Проходя мимо дома «Три сестры», обратите внимание на двустворчатые дубовые двери, заказанные в XVII веке старостой Большой гильдии Якобом Хоппером. На его гербе был изображен лесной человечек, которого и вырезал из дерева таллинский мастер Франц Хопенштат. Фигурка лесного человечка невелика — всего около 10 см, а вот возраст весьма почтенный — более 330 лет простоял он под открытым небом.
Неподалеку от Нигулисте, в конце улицы Ратаскаеву, де она упирается 8 городскую крепостную стену, стоит аленький одноэтажный дом, ничем, казалось бы, не примечательный, но в давние времена даже пройти мимо него было страшно. Упоминание же о хозяине этого дома повергало людей в ужас. И как могло быть иначе, если жил здесь палач, на мече которого были выгравированы зловещие слова: «Милость и верность божья возобновляются каждое утро, поднимая меч, я помогаю грешнику обрести вечную жизнь». о не только меч помогал бедным грешникам совершить путешествие в вечность. Изображенные на лезвии меча виселица и колесо красноречиво указывали и на другие возможности получить «милость божью». Точная копия этого орудия средневекового правосудия ранится в филиале Таллинского городского музея, который находится в здании Ратуши.
Возле церкви Нигулисте в начале прошлого века устраивались традиционные летние двухнедельные ярмарки. К югу от церковного здания стоит старая липа. Дерево это считается древнейшим в городе, у него даже есть имя — Кельхская липа. По преданию, под ней похоронен бывший пастор церкви Нигулисте, известный летописец Кристиан Кельх, умерший в 1710 году от свирепствовавшей в городе чумы. В своей «Истории Ливонии» 1695 г.) он писал: «Эстляндия и Лифляндия — царство небесное для помещиков, рай для пасторов, золотое дно — для чужеземцев ад — для крестьян». Церковь Нигулисте, как интереснейший памятник древнего зодчества, находится под охраной государства. В течение многих лет велись реставрационные работы По восстановлению здания. В музее-концертном зале Нигулисте проходят вечера старинной музыки.
На продольных стенах видны кельи отшельниц и кое-где заметны следы катакомб. Везде, где только осталась штукатурка, красуются безчисленныя имена и надписи туристов, разнообразно выписанныя немецкими, русскими и латинскими буквами. Нельзя не подивиться, как умудряются люди взбираться на такую высоту для того только, чтоб расписаться в посещении бригиттинских развалин. Впрочем, я не видал ни одной старой надписи: дожди ли смывают их или сами туристы уничтожают друг друга, и новыя имена изглаживают прежния, как на кладбищах свежия могилы истребляют старых покойников. В нескольких шагах от церкви, между грудами щебня, показывают вход в подземелье, которое будто-бы проходить отсюда под морем в самый город. Небольшая речка Бригиттовка отделяет развалины от мызы Кош. Это одно из лучших мест под Ревелем, с небольшим, но опрятным и довольно красивым садом.
Окрестности Ревельския очень недурны. Я начал прогулки как следует в средневековом городе - с кладбищ, и в первые дни был в Ziegelskoppel на Мойке. Одно кладбище примыкает к густой роще, откуда виден Ревель и Катериненталь, с садами и зеленью, с морем и кораблями; другое лежит на берегу пустыннаго озера, и от него вид на песчаные, безплодные холмы, без растительности и жизни. После городских кладбищ, я осмотрел кладбище ревельского католицизма, развалины монастыря Бригитты. Мы переправились на пароме через небольшую речку. Толпа ребятишек из чухонской деревушки, разбросанной вокруг руин, встретила нас с нескрываемым желанием добыть несколько грошей. Почернелый остов собора возвышается колоссальным прямоугольником, и боковая стена, обращенная к морю, высоко поднимает свою пирамидальную вершину. На противоположной стене сохранилось несколько скульптурных украшений: эти каменныя кружева - единственные остатки былого великолепия монастыря.
Лучшим местом для прогулок в Ревеле служить Катеринентальский парк, насаженный еще Петром Великим на самом берегу залива. Вы не найдете в нем, конечно, того сочетания искусства с богатством, каким отличается сад Царкосельский, ни прудов и фонтанов, которыми щеголяет Петергоф; но здешние каштаны так рослы, тень их так свежа и успокоительна, что нельзя желать лучшаго места для отдыха и прогулок. Жаль только, что вид на море не совсем открыт, и петербургская дорога мешает примкнуть парк к самому берегу, А какая могла-бы здесь раскинуться прекрасная аллея, и какой вид открылся-бы на город и окрестности.
Прямо против окна печь, похожая на готическую часовню с гербом домохозяина и поучительной надписью из священна писания. Боковыя стены расписаны старинной живописью: в верхнем ряду изображены охотничьи сцены, в среднем - события из библейской истории и Евангелия, а внизу - рисунки животных и зверей. Здесь-то жил ревельский купец, любуясь постоянно в окна на тесный двор своей тюрьмы. Верхний этаж состоит весь из чердака, который обширностью не уступает сеням. Сюда складывали запасные товары. Словом, этот дом похож на кладовую, от которой едва отделили две небольшия комнаты на целые покои. Но в старые годы купцу и не нужна была большая квартира: день проводил он в лавке или на пристани, вечер в клубе или погребке; а жена его сидела по целым дням церкви перед молитвенником, в кухне перед очагом, да каменной скамейке своего готическаго крыльца.
