Базар

Зинаида с трудом откинула крышку сундука, бережно прислонила её к бревенчатой стене и задумавшись, с улыбкой стала оглядывать своё "богатство"... Пара кипельно-белых комплектов постельного белья, сверху лежали ароматные кусочки цветочного мыла, вышитое собственными руками огромное лоскутное покрывало, несколько шерстяных платьев и аккуратно сложенная стопка цветных платков.

Немного постояв, она с грустью достала светлый, с зелёными кисточками платок, бардовое платье, сшитое еще на юбилей и, довольная выбором, закрыла тяжёлую, металлическую крышку. Дочь с зятем, в свои редкие приезды из города, ругают её, предлагают выбросить громадину на помойку, сватают ей новомодные, безликие доски из города вместо сундука, мол, шкаф-купе сейчас модно...Купе она только в поезде видела, да и то один раз в жизни, когда к сестре в гости ездила. Молчит Зинаида, не обижается - чего такие встречи портить спорами? Всё равно они молодые еще, не поймут ничего... Есть у женщины и шкаф хороший и комод, там тоже вещей полно лежит, и в деньгах проблемы нет. Да только сундук этот, хоть и занимает хорошую часть комнаты - особенно дорог женщине, словно в нём её счастье спрятано, надежды, мечты... Каждый раз, глядя на массивный, угловатый и резной сундук, она четко слышит мамкин тонкий, ласковый голосок и невольно улыбается. — Зинка! Куда намылилась, глаза непродрамши? В рукомойник воды плесни-ка из ведра, да собирайся! Куды-куды, на Кудыкину гору воровать помидоры! Четверг сегодня, ты забыла? Базарный день, пустая твоя голова! Надо ткань тебе купить на скатёрки, пару платьев еще пошить, ночное, калош для сватов в подарок прикупить... Свой сундук девичий тебе подарю, чтобы видно было, как полагается! Хоть и не "модная" уже эта мамина затея, кажется девушке нелепой, смешной, но все равно, шибко радостно на душе у юной Зинки, светло... Петушок кукарекает, солнышко греет половицы, чисто вымытые накануне - бежит она босиком по полу, вприпрыжку, к рукомойнику. Будущая жизнь кажется ей светлой до невозможности, тёплой, счастливой и беззаботной. На носу свадьба с любимым Андрюшкой, мамка с папкой готовятся, приданное собирают единственной дочурке. Чего только не купили и не пошили - страх Божий! А все равно идут на базар, чтобы докупить, чего не пошили. Один базар на центральной площади деревенской чего только стоит! Всего раз в месяц приезжают торговцы со всех районов, ровными рядами раскладывают свой замысловатый товар – здесь и валенки в узорах, и посуда глиняная, расписная, и много всего, чего просто поглядеть уже за радость! Бусы, браслеты, плюшки - ватрушки ароматные, мед привозной, глаза разбегаются! Гармонист играет мелодию развесёлую, бабоньки молодые подпевают в сторонке - все нарядные, красивые, будто праздник случился у людей великий, улыбаются, смеются, галдят... Сколько лет уже прошло, уже не в два ряда, а в пять - стоят продавцы разные, совсем другой товар красуется, не такой диковинный, а всё так же, для стариков это праздник! Радостнее именин это событие, ждут как пришествия, базарного дня, вспоминают молодость. И не купят ничего толком, нарядятся в самое лучшее и ходят, друг перед другом важные, подолгу общаются... Кто с пряниками вернется домой, а некоторые с носками шерстяными, уже пятой парой, но довольные - всех увидели, новости узнали, свои рассказали, можно ждать еще месяц события долгожданного... Нет уже ни мамки с папкой и Андрюша давно покинул её, много чего случилось и хорошего и плохого за эту жизнь... Сегодня Зина уже переделала все дела важные, курам отварила жмых с отрубями, полила огород, крылечко намыла старательно и приодевшись, пошла к подруге своей закадычной, Насте. Анастасия уже ругается про себя, ждёт её у ворот, пересчитала деньги, припрятала как следует, щурится.

