Веха Мира

Только постоянное применение активной силы цельного внимания к каждому мелкому труду может вывести из бессознательного движения по Земле. Привыкнув к постоянному наблюдению в себе над точностью отдаваемого внимания, человек начинает сосредоточиваться над процессом своего творчества в каждом деле. Он постигает цельность каждого им произносимого слова. И его склонность к юмористическому отношению к вещам и людям сменяется глубокими вопросами: что же есть его сила? чем он может победить? чем он может освободить в себе сознание, чтобы его мысль и внимание приковывались только к тому, что он делает сейчас, а не прыгали бы с места на место без всяких целей? Мысль о труде над вниманием необходима как постоянный спутник творчества. Как разработать в своём сознании внимание? Всякая психическая сила есть только одна из составных частей Единого, живущего в каждом. И нет чудес. Только постоянным привлечением своего сознания именно к данному аспекту Единого и постоянною радостью в работе над этою ветвью можно проснуться в единое мгновение обладателем того сокровища, над которым ты трудился, любя. В это мгновение не только твоё внимание в тебе заговорит, но с тобою вместе и Творящая Сила, обладающая большим развитием сил Единого в своей сфере, ответит тебе и проведёт тебя в то сознание, что люди зовут вдохновением. Раскрыть в себе путь к творчеству нельзя упорством воли. Творчество есть гармония. И поскольку ты имеешь в себе силы развитыми, ты входишь в более или менее гармоничное творчество. К.Е. Антарова "Как прожить свой серый день"

Ученый тем и отличается от обыкновенного человека, что склонен задаваться вопросами; способность регистрировать ответы играет куда меньшую роль, и кроме того, она развивается по мере необходимости. Конечно, "задаться вопросом" не обязательно означает задать вопрос, выраженный словами. В действительности необходимо привести себя в состояние готовности получить ответ, предварительно сосредоточив внимание на определенной проблеме; слова же служат вспомогательным средством, помогающим сосредоточиться. Хотя Откровение -ответ - возникшая "ниоткуда" мысль - не отвечает обычно в точности на заданный вопрос (хотя бы потому, что вопросы как правило некорректны, а человек не владеет языком, на котором можно воспринять адекватный ответ), оно обязательно содержит какую-нибудь дополнительную информацию, касающуюся данного вопроса, то есть то, о чем человек не спрашивал, но что ему сообщается, так сказать, бесплатно как информация к размышлению. Так, ученому приходит в голову не только необходимое преобразование, но и общий принцип, из которого оно вытекает; психотерапевт слышит в своей голове не только следующую фразу, которую нужно сказать пациенту, но и интонацию, с которой она должна быть произнесена; исследователь получает не только ответ на свой вопрос, но и направление дальнейших исследований; влюбленный получает не только информацию о том, как угодить предмету любви, но и предупреждение, когда ему следует остановиться, чтобы тот не избаловался; писателю в голову приходит не только конкретное воплощение данного поворота сюжета, но и план дальнейшего повествования и т. д. Может быть, эта дополнительная информация, которая всегда выходит за те рамки, которые человек, сознательно или бессознательно, устанавливает для возможного ответа, и является самой ценной. Однако ее правильная интерпретация и использование в дальнейшей деятельности сознания обычно неочевидны, и здесь уже сложно полагаться только на рациональное мышление и сознание. Утверждение, что сознание, нужным образом переключив внимание, должно передать управление программе подсознания, означает в переводе на обычный язык довольно тонкую вещь: именно, сознанию отводится скромная роль как бы бокового зрения, что определенным образом регулирует взаимоотношения интуиции и разума. В идеале человек опирается на интуицию, но контролирует и управляет ею сознанием. В частности, обучение идет под эгидой лозунга "Выучить, чтобы забыть", а точнее, погрузить в подсознание. Так человек, выучив грамматику родного языка, благополучно о ней забывает, но остается грамотным. Если же "забывания", вследствие слишком пристального (не бокового) взгляда сознания не происходит, то с человеком может случиться то же, что и с известной глубокомысленной сороконожкой, которая спросила себя: "В какой последовательности переставляю я свои сорок ног?" - и после этого не смогла сделать ни шагу. То, что прямой взгляд сознания убивает чувство, известно хорошо. Но это еще не все. Для полноты следует добавить, что, во-первых, прямой взгляд сознания убивает и мысль: она теряет глубину, тайну, становится плоской, выхолащивается ее энергетическое содержание; а что касается чувств, то здесь боковой присмотр сознания был бы очень полезен. За примерами читателю, скорее всего, далеко ходить не придется. А.Г. Каменский

