Предыдущая публикация
Какой праздник без истории?
Наш Новый год хранит все лучшие легенды ХХ века. И всякий раз мы верим, что наступающий год будет светлее уходящего
Новогодняя открытка 80-х
Наступают, приближаются новогодние праздники. Уже, по Александру Вертинскому, «пахнет мандаринами и елкой». Его песенка посвящена Рождеству. Но в этих праздниках иногда нетрудно запутаться.
Уже давно – аж с ноября – на улицах, в магазинах и бог весть где еще красуются нарядные (хотя, пожалуй, слишком одинаковые, штампованные) елки. Но главная беда – они появляются слишком рано. В этом, быть может, есть коммерческий смысл, но сказка теряется, когда его растягивают на два месяца! Когда Новый год завоевал позиции любимого народного праздника, хвост праздника тянулся на две недели. Первые приготовления начинались за неделю до 1 января и прекращались через неделю, в крайнем случае – под старый Новый год. И даже когда появились искусственные елки, считалось кощунственным наряжать их задолго до единственной в году ночи. Вот такое предпраздничное ворчание. Для начала. А вообще-то надо бы вспомнить об истории праздника и его восприятия в нашей стране.
Завет Петра Великого
Мы полюбили елку. Забыты петровские времена, когда народ пугался этой традиции: хвоя напоминала нашим предкам исключительно погребальные обряды. А ведь еще в начале XIX века только невесты великих князей, прибывшие из Германии, устраивали елки с раздачей подарков и праздничными концертами. Впрочем, стоп! Все это имеет большее отношение к Рождеству, чем к встрече Нового года. Хотя… Петр одновременно стал прививать в России традицию отмечать приход первого январского дня – и наряжать елки. И под Рождество, и на Новый год. Все идет от Петра Великого. Правда, не принимали на Руси таких развлечений десятилетиями. Эстетика этих праздников, имеющих столь разный смысл, столь разную природу, перемешана. И в доме Николая I благодаря его супруге, не забывшей немецкое детство, проходили торжественные приемы и под Рождество, и под Новый год. И елку наряжали. Царю стали подражать аристократы. Далеко не все, поначалу очень немногие. Зато уж они-то соревновались – у кого елка выше и раскидистее. В этом наши графы и бароны германских превосходили решительно.
Сказка трех авторов
Давно замечено, что этот праздник в современном виде кажется старше, чем «на самом деле». Нам представляется, что сказка Нового года – с дедом Морозом, Снегурочкой, снеговиками и зайцами, которые противостоят нечистой силе – пришла из глубин фольклора. В известной степени так оно и есть. Но фольклорные мотивы так радикально переработали писатели, которые создавали эту сказку, что скорее можно говорить о литературной природе праздника. Ведь в XIX веке Россия – в основном только в столицах – лишь привыкала отмечать приход Нового года. Его воспринимали как эпилог Рождества. Причем Новый год в то время детским праздником не считался. Ведь елку наряжали раньше – к Рождеству. Подарки дарили тоже – рождественские. А в Новый год Петербург и Москва веселились в ресторациях.
В советское время нужно было менять традицию. В ленинские времена широко отмечали «красный Новый год», хотя его еще трудно было отличить от Рождества. И после смерти основателя советского государства, который любил елку, ее на несколько лет оттеснили в опалу. Как религиозный пережиток. Строгого запрета, вопреки слухам, не было, но государственной машине понадобилось несколько лет, чтобы понять, что Новый год – это как раз шанс на светский праздник. Наконец, в 1936–1937 годах традицию обогатили, подарив нам настоящую, полноценную сказку. Лев Кассиль, Сергей Михалков, Владимир Сутеев.
Сценарий, который они набросали, стал основой мультфильмов, киносказок и елочных представлений, которые уже больше 80 лет идут по всей стране. И теперь нас трудно переубедить, что восклицание «Раз, два, три, елочка, гори!» возникло не так уж давно – в предвоенные годы. Во многом писатели взяли за основу традицию рождественских историй. Но добавили приключенческого шика. Атмосферу игры, которая превратила детские елки в настоящий спектакль. Конечно, там были приметы современности, злоба дня. Но главное – им удалось создать главного русского и советского волшебника, Деда Мороза. В старых сказках он был лишь суровым духом зимы, у Некрасова – Морозом-воеводой. А тут появился могущественный добрый волшебник, и оказалось, что его давненько ждали.