Вместе с другими редкостями Ревеля осмотрел я один старинный купеческий дом. Таких антиков, с полною обстановкой и мебелью XVI столетия, теперь немного осталось и в Германии. С крыльца мы вошли в сени, занимающия весь нижний этаж. По обеим сторонам втянутся ряды огромных шкафов, свидетельствующих о запасливой домовитости тогдашняго времени: в один этот дом легко поместить целый лабаз с прибавкою милютинской лавки. Можно представить, как презрительно покачали-бы головою обитатели такого готическаго магазина, если б взглянули на петербургския квартиры, где часто негде сберечь одного фунта масла, если жилец не умудрится приладить шкафчика между дверями или навесить ящика под окном кухни. По каменной винтообразной лестниц, гораздо теснее и уже олаевской, поднялись мы во второй этаж. Лучшая комната обращена двор. Вся передняя стена ея состоит из одного огромна окна, разделеннаго надвое довольно чисто вытесанною колонной, в нем сотни маленьких стекол в тяжелом свинцовом переплете.
Но самая замечательная церковь - Никольская. В ней много любопытнаго для туриста и археолога: старинныя католическия картины, древние резные хоры и мумия герцога Кроа. Быть в Ревеле и не видать этой редкости - нельзя.
Над галлереей возвышается еще шпиль, и на него поднимаются по триста тридцати ступеням деревянными лестницами, из которых последния стоят вертикально. Мы решились взобраться до последней возможности. Сторож шел впереди и при каждом подъеме в новый ярус открывал железные ставни и освещал проход. Последния лестницы вели в таком узком пространстве, что можно было с обеих сторон доставать до железной обшивки шпиля. Наконец мы добрались до последняго помоста и очутились под узеньким колпаком, похожим на свечной гасильник. Проводник открыл люк, и я выглянул в окно. Города почти не видно: перед вами, в глубокой пропасти, безобразная масса черепичных кровель, тесно сдвинутых в одну кучу, опоясанных полоскою городских стен, и между ними узенькие прорезы улиц, пере
...Ещё
Но самая замечательная церковь - Никольская. В ней много любопытнаго для туриста и археолога: старинныя католическия картины, древние резные хоры и мумия герцога Кроа. Быть в Ревеле и не видать этой редкости - нельзя.
Над галлереей возвышается еще шпиль, и на него поднимаются по триста тридцати ступеням деревянными лестницами, из которых последния стоят вертикально. Мы решились взобраться до последней возможности. Сторож шел впереди и при каждом подъеме в новый ярус открывал железные ставни и освещал проход. Последния лестницы вели в таком узком пространстве, что можно было с обеих сторон доставать до железной обшивки шпиля. Наконец мы добрались до последняго помоста и очутились под узеньким колпаком, похожим на свечной гасильник. Проводник открыл люк, и я выглянул в окно. Города почти не видно: перед вами, в глубокой пропасти, безобразная масса черепичных кровель, тесно сдвинутых в одну кучу, опоясанных полоскою городских стен, и между ними узенькие прорезы улиц, перепутанных как артерии; подле, точно зеленый цветник, Катериненталь; с другой стороны, как голубой бассейн, Бумажное озеро - и только море все также раскидывается обширным полем с безконечной далью.
Церковь Св. Олая возобновлена после пожара 1820 года. В июле месяце ночью молния зажгла вершину башни, и колоссальный конический шпиль рухнул на окрестныя здания. Башня сделалась настоящим вулканом: пылающия головни разлетались из нея по всему городу. Скоро вспыхнула самая церковь: стекло таяло, как воск, и с крыши дождем брызгал растопленный свинец. В три часа не стало древняго собора, который служил маяком для кораблей и предметом удивления эстонцев, называвших его славою городи (linna au ja illo). Погибли все церковныя вещи - органы, древния картины и т. д., и теперь церковь реставрирована; новый великолепный орган гремит под ея сводами, и колоссальная башня - хотя несколькими футами ниже прежней - поднимает над городом свой громадный шпиль. После страсбургской колокольни и римскаго храма св. Петра - это самое высокое здание в Европе. Сторож повел нас на башню. Пройдя двести пятьдесят ступеней но довольно удобной лестнице, мы вышли на галлерею, обведенную железной решеткой, и нам
...Ещё
Церковь Св. Олая возобновлена после пожара 1820 года. В июле месяце ночью молния зажгла вершину башни, и колоссальный конический шпиль рухнул на окрестныя здания. Башня сделалась настоящим вулканом: пылающия головни разлетались из нея по всему городу. Скоро вспыхнула самая церковь: стекло таяло, как воск, и с крыши дождем брызгал растопленный свинец. В три часа не стало древняго собора, который служил маяком для кораблей и предметом удивления эстонцев, называвших его славою городи (linna au ja illo). Погибли все церковныя вещи - органы, древния картины и т. д., и теперь церковь реставрирована; новый великолепный орган гремит под ея сводами, и колоссальная башня - хотя несколькими футами ниже прежней - поднимает над городом свой громадный шпиль. После страсбургской колокольни и римскаго храма св. Петра - это самое высокое здание в Европе. Сторож повел нас на башню. Пройдя двести пятьдесят ступеней но довольно удобной лестнице, мы вышли на галлерею, обведенную железной решеткой, и нам открылся весь Ревель.
В Ревеле есть замечательныя церкви. Эстонская кирха Св. Духа на Старом рынке - одно из самых старинных зданий в городе: толстыя стены ея, маленькия, узкия окна, свинцовые переплеты, с мелкими, тусклыми стеклами, - все оригинально и мрачно. Кафедра поставлена прямо перед массивным устоем, поддерживающим своды, так что пастор читает проповедь, обращаясь к стене, и большая часть богомольцев вовсе не видит его.