"Не прыгай - упадёшь, разобьёшься" - на детской площадке говорит мама малышу, забравшемуся на лесенку. И "прошивает" мозг своему ребенку и малышам, стоящим рядом. Мама - авторитет. И вместо того, чтобы поддержать: "молодец, сынок, сам забрался как высоко", и помочь спрыгнуть, снимает мальчика с лесенки: "не смей больше лезть так высоко". А прыжок был так рядом, так манил. Спрыгнуть с помощью мамы сейчас, в два года, и испытать радость прыжка, который сродни полёту... В кафе аэропорта мужчина за соседним столиком заказывает спиртное, выпивает залпом и ловит мой взгляд. - Боюсь летать, не могу просто. С детства боюсь высоты... С детства... Страх высоты. Наверное, ему мама не помогла спрыгнуть с той лесенки, когда ему было два года. Боязнь внутри меня параллелится с болезнью. Да, это "болезнь" - для Души, которая ничего не боится. Она спрыгивала с высоты в Явь, Душа смелая и отважная, беЗстрашная. И каково Душе в теле, которое боится высоты, боится летать, боится прыгать? А значит боится преодолевать трудность. Ведь страх высоты - это трудность, с которой воспитался, с которой рос, к которой привык. Привык бояться высоты. А значит, привык бояться трудностей и не решать их. А значит, не преодолевать. А значит, не открывать себя в себе. А значит, не познавать, какой ты на самом деле. Страх - это блокиратор действий. А действие ведёт к делу. А дело - это труд - набор Созидательного Опыта Души, за которым ты в Явь и воплощался. Не трудишься - не набираешь. Тогда зачем ты здесь? Чтобы бояться? И кормить страхами систему? Засёк в себе инородное, страх, боязнь, - и начал сразу же трудить. Перетирать в себе, откуда, зачем и почему. И как преодолеть. Не спрятаться, не уйти в сторону, от самого себя, а трудить. С детства сильно боялась высоты, хотя вроде бы, и не ругали за высокие лестницы. Тогда в какой же ситуации «прошили» мозг в детстве на страх высоты? Может, когда всё время говорили: "не беги, упадёшь - разобьёшься", или когда с разбегу запрыгнула на санки и рассекла губу, когда ругали и стращали, что буду некрасивой девочкой со шрамами на лице, и никому не буду нужна? Никому не буду нужна. Тоже «прошивка», и ещё какая. Страх оказаться никому не нужной преследовал по жизни. ...Поле за деревней. Огромное, необхватное глазом. Частный дельталёт. Друзья, у которых гостишь, готовятся к полёту. А ты просто стоишь и смотришь. Потом машешь им рукой, потом теряешь из виду маленькую точку - диковинную "птицу". Один полёт. Второй. Третий. Уже голова кружится от задранного кверху затылка. Встречаешь – провожаешь. Провожаешь – встречаешь. Все полетали. Одна ты стоишь на земле, объятая страхом высоты, и думающая, как же им не страшно. И как там, наверху? Там, наверху, где птицы летают… Пилот зовёт в полёт. Остаётся крайний круг и по домам. - Я? Нет, я здесь за компанию. Я не хочу. - Боишься? Слово обжигает. Кому охота признаться в своём страхе? - Нет, чего бояться. Просто не хочу и всё. - Значит, боишься. Это почти как в самолёте, летала хоть раз? - Не боюсь… В самолёте тоже не летала никогда, не пришлось… Отпирания безполезны. И так понятно всем, что боишься. Тебе самой понятно, что ты ужасно боишься высоты. И это не открытие. Это просто факт и всё. Страх. Липкий, потный страх высоты. А там, наверху, птицы… Все дружно начинают тебя уговаривать. И чем больше уговаривают, тем сильнее этот липкий, потный страх высоты. Пилот, устав от уговоров, вдруг зачем-то начинает рассказывать о гибели своего друга на таком же дельталёте, о травме второго и инвалидности третьего, неудачно приземлившегося в кукурузнике. Липкий, потный страх уже потёк в пространство. От тебя «фонит». Пилот деловито начинает готовиться к полёту. Летит один, уже всех перекатал. Вечереет. Делаешь шаг за пилотом. Потом следующий. Молча подходишь, берёшь шлем. И понимаешь, что назад пути нет. Только вперёд и только вверх. Липкий, потный страх сковывает конечности. Буквально парализует руки, никак не можешь водрузить шлем на голову. Пилот молча помогает. Друзья стоят в стороне и молчат. Тишина. И только гулкий стук сердца. Тук-тук-тук. Кажется, что сейчас сердце остановится. От страха. Мозг стучит барабанной дробью: «Ты что делаешь? Назад! Нельзя! Это страшно! Упадёшь – разобьёшься». А Душа ликует и поёт. Она уже там, наверху, где птицы. Садишься и понимаешь, что держаться просто не за что. Это просто рама с сиденьем. Как велосипед. Только велосипед по земле, а это… это вверх. Хватаешься судорожно за пилота. Мотор заводится. Раз-два-три. За эти «раз-два-три» передумывается на сумасшедших скоростях всё, что только можно передумать о себе и своём шаге. И в «три» уже готова остановить пилота и спрыгнуть. Но в этом «три» дельталёт подпрыгивает и начинает отрываться от земли. Липкий, потный страх парализует всё тело. Потом будешь прокручивать этот миг как в немом кино по тысяче раз, вспоминая как это было. Этот миг отрыва от земли. Как земля удаляется из-под ног, только ног своих уже не чувствуешь. И крик уже готов сорваться с губ: «вниз, верните меня вниз, на землю», как диковинная «птица» взмывает в такую высь, что просто перехватывает дыхание. Здесь оказывается очень холодно, и теперь непонятно, отчего трусятся ноги – от страха или холода. Ветер бьёт в лицо с такой силой, что шлем съезжает вбок, закрывая половину лица, и ты силишься разглядеть одним глазом, что же там внизу. Внизу. Ты, наконец, смотришь вниз. А внизу – точки, точки. Дома, деревья – точки. А ты летишь, как птица. Как птица… Отрываешь руку от пилота, серьезно кренишься вбок. Поправляешь съехавший шлем. Не хочется лететь как птица и с одним глазом. Хочется видеть всё и вся. Ведь ты… летишь. И ветер, которого Предки величали СтриБогом – он здесь. И ты в нём. А какое Солнышко!. И ты смотришь на его величие, на его силу и красоту, в этих лучах, тёплых и родных. И вдруг понимаешь, что это совсем не страшно - отрываться от земли, подниматься вверх и смотреть вниз. Это так здорово и радостно. Это жизнь, самая настоящая жизнь. И радость заливает всё нутро, и липкого, потного страха уже нет. А есть только одна охота ещё, ещё лететь. Но дельталёт уже приближается к земле, раз-два-три, колёса касаются борозды, и подпрыгивает диковинная «птица». А ты не хочешь, ты хочешь туда, ввысь. Снимаешь шлем, задираешь голову и говоришь: «Хочу туда, ещё туда». Пилот улыбается. И ты понимаешь, почему у него дельталёт, и почему он вот так, по зову сердца, летит ввысь. И без этого не может. И ты не можешь уже… без высоты… И вот два года спустя первое восхождение на твой первый в жизни Вулкан. Он такой трудный, он такой опасный. Крутой подъём вверх. И шквалистый ветер, и холод ниже нуля. И ты стоишь на самом краю вершины, внизу пропасть, а там вдали – простор, ширь и красота! И ты вдруг осознаёшь, что смотришь вниз с такой высоты и не боишься! Почему? Где же этот привычный, липкий, потный страх? А его нет… И тут вспоминаешь "страх-дельталёт-страх-взлёт" - тот самый шаг к себе и в себя… чтобы сейчас вот так раскинуть руки и слиться воедино с этим простором, с этой вершиной, с ветром и с этой красотой. И ты часть всего этого! Малая часть в Великом, где нет никакого страха…