Без нашего Деда встреча Нового года так же непредставима, как ноябрьские праздники – без Ленина. Между прочим, иногда поэты совмещали этих героев, воспевая новогодние праздники:
И забрезжило над верхушками
Елей, к снегу прильнувших зелено,
Над землей Александра Пушкина,
Над страной Владимира Ленина.
Е. Шевелёва
История сохранила фамилии актеров, которые выходили в образе Деда Мороза на главных елках страны – в Колонном и Георгиевском зале. Ни в коем случае нельзя путать Деда Мороза с Санта-Клаусом. Совсем другие корни, в том числе – фольклорные. Наш дедушка никакого отношения не имеет к святому Николаю Мирликийскому. Его в России почитали и почитают, но он – из другой оперы.
Новогодняя коллекция
Не счесть рождественских историй, которые с давних пор растапливали холодные сердца. Но в ХХ веке обозначилась и традиция новогодних сказок для детей и взрослых. Сначала – «Чук и Гек», «Двенадцать месяцев». Киноистория началась, пожалуй, с музыкальной комедии «Карнавальная ночь», вышедшей на экраны в 1956 году. В то время на экраны нашей страны регулярно выходили фильмы-ревю с песнями и скетчами, которые разыгрывали «веселые ваши друзья – артисты советской эстрады».
Но в «Карнавальной ночи» сценаристы Владимир Поляков и Борис Ласкин добавили к эстрадным номерам крепкий комический сюжет и – главное – новогодний апофеоз. Бал в клубе, который азартно снял Эльдар Рязанов, надолго стал образцом новогодних концертов – и живых, и телевизионных. Муфта Людмилы Гурченко и песенка про «пять минут» на много лет стали символами новогодних праздников. Да и крылатую фразу – «Есть установка весело встретить Новый год» – произнесли именно в этой картине. Вместо злых колдунов ее герои боролись с ханжеством и бюрократизмом в лице товарища Огурцова, человека не на своем месте.
Кстати, детей в этом фильме не было, но было единство разных поколений. Фильм, в котором славно отработал джаз Эдди Рознера, приобрел всенародную популярность. А Эльдар Рязанов потом еще не раз возвращался к новогодней теме, став настоящим мастером сказок для взрослых, в которых комедийная канва и даже сатира соседствовали с лирической стихией. И с настоящими чудесами – камерными, как бардовский напев. Это были андерсеновские чудеса, хотя речь у Рязанова шла не о детях, не о принцессах и королях. Так формировался дух новогодних праздников на нашенский лад.
Наша Снегурочка
С 1936 года наши праздники невозможно представить без Снегурочки. Кстати, на первых елках в этой роли (в отличие от Деда Мороза) блистали не актрисы, а старшеклассницы, которые отлично учились и занимались в театральных кружках. Этот образ пришел из русской сказки, которую прославил Александр Островский, создавший на ее основе романтическую пьесу в стихах. Но она не считалась символом Нового года, пока за дело не взялись Кассиль и Михалков. Они отлично понимали, что на детском празднике без девчонок не обойтись. А как хорошо выглядят Снегурочки рядом с Морозами под елкой. Даже самые скромные, пластмассовые.
Жар-птица в клетке
В 1941 году Константин Симонов написал известные – а быть может, подзабытые – стихи. Ему было 25 лет. Поэт рано повзрослел, многое уже повидал – включая войну на берегу Халхин-Гола.
Плюшевые волки,
Зайцы, погремушки.
Детям дарят с елки
Детские игрушки.
И, состарясь, дети
До смерти без толку
Все на белом свете
Ищут эту елку.
Где жар-птица в клетке,
Золотые слитки,
Где висит на ветке
Счастье их на нитке.
Только дед-мороза
Нету на макушке,
Чтоб в ответ на слезы
Сверху снял игрушки.
Желтые иголки
На пол опадают...
Все я жду, что с елки
Мне тебя подарят.