Завидев Зину пошла ей на встречу сцепив за спиной руки по привычке - с годами походка стала тяжелая, ноги ноют уже с обеда, еле передвигаются, но не пропустит четверг ни за какие коврижки, идет вперевалочку, ворчит... Зина горько ухмыльнулась, глядя на тучную Настю, вздохнула - только вот, будто вчера было - считалась подруга её красавицей самой первой на селе, женихов выбирала, даже завидно было чуток, всё дала ей природа, рост, косу толстую, лицо словно у артистки, а как старость постучалась в двери - всех сравняла... — Доколе ждать тебя, Зина? Уедет базар, по домам все разойдутся... — Бегу Настюша, бегу. Никуда не денется твой базар, аль женихов каких хочешь успеть поглядеть? — Побойся бога шутки такие шутить! Чай уж не шестьдесят тебе, пора бы за ум взяться... — Чего злая сегодня? Какая муха укусила? — Беда случилась Зина, беда... А ты и не сном не духом... — Чего еще? Снова сон дурной увидала? — Кабы сон, так я молчала, знаю твой характер... Тут дела пострашнее... Вроде живёшь среди людей, а новостей не знаешь. Я на отшибе и то больше слышу. — Чего тянешь, Настя, помер кто-то что ли? Не томи! — Тьфу на тебя! Упаси господь.... Базар-то наш закрывают, марфушка ты, ей богу... — Как закрывают? Как его закроешь, ежели он каждый раз приезжает сам? Ерунду говоришь... — Вот то-то же и оно, что на этом месте аллею сделают и детские развлечения построят, качели всякие, карусели... А наш базар, последнюю радость стариков на самый край выкинут, у дороги, мол, приезжим торгашам будет проще... — Да кто же туда пойдёт Настя? Ладно, мы с тобой еще на окраине, и то не ближний свет... А Катерина? Егор? Им то хоть такси в пору заказывай... На полдороги коней двинут... Мать честная! Там же нет ни черта, ни домов, ни скамеек, пыль одна и кладбище рядом... А на кой карусели нам? В деревне из десяти домов - девять пустует... — Вот и я о том, Зина, пришла беда откуда не ждали. Стариков хотят совсем изжить, никакого уважения! Хоть бы подождали пока мы помрем, нет, решили при жизни место указать, мол, молчите в тряпочку. Где я теперь мёд стану брать? А платок пуховый? Сокрушалась не о вещах Анастасия - их в достатке было у одинокой женщины, хоть соли на зиму, обидно было за то, что отнимает местная администрация единственное, что грело стариков раз месяц, праздник душевный. В плохом настроении женщины прошлись по рядам рынка, толком не глядя на товары. Зина лишь пару раз пощупала пуховые платки, а Настя и вовсе, краем глаза осмотрев любимую посуды и сервизы, растерянно шагала за Зиной. Потоптавшись минут двадцать среди палаток и прилавков, женщины обратили внимание на взрытую землю и стопки тротуарной плитки, вместе с новенькими бордюрами. Зина даже застыла на месте, пальцем указывая подруге на стройматериалы. — Не соврала, гляди-ка, Насть? Неужто и правда уберут? Женщина поморщилась, с досадой махнула на подругу рукой, будто бы даже обидевшись. — Чего врать-то буду? И-и-и-х… Етить, колотить… Выживают стариков, ничего не оставили, ироды! Так, глядишь, почту в район уберут и езжайте, бабушки и дедушки за пенсией на автобусе за тридевять земель! Для неё увиденное оказалось невыносимо обидным, будто бы отбирают у неё единственную любимую игрушку, а защитить от злодеев бедную женщину с больными ногами совершенно некому. И так уж от некогда красивой и оживленной деревеньки ничего не осталось. Все сломать хотят... Зина еще с молодости была шебутной, с характером, в отличии от медлительной и томной Насти, ловко окрутила своего Андрюшку, хозяйство живенько к рукам прибрала, что даже свекровь удивлённо цокая языком подчинилась хваткой и деловущей невестке. Вот и сейчас, вид расстроенной подруги пробудил в Зинке боевой дух, кипучую злость. Она нахмурила брови, сжала кулаки и презрительно оглядев невесть откуда-то взявшуюся весёлую молодёжь с детишками, закивала. — Ну ничего...