Широкая улица - самая аристократическая в Ревеле. На ней нет ни мастеровых, ни магазинов, и если так-же, как и везде, пахнет кофеем, зато почти не заметно пивного запаха. С тех пор, как на Вышгороде перестали звенеть рыцарския шпоры, дворянство мало-по-малу спускалось в эту улицу, вытесняя из нея ремесленников и торговцев. Прежде Широкая улица обсажена была деревьями и служила местом прогулок. Дома осенялись тогда густыми липами и каштанами. По вечерам старики собирались под их тенью, на каменных скамейках своих готических крылец, а молодежь гуляла по улице. Теперь эти прогулки вывелись, да и самыя деревья давно вырублены.
В нескольких шагах отсюда - Малая гильдия или дом ремесленников, известный больше под именем Общины св. Канута. Над дверьми - раскрашенный барельеф, представляющий основателя общества, короля Канута VI. Здесь каждый год бывает празднике: это день выбора новых членов и взаимных поздравлений между большой и малой гильдиями и братством черноголовых. В старину торжество это продолжалось, говорят, целую неделю, и честные ремесленники задавали пиры, которые нередко оканчивались шумными оргиями и даже битвами. Теперь это - "дела давно минувших дней".
Она в три уступа, и каждый украшен деревянным барельефом грубой работы; нижний представляет герб черноголовых, средний - Адама и Еву в раю, а верхний - знаки датскаго ордена Данеборга. Я спросил, что это значить, и мне объяснили, что барельефы изображают аллегорически те условия, без которых в старые годы бюргер не мог быть избран в члены купеческаго сословия. В торжественный день выборов, кандидата вводили на эту лестницу: с первой площадки, над которой видна голова св. Мавриюя, объявляли, что избираемый удовлетворил главному условно - был братом-черноголовым; потом со второго уступа, где видно райское состояние праотцев, провозглашали, что новый собрат выполнил другое требование сословия - вступил в законный браке; наконец, приводили его на последний всход с арматурою Данеборга, и оттуда возвещали, что он, как верный подданный короля, может быть причислен к Большой гильдии. При звуке труб, новый член купеческаго сословия благодарил избирателей и выпивал кубок вина за благоденствие
...Ещё
Она в три уступа, и каждый украшен деревянным барельефом грубой работы; нижний представляет герб черноголовых, средний - Адама и Еву в раю, а верхний - знаки датскаго ордена Данеборга. Я спросил, что это значить, и мне объяснили, что барельефы изображают аллегорически те условия, без которых в старые годы бюргер не мог быть избран в члены купеческаго сословия. В торжественный день выборов, кандидата вводили на эту лестницу: с первой площадки, над которой видна голова св. Мавриюя, объявляли, что избираемый удовлетворил главному условно - был братом-черноголовым; потом со второго уступа, где видно райское состояние праотцев, провозглашали, что новый собрат выполнил другое требование сословия - вступил в законный браке; наконец, приводили его на последний всход с арматурою Данеборга, и оттуда возвещали, что он, как верный подданный короля, может быть причислен к Большой гильдии. При звуке труб, новый член купеческаго сословия благодарил избирателей и выпивал кубок вина за благоденствие Ревеля.
Военно-торговое общество шварценгейптеров, основанное немецкими, голландскими и шведскими купцами в половине XIV века, получило название от того, что избрало себе покровителем св. Маврикия, который был родом негр. По примеру подобных же обществ в Германии, оно было учреждено для защиты города от врагов и от притеснения баронов, и в свое время оказало немало услуг Ревелю. Всякий раз, когда ему грозила опасность, члены общества св. Маврикия были в рядах защитников. По статутам ордена, в братья-всадники выбираются молодые люди из купцов и купеческих приказчиков. На этой-же улице находятся дома гильдейских собраний. Большая гильдия -принадлежит купечеству. В главной зале мне показали лестницу, которая никуда не ведет и упирается прямо в стену.
Прежде всего я отправился в Клуб „черноголовых". Над входом виден герб общества - голова мавра. По бокам стоят две скульптурныя фигуры вооруженных всадников, - памятник турнира, на котором один молодой купец из братства черноголовых выбил с седла какого-то рыцаря. В сенях висят модели ганзейских кораблей. Нижняя зала с XIV века служить постоянной ареной для игр и танцев; под ея сводами десятки поколений отплясали всевозможные танцы и переиграли во все игры, от костей до вист-преферанса. В верхней зале хранятся клейноды общества: портреты Густава Вазы, Иоанна Грознаго, Карла ХII, алтарный образ св. Бригитты, спасенный черноголовыми при разорении монастыря, литавры, отбитые у татар, штандарт с пышной надписью, бокалы, жалованные государями, знаменитый кубок козьей ноги и наконец книга братства. Я перелистывал эту рукопись, в которую записывались ученые, литераторы, артисты. На первой странице читается: Петръ, в Ревеле, 1711, декабря 26, далъ в братство Черноголовыхъ 30 червонныхъ
...Ещё
Прежде всего я отправился в Клуб „черноголовых". Над входом виден герб общества - голова мавра. По бокам стоят две скульптурныя фигуры вооруженных всадников, - памятник турнира, на котором один молодой купец из братства черноголовых выбил с седла какого-то рыцаря. В сенях висят модели ганзейских кораблей. Нижняя зала с XIV века служить постоянной ареной для игр и танцев; под ея сводами десятки поколений отплясали всевозможные танцы и переиграли во все игры, от костей до вист-преферанса. В верхней зале хранятся клейноды общества: портреты Густава Вазы, Иоанна Грознаго, Карла ХII, алтарный образ св. Бригитты, спасенный черноголовыми при разорении монастыря, литавры, отбитые у татар, штандарт с пышной надписью, бокалы, жалованные государями, знаменитый кубок козьей ноги и наконец книга братства. Я перелистывал эту рукопись, в которую записывались ученые, литераторы, артисты. На первой странице читается: Петръ, в Ревеле, 1711, декабря 26, далъ в братство Черноголовыхъ 30 червонныхъ.