Такие стихи и помогли празднику утвердиться в наших сердцах. Главное здесь, что Симонов пишет о новогодних традициях как о чем-то давно устоявшемся и понятном каждому. Хотя Дед Мороз на макушке все-таки традиционным не стал. Тут ближе к истине оказался Вертинский с его послевоенным: «Мы на елку повесим звезду».
А потом началась война. И оказалось, что новогодние воспоминания для молодых бойцов – из самого дорогого. Это и есть дом, детство, сказка. И Новый год отмечали и воспевали в действующей армии – он притягивал как магнит.
Припав к окну,
Ищу свою звезду.
Снег падает
На землю величаво.
Грядет
Единственная ночь в году,
Когда грустить
Мы не имеем права.
У Юлии Друниной есть стихи и о встрече Нового года на фронте. Тогда ей было 19 лет. После такого махнуть рукой на новогодье стало невозможным, непредставимым.
Послевоенный праздник
В 1949 году художник Юрий Пименов создал картину «Новый год». Наверное, никогда новогодние праздники не отмечали так искренне и весело, как в послевоенные годы. Страна ещё не до конца преодолела разруху. Матери и невесты ещё ждали сыновей и любимых. Жилось трудно, неимоверно трудно. Но душа просила праздника — особенно под Новый год. И зажигались ёлки, и звучали тосты, и разрывались во всю заснеженную ивановскую патефоны и радиоприёмники.
Художник Юрий Пименов был талантливейшим летописцем городской жизни 1930–1950-х. На каждом его полотне — и детали, и настроение, свойственное времени. На этой картине мы видим благополучную квартиру, а может быть, большую комнату в коммунальной квартире. Новогодний праздник! Но ёлка не попала «в кадр». Пименов избрал для картины необычный ракурс: сначала перед нами — груда пальтишек и шинелей в прихожей, затем мандарины — символ новогодних праздников. И в отдалении, в комнате, — праздничное застолье. Тост произносит офицер, блистающий фронтовыми наградами. Счастливые, взволнованные гости. Впрочем, у каждого и у каждой имеется характер, есть оттенки настроения, не упущенные Пименовым. Бокалы подняты! На часах — без трёх минут 12. А ёлка... Да она же есть на картине! Да-да, присмотритесь! Над часами мы видим репродукцию знаменитой картины Фёдора Решетникова «Прибыл на каникулы», а там уж точно имеется нарядная ёлка.
Картина Пименова чем-то напоминает мне скромную сцену встречи нового 1946 года в романе Юрия Бондарева «Тишина». Одно поколение, хотя между первым послевоенным праздником и 1949 годом – историческая «дистанция огромного размера».
Дед Мороз на мотоцикле
Такими были новогодние торжества восемь десятилетий назад. А, когда фронтовые раны почти зарубцевались, наступило время новогодних кинокартин и мультфильмов. Здесь самый подходящий жанр, без сомнений, комедия. И – елочные представления, которые устраивались в каждом клубе, на каждом предприятии. Как это было, как это виделось? Как в сказке, дороги которой засыпаны снегом и серпантином.
Раньше с палкой, с посошком,
Дед-Мороз ходил пешком.
Он теперь совсем не тот,
Нынче мы привыкли:
Дед-Мороз под Новый год
Мчит на мотоцикле.
Или едет он в такси –
Ёлки, ёлки всюду, –
Дед, куда ни пригласи,
Обещает: – Буду!
Целый день звонки, звонки
В штабе новогоднем:
– Восемь дедов в Лужники
Вышлите сегодня!
В голубой тулуп одет,
Рассыпая блёстки,
На машине главный дед
Едет в зал Кремлёвский.
А оттуда главный дед
Едет в зал Колонный.
А за главным дедом вслед
Едет дед районный.
На метро во все концы
Едут деды-близнецы.
В парки, в школы, во дворцы
Входят деды-близнецы.
Блещет улиц белизна,
Снег на солнце розов.
Вся Москва полным-полна
Дедушек-Морозов.