Погодите у меня! Устрою я вам качели и веселье. Ну-ка, дорогуша, давай шевели лаптями, пошли прямиком в администрацию, не зря у меня муж передовиком был! Ишь, ты, думали управы на них не найдем! Две пожилые женщины встрепенулись, будто даже ростом выше стали, словно силы прибавились — пошагали вершить благое дело, искренне надеясь, что местные власти проявят уважение к старикам, не будут занимать площадь никому не нужными каруселями и песочницами… Шли туда словно помолодевшие, готовые перевернуть мир, а вышли расстроенные, задумчивые, готовые расплакаться. Вроде и не нагрубили им, не хамили, а четко дали понять — вопрос решенный, с понедельника начнется ремонт, а следующий базар уже отшибе будет, за кладбищем, на холмистой поверхности, в пыли, в грязи… Наговорили кучу ерунды женщинам, про завод новый в районе, про будущее поселка, про то как хорошо скоро будет всем, весело, просто они, пожилые женщины не понимают своего счастья… — Да уж, Настя, счастья полные штаны! Точно все испортят...Скоро дожди пойдут, там мы пока до туда дойдем, как хрюшки будем, в грязи изваляемся, если не увязнем или кони не двинем на этих кочках. — Вот так подруга, выжали всю пользу с нас. А теперь проку нет от старых, дорогу молодым, как говориться. Глаза бы мои не видели этих сопляков! Женщины окончательно опустив руки возвращались домой, совершенно не понимая, почему местные власти вдруг решили сделать упор на молодёжь. Кругом пустующие дома, давно уже все, кто моложе пятидесяти сбежали из глухомани, оставив свои добротные избушки с зелеными дворами… Не остановил беглецов ни свежий воздух, ни хозяйство годами налаженное, даже скотинка, к которой душа уже прикипела. А куда деваться им было? Работы нет, развлечений подавно, садик со школой на ладан дышат, неужто охота малышей отправлять в полуразваленное здание, где и учителей-то — раз , два и обчелся? Оттого-то и больно на душе стариков, дюже обидно — кому сдались карусели в самом центре? Бабкам старым трёх дедов единственных катать? Как в поговорке получилось — и сам не гам и тебе не дам… Зина и так уж, нарочно все дела по дому делает не торопясь, обстоятельно — встает хоть и раненько, еще и шести нет, но лежит через силу, до болей в мышцах. А ежели встанет совсем рано, день и вовсе неделей покажется, тягостным и монотонным, нескончаемым, одним словом. Поглядывая в окошко, краем уха слушала как закипает чайник, по пути выпуская растолстевшего кота (а кого еще кормить?) неспешно усаживалась завтракать сладким чаем с парой сушек... Это раньше, в былые времена, когда Андрюшка был еще живой — готовила завтраки айда-пошёл! И блины там были, и яишенка жаренная со шкварками, утренние сливки, творог с вечера заготовленный, пироги разогретые на сковороде. Муж да дети до самого вечера сытые ходили, бодрые, даже ужинать, иной раз, садились не торопясь. И не лень было ни капельки, с огромной радостью вставала в пять утра, ковырялась у плиты, стараясь угодить любимому да показать свекрови себя с лучшей стороны… А сейчас чего? Даже молока подогреть нет охоты для себя одной, какой уж там оладушки нажарить или пироги крутить с вечера? Совсем без надобности… Долго, не надеясь на чудеса, глядит теперь Зина в окно, может хоть внуки чьи-то явятся погостить, или дети уже покойных соседей вдруг