Я столько не ем! — заявила Кристина, уперев одну руку в бок, а другой держа поварёшку. — А ты, между прочим, толстеть начал! Тебе пора в спортзал! — Я?! — Сева от возмущения даже привстал с дивана, — Да это тебе пора в спортзал! Кстати. А деньги откуда взять на спортзал? — Мама и папа дадут, — передразнила мужа Кристина, чуть было, не стукнув Севу поварёшкой по лбу. — Не дадут. Они на пенсии теперь, — вдруг грустно сказал Всеволод. — Мне на смартфон и ноут всё выгребли. Пока больше нету у них. Потом может, попозже. Так что спортзал отменяется. Кристина смотрела на мужа, всё ещё держа в руках поварёшку, и не зная, плакать ей или смеяться. Тридцатилетний мужик, словно школьник, по-прежнему продолжает надеяться на родителей. На полном серьезе! — Права была мама, ох, права! — разговаривала сама с собой Кристина на следующий день, во время уборки, когда муж с работы ещё не вернулся.— В самом деле, что я в нём нашла? Мне показался он таким трогательным, романтичным, милым… Милым? Это, наверное, материнский инстинкт во мне говорил. Иначе это никак невозможно объяснить. Да, симпатичный, да добрый, умный, покладистый, но инфантильный! Я совершенно этого не замечала, когда мы встречались! А ведь научный сотрудник! Гений, будущий нобелевский лауреат, как говорила Вера Сергеевна! — А гении в быту часто бывают беспомощны, — добавляла свекровь, с любовью глядя на сына и смахивая с его плеча несуществующие пылинки. — И роль женщины в их жизни неоценима! Вспомнить хотя бы Ландау. Его жена Кора… — Мам, ну хватит уже про Ландау… Ты говорила об этом сто раз, — недовольно проговорил тогда Сева. А сейчас Кристина подумала о том, что она явно не годится для роли супруги «настоящего ученого». И уж тем более она не смогла бы быть такой, как несчастная Конкордия — супруга знаменитого физика. — Получается, что я его не настолько люблю, — сказала Кристина, а потом добавила: — Да что уж там, совсем не люблю! Да и он меня не любит. Наш брак был ошибкой. Так что же мы тогда вместе делаем? Они все чаще стали ругаться, а потом поругались окончательно и Сева уехал к родителям. Мама Севы несколько раз пыталась поговорить с Кристиной. Звонила и даже один раз пришла. Она была очень разочарована размолвкой между сыном и невесткой. Однако развод был неизбежен. — Мне не нужен ребёнок! — заявила Кристина свекрови. — Мне нужен муж. А Сева — это большой ребёнок. Это только в паспорте написано, что ему тридцать, а на деле гораздо меньше. А ребёнка я ему как рожать буду? Да и зачем? Чтобы вместо одного их у меня стало двое? Вера Сергеевна ушла от Кристины, громко хлопнув дверью. Она была оскорблена. — Севочка — гений! — сказала она напоследок. — Но тебе его не потянуть. Я поняла. Прощай! *** — Так что молодые мои расстались, не прожив и года, — сообщила мама Кристины своей подруге. — Может оно и к лучшему, что так быстро, — проговорила Светлана. — А то жили бы много лет, нарожали бы детей, а потом бы всё равно развелись. — И то верно, — грустно вздыхала Ольга Павловна. После развода Кристина продолжала уверенно шагать по карьерной лестнице. Она все-таки стала начальницей и, получив кучу новых обязанностей, стала выкладываться на работе ещё больше. Дома она почти не бывала. — Ох, видать внуков я не скоро дождусь, — говорила Ольга Павловна дочери. — Всему своё время, мам, — отвечала Кристина. Она не торопилась вступать в брак. В данный момент этот вопрос её совершенно не интересовал. Однако Всеволод вступил в повторный брак довольно скоро, спустя полгода после развода с Кристиной: мама нашла ему подходящую девушку. После неудачи с Кристиной она решила брать ситуацию в свои руки. — Мне уже седьмой десяток идет, хочу быть спокойна за твое будущее, — говорила она сыну. — Да и чего скрывать? Хотим с отцом внуков дождаться! Девушку звали Люда. Она действительно была подходящая: милая, симпатичная, не глупая, только немножко простоватая. Хотя после Кристины это показалось Вере Сергеевне даже очень полезным качеством. Знакомство прошло успешно, молодые люди друг другу понравились и вскоре поженились. У Люды была небольшая однокомнатная квартира, которую когда-то ей помогли купить её родители, и молодые люди стали там после свадьбы жить. Новая супруга Всеволода с рвением взялась тянуть на себе весь быт, не забывая окружать заботой мужа, всё делая за него и не требуя ничего взамен. Девушка влюбилась в Севу и была предана мужу беззаветно. Она восхищённо смотрела ему в глаза, слушала, как он рассказывал о работе, и думала о том, что свекровь права: однажды он добьётся успеха! А она станет супругой знаменитого ученого! Вот все обзавидуются! Особенно дома. В том поселке, из которого она родом, отродясь не бывало никаких ученых, даже проездом. Она благодарила судьбу за то, что ей однажды удалось попасть на работу лаборанткой к хорошей знакомой Севиной мамы… Через несколько лет Всеволод действительно смог удачно поучаствовать в каком-то важном научном проекте и его имя, а так же фото, мелькнули в центральных СМИ. — Может я и поторопилась с разводом, — задумчиво улыбаясь, пошутила Кристина, увидев у себя на смартфоне в новостях заголовок об уникальном открытии, в котором среди других ученых участвовал её бывший муж. — Хотя, я всё равно не смогла бы стать такой женой, как эта Кора для Ландау. Я другая… — Кристина, что ты там такое увидела и теперь улыбаешься? — спросил её муж Александр, за которого она вышла замуж год назад. Он только что подошёл и не слышал, что она говорила. — Да вот подумала про свой материнский инстинкт, который однажды привёл меня совсем не туда, куда хотелось бы… — загадочно ответила Кристина. — Так может направить его в правильное русло? — хитро спросил муж и обнял жену за талию. — Я не против, — кокетливо ответила Кристина. Она подумала о том, что в принципе было бы неплохо родить ребенка. Кажется, сейчас она была, наконец, готова к этому важному этапу жизни. Жанна Шинелева #рассказ #историиизжизни #отношения