Это Агния Барто. Очень точная фотография новогоднего настроения середины ХХ века. Конечно, она обращается к детям. Ведь это Барто! Но подмигивает и их родителям. Но важно, что это, по существу, все-таки детский праздник. Лозунг «Все лучшее – детям» после военных потерь был одним из самых искренних и естественных для советского общества. И взрослые, суровые люди под Новый год становились по-детски наивными и открытыми. Не только веселились, но и верили в чудо. Необычность новогодних дней подчеркивалась повсюду. На газетных страницах, на улицах, в поездах, в магазинах… Для того времени не характерны излишества. И мишуры на елочке, да еще и с волшебными огоньками было вполне достаточно, чтобы между нами витало ощущение чуда. Еще важнее, что мифологию праздника постоянно пополняли талантливые люди. Мы уже называли некоторых художников, писателей, кинематографистов.
Мультфильм "Когда зажигаются ёлки". Режиссёр Мстислав Пащенко, сценарист В. Сутеев, 1950 год.
Предновогодняя уборка
Приведем еще один пример из многих. Несколько лет исправно писал новогодние стихи Константин Ваншенкин.
Предновогодняя уборка,
И вечер с множеством затей,
И обязательная ёлка
В домах, где даже нет детей,
И я сочувствую сегодня
Друзьям, обиженным судьбой, —
Всем тем, кто в вечер новогодний
Не видит ёлки пред собой.
Поэт тонко почувствовал: в СССР Новый год стал праздником домашнего уюта, семейного очага. Так получилось само собой, а это ценнее всего. То, что такие стихи существуют – это дополнительный штрих к сказке Нового года. И важно, что таких штрихов много. Есть у нас шкатулка с ценностями и безделушками, которую мы открываем под Новый год. Ее содержимое нельзя заменить.
А все-таки неплохо, что у нас есть мирный и веселый праздник, связанный с личными детскими мемуарами и надеждами на чудо. А помните, как мы, затаив дыхание, смотрели, как переливаются разными цветами елочные игрушки? …Какой праздник без истории? Только заурядный, пресный. А наш Новый год хранит все лучшие легенды ХХ века. И всякий раз мы верим, что наступающий год будет светлее уходящего. И верим не зря. Пускай так и произойдёт. С наступающим, дорогие друзья!
Арсений Замостьянов
Наступают, приближаются новогодние праздники. Уже, по Александру Вертинскому, «пахнет мандаринами и елкой». Его песенка посвящена Рождеству. Но в этих праздниках иногда нетрудно запутаться.
Уже давно – аж с ноября – на улицах, в магазинах и бог весть где еще красуются нарядные (хотя, пожалуй, слишком одинаковые, штампованные) елки. Но главная беда – они появляются слишком рано. В этом, быть может, есть коммерческий смысл, но сказка теряется, когда его растягивают на два месяца! Когда Новый год завоевал позиции любимого народного праздника, хвост праздника тянулся на две недели. Первые приготовления начинались за неделю до 1 января и прекращались через неделю, в крайнем случае – под старый Новый год. И даже когда появились искусственные елки, считалось кощунственным наряжать их задолго до единственной в году ночи. Вот такое предпраздничное ворчание. Для начала. А вообще-то надо бы вспомнить об истории праздника и его восприятия в нашей стране.
Завет Петра Великого
Мы полюбили елку. Забыты петровские времена, когда народ пугался этой традиции: хвоя напоминала нашим предкам исключительно погребальные обряды. А ведь еще в начале XIX века только невесты великих князей, прибывшие из Германии, устраивали елки с раздачей подарков и праздничными концертами. Впрочем, стоп! Все это имеет большее отношение к Рождеству, чем к встрече Нового года. Хотя… Петр одновременно стал прививать в России традицию отмечать приход первого январского дня – и наряжать елки. И под Рождество, и на Новый год. Все идет от Петра Великого. Правда, не принимали на Руси таких развлечений десятилетиями. Эстетика этих праздников, имеющих столь разный смысл, столь разную природу, перемешана. И в доме Николая I благодаря его супруге, не забывшей немецкое детство, проходили торжественные приемы и под Рождество, и под Новый год. И елку наряжали. Царю стали подражать аристократы. Далеко не все, поначалу очень немногие. Зато уж они-то соревновались – у кого елка выше и раскидистее. В этом наши графы и бароны германских превосходили решительно.