в деревню надумают перебраться. Вот тогда бы позвала бы их всех на чай Зинаида... Сразу бы и настроение появилось и охота, а сейчас только скрип вековых деревьев слышно вокруг, да стоны домов старых, что страдают без хозяев, зарастают крапивой. Обед женщины и того не веселее в одиночестве, жуёт Зина вкуса не ощущая кашу, правда, вчерашнюю, но ещё годную, да если честно и аппетита особо нет деликатесы себе делать… До обеда еще дожить надо, ладно хоть курочки спасают, да пёс дворовый, отвлекают от серых будней и тишины оглушающей, по всей деревне. Будто бы на выставку готовит в котелке чугунном Зина корм для кур, тщательно перемешивая, добавляя туда по собственному рецепту кожурки яблок и крошенную крапиву, якобы для витаминов. Может и нет от этого пользы никакой, а на сердце хоть какая-то радость, что вкуснее курам будет, по приятнее от её стараний. Ну пока не жаловались пёстрые дамочки, подчистую свой желобок очищают, под присмотром важного Петьки. Казбек и вовсе обленился с такой хозяйкой, даже обнаглел — оживляется только завидев Зину с железной плошкой полной супа, вяло машет хвостом, толкает мордой в ноги, мол, рад тебе не знамо как! Остальное время даже на редких прохожих перестал лаять, скучающим видом поднимает морду, провожает взглядом незнакомые ноги, что видно в щель под воротами, и шумно вздохнув, снова принимает удобную позу. Зина делает вид, что злится, открывает окно, отчитывает собаку. -Бесстыжий! Ты же молодой совсем еще, Казбек, совесть, гляжу, потерял. Чего голос не подаешь? Я же тебя как охрану взяла, а не как постояльца. Так глядишь и в дом скоро переберешься, уляжешься на мою кровать… А ежели воры зайдут? Так и будешь своими ушами шлёпать? Казбек от речей хозяйки веселится, понимает, что ни капельки не злится она, раз на базаре каждый раз ему берёт обрезь вкусную, и косточки сладкие, тяжелые, тащит не жалея спины… После обеда — радость! Можно до Насти доковылять — посидят, друг на друга посмотрят, чаю иной раз не попьют, разойдутся. К Зине сама она не ходит, но принимает у себя с радостью, словно самую дорогую гостью. Зина пару раз нравоучения читала, что ей одной приходится таскаться в такую даль ,да только хуже было — ругались крепко подруги, спорили, на пару дней в молчанку уходили...А им надо это, когда и так каждый день думай гадай, как себя занять? Так хоть встречи их день скрашивают, греют душу мысли о том что есть человек на белом свете, кто ждёт свидания с тобой… Вот и сегодня, взглянув на старые часы с кукушкой, с двумя железными гирьками(и ходят ведь, уже сколько десятков лет!), поверх домашнего халата накинула тёплый, фланелевый, направилась к тяжелой, входной двери и... Чуть не упала на пол со страху — прямо перед её носом, в эту, будь она неладна, дверь, забарабанили что есть мочи. Зина стала хватать воздух ртом, не в силах произнести ни слова, по пути соображая, кто может так нагло явиться к ней, до самого крыльца? Даже почтальонша сначала в ворота стучит и топчется у порога… "Ну Казбек, ну зараза! Пропустил таки негодяев! Наказание, а не собака!" Дрожащими руками отперла дверь, ожидая нападения и немного успокоилась, увидев перед собой худющую женщину, молодую, одетую странно, не по местному. Мысль пробежала - это кто же в слякоть такую белые штиблеты надевает, вон, уже вся вымазалась… Да еще на босу ногу! А штаны — курам на смех, не два, ни полтора, болтаются как кальсоны её мужа покойного, до дыр протёртые, аж смотреть стыдно. Пока Зина с любопытством разглядывала гостью, совсем страх ушел, всё хотелось рубашку незнакомки потрогать, единственную нормальную вещь в гардеробе — под фланель, толстую, тёплую, даже слишком для солнечного сентября … «Вот чудачка..