В магистратской зале стены украшены картинами и деревянными барельефами старинной работы. С правой стороны представлен суд Соломона, с левой - усекновение главы Иоанна Предтечи. С Шведскаго рынка узкий переход под домом ведет в мясной ряд, чистый, опрятный и даже красивый. Здесь бросается в глаза одна любопытная особенность: в каждой лавке, под самым потолком, висят поднятыя на блоке связки платья и шляпы. Вы спросите, что это значить, и вам скажут, что мясник, приходя в лавку, переодевается в особое платье, а обыкновенный наряд свой вешает на крюк и притягивает к потолку. Кончив торговлю, herr Fleisher надевает опять черный фрак и идет в клуб читать газеты. Главныя улицы в городе - Длинная (Langstrasse) и Широкая (Breitstrasse). Длинная улица, известная в русском вольном переводе под именем Морской - настоящей Невский проспект Ревеля: тут лучшие магазины, кондитерския, клубы, библиотеки, типографии. Здесь, наконец, и большая часть общественных зданий, замечательных в истории жизни
...Ещё
В магистратской зале стены украшены картинами и деревянными барельефами старинной работы. С правой стороны представлен суд Соломона, с левой - усекновение главы Иоанна Предтечи. С Шведскаго рынка узкий переход под домом ведет в мясной ряд, чистый, опрятный и даже красивый. Здесь бросается в глаза одна любопытная особенность: в каждой лавке, под самым потолком, висят поднятыя на блоке связки платья и шляпы. Вы спросите, что это значить, и вам скажут, что мясник, приходя в лавку, переодевается в особое платье, а обыкновенный наряд свой вешает на крюк и притягивает к потолку. Кончив торговлю, herr Fleisher надевает опять черный фрак и идет в клуб читать газеты. Главныя улицы в городе - Длинная (Langstrasse) и Широкая (Breitstrasse). Длинная улица, известная в русском вольном переводе под именем Морской - настоящей Невский проспект Ревеля: тут лучшие магазины, кондитерския, клубы, библиотеки, типографии. Здесь, наконец, и большая часть общественных зданий, замечательных в истории жизни Эстлянции.
Центр города - Шведский рынок. Самая наружность этой небольшой площади оригинальна. С одной стороны готическое здание ратуши, с башней и часами на фасаде; с других - узенькие, высокие каменные дома, с остроконечными кровлями, обстроенные внизу лавками. Всякий день, кроме воскресенья, здесь с утра до вечера кипит народ. Длинныя чухонския тележки стоят рядами, и вокруг толпятся эстонцы в широких шляпах и длинных балахонах. Ребятишки, сидя на возах, флегматически жуют хлеб, а чухонки теснятся около круглаго колодезя, вовсе не антично погружая в него свои ведра. Ратуша построена в XIII веке; но она столько раз переделывалась и поправлялась, что теперь судить о ея первоначальном виде так-же мудрено, как по сюртукам и пальто Апраксинскаго рынка в Петербурге невозможно вывести заключения о покров тех шинелей, из которых они перешиты.
Виды с Domberg'а красивы: под ногами весь нижний город, обведенный оградой полуразрушенных стен и новым поясом бульваров, за ним форштадты; а далее - с одной стороны залив и гавань, усеянная судами, с другой песчаныя горы и зелень Катеринентальскаго парка. В Нижний город, или собственно die Stadt, ведут два спуска. Это местопребывание купечества, былая контора ганзейскаго союза и любской торговли, и здесь гораздо больше памятников старой жизни, чем на Вышгороде. Тут еще много готическаго. Часто встречаются старые дома без окон, с одним отверстием на чердак и блоком для подъема товаров, со стрельчатым входом и резными дверьми, как в католических соборах. Но и здесь картина начинаете поновляться: между старинными зданиями теснятся новейшия постройки, и на ветхих домах, как свежая заплата на рубищ, виднеется иногда новая дверь или недавно пробитое окно.
По крутому въезду поднялся я на Вышгород или Domberg. Это опустелое гнездо ревельскаго рыцарства, полуизглаженный иероглиф теократическаго и феодальнаго господства. Средние века умирают в своих памятниках: нет ни бойниц, ни подъемных мостов, башни падают, и самые рвы, говорят, скоро превратятся в сады. Над остатками старины возникают новыя здания: на развалинах древняго замка, построеннаго датским королем Вольдемаром, стоят присутственныя места. Только ветхая башня Der lange Hermann, вытягивая вверх зубчатую голову, печально смотрит на новые нравы; да несколько гербов, покрытых пылью и затканных паутиною, висит по стенам собора. От всей жизни ливонских рыцарей осталось здесь несколько хроник и грамот в архиве Дворянскаго собрания, да десяток разсказов и легенд в преданиях; но и в них современный поэт едва-ли почерпнет содержание для баллады.
Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Комментарии 160
Проходя мимо дома «Три сестры», обратите внимание на двустворчатые дубовые двери, заказанные в XVII веке старостой Большой гильдии Якобом Хоппером. На его гербе был изображен лесной человечек, которого и вырезал из дерева таллинский мастер Франц Хопенштат. Фигурка лесного человечка невелика — всего около 10 см, а вот возраст весьма почтенный — более 330 лет простоял он под открытым небом.
Кира Аманова:
Неподалеку от Нигулисте, в конце улицы Ратаскаеву, де она упирается 8 городскую крепостную стену, стоит аленький одноэтажный дом, ничем, казалось бы, не примечательный, но в давние времена даже пройти мимо него было страшно. Упоминание же о хозяине этого дома повергало людей в ужас. И как могло быть иначе, если жил здесь палач, на мече которого были выгравированы зловещие слова: «Милость и верность божья возобновляются каждое утро, поднимая меч, я помогаю грешнику обрести вечную жизнь». о не только меч помогал бедным грешникам совершить путешествие в вечность. Изображенные на лезвии меча виселица и колесо красноречиво указывали и на другие возможности получить «милость божью». Точная копия этого орудия средневекового правосудия ранится в филиале Таллинского городского музея, который находится в здании Ратуши.
Кира Аманова:
Возле церкви Нигулисте в начале прошлого века устраивались традиционные летние двухнедельные ярмарки. К югу от церковного здания стоит старая липа. Дерево это считается древнейшим в городе, у него даже есть имя — Кельхская липа. По преданию, под ней похоронен бывший пастор церкви Нигулисте, известный летописец Кристиан Кельх, умерший в 1710 году от свирепствовавшей в городе чумы. В своей «Истории Ливонии» 1695 г.) он писал: «Эстляндия и Лифляндия — царство небесное для помещиков, рай для пасторов, золотое дно — для чужеземцев ад — для крестьян». Церковь Нигулисте, как интереснейший памятник древнего зодчества, находится под охраной государства. В течение многих лет велись реставрационные работы По восстановлению здания. В музее-концертном зале Нигулисте проходят вечера старинной музыки.
На продольных стенах видны кельи отшельниц и кое-где заметны следы катакомб. Везде, где только осталась штукатурка, красуются безчисленныя имена и надписи туристов, разнообразно выписанныя немецкими, русскими и латинскими буквами. Нельзя не подивиться, как умудряются люди взбираться на такую высоту для того только, чтоб расписаться в посещении бригиттинских развалин. Впрочем, я не видал ни одной старой надписи: дожди ли смывают их или сами туристы уничтожают друг друга, и новыя имена изглаживают прежния, как на кладбищах свежия могилы истребляют старых покойников. В нескольких шагах от церкви, между грудами щебня, показывают вход в подземелье, которое будто-бы проходить отсюда под морем в самый город. Небольшая речка Бригиттовка отделяет развалины от мызы Кош. Это одно из лучших мест под Ревелем, с небольшим, но опрятным и довольно красивым садом.
Окрестности Ревельския очень недурны. Я начал прогулки как следует в средневековом городе - с кладбищ, и в первые дни был в Ziegelskoppel на Мойке. Одно кладбище примыкает к густой роще, откуда виден Ревель и Катериненталь, с садами и зеленью, с морем и кораблями; другое лежит на берегу пустыннаго озера, и от него вид на песчаные, безплодные холмы, без растительности и жизни. После городских кладбищ, я осмотрел кладбище ревельского католицизма, развалины монастыря Бригитты. Мы переправились на пароме через небольшую речку. Толпа ребятишек из чухонской деревушки, разбросанной вокруг руин, встретила нас с нескрываемым желанием добыть несколько грошей. Почернелый остов собора возвышается колоссальным прямоугольником, и боковая стена, обращенная к морю, высоко поднимает свою пирамидальную вершину. На противоположной стене сохранилось несколько скульптурных украшений: эти каменныя кружева - единственные остатки былого великолепия монастыря.
Лучшим местом для прогулок в Ревеле служить Катеринентальский парк, насаженный еще Петром Великим на самом берегу залива. Вы не найдете в нем, конечно, того сочетания искусства с богатством, каким отличается сад Царкосельский, ни прудов и фонтанов, которыми щеголяет Петергоф; но здешние каштаны так рослы, тень их так свежа и успокоительна, что нельзя желать лучшаго места для отдыха и прогулок. Жаль только, что вид на море не совсем открыт, и петербургская дорога мешает примкнуть парк к самому берегу, А какая могла-бы здесь раскинуться прекрасная аллея, и какой вид открылся-бы на город и окрестности.
Прямо против окна печь, похожая на готическую часовню с гербом домохозяина и поучительной надписью из священна писания. Боковыя стены расписаны старинной живописью: в верхнем ряду изображены охотничьи сцены, в среднем - события из библейской истории и Евангелия, а внизу - рисунки животных и зверей. Здесь-то жил ревельский купец, любуясь постоянно в окна на тесный двор своей тюрьмы. Верхний этаж состоит весь из чердака, который обширностью не уступает сеням. Сюда складывали запасные товары. Словом, этот дом похож на кладовую, от которой едва отделили две небольшия комнаты на целые покои. Но в старые годы купцу и не нужна была большая квартира: день проводил он в лавке или на пристани, вечер в клубе или погребке; а жена его сидела по целым дням церкви перед молитвенником, в кухне перед очагом, да каменной скамейке своего готическаго крыльца.
