Предыдущая публикация
А ТЕПЕРЬ УЖЕ ПОЗДНО...
В САМОМ НАЧАЛЕ 90-х, когда зарплата стремительно стала
приближаться к стоимости той снеди, что мы брали с собой на суточное дежурство, я понял, что смысла в моей работе в реанимации уже не осталось.
Впереди маячил пятый курс, на шестом я планировал прийти в субординатуру в моей же больнице, короче говоря, нужно было прерваться.
Полгода я бездельничал, а потом устроился подрабатывать в редакцию театрального журнала. Платили там немногим больше, чем в больнице, зато график был свободный, можно было приходить когда хочешь, уходить, когда вздумается, да и вообще не показываться неделями.
Другими словами, для студента лучше не придумаешь, а уж в сравнении с реанимацией так и просто сущий рай
Сам этот журнал продавался из рук вон плохо, но я так резво взялся за дело, перезнакомившись с большинством театральных билетеров Москвы и Питера, что вскоре тираж стал уходить без остатка и на меня даже стали ворчать, что почти ничего не остается для архива.
Моей мечтой было наладить продажи в бывших республиках СССР, но стоимость международной пересылки одной пачки журналов была много больше моего месячного оклада, да и проводники поездов в страны Балтии заламывали суммы не меньшие, и я вскоре оставил эти попытки наведения культурных мостов.
Но однажды мне позвонила девушка Даля из Вильнюса, а точнее из Русского драматического театра Литвы и с очаровательным акцентом произнесла:
- Алексей! Я придумала! На той неделе к нам приезжает Валентин Гафт. У него здесь будет бенефис. Если бы вы смогли его уговорить захватить ваш журнал, было бы прекрасно! А мы его встретим прямо на перроне.
Журнал изредка печатал заметки самой Дали, поэтому она была лицом заинтересованным.
Но как, интересно, уговорить Гафта, такого знаменитого артиста, чтоб он согласился на малопочтенную роль курьера?
Даже и пробовать не буду, решил я, но почему-то тут же протрепался про это предложение Александре Викторовне, нашему ответственному секретарю.
– Ничего страшного! Что он, развалится? - авторитетно сказала она, - Зря мы что ли в каждом втором номере пишем о «Современнике»! Сейчас я через СТД узнаю домашний номер Гафта!
– Валентин Иосифович! – вопил я в трубку спустя пару часов, - Меня зовут Алексей, я директор по маркетингу журнала «Столичный соглядатай!». Нам только что звонили из Вильнюса, куда вы скоро едете с Квашой и очень просили захватить книги ваших эпиграмм! Их там очень ждут! В смысле, и вас там очень ждут!
- Спасибо, приятно слышать! – несколько растерянно проговорил вежливый Гафт, - Непременно захвачу!
- Валентин Иосифович! – не давая ему опомниться продолжал я, - Огромная просьба к вам! Возьмите еще немного наших журналов, мы вас до вокзала подбросим! А в Вильнюсе вас прямо у вагона встретят!
Пользуясь некоторым его смятением, я выяснил домашний адрес, клятвенно заверив, что машина будет ждать у подъезда за полтора часа до отхода поезда.
- Фунтиков! На следующей неделе повезешь самого Гафта на Белорусский вокзал – сообщил я водителю главного редактора, - Я насчет тебя договорился! Готовь место для автографа!
При упоминании Гафта у Фунтикова подозрительно загорелись глаза и раздулись ноздри.
Фунтиков был страстным собирателем подписей разных знаменитостей.
Уважая его азарт коллекционера, я часто приходил к нему на помощь. С моей помощью он обзавелся автографами Николая Караченцева, Марии Розановой, Андрея Синявского, Александра Калягина, и даже балерины Екатерины Максимовой.
К огромному дому на набережной Шевченко, мы прибыли на полчаса раньше условленного срока. Поставили машину у нужного нам подъезда и принялись ждать.
Времени было навалом. До Белорусского вокзала ехать минут двадцать максимум, а в нашем распоряжении было около двух часов.
Сначала мы ждали в полной безмятежности, первых полчаса абсолютно не беспокоясь. Когда прошел час мы нетерпеливо стали поглядывать то на двери подъезда, то на циферблаты часов. Когда прошли полтора часа мы вылезли из машины, и стали курить и нервно ходить кругами.
Гафт выскочил из подъезда за двадцать четыре минуты до отхода поезда. Он был в мохнатой шапке, красивой дубленке, в руке держал кожаный, явно заморский саквояж.
- Фунтиков, гони! – завопил я, как только Гафт впрыгнул на переднее сиденье.
Нарушая все мыслимые правила и ставя рекорды скорости, мы понеслись на вокзал. Лишь однажды мы встали на светофоре и пользуясь этим, я умудрился взять автограф для Фунтикова.
Похоже, что мы успевали.
Гафт, всю дорогу поглядывающий на часы, немного успокоился при подъезде к Маяковке. А когда мы свернули с Садового кольца на Вторую Брестскую, принялся рассказывать почему же он так опоздал.
Ему подарили брелок, отзывающийся на свист. Тогда у многих были такие. Вешаешь на ключи, кладешь их куда вздумается, затем, когда они нужны – свистишь. И они немедленно отзываются, причем пятью вариантами сигнала.