Снизу пусто, сверху густо...Чего еще она там болтает про инструменты?» -Извините, что побеспокоила, у вас нет случайно инструментов или баллонника? -Вы кто будете? Дочка чья-то? У нас нет никаких баллонов. Про газ что ли говоришь? Обещают уже который год провести, а всё шиш с маслом показывают власти… Заметив растерянность женщины, Зина продолжала уже с обидой, рукой указывая в сторону центра. -Зато отобрать они мастера! Вон, прогнали стариков на кузькину гору...Так ты чья же, моя хорошая? Нашла я свободные уши и рада… Чего тебе нужно, объясни толком. -Да ничья я… У нас машина сломалась недалеко тут, муж отправил за инструментом… Не местные мы, поселили в вашем «ДК» старом временно, пока дома нормальные не отстроят для молодых семей. Гостья, видно, и сама была не из молчаливых, наивно рассказала про новый завод, про, семьи, что будут селить в ближайших посёлках, совершенно не понимая, почему пожилая женщина вдруг нахмурилась, поджала губы и бросив грубое "Идите куда шли, милочка", захлопнула перед носом дверь. Зина наплевав на распорядок дня, не приготовив привычного ужина, накинула на себя кофту, достала из чулана первые попавшиеся калоши кинулась к Анастасии, слёзно рассказав той, что в родной и любимой деревне теперь кругом теперь одни враги и не будет от этой суеты никому покою... Настя качала головой, даже пару раз всплакнула. -Это и радиация пойдет и шум вечный... Знаю я городских - грубят, мусорят, музыку слушают громко, ничего не умеют. Всё, Зина, пропал наш тихий уголок... -И не говори, Настенька...А главное, ухмылка такая еще у этой городской выдры была, мол, скоро мы тут сами хозяевами будем, устроим вам тут Кузькину мать! Подруги, перед тем как разойтись, еще немного сокрушались, общая проблема будто бы даже сил им прибавила, появилось странное чувство в душе, непонятное, необъяснимое, которое ни Зина, ни Настя не могли понять - вроде и обида, горечь, но какая-то суетливая, странная... По возвращению, Зина отругала собаку с деланной строгостью, в шутку пригрозила больше не кормить горе-охранника; отчитала кота, что забрался прямо на стол, налила ему молока и поглядела на себя в старое зеркало, которое висело на стене еще со времен покойной свекрови, улыбнулась. "Ба! Я прям зарумянилась вся, пока домой шла... Вроде и не торопилась...Ишь ты, словно девица... Злость берет, аж что-то сделать хочется полезное!" Впервые за год, захотелось пирожков жаренных на топлёном жире, с капустой тушеной, аж подивилась своему аппетиту, сунулась в шкаф, а там ни муки, ни масла. Сей факт пылу поубавил - нет охоты ночью в летнюю кухню идти, не дай бог споткнёшься, никто и на помощь не придёт - на сотни метров пустые дома... Несколько раз, подруги приходили в центр, украдкой наблюдали за вновь прибывшей молодёжью, что толпились у клуба, своего временного жилища, мельтешили туда-сюда, таскали сумки, весело смеялись между собой. Тоскливо было на душе у женщин, от того, что сменяет потихоньку их другое поколение, да еще так нагло, вероломно... -Ты погляди-ка, ютятся в холодном зале, без удобств, а всё хиханьки, да хаханьки им... С детьми... В голосе Насти промелькнула какая-то жалость, Зина разозлилась. -Погоди, выкинут тебя из дома твоего жарко натопленного, вот тогда пожалеешь их...