Сказка трех авторов
Давно замечено, что этот праздник в современном виде кажется старше, чем «на самом деле». Нам представляется, что сказка Нового года – с дедом Морозом, Снегурочкой, снеговиками и зайцами, которые противостоят нечистой силе – пришла из глубин фольклора. В известной степени так оно и есть. Но фольклорные мотивы так радикально переработали писатели, которые создавали эту сказку, что скорее можно говорить о литературной природе праздника. Ведь в XIX веке Россия – в основном только в столицах – лишь привыкала отмечать приход Нового года. Его воспринимали как эпилог Рождества. Причем Новый год в то время детским праздником не считался. Ведь елку наряжали раньше – к Рождеству. Подарки дарили тоже – рождественские. А в Новый год Петербург и Москва веселились в ресторациях.
В советское время нужно было менять традицию. В ленинские времена широко отмечали «красный Новый год», хотя его еще трудно было отличить от Рождества. И после смерти основателя советского государства, который любил елку, ее на несколько лет оттеснили в опалу. Как религиозный пережиток. Строгого запрета, вопреки слухам, не было, но государственной машине понадобилось несколько лет, чтобы понять, что Новый год – это как раз шанс на светский праздник. Наконец, в 1936–1937 годах традицию обогатили, подарив нам настоящую, полноценную сказку. Лев Кассиль, Сергей Михалков, Владимир Сутеев.
Сценарий, который они набросали, стал основой мультфильмов, киносказок и елочных представлений, которые уже больше 80 лет идут по всей стране. И теперь нас трудно переубедить, что восклицание «Раз, два, три, елочка, гори!» возникло не так уж давно – в предвоенные годы. Во многом писатели взяли за основу традицию рождественских историй. Но добавили приключенческого шика. Атмосферу игры, которая превратила детские елки в настоящий спектакль. Конечно, там были приметы современности, злоба дня. Но главное – им удалось создать главного русского и советского волшебника, Деда Мороза. В старых сказках он был лишь суровым духом зимы, у Некрасова – Морозом-воеводой. А тут появился могущественный добрый волшебник, и оказалось, что его давненько ждали.
Без нашего Деда встреча Нового года так же непредставима, как ноябрьские праздники – без Ленина. Между прочим, иногда поэты совмещали этих героев, воспевая новогодние праздники:
И забрезжило над верхушками
Елей, к снегу прильнувших зелено,
Над землей Александра Пушкина,
Над страной Владимира Ленина.
Е. Шевелёва
История сохранила фамилии актеров, которые выходили в образе Деда Мороза на главных елках страны – в Колонном и Георгиевском зале. Ни в коем случае нельзя путать Деда Мороза с Санта-Клаусом. Совсем другие корни, в том числе – фольклорные. Наш дедушка никакого отношения не имеет к святому Николаю Мирликийскому. Его в России почитали и почитают, но он – из другой оперы.
Новогодняя коллекция
Не счесть рождественских историй, которые с давних пор растапливали холодные сердца. Но в ХХ веке обозначилась и традиция новогодних сказок для детей и взрослых. Сначала – «Чук и Гек», «Двенадцать месяцев». Киноистория началась, пожалуй, с музыкальной комедии «Карнавальная ночь», вышедшей на экраны в 1956 году. В то время на экраны нашей страны регулярно выходили фильмы-ревю с песнями и скетчами, которые разыгрывали «веселые ваши друзья – артисты советской эстрады».
Но в «Карнавальной ночи» сценаристы Владимир Поляков и Борис Ласкин добавили к эстрадным номерам крепкий комический сюжет и – главное – новогодний апофеоз. Бал в клубе, который азартно снял Эльдар Рязанов, надолго стал образцом новогодних концертов – и живых, и телевизионных. Муфта Людмилы Гурченко и песенка про «пять минут» на много лет стали символами новогодних праздников. Да и крылатую фразу – «Есть установка весело встретить Новый год» – произнесли именно в этой картине. Вместо злых колдунов ее герои боролись с ханжеством и бюрократизмом в лице товарища Огурцова, человека не на своем месте.