Вместе с другими редкостями Ревеля осмотрел я один старинный купеческий дом. Таких антиков, с полною обстановкой и мебелью XVI столетия, теперь немного осталось и в Германии. С крыльца мы вошли в сени, занимающия весь нижний этаж. По обеим сторонам втянутся ряды огромных шкафов, свидетельствующих о запасливой домовитости тогдашняго времени: в один этот дом легко поместить целый лабаз с прибавкою милютинской лавки. Можно представить, как презрительно покачали-бы головою обитатели такого готическаго магазина, если б взглянули на петербургския квартиры, где часто негде сберечь одного фунта масла, если жилец не умудрится приладить шкафчика между дверями или навесить ящика под окном кухни. По каменной винтообразной лестниц, гораздо теснее и уже олаевской, поднялись мы во второй этаж. Лучшая комната обращена двор. Вся передняя стена ея состоит из одного огромна окна, разделеннаго надвое довольно чисто вытесанною колонной, в нем сотни маленьких стекол в тяжелом свинцовом переплете.
Но самая замечательная церковь - Никольская. В ней много любопытнаго для туриста и археолога: старинныя католическия картины, древние резные хоры и мумия герцога Кроа. Быть в Ревеле и не видать этой редкости - нельзя.
Над галлереей возвышается еще шпиль, и на него поднимаются по триста тридцати ступеням деревянными лестницами, из которых последния стоят вертикально. Мы решились взобраться до последней возможности. Сторож шел впереди и при каждом подъеме в новый ярус открывал железные ставни и освещал проход. Последния лестницы вели в таком узком пространстве, что можно было с обеих сторон доставать до железной обшивки шпиля. Наконец мы добрались до последняго помоста и очутились под узеньким колпаком, похожим на свечной гасильник. Проводник открыл люк, и я выглянул в окно. Города почти не видно: перед вами, в глубокой пропасти, безобразная масса черепичных кровель, тесно сдвинутых в одну кучу, опоясанных полоскою городских стен, и между ними узенькие прорезы улиц, пере
...ЕщёНо самая замечательная церковь - Никольская. В ней много любопытнаго для туриста и археолога: старинныя католическия картины, древние резные хоры и мумия герцога Кроа. Быть в Ревеле и не видать этой редкости - нельзя.
Над галлереей возвышается еще шпиль, и на него поднимаются по триста тридцати ступеням деревянными лестницами, из которых последния стоят вертикально. Мы решились взобраться до последней возможности. Сторож шел впереди и при каждом подъеме в новый ярус открывал железные ставни и освещал проход. Последния лестницы вели в таком узком пространстве, что можно было с обеих сторон доставать до железной обшивки шпиля. Наконец мы добрались до последняго помоста и очутились под узеньким колпаком, похожим на свечной гасильник. Проводник открыл люк, и я выглянул в окно. Города почти не видно: перед вами, в глубокой пропасти, безобразная масса черепичных кровель, тесно сдвинутых в одну кучу, опоясанных полоскою городских стен, и между ними узенькие прорезы улиц, перепутанных как артерии; подле, точно зеленый цветник, Катериненталь; с другой стороны, как голубой бассейн, Бумажное озеро - и только море все также раскидывается обширным полем с безконечной далью.
Церковь Св. Олая возобновлена после пожара 1820 года. В июле месяце ночью молния зажгла вершину башни, и колоссальный конический шпиль рухнул на окрестныя здания. Башня сделалась настоящим вулканом: пылающия головни разлетались из нея по всему городу. Скоро вспыхнула самая церковь: стекло таяло, как воск, и с крыши дождем брызгал растопленный свинец. В три часа не стало древняго собора, который служил маяком для кораблей и предметом удивления эстонцев, называвших его славою городи (linna au ja illo). Погибли все церковныя вещи - органы, древния картины и т. д., и теперь церковь реставрирована; новый великолепный орган гремит под ея сводами, и колоссальная башня - хотя несколькими футами ниже прежней - поднимает над городом свой громадный шпиль. После страсбургской колокольни и римскаго храма св. Петра - это самое высокое здание в Европе. Сторож повел нас на башню. Пройдя двести пятьдесят ступеней но довольно удобной лестнице, мы вышли на галлерею, обведенную железной решеткой, и нам
...ЕщёЦерковь Св. Олая возобновлена после пожара 1820 года. В июле месяце ночью молния зажгла вершину башни, и колоссальный конический шпиль рухнул на окрестныя здания. Башня сделалась настоящим вулканом: пылающия головни разлетались из нея по всему городу. Скоро вспыхнула самая церковь: стекло таяло, как воск, и с крыши дождем брызгал растопленный свинец. В три часа не стало древняго собора, который служил маяком для кораблей и предметом удивления эстонцев, называвших его славою городи (linna au ja illo). Погибли все церковныя вещи - органы, древния картины и т. д., и теперь церковь реставрирована; новый великолепный орган гремит под ея сводами, и колоссальная башня - хотя несколькими футами ниже прежней - поднимает над городом свой громадный шпиль. После страсбургской колокольни и римскаго храма св. Петра - это самое высокое здание в Европе. Сторож повел нас на башню. Пройдя двести пятьдесят ступеней но довольно удобной лестнице, мы вышли на галлерею, обведенную железной решеткой, и нам открылся весь Ревель.
В Ревеле есть замечательныя церкви. Эстонская кирха Св. Духа на Старом рынке - одно из самых старинных зданий в городе: толстыя стены ея, маленькия, узкия окна, свинцовые переплеты, с мелкими, тусклыми стеклами, - все оригинально и мрачно. Кафедра поставлена прямо перед массивным устоем, поддерживающим своды, так что пастор читает проповедь, обращаясь к стене, и большая часть богомольцев вовсе не видит его.