Скажут, вы старые уже, вам пойдет и в каморке ютится.. -Упаси Господи! Да я им устрою, я лучше сожгу дом, чем этим бессовестным отдам... Ишь, карусели своим малявкам делают, забрали наш базар... Настя завела уже привычную песню, осуждая все это поколение и власти... Сговорились подруги от обиды и вовсе не идти за тридевять земель ни на какие базары больше, в грязюку такую и слякоть, возмущались, слёзно проклинали молодёжь, угрожая даже в магазин больше не являться, мол, помрём с голоду, будете знать, злодеи несчастные… Но ровно за два дня, негласно, не сговариваясь, стали обсуждать осторожно — не поднялись ли цены на масло, привезут ли в этот раз приправы, а то в прошлый раз перцу хотели купить свежего, черного... Уж больно для плова специя пришлась по вкусу Насте, можно взять поболее, тем более продавец чернявый и приветливый их мамами называл, обещал сделать скидку… Грустно было женщинам в утро долгожданного четверга, будто бы сломали их, наплевали в душу, омрачили радостный день, сопливые приезжие…Хотелось, конечно, в ответ как-то досадить, хотя бы своим молчанием, отсутствием, но и так весь день скука беспросветная, тоска зеленая, хоть вой… Как пропустишь событие такое, хоть каплю душу замерзшую прогревающее? Укутавшись в теплые вещи и тщательно подобрав удобные сапоги(путь-то предстоит неблизкий!) Зина направилась за Настей, так сложилось уже годами, ждёт у ворот её подруга, тоже разодетая, с авоськами, будто собралась скупить все прилавки, ворчит про себя, отчитывает уже Зинку… -Чего опять копошишься? Знаешь ведь, что топать на кудыкину гору полдня…Сейчас яблоки разберут привозные, мёд останется только разбавленный.. -Так еще и восьми нету, как раз...А я смотрю, ты сумок набрала, словно у тебя извозчик есть личный или десять рук и спина железная...Как тащить обратно будешь? Я тебе не помощник, сама знаешь, колени хрустят как скорлупа засохшая.. -Чай я не дохлятина последняя, как нибудь принесу...Будь он неладен, этот базар, всё настроение испортила! Пока женщины обсуждали как будут возвращаться домой нагруженные и со слезами на глазах размахивали руками, не заметили, как возле них остановилась старенькая иномарка, оглянулись, лишь только когда услышали молодой женский голос. -Здравствуйте! Вы случайно не на рынок собрались? Женщины, прямо так, с поднятыми руками застыли, оглянулись и Зина узнала в незнакомке гостью, что приходила недели две назад якобы за инструментом для сломанной машины. Она глядела на них бодро, с улыбкой, словно и не получила от ворот -поворот в тот раз, не хлопнули перед самым носом дверью… «Ты погляди-ка, плюнь в глаза- божья роса. Снова белые тапки на босу ногу напялила, видать денег не густо, сапоги не может купить» -А я смотрю — женщины нарядные, красивые стоят, наверное на рынок собрались, скупить товар весь. Лицо Насти вытянулось, она даже оглянулась назад — может там стоит кто «нарядный и красивый»? Зина тоже мотала головой, хмурилась — давно уже не слышала в свой адрес таких слов, не смеётся ли над ними эта нахалка? -Идём-те, подвезём! Мы тоже туда едем, если что — назад тоже вместе двинемся, так что имейте ввиду, вдруг что тяжелое хотели прикупить. Пожилые женщины растерялись, словно загипнотизированные уселись на заднее сидение и молча ехали, даже не сообразив сказать спасибо, слушали открыв рот разговорчивую девушку. Новый базар хоть и расположился почти на ровном поле, оказался в три-четыре раза больше чем тот, что был в центре — правильно, места предостаточно, прямо у проезжей части, торговцы, что иной раз не желали приезжать в глухую деревеньку, искать где разложить товар, решили заехать на новое место. Настя с Зиной открыв рот ходили по рядам, глядели по сторонам в недоумении, таких масштабов они не видели давно… Анюта с мужем, что привезли женщин, то и дело подходили к удивлённым подругам, показывали на свою старенькую машину у въезда, мол, ежели чего прикупите, туда тащите, не носите по всему рынку. Уж до чего