Кстати, детей в этом фильме не было, но было единство разных поколений. Фильм, в котором славно отработал джаз Эдди Рознера, приобрел всенародную популярность. А Эльдар Рязанов потом еще не раз возвращался к новогодней теме, став настоящим мастером сказок для взрослых, в которых комедийная канва и даже сатира соседствовали с лирической стихией. И с настоящими чудесами – камерными, как бардовский напев. Это были андерсеновские чудеса, хотя речь у Рязанова шла не о детях, не о принцессах и королях. Так формировался дух новогодних праздников на нашенский лад.
Наша Снегурочка
С 1936 года наши праздники невозможно представить без Снегурочки. Кстати, на первых елках в этой роли (в отличие от Деда Мороза) блистали не актрисы, а старшеклассницы, которые отлично учились и занимались в театральных кружках. Этот образ пришел из русской сказки, которую прославил Александр Островский, создавший на ее основе романтическую пьесу в стихах. Но она не считалась символом Нового года, пока за дело не взялись Кассиль и Михалков. Они отлично понимали, что на детском празднике без девчонок не обойтись. А как хорошо выглядят Снегурочки рядом с Морозами под елкой. Даже самые скромные, пластмассовые.
Жар-птица в клетке
В 1941 году Константин Симонов написал известные – а быть может, подзабытые – стихи. Ему было 25 лет. Поэт рано повзрослел, многое уже повидал – включая войну на берегу Халхин-Гола.
Плюшевые волки,
Зайцы, погремушки.
Детям дарят с елки
Детские игрушки.
И, состарясь, дети
До смерти без толку
Все на белом свете
Ищут эту елку.
Где жар-птица в клетке,
Золотые слитки,
Где висит на ветке
Счастье их на нитке.
Только дед-мороза
Нету на макушке,
Чтоб в ответ на слезы
Сверху снял игрушки.
Желтые иголки
На пол опадают...
Все я жду, что с елки
Мне тебя подарят.
Такие стихи и помогли празднику утвердиться в наших сердцах. Главное здесь, что Симонов пишет о новогодних традициях как о чем-то давно устоявшемся и понятном каждому. Хотя Дед Мороз на макушке все-таки традиционным не стал. Тут ближе к истине оказался Вертинский с его послевоенным: «Мы на елку повесим звезду».
А потом началась война. И оказалось, что новогодние воспоминания для молодых бойцов – из самого дорогого. Это и есть дом, детство, сказка. И Новый год отмечали и воспевали в действующей армии – он притягивал как магнит.
Припав к окну,
Ищу свою звезду.
Снег падает
На землю величаво.
Грядет
Единственная ночь в году,
Когда грустить
Мы не имеем права.
У Юлии Друниной есть стихи и о встрече Нового года на фронте. Тогда ей было 19 лет. После такого махнуть рукой на новогодье стало невозможным, непредставимым.
Послевоенный праздник
В 1949 году художник Юрий Пименов создал картину «Новый год». Наверное, никогда новогодние праздники не отмечали так искренне и весело, как в послевоенные годы. Страна ещё не до конца преодолела разруху. Матери и невесты ещё ждали сыновей и любимых. Жилось трудно, неимоверно трудно. Но душа просила праздника — особенно под Новый год. И зажигались ёлки, и звучали тосты, и разрывались во всю заснеженную ивановскую патефоны и радиоприёмники.
Художник Юрий Пименов был талантливейшим летописцем городской жизни 1930–1950-х. На каждом его полотне — и детали, и настроение, свойственное времени. На этой картине мы видим благополучную квартиру, а может быть, большую комнату в коммунальной квартире. Новогодний праздник! Но ёлка не попала «в кадр». Пименов избрал для картины необычный ракурс: сначала перед нами — груда пальтишек и шинелей в прихожей, затем мандарины — символ новогодних праздников. И в отдалении, в комнате, — праздничное застолье. Тост произносит офицер, блистающий фронтовыми наградами. Счастливые, взволнованные гости. Впрочем, у каждого и у каждой имеется характер, есть оттенки настроения, не упущенные Пименовым. Бокалы подняты! На часах — без трёх минут 12. А ёлка... Да она же есть на картине! Да-да, присмотритесь! Над часами мы видим репродукцию знаменитой картины Фёдора Решетникова «Прибыл на каникулы», а там уж точно имеется нарядная ёлка.