Широкая улица - самая аристократическая в Ревеле. На ней нет ни мастеровых, ни магазинов, и если так-же, как и везде, пахнет кофеем, зато почти не заметно пивного запаха. С тех пор, как на Вышгороде перестали звенеть рыцарския шпоры, дворянство мало-по-малу спускалось в эту улицу, вытесняя из нея ремесленников и торговцев. Прежде Широкая улица обсажена была деревьями и служила местом прогулок. Дома осенялись тогда густыми липами и каштанами. По вечерам старики собирались под их тенью, на каменных скамейках своих готических крылец, а молодежь гуляла по улице. Теперь эти прогулки вывелись, да и самыя деревья давно вырублены.
В нескольких шагах отсюда - Малая гильдия или дом ремесленников, известный больше под именем Общины св. Канута. Над дверьми - раскрашенный барельеф, представляющий основателя общества, короля Канута VI. Здесь каждый год бывает празднике: это день выбора новых членов и взаимных поздравлений между большой и малой гильдиями и братством черноголовых. В старину торжество это продолжалось, говорят, целую неделю, и честные ремесленники задавали пиры, которые нередко оканчивались шумными оргиями и даже битвами. Теперь это - "дела давно минувших дней".
Она в три уступа, и каждый украшен деревянным барельефом грубой работы; нижний представляет герб черноголовых, средний - Адама и Еву в раю, а верхний - знаки датскаго ордена Данеборга. Я спросил, что это значить, и мне объяснили, что барельефы изображают аллегорически те условия, без которых в старые годы бюргер не мог быть избран в члены купеческаго сословия. В торжественный день выборов, кандидата вводили на эту лестницу: с первой площадки, над которой видна голова св. Мавриюя, объявляли, что избираемый удовлетворил главному условно - был братом-черноголовым; потом со второго уступа, где видно райское состояние праотцев, провозглашали, что новый собрат выполнил другое требование сословия - вступил в законный браке; наконец, приводили его на последний всход с арматурою Данеборга, и оттуда возвещали, что он, как верный подданный короля, может быть причислен к Большой гильдии. При звуке труб, новый член купеческаго сословия благодарил избирателей и выпивал кубок вина за благоденствие
...ЕщёОна в три уступа, и каждый украшен деревянным барельефом грубой работы; нижний представляет герб черноголовых, средний - Адама и Еву в раю, а верхний - знаки датскаго ордена Данеборга. Я спросил, что это значить, и мне объяснили, что барельефы изображают аллегорически те условия, без которых в старые годы бюргер не мог быть избран в члены купеческаго сословия. В торжественный день выборов, кандидата вводили на эту лестницу: с первой площадки, над которой видна голова св. Мавриюя, объявляли, что избираемый удовлетворил главному условно - был братом-черноголовым; потом со второго уступа, где видно райское состояние праотцев, провозглашали, что новый собрат выполнил другое требование сословия - вступил в законный браке; наконец, приводили его на последний всход с арматурою Данеборга, и оттуда возвещали, что он, как верный подданный короля, может быть причислен к Большой гильдии. При звуке труб, новый член купеческаго сословия благодарил избирателей и выпивал кубок вина за благоденствие Ревеля.
Военно-торговое общество шварценгейптеров, основанное немецкими, голландскими и шведскими купцами в половине XIV века, получило название от того, что избрало себе покровителем св. Маврикия, который был родом негр. По примеру подобных же обществ в Германии, оно было учреждено для защиты города от врагов и от притеснения баронов, и в свое время оказало немало услуг Ревелю. Всякий раз, когда ему грозила опасность, члены общества св. Маврикия были в рядах защитников. По статутам ордена, в братья-всадники выбираются молодые люди из купцов и купеческих приказчиков. На этой-же улице находятся дома гильдейских собраний. Большая гильдия -принадлежит купечеству. В главной зале мне показали лестницу, которая никуда не ведет и упирается прямо в стену.
Прежде всего я отправился в Клуб „черноголовых". Над входом виден герб общества - голова мавра. По бокам стоят две скульптурныя фигуры вооруженных всадников, - памятник турнира, на котором один молодой купец из братства черноголовых выбил с седла какого-то рыцаря. В сенях висят модели ганзейских кораблей. Нижняя зала с XIV века служить постоянной ареной для игр и танцев; под ея сводами десятки поколений отплясали всевозможные танцы и переиграли во все игры, от костей до вист-преферанса. В верхней зале хранятся клейноды общества: портреты Густава Вазы, Иоанна Грознаго, Карла ХII, алтарный образ св. Бригитты, спасенный черноголовыми при разорении монастыря, литавры, отбитые у татар, штандарт с пышной надписью, бокалы, жалованные государями, знаменитый кубок козьей ноги и наконец книга братства. Я перелистывал эту рукопись, в которую записывались ученые, литераторы, артисты. На первой странице читается: Петръ, в Ревеле, 1711, декабря 26, далъ в братство Черноголовыхъ 30 червонныхъ
...ЕщёПрежде всего я отправился в Клуб „черноголовых". Над входом виден герб общества - голова мавра. По бокам стоят две скульптурныя фигуры вооруженных всадников, - памятник турнира, на котором один молодой купец из братства черноголовых выбил с седла какого-то рыцаря. В сенях висят модели ганзейских кораблей. Нижняя зала с XIV века служить постоянной ареной для игр и танцев; под ея сводами десятки поколений отплясали всевозможные танцы и переиграли во все игры, от костей до вист-преферанса. В верхней зале хранятся клейноды общества: портреты Густава Вазы, Иоанна Грознаго, Карла ХII, алтарный образ св. Бригитты, спасенный черноголовыми при разорении монастыря, литавры, отбитые у татар, штандарт с пышной надписью, бокалы, жалованные государями, знаменитый кубок козьей ноги и наконец книга братства. Я перелистывал эту рукопись, в которую записывались ученые, литераторы, артисты. На первой странице читается: Петръ, в Ревеле, 1711, декабря 26, далъ в братство Черноголовыхъ 30 червонныхъ.