пенсия скромная у женщин была, но сегодня они, как говорят молодые - «оторвались по полной!», чего только не купили — и тыкву сладкую сортовую, для каши вкусной, для пирогов, и мёд редкий, гречишный, который ни разу не довозили до них раньше, и носков смешных, шерстяных с рисунком необычным… А сколько знакомых давних встретили! Аж с соседнего района приехал народ на новый базар поглядеть… Счастливые, довольные стояли у машины с покупками в руках, делились сплетнями и не могли никак поверить, что все их страхи оказались напрасными, вышло гораздо лучше и веселее всё, а самое интересное — ни какой усталости привычной, грусти, от того, что пора возвращаться дома и снова ждать целый месяц… Завидев издали Анюту с мужем, что шли к машине с полными сумками, Зина вдруг застыла, а затем, предупредив Настю о том, что забыла кое-что купить, ринулась обратно в сторону рынка. Вернулась уже со свертком, что бережно держала подмышкой, уселась в заведённую машину и с загадочной улыбкой всю дорогу до дома проглядела в окно. Выходя, около своих ворот, смущаясь и краснея, сунула свёрток Анне и строго поглядев на её ноги, погрозила пальцем. -Сымай свои тапочки летние, надевай нормальную обувь! У нас тут в таких позорниках не ходят по деревне, здоровье надо беречь! Знаешь как в старости потом это аукнется! Женщина переживала, что сейчас Аня обидится, кинет пакет в окошко машины со словами- «кто ты такая чтобы указывать мне? Не мать, не бабка!» Но девушка, словно ребёнок развернула пакет, радостно уставилась на новенькие резиновые сапожки с флисовой подкладкой, трогательно прижала их к груди. -Спасибо вам огромное, Зинаида Петровна, я их прямо сейчас надену! Провожая взглядом отъезжающую машину, со слабой надеждой помахала рукой, крикнула вслед, не надеясь на то что её услышат, даже немного стесняясь.. -Заглядывайте в гости… Усмехнулась своим словам — на кой она сдалась им молодым, чай своих дел полно, чем чужую старуху навещать. Но тем не менее, зашла в дом, нарезала тыкву, сложила в старый чугунный котелок и убрала в печь затопленную специально для таких целей. Пока тыква томилась, с охотой замесила тесто, оставила подниматься и принялась за яблоки — нарезала, присыпала сахаром, немного крахмалом, вышла на крыльцо. Строго оглядела ступеньки, смахнула оттуда сухие травинки метлой, поправила белоснежную занавеску, приспособленную еще летом, как защиту от мух, снова вернулась в дом и уселась на кухонный диванчик. На душе стало грустно — сама себе надумала, на фантазировала, ждёт гостей каких-то непонятных, а те даже и не сном не духом, небось даже и не слышали приглашения её. «Вот я дура старая… Хоть бы раньше сказала, прямо в машине или погромче хотя бы… А что сейчас толку? Если только Настю позвать..Не пойдёт она, да и нельзя ей выпечку...» Хотела было махнуть рукой, больше ничего не делать, жалея себя и свою участь, но с кастрюли со звуком стала сползать крышка — тесто подошло. «Ни ума, ни фантазии — сколько продуктов перевела, как на Маланьину свадьбу затеяла… Кто потом это будет есть… Раскатала губу, гостей ждет… Казбек и то умней меня будет, даже не носа не повернул на них...» Пирог с тыквой и маленькие, аккуратные (как умеет только Зина) с яблоками, уже сидели в печи, а запах уже ставший непривычным для этого дома немного растрогал женщину, в душе что-то зашевелилось, захотелось плакать от воспоминаний — как давно всё это было… Точно такой же запах стоял, шум-гам, споры детей, Андрюшка ворчит, что-то мастерит попутно, суета и счастье: сейчас все вместе усядутся за вкусный стол, будут болтать без умолку, до самой ночи, а потом еще сыновья украдкой за голландку