Картина Пименова чем-то напоминает мне скромную сцену встречи нового 1946 года в романе Юрия Бондарева «Тишина». Одно поколение, хотя между первым послевоенным праздником и 1949 годом – историческая «дистанция огромного размера».
Дед Мороз на мотоцикле
Такими были новогодние торжества восемь десятилетий назад. А, когда фронтовые раны почти зарубцевались, наступило время новогодних кинокартин и мультфильмов. Здесь самый подходящий жанр, без сомнений, комедия. И – елочные представления, которые устраивались в каждом клубе, на каждом предприятии. Как это было, как это виделось? Как в сказке, дороги которой засыпаны снегом и серпантином.
Раньше с палкой, с посошком,
Дед-Мороз ходил пешком.
Он теперь совсем не тот,
Нынче мы привыкли:
Дед-Мороз под Новый год
Мчит на мотоцикле.
Или едет он в такси –
Ёлки, ёлки всюду, –
Дед, куда ни пригласи,
Обещает: – Буду!
Целый день звонки, звонки
В штабе новогоднем:
– Восемь дедов в Лужники
Вышлите сегодня!
В голубой тулуп одет,
Рассыпая блёстки,
На машине главный дед
Едет в зал Кремлёвский.
А оттуда главный дед
Едет в зал Колонный.
А за главным дедом вслед
Едет дед районный.
На метро во все концы
Едут деды-близнецы.
В парки, в школы, во дворцы
Входят деды-близнецы.
Блещет улиц белизна,
Снег на солнце розов.
Вся Москва полным-полна
Дедушек-Морозов.
Это Агния Барто. Очень точная фотография новогоднего настроения середины ХХ века. Конечно, она обращается к детям. Ведь это Барто! Но подмигивает и их родителям. Но важно, что это, по существу, все-таки детский праздник. Лозунг «Все лучшее – детям» после военных потерь был одним из самых искренних и естественных для советского общества. И взрослые, суровые люди под Новый год становились по-детски наивными и открытыми. Не только веселились, но и верили в чудо. Необычность новогодних дней подчеркивалась повсюду. На газетных страницах, на улицах, в поездах, в магазинах… Для того времени не характерны излишества. И мишуры на елочке, да еще и с волшебными огоньками было вполне достаточно, чтобы между нами витало ощущение чуда. Еще важнее, что мифологию праздника постоянно пополняли талантливые люди. Мы уже называли некоторых художников, писателей, кинематографистов.
Мультфильм "Когда зажигаются ёлки". Режиссёр Мстислав Пащенко, сценарист В. Сутеев, 1950 год.
Предновогодняя уборка
Приведем еще один пример из многих. Несколько лет исправно писал новогодние стихи Константин Ваншенкин.
Предновогодняя уборка,
И вечер с множеством затей,
И обязательная ёлка
В домах, где даже нет детей,
И я сочувствую сегодня
Друзьям, обиженным судьбой, —
Всем тем, кто в вечер новогодний
Не видит ёлки пред собой.
Поэт тонко почувствовал: в СССР Новый год стал праздником домашнего уюта, семейного очага. Так получилось само собой, а это ценнее всего. То, что такие стихи существуют – это дополнительный штрих к сказке Нового года. И важно, что таких штрихов много. Есть у нас шкатулка с ценностями и безделушками, которую мы открываем под Новый год. Ее содержимое нельзя заменить.
А все-таки неплохо, что у нас есть мирный и веселый праздник, связанный с личными детскими мемуарами и надеждами на чудо. А помните, как мы, затаив дыхание, смотрели, как переливаются разными цветами елочные игрушки? …Какой праздник без истории? Только заурядный, пресный. А наш Новый год хранит все лучшие легенды ХХ века. И всякий раз мы верим, что наступающий год будет светлее уходящего. И верим не зря. Пускай так и произойдёт. С наступающим, дорогие друзья!
Арсений Замостьянов
Следующая публикация
Нет комментариев