Музыка Чаплина на стыке эстрадной и классической

Час пробил. Время великих перемен наступило. Час первый будет последним для многих. Волны пространства идут концентрически, ударяя во все лежащее на их пути. Ответствует всё, даже камень, но осознают лишь приемники избранные. Но сердце всегда отзвучит: часто тоской непонятною, часто беспричинной радостью. Потому в час последний сердце и будет судьей. Человек еще не осознал, но сердце уже решило. По сердцу пойдет разделение на принявших и отвергнувших Свет. Не смотрите на утопающих в благополучии и жизни привольной. От суда никому не уйти. Спят сердца благополучных. Горе и страдание открывают зрение сердца. Сытые и богатые отвратятся. Зачем им Свет, когда переполнен желудок и обеспечена жизнь? Кто устремится за Мной? Вы, исстрадавшиеся сердцем и обремененные ношею непосильной. Очищение планеты от космических отбросов пойдет тоже по линии сердца. Сперва суд, потом решение, потом очищение. Хозяин Земли тоже думал, что силен и неуязвим и ничто не поразит его. Но поражен и унесен с Земли. Так же и слуги его все еще помышляют о безнаказанности своей и неуязвимости. Но сочтены дни их. Как листья сухие, унесет их космический вихрь. Куда? Где найдут пристанище и прибежище? И когда? И найдут ли? На Землю возврата нет. Миры не примут. Куда пойдут они, преданные отцом предательства, погибшим космически? Предатели всех степеней, уйдете в бездну через врата последнего великого предательства, предавшего уже вас. Зло предает само себя. Потому самопожирается зло, от добра отделенное. Отделенное от добра и носителей его, зло предоставляется самому себе — страшной участи самопожирания, ибо вы, отделенные от него, неуязвимы и энергии его должны будут по закону возвратного удара обратиться на носителей зла. Волны огня окружат детей Света, и волны огня окружат темных. Скорпион, окруженный пламенем, жалит себя и умирает от собственного яда. Так же погибнут и служители темные. Огонь, пламя и Свет — друзья устремленных ко Свету. То, что будет радостью и спасением для одних, гибелью станет для многих, Свет не принявших. Готовьтесь к дням небывалым. Великое переустройство идет к завершению для утверждения уже новой ступени. Напрягается пространство последним призывом в ряды воинов светлых. Еще можно выбирать, сделав выбор последний. Еще есть возможность для сердец спящих проснуться. Но надо проснуться сердцем. Горе проспавшим зарю Прихода, Суда и решения. Свет утвердится в сердцах пробужденных. Все остальные уйдут. Б. Абрамов

