Предыдущая публикация
ЛЕРМОНТОВСКИЕ ТАРХАНЫ
28
Лермонтов постоянно видел родное село не только из окон своей комнаты, размещённых в мезонине. Когда он подрос, он нередко навещал дом кормилицы... на улице Овсянка. Там жила его "мамушка", как любовно называл Лермонтов свою кормилицу.
По сложившейся традиции в высокопоставленных дворянских семьях имели кормилиц. На наш взгляд, была и другая причина, которая касалась Лермонтовых..., чтобы приискать кормилицу...
Безусловно, болезненное состояние жены заставило Юрия Петровича согласиться на то, чтобы ожидаемого ребёнка вскармливала другая женщина...
Предпочтение отдали Лукерье Алексеевне Шубениной. Ей исполнилось 29 лет от роду. Кроме новорождённой Татьяны у неё росли ещё трое детей, отличавшихся крепким здоровьем, добрым нравом, ласковостью, и об этом хорошо было известно в барском доме...
На первых порах она помогала молодой матери кормить младенца. Однако вскоре его отняли от груди роженицы и передали на полное попечение Лукерьи Алексеевны. Её дочь Татьяну, вероятно, отправили в Тарханы...
Лукерья жила на всём готовом в отдельной комнате с младенцем. Вкусно и сытно накормлена, как "барыня" разодета в опрятное платье, она знала только одно: ходить за младенцем. Зато за каким младенцем -- единственным тарханским барчонком!
Чуть что не так -- жди немилости, особенно от старой госпожи Арсеньевой. Вина не твоя, а будешь виновата.
-- Хоть бы бог послал ему здоровья, -- молила Лукерья Алексеевна.
И она со всей добротой, сердечной теплотой и чуткостью исполняла свои обязанности. Постоянно смотрела, суха ли постелька, кормила грудью, укладывала спать, выходила с ним гулять.
Если плакал, сумела унять, забавить его. Невелик труд простирнуть пелёнки, распашонки, высушить и прогладить их паровым утюгом...
Особенно долго тянулись зимние ночи. Только чуть-чуть склонит дремота, а в кроватке слышится всхлипывание. И кормилица начеку. Она тихо убаюкивает его:
Бау, Мишенька, бау!
Ох, ты сон да дрёма.
Пойди к Мише в голова...
Он засыпает, а Лукерья вспоминает о своих родных:
-- Как там они? Как хозяйство, дом? Как ребятишки? Не отвыкли ли от матери? Накормлены, напоены ли? Как там без материнского молока младшая?..
Зато какая это удача, -- думала она, -- что именно её приметили господа. Суметь бы только угодить им, а там, может, и наградят за усердие...
И Лукерья Алексеевна души не чаяла в младенце , опекала его пуще родного сына.
Она не знала ни грамоты, нигде и ничему не обучалась, но помнила пословицу:
"Дитятко, что тесто: как замесишь, так и вырастет".
До двухлетнего возраста она кормила и пестовала его. И всё это время жила в барском доме. Лишь изредка навещала свою семью да в период прогулок с младенцем на руках виделась с мужем и детьми.
Когда наступил срок передать его Бонне, Лукерья Алексеевна вернулась в свою семью. Мальчик, видимо, скучал без своей воспитательницы и требовал от родителей, чтобы она наведывала барский дом или его самого водили к кормилице. Эти встречи приносили большую радость, как Лукерье, так и юному Лермонтову. Они становились для обоих праздником, о которых поэт никогда не забывал.
Правнучка кормилицы рассказывала в 1939 году о том, что уже взрослым Лермонтов продолжал относиться к Лукерье Алексеевне и её семье с чувством глубокого уважения и по-родственному:
-- Бывало, когда приедет в Тарханы, так беспременно навестит свою мамушку. Зайдёт, поздоровается, ребятишкам раздаст гостинцы, а ей иль материи на сарафан, а то даст бумажку (деньги)...
Бывало, взгрустнет он и скажет: только мне и жизни было хорошей, пока в Тарханах находился...
Уж больно душевный был человек...
Заслуга же Лукерьи перед господами не осталась без вознаграждения. Они построили ей новый дом, выделили в собственность надел земли в поле и отдали в вечное пользование её семье большой участок в селе. Самое же главное -- Шубениных освободили от крепостной каторги -- барщины.
На такие милости вряд ли кто из них рассчитывал...
Однако чтобы выходить будущего поэта, Лукерья Алексеевна вынуждена была пожертвовать здоровьем новорождённой дочери Татьяны, ровесницы Лермонтова.
Молоко, предназначенное природой одному младенцу, отдали другому.
Татьяна, лишённая материнской опеки, завяла и угасла на третьем году от рождения.
Нам, разумеется, ничего не известно о том, как такое событие было воспринято в семье, и остаётся только догадываться о степени горя кормилицы, потерявшей ребёнка в таком возрасте.
(П.А.Фролов. Лермонтовские Тарханы.)
М. Ю. Лермонтов в детстве.
Следующая публикация
Нет комментариев