Никто не забыт, ничто не забыто
СУДЬБА ВОЕННОПЛЕННОГО
Трагические события, окончившейся почти восемь десятилетий назад Великой Отечественной войны, как известно, для калмыцкого народа были сопряжены их насильственной депортацией в районы Сибири и Крайнего Севера. А наш земляк Манджи (Михаил) Лиджиевич Паскенов, волею злого рока оказавшийся во вражеском плену, испытал на себе двойной геноцид. Тяжелые воспоминания отца, прошедшего круги ада, до сих пор отдаются глубокой болью в сердцах его детей. В частности, сына Виктора, который и рассказал нам эту грустную историю.
Прежде чем приступить к своему рассказу, наш собеседник приводит официальные исторические факты, касающиеся советских военнопленных, напомнив, что на данную тему у нас надолго было наложено табу. Эти люди, а всего за годы войны через немецкие лагеря прошли до 5,7 млн. советских солдат и офицеров, испытали на себе самый массовый геноцид Второй мировой войны. И хотя уже на Нюрнбергском процессе жестокое обращение с ними было квалифицировано как преступление против человечности, в СССР только в 1956 году впервые официально признали факт «грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей». Многие из них так и не дождались выхода указа «О восстановлении законных прав российских граждан - бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период». Этот долгожданный документ был подписан президентом Борисом Ельциным только в 1995 году, накануне 50-летия Великой Победы.
Теперь уже доподлинно известно, что причинами пленения большого количества военнослужащих стали быстрое продвижение немецких войск в глубь СССР и окружение крупных соединений Красной Армии в первые месяцы войны. Из общего количества военнопленных 3,3 млн. (57,8%) погибли от голода, холода, инфекционных болезней, непосильного труда и систематических казней, совершаемых солдатами вермахта, специальными подразделениями службы безопасности. Остальным удалось выжить, дождаться освобождения. А что их ожидало впереди, остается только догадываться. Они были вынуждены скрывать горькую правду от родных, тем более своих детей.
Так и было в семье Паскеновых, которая после возвращения из сибирской ссылки жили на второй ферме совхоза «Ленинский», в поселке Бор-Нур. Глава семьи был инвалидом 1 группы, передвигался с помощью костылей. О себе не любил рассказывать, хотя был прекрасным собеседником. Чаще к нему с расспросами приставал Виктор, который считался из трех братьев и сестры самым любознательным. Так Виктор узнал, что отец 1914 года рождения, он уроженец поселка Кецн Булук Степновского района Астраханской губернии. Их у родителей было 14 детей, а выжило только четверо. Кроме него сестры Болха (1910 г.р.), Цаган (1920 г.р.) и братишка Улюмджи (Алексей) (1923 г.р.).
Когда началась война, Улюмджи тоже ушел добровольцем на фронт. По словам Виктора, отец считал, что его братишке повезло. Войну он прошел командиром стрелкового взвода, трижды был ранен. Принимал участие в Курской битве, 9 мая 1945 года встретил в Праге.
А Манджи Лиджиевич, который тоже почти с первых дней нападения фашистов оказался на фронте, не любил вспоминать про свой боевой путь. Когда его просили рассказать о фронтовых буднях, у него был один ответ: «Не дай Бог вам слышать и знать о войне, это самое страшное, что может быть на свете». Все же сыну Виктору, расспрашивая отца и посторонних людей, кое-что удалось выяснить. В частности, узнал, что хорошо подготовленного бойца Паскенова сразу определили в 52-й кавалерийский полк. Ведь он всего лишь за месяц до начала войны вернулся из армии, где обучился джигитовке, снайперскому искусству. К тому же, Манджи Паскенов, как и многие калмыки, был прекрасным кавалеристом. Хорошо держался в седле, сидел как влитой. С конем был как единое целое, в фас напоминал сказочного кентавра. Ловко владел саблей, метко на скаку стрелял из ружья.