Так называемая эмансипация в тех формах, в которых она проявляет себя практически, как на житейских планах, так и в "неооккультизме" (так называемое уравнивание женщин в правах с мужчиной) представляет из себя не что иное, как ОМУЖИЧИВАНИЕ ЖЕНЩИНЫ. Такой подход к уравниванию мужского и женского начала на самом деле является ещё большим усилением принципа мужского начала, которое маскирует себя под женской оболочкой. Этим самым разбаланс начал становиться ещё более опасным, чем в прямом проявлении. Некоторые силы очень желают упрочнения такого положения дел и его развития в этом направлении. Развитие этого усиливает существующий дисбаланс на планете и ведёт планету и её обитателей к разрушению. Суть этого дисбаланса заключается в непонимании женщинами и мужчинами, что есть истинно женское, что есть истинно мужское и что женское по форме должно быть женским по сути или совмещать в себе мужское и женское. А мужское по форме должно быть мужским по сути или совмещать в себе мужское и женское. Для того, чтобы дисбаланс был устранён, необходимо, чтобы большое количество женщин и мужчин осознали, в чём заключается истинная женственность и истинная мужественность. Только это может позволить прекратить существующий дисбаланс, так как это снимет соперничество, длящееся многие столетия (больше на плане подсознания) между мужчиной и женщиной по форме, а по сути между ДВУМЯ НЕВЕЖЕСТВЕННЫМИ КЛАНАМИ СУЩНОСТЕЙ МУЖСКОГО ПЛАНА, воплощённых в мужские и женские тела. Валерий Ломовцев "Ищущим"

Весёлость – это не баловство, не самодовольство, она есть высшее знание и любовь, она есть приятие всей действительности, бодрствование на краю всех пропастей и бездн, она есть доблесть святых и рыцарей, она нерушима и с возрастом и приближением смерти лишь крепнет. Она есть тайна прекрасного и истинная суть всякого искусства. Поэт, который в танце своих стихов славит великолепие и ужас жизни, музыкант, который заставляет их зазвучать вот сейчас, – светоносен, умножающий радость и свет на земле, даже если он ведет нас к ним через слезы и мучительное напряжение. Поэт, чьи стихи нас восхищают, был, возможно, печальным изгоем, а музыкант – грустным мечтателем, но и в этом случае его творение причастно к веселью богов и звезд. То, что он нам дает, – это уже не его мрак, не его боль и страх, это капля чистого света, вечной веселости. И когда целые народы и языки пытаются проникнуть в глубины мира своими мифами, космогониями, религиями, то и тогда самое последнее и самое высокое, чего они могут достичь, есть эта веселость. Мир, как изображают его эти мифы, начинается в своих истоках божественно, блаженно, блестяще, по-весеннему прекрасно, золотым веком; затем он заболевает и приходит в упадок, он грубеет и нищает и в конце четырех опускающихся все ниже и ниже веков созревает для того, чтобы его растоптал и уничтожил смеющийся и танцующий Шива, – но этим дело не кончается, все начинается заново улыбкой сновидца Вишну, чьи играющие руки создают новый, молодой, прекрасный, блестящий мир. Поразительно: с ужасом и стыдом глядя на жестокую игру мировой истории, на вечно вертящееся колесо алчности и страданий, увидев и поняв бренность сущего, алчность и жестокость человека и в то же время его глубокую тоску по чистоте и гармонии, этот, как ни один, может быть, другой, умный и способный страдать, народ нашел для всей красоты и всего трагизма мира эти великолепные притчи – о старении и гибели сущего, о могучем Шиве, растаптывающем в пляске пришедший в упадок мир, и об улыбчивом Вишну, который лежит в дремоте и из своих золотых божественных снов сотворяет, играя, мир заново. Герман Гёссе "Игра в бисер"