В магистратской зале стены украшены картинами и деревянными барельефами старинной работы. С правой стороны представлен суд Соломона, с левой - усекновение главы Иоанна Предтечи. С Шведскаго рынка узкий переход под домом ведет в мясной ряд, чистый, опрятный и даже красивый. Здесь бросается в глаза одна любопытная особенность: в каждой лавке, под самым потолком, висят поднятыя на блоке связки платья и шляпы. Вы спросите, что это значить, и вам скажут, что мясник, приходя в лавку, переодевается в особое платье, а обыкновенный наряд свой вешает на крюк и притягивает к потолку. Кончив торговлю, herr Fleisher надевает опять черный фрак и идет в клуб читать газеты. Главныя улицы в городе - Длинная (Langstrasse) и Широкая (Breitstrasse). Длинная улица, известная в русском вольном переводе под именем Морской - настоящей Невский проспект Ревеля: тут лучшие магазины, кондитерския, клубы, библиотеки, типографии. Здесь, наконец, и большая часть общественных зданий, замечательных в истории жизни
...ЕщёВ магистратской зале стены украшены картинами и деревянными барельефами старинной работы. С правой стороны представлен суд Соломона, с левой - усекновение главы Иоанна Предтечи. С Шведскаго рынка узкий переход под домом ведет в мясной ряд, чистый, опрятный и даже красивый. Здесь бросается в глаза одна любопытная особенность: в каждой лавке, под самым потолком, висят поднятыя на блоке связки платья и шляпы. Вы спросите, что это значить, и вам скажут, что мясник, приходя в лавку, переодевается в особое платье, а обыкновенный наряд свой вешает на крюк и притягивает к потолку. Кончив торговлю, herr Fleisher надевает опять черный фрак и идет в клуб читать газеты. Главныя улицы в городе - Длинная (Langstrasse) и Широкая (Breitstrasse). Длинная улица, известная в русском вольном переводе под именем Морской - настоящей Невский проспект Ревеля: тут лучшие магазины, кондитерския, клубы, библиотеки, типографии. Здесь, наконец, и большая часть общественных зданий, замечательных в истории жизни Эстлянции.
Центр города - Шведский рынок. Самая наружность этой небольшой площади оригинальна. С одной стороны готическое здание ратуши, с башней и часами на фасаде; с других - узенькие, высокие каменные дома, с остроконечными кровлями, обстроенные внизу лавками. Всякий день, кроме воскресенья, здесь с утра до вечера кипит народ. Длинныя чухонския тележки стоят рядами, и вокруг толпятся эстонцы в широких шляпах и длинных балахонах. Ребятишки, сидя на возах, флегматически жуют хлеб, а чухонки теснятся около круглаго колодезя, вовсе не антично погружая в него свои ведра. Ратуша построена в XIII веке; но она столько раз переделывалась и поправлялась, что теперь судить о ея первоначальном виде так-же мудрено, как по сюртукам и пальто Апраксинскаго рынка в Петербурге невозможно вывести заключения о покров тех шинелей, из которых они перешиты.
Виды с Domberg'а красивы: под ногами весь нижний город, обведенный оградой полуразрушенных стен и новым поясом бульваров, за ним форштадты; а далее - с одной стороны залив и гавань, усеянная судами, с другой песчаныя горы и зелень Катеринентальскаго парка. В Нижний город, или собственно die Stadt, ведут два спуска. Это местопребывание купечества, былая контора ганзейскаго союза и любской торговли, и здесь гораздо больше памятников старой жизни, чем на Вышгороде. Тут еще много готическаго. Часто встречаются старые дома без окон, с одним отверстием на чердак и блоком для подъема товаров, со стрельчатым входом и резными дверьми, как в католических соборах. Но и здесь картина начинаете поновляться: между старинными зданиями теснятся новейшия постройки, и на ветхих домах, как свежая заплата на рубищ, виднеется иногда новая дверь или недавно пробитое окно.
По крутому въезду поднялся я на Вышгород или Domberg. Это опустелое гнездо ревельскаго рыцарства, полуизглаженный иероглиф теократическаго и феодальнаго господства. Средние века умирают в своих памятниках: нет ни бойниц, ни подъемных мостов, башни падают, и самые рвы, говорят, скоро превратятся в сады. Над остатками старины возникают новыя здания: на развалинах древняго замка, построеннаго датским королем Вольдемаром, стоят присутственныя места. Только ветхая башня Der lange Hermann, вытягивая вверх зубчатую голову, печально смотрит на новые нравы; да несколько гербов, покрытых пылью и затканных паутиною, висит по стенам собора. От всей жизни ливонских рыцарей осталось здесь несколько хроник и грамот в архиве Дворянскаго собрания, да десяток разсказов и легенд в преданиях; но и в них современный поэт едва-ли почерпнет содержание для баллады.