А про то, что он был в плену, вообще умалчивалось. Раскрылся сей факт чисто случайно. Как вспоминает Виктор Манджиевич, однажды, в семидесятые годы они вместе смотрели военный фильм, и во время одной из сцен, где звучала немецкая речь, отец неожиданно сказал, что понимает, о чем они говорят. Узнав, что отец немного владеет немецким языком, Виктор попросил его произнести знакомые ему слова. Манджи Лиджиевич выполнил просьбу сына, который после этого сразу спросил: «Ты что в концлагере был?».
Виктор до сих пор помнит тот испуганный взгляд отца, и их диалог.
- Ты как узнал?
- Ты же сказал «линкс ум, рехтс ум, мютцен аб», а это команды «налево направо, шапки долой». По фильмам знаю, они широко использовались в концлагерях.
Только после этого разговора отец признался сыну, как попал в плен, что находился в концлагере, расположенном в Норвегии, рассказал о пережитых испытаниях, о том, как их в мае 1945 года освободили американцы.
Свой страх и нежелание рассказывать об участи военнопленного Манджи Лиджиевич объяснил тем, что он боится не за себя. Ему уже ничего не страшно. Он испугался за детей, за их будущее. На самом деле, он был прав по-своему, еще не пришло тогда время говорить правду.
Как теперь выясняется, Виктор Манджиевич, выслушав рассказ отца, дал ему слово, что никому не расскажет о его прошлом. И до настоящего времени хранил их тайну, лишь недавно решился обнародовать давнюю историю о судьбе военнопленного Паскенова. По утверждению нашего собеседника, он много лет в дополнение к истории, рассказанной отцом, пытался найти документы в архивах минобороны, но тщетно. И лишь запрос, сделанный в Норвегию, пролил свет на некоторые детали. Несмотря на прошедшие десятилетия, там сохранились данные по Манджи Лиджиевичу, где точно указаны место и год его рождения, ФИО матери, и даже его вероисповедание, что он буддист.
А ведь Манджи Паскенов в июне 1941 года даже не успел попрощаться с матерью. Он был в степи, пас овец, когда ему доставили повестку. Оставив хозяйство помощнику, забежал домой, сказал, что едет в военкомат узнать, когда отправка и сразу вернется через пару часов. Выбегая из дому, попросил мать сварить чай, пообещал попить с ней вместе свой любимый напиток. Но, увы, этому не суждено было сбыться. С военкомата их, загрузив на подводу, запряженной парой быков, сразу повезли в Дивное. Так он и ушел на фронт. В 52-м кавполку был назначен сначала коноводом, в задачи которого входило уводить коней в тыл, пока будет бой, при контрнаступлении приводить их обратно. Но он почти сразу отказался, попросил отменить приказ и оставить его на передовой. К тому же, он хотел быть рядом и поддержать молодого бойца, нашего соплеменника, который, как было заметно, испытывает волнение перед первым боем. Командир эскадрона тогда еще отругал красноармейца Паскенова, сказав, что при управлении лошадьми у него есть шанс остаться в живых. Манджи Лиджиевич все-таки настоял на своем, и остался рядом с земляком. Но уберечь его от пули все равно не смог. Будучи тяжело раненным в живот, этот парнишка на родном языке просил пристрелить его. Как вспоминает Виктор, рассказывая об этом случае, отец даже по прошествии многих лет прослезился, говорил, до сих пор видит его лицо и слышит жалобный голос.
Бои шли тяжелые, красноармейцы потихоньку отступали к Вязьме, где делали вылазки в немецкие тылы, рубили пехоту, громили склады, штабы, вырезали артиллеристов на позициях, на марше. Что интересно, за все это время кавалериста Паскенова не задела ни одна пуля или осколок. Но, все же, наступил роковой день. С утра атаки немцев сменялись артобстрелом. Потом вроде все стихло, и вдруг послышался гул самолетов, а вскоре полетели бомбы. Очнулся Манджи Лиджиевич от сильной головной боли, во рту, в ушах, в носу была кровь вперемешку с землей. Рядом говорили по-немецки. Когда его накрыло взрывом бомбы, потерял сознание и его засыпало. Говорят, что он стонал и по стволу карабина нашли его и откопали. Так и оказался в плену.