спрячутся страшилки друг другу травить, браниться по — братски … Ушло всё безвозвратно… Так хорошо всё представила Зина, аж в ушах эта возня продолжилась, будто бы снова она на тридцать лет назад переместилась — детский смех, скрип половиц, озорной шёпот… Задумавшись, улыбнулась этим звукам, а затем вздрогнула, страшно стало — уж не помешалась ли разумом она от одиночества, в пустом доме звуки слышит? Выглянула опасливо за дверь, на крыльцо, а там - мать моя женщина! Стоит Анюта в новых резиновых сапожках с двумя детьми топчется смущаясь, мужа подгоняет, чтобы скорее дверь закрыл, холод не запускал в сени… -В гости мы пришли, тёть Зин, нас ведь только позови! До самого позднего вечера гости просидели у Зины, уплетали свежие пироги, раза три кипятила хозяйка чайник, суетясь, волнуясь, а на четвёртый — Аня сама немного похозяйничала, разлила чай, а затем перемыла посуду, прибрала. Сыновья супругов, погодки, не слезали с русской печи, изображали из себя Емелю, хохотали, играли с котом, а муж Анюты и сам едва сдерживая любопытство пару раз полежал на печке, удивлённо мотая головой, мол, только в книжках про такое читал! Ане уж больно сундук Зинин показался диковинным — всё фотографировала на свой аппарат, не верила, что уже сто лет ему, в четвертое поколение попал от начала пути своего… До самой ночи девкшка салфетки кружевные перебирала, дивилась , со слезами на глазах, вещам старинным, представляя, какой была Зина хорошенькой в молодости... *** Спустя полгода, Настя с Зиной проходя мимо детской площадки в сторону хлебного, там где раньше стоял их рынок, улыбались, иной раз даже утирали слёзы умиления — несколько детишек играли в песочнице, двое хулиганов шумели возле качели, белокурая девчушка каталась с горки, под присмотром старших ребят. Приятна женщинам эта суматоха, деревня словно переродилась, задышала новой жизнью… -Ох, Настя, до чего же у нас тугие власти… Сколько времени тянули, давно бы уж молодёжь сюда отправили заместо базара нашего... -И не говори, Зина! На кой нам тут еще рынок? И магазин есть и почта, а до рынка молодёжь подвезёт, дай Бог им здоровья! В тот раз аж четверо помощь предложили свою… -А то плакала всё, что плохие все кругом, деревню твою заполонили, дожить спокойно не дадут последние денёчки... -Это когда я такое говорила? Не выдумывай! Я и не собираюсь еще помирать, когда в деревне такое творится - газ пустили, дорогу починили... А ты вспомни, как сама же пускать Анюту к себе не хотела… Женщины шли уже по своей улице, трогательно переговариваясь, то и дело кивая головой, здороваясь с новыми жильцами на своей улице. С улыбкой проходили мимо свежевыкрашенных заборчиков, с теплотой смотрели на ожившие окошки с занавесками...Еще вчера скрипели дома старые, серые и безликие, а как жильцы молодые заехали, так засияли, словно только что отстроенные, бодрые, крепкие. Зине и вовсе подфартило — Анюта с семьей поселилась в доме напротив, нашлись хозяева прежние, почти задаром разрешили жилплощадь занять... Недорогую цену назначили - дом не сносить, оставить как можно дольше в таком виде, какой он есть, а Зине с Настей строго следить велели за этим... Нагляделись молодёжь на старшее поколение, зарядились настроением, теперь точно так же на базар собираются раз в месяц, по четвергам, словно на праздник, музыку сами соорудили, кафе летнее прямо у дороги. Старики покупки сделают, а потом там сидят за столиками вместе с молодыми, кофе пьют, домой не торопятся... Не умрет еще деревня, долго простоит.... Всем доброго дня, мои любимые читатели! Я плавно возвращаюсь, поэтому, не судите строго-это первый рассказ после долгого перерыва.