Такие праздники стали регулярными, и постепенно чужеземную традицию переняла столичная знать. В конце 1840-х вокруг елок поднялся настоящий ажиотаж, однако позволить себе такое удовольствие мог далеко не каждый, поскольку елочные игрушки и уже наряженные елки стоили очень дорого. Зажиточные петербуржцы чуть ли не соревновались друг с другом в том, чья ель пышнее и наряднее; особой редкостью было искусственное дерево.
Появились и «публичные», общественные елки. Первая, украшенная лоскутами разноцветной бумаги, была установлена в 1852 году в Екатерингофском вокзале в Санкт-Петербурге. Оттуда елки распространились в дворянские, офицерские и купеческие собрания, а также театры и клубы.
В ежегодных праздниках с елками, которые организовывала лично ее величество, принимали участие не только ее собственные дети и племянники, но и придворные. Торжество начиналось в сочельник, после всенощной службы, а ждали его с самого утра.
«Нас всегда собирали сперва во внутренние покои ее величества; там мы около закрытых дверей концертного зала или ротонды в Зимнем дворце, в которых обыкновенно происходила елка, боролись и толкались, все дети между собою, царские включительно, кто первый попадет в заветный зал», — так вспоминала заветный день во дворце фрейлина Высочайшего двора Мария Фредерикс.
Наконец звонил колокольчик. «От нетерпения у нас почти конвульсии», — описывал этот момент великий князь Константин Николаевич в возрасте 12 лет в своем дневнике. Неудивительно: звонок был сигналом к тому, чтобы впустить детей в освещенную «тысячей свечей» комнату. Там императрица по одному подводила малышей к отдельным столикам с елками, украшенным конфетами и фруктами, и раздавала подарки.
После раздачи подарков участники праздника переходили в другой зал с большим столом, украшенным изящными вещицами из фарфора и хрусталя. Здесь проходила лотерея с игральными картами: император объявлял выигравшую карту, и счастливец подходил к императрице за своим призом.
Свой стол с «рождественским деревом» был и у императора, который, впрочем, «всегда был против елок», как вспоминала в своих мемуарах великая княжна Ольга Николаевна. Государь опасался пожара, и именно на елку пали его подозрения, когда 17 декабря 1837 года действительно загорелся Зимний дворец.
Нет комментариев