Предыдущая публикация
Розовые очки надежды
В начале лета я писала материал о планирующейся реформе в системе
взрослых психоневрологических диспансеров. В идеале ПНИ предполагается
гуманизировать: сделать доступным выход в город всем желающим пациентам,
заменить небьющуюся алюминиевую посуду на стеклянную… В перспективе же —
денег нет, госфинансирование урезать, по возможности переложить
содержание на плечи родственников и самих обитателей богаделен.
Такие интернаты все равно будут и должны существовать, пока есть
взрослые инвалиды с психиатрическими диагнозами, от которых отказались
или не могут содержать в собственных семьях, старики с Альцгеймером,
больные тяжелой формой церебрального паралича, чьи родители умерли…
Та статья в «МК» наделала много шума. Нас обвиняли в жестокости и
черствости, в непонимании момента. Я вспоминаю об этом потому, чтобы
опять не бросили камень: мол, в тот раз вы написали, что интернаты
хорошие, и их нельзя закрывать, а в этот — что они плохие. Где правда?
Они — разные. Дело в людях.
Так почему бы будущим реформаторам начать не с благополучной и сытой
Москвы, а с забытой богом дальневосточной Екатериновки, выяснить, каким
образом в коррекционный интернат для умственно отсталых детей могли
попасть колясочники, слабовидящие, дети с ДЦП, но с сохранным
интеллектом — если это действительно так?
По словам волонтеров, у Алеши светлая голова — ему просто нужна
семья, которая им займется, нужна мама. В следующем году он даже успел
бы по возрасту пойти в первый класс…
«Алеша очень ждет свою маму. Когда был поменьше, подходил к
волонтерам, заглядывал в глаза и с надеждой спрашивал: «Ты — мама?..»
Приходится выступать адвокатом медицинского и педагогического
персонала. Может быть, они не так уж и виноваты? Обычные люди, с семьями
и детьми, отмечающие Новый год и дни рождения, смеющиеся, ходящие на
выборы, обсуждающие сейчас — как без этого? — запреты абортов, зарплаты и
пенсии, а может, сколько картошки закупать на зиму… Так почему же они
такие равнодушные по отношению к своим и без того обделенным
воспитанникам, как в случае с Полиной Березкиной?
Почему приморская судья Оксана Соловьева запросто сломала бы жизнь незнакомой ей четырехлетней Эле?
Или это способ выжить самим — убить в себе человека? Перестать чувствовать, стать частью системы, одним из ее винтиков?
Потому что жалеть всех — так у самих тогда никакого сердца не хватит.
А работать надо… Писать приговоры, кормить по утрам кашей тех, кто сам не держит ложку…
И гораздо проще сейчас трындеть в СМИ и соцсетях о судьбах только что
зачатых зародышей, чем взять билет на самолет да и рвануть за тысячи
километров, как когда-то Юля Бейсенова из Германии за Элей и из Нижнего
Новгорода приемная мама Полины Березкиной. Чтобы спасти будущее
совершенно незнакомого мальчика Алеши, пяти с половиной лет.
P.S. Просим считать эту статью официальным обращением к Анне Кузнецовой, уполномоченному по правам ребенка в России.
Следующая публикация
Нет комментариев