Когда военнопленных пригнали в Норвегию, местные жители по дороге пытались им передать одежду, еду, несмотря на угрозы и предупреждающие выстрелы фашистов. Работали в каменном карьере, ломали, таскали камни наверх. У кого заканчивались силы, кто падал и не мог встать, с ними разговор был короткий – автоматная очередь. Однажды нашему земляку с трудом удалось избежать такой участи, он помнит, над ним уже стоял молодой немецкий солдат с небесно-голубыми глазами. Но Манджи Лиджиевич, собрав всю силу воли в кулак, не дал себе упасть вниз, продолжил путь. А охранник злой от досады штыком проткнул ему область ниже спины, еле остановили кровь и сами военнопленные без анестезии зашили рану.
Утром 3 мая 1945 года запомнилось тем, что вместо привычного лая собак на территории концлагеря послышался шум машин. Открылись ворота барака и на ломанном русском языке прозвучала команда: «Иван, выходи!»
Но на этом мытарства военнопленного Паскенова не закончились. Добравшись до Калмыкии, он узнал, что республики больше нет, и все местное население подверглось репрессии. Пока доехал до Сибири, неоднократно подвергался унизительной процедуре выяснения личности. И как только Манджи Лиджиевич предъявлял документы, выданные при освобождении из концлагеря, часто жестоко избивался военными патрульными, которые видели в нем предателя Родины. После одного из таких избиений в Баку он не мог двигаться, хорошо добрые люди помогли сесть на отплывающий корабль.
Понадобилось еще два года, чтобы встретиться с родными. Передвигался на платформах грузовых вагонов, поездах, помогая грузить дрова, уголь для топки паровоза. Так в январе 1947 года оказался в Ялуторовске Тюменьской области, там нашел земляков, они и послали весточку о нем братишке Алексею (Улюмджи). Он вскоре приехал за Манджи Лиджиевичем, который на тот момент напоминал лишь тень человека. Истощенный, с длинной бородой, завшивленными волосами стоял на перроне в истрепанной шинели, через которую прощупывались ребра на его худом теле. Узнать можно было только по большим черным глазам. Родные люди долго плакали, крепко обнимая друг друга.
Но и после этой встречи судьба приготовила им очередное испытание. По дороге в совхоз Беркут, где жила их семья, братьям Паскеновым надо было сесть в товарный поезд, а затем в определенном месте спрыгнуть на ходу. Первым покатившийся с насыпи Алексей увидел, что Манджи зацепился подолом шинели за вагон поезда, который потащил его вдаль.
Братишка долго шел за поездом, вытирая слезы, думал, только нашел родного человека и снова потерял. Уже не надеялся найти его, как услышал, словно из - под земли, тихий голос Манджи, звавший его на помощь. Он лежал в сугробе, недалеко от насыпи. Алексей схватил брата, взвалил на плечо и нес до своего колхоза, располагавшегося в 52-х километрах от железной дороги. Говорят, своя ноша не тянет, тем более ноша та представляла тогда лишь скелет, обтянутый кожей.
Так, постепенно родные выходили бывшего военнопленного, к сожалению, ставшего впоследствии инвалидом. Манджи Лиджиевич позже создал семью, вырастил детей, которые бережно хранят светлую память о нем.
В завершении своего рассказа его сын говорит: «У калмыков есть такое мудрое выражение «зурсн зура», то есть, кому какая предначертана судьба. Значит, моему отцу Всевышним был определен этот тернистый путь, отпущен 71 год жизни на Земле. Оттого, не погиб, выдержал испытания, вернулся домой. Жаль, что не дожил всего лишь 10 лет до принятия Указа о полной реабилитации военнопленных. Ом мани падме хум!»