Гафт собрал вещи, выключил везде свет, перекрыл на кухне газ, посидел в прихожей на дорожку, встал и посвистел. Ключи не отозвались. Тогда он посвистел громче. Тишина была ему ответом.
Гафт лихо свистнул двумя пальцами по-разбойничьи. С тем же эффектом. Уйти без ключей было нельзя, замки в дверях не захлопывались их нужно было запереть самому.
Но для того, чтобы их запереть, их нужно было открыть, что логично. Квартира таким образом превратилась в ловушку.
Гафт ходил по комнатам в запертой квартире и свистел. Свистел в терцию, в октаву, с паузами, без пауз, свистел просто, свистел как свистят лесные и полевые птицы, свистел песни советских композиторов, свистел шлягеры зарубежной эстрады, свистел классическую музыку, свистел как свистит боцманская дудка, как закипающий чайник, как футбольный арбитр, как милиционер, как пуля у виска, и даже азбукой Морзе.
Через полтора часа у него посинели губы, а свист уже напоминал вой ветра в щелях оконной рамы.
Гафт опустился на диван и в отчаянии уронил лицо в ладони.
В какую-то долю секунды, опустив глаза, он увидел под шкафом связку ключей.
Оказалось, накануне он вернулся с улицы, запер дверь на оба замка и залихватски бросил ключи из прихожей на журнальный столик в комнате напротив. Ключи проехали по столешнице, свалились на пол, нырнули под шкаф, а от удара из брелока выкатилась крохотная батарейка.
На площадь Белорусского вокзала мы влетели за семь минут до отхода поезда, чуть не задавив бомжа со спущенными штанами, который почему-то именно там решил прилечь. Гафт выскочил из машины намереваясь уже опрометью бежать, но тут я его немного притормозил:
- Валентин Иосифович! Минуточку! – И раскрыл багажник, - Журнальчик только захватим!
Весь багажник был забит журнальными пачками под завязку. Гафт совершенно обалдел, сглотнул, и судя по всему собирался уже что-то сказать по этому поводу, но мы с Фунтиковым быстро похватали пачки и побежали ко входу вокзала.
Под часами с перекошенным лицом бегал Кваша. Завидев Гафта, он было начал:
- Валя, что случилось? Ты с ума сошел? Пять минут до отхода!
Но посмотрев на нас с Фунтиковым, а мы своей походкой напоминали императорских пингвинов, держа эти неподъемные пачки впереди себя, неуклюже семеня и часто перебирая ногами, замолчал и устремился вслед за нами.
Мы бежали по перрону, нам еще нужно было успеть в головной вагон, а состав был бесконечным.
- Валя, кто эти ребята? – задыхаясь спрашивал Кваша, я слышал его голос у себя за спиной - Откуда они взялись?
- Да вот попросили журнал захватить – оправдывался Валя, - неудобно как-то было отказывать!
- Вечно ты! – раздраженно продолжал Кваша, - Сейчас вот на поезд опоздаем!
Я бежал из последних сил, мне было страшно неловко, ведь действительно опоздают, хотя мы тут были совершенно ни при чем.
Мы с Фунтиковым первые, оттолкнув двух дюжих проводниц, ворвались в вагон, разжали руки, вывалили журналы на пол в проходе и уже на ходу спрыгнули обратно на платформу.
Гафт с Квашой стояли в тамбуре, проводницы с большим интересом листали их паспорта. Когда они на малой скорости проезжали мимо, Гафт в этот момент спрашивал, зачем они смотрят страницу его семейного положения, а те весело отвечали, что так положено.
-Валентин Иосифович! – закричал я вслед уходящему поезду, - Спасибо вам большое! Вас обязательно там встретят!
Не знаю, услышал ли он меня.
После вокзала я мигом метнулся в редакцию на Арбат сообщить номер вагона и еще раз получить подтверждение встречи.
-Алексей! Вы даже меня обижаете! - с легким раздражением произнесла Даля — Я уже десять раз вам сказала, их не просто встретят, а на двух машинах!
Директор театра и главный администратор.
Их не встретили.
Поезд прибывал рано утром, директору стало вдруг неохота в такую рань вылезать из теплой постели и ехать на вокзал, хватит и одной машины администратора. Администратор подумал то же самое, решив предоставить право торжественной встречи директору.
Гафт и Кваша, надо отдать им должное, благородно не бросили журнал в купе. Они наняли носильщика, довезли эти пачки до стоянки такси и оставили журнал на служебном входе театра.
Даля звонила и возмущалась, что в антракте Гафт был с ней не очень любезен, когда та решила извиниться за этот их бардак. Но я совершенно не разделял ее пафоса.
Саму Далю я увидел весной, когда она прибыла в Москву на майские.
Перекантовавшись тут неделю, она попросила, чтобы я с Фунтиковым проводил ее поезд, на вокзале одолжила все деньги, что были у меня при себе и более уже никогда не объявлялась.
А с Гафтом я встретился спустя много лет. Мы оказались за соседними столиками в уютном подвальчике «Мюнхенский дворик», тот сидел с Никасом Сафроновым и о чем-то весело с ним беседовал. Кроме нас там никого не было и меня все подмывало подойти, напомнить тот случай в Вильнюсе и извиниться, но так и не сподобился, как-то неловко было нарушать уединение такого большого артиста, а то мало ему навязываются.
А теперь уже и поздно.
Автор
Моторов Алексей
Следующая публикация
Нет комментариев