Вдоль её высятся прямоугольные строения, похожие на склепы, в них устроены просторные ниши, куда ставится часть приносимых даров.
Слуги быстро развьючивают лошадей.
Право преподносить подарки в честь бога Аполлона, покровителя оракула, предоставляется старейшине Калаиду. В одну из ниш по его знаку рабы кладут тюки с тканями и несколько больших амфор с благовониями.
Напротив ниш предусмотрены каменные скамьи, где располагаются спешившиеся стражники.
Рабы без всякий приказаний уже сидят на пыльной каменистой обочине.
Мимо проходят несколько молодых знатных девушек, оставивших свою охрану на зеленой лужайке. Они одеты в дорогие белоснежные наряды. Драгоценности и украшения ярко блестят в лучах полуденного солнца.
Старейшина, глядя на красавиц, морщится так, что его скуластое лицо ещё больше напоминает перезрелый абрикос.
– Чего остолбенел, уважаемый Калаид? – ухмыляется Леарх.
– Чего, чего? Просто вспомнил молодость своей Прокны.
– А мне твоя жена позапрошлой ночью приснилась, и я не мог заснуть от страха почти до утра, – парирует Леарх. Он не может забыть старейшине инициативу с посещением оракула.
– Ну и что Прокна говорила?
– Ничего. Молчала, как рыба.
– Тогда ты ошибся. Это – не Прокна. Она даже бы во сне рот не закрыла.
– Что ж заставляет тебя при виде каждой смазливой мордашки забывать о ней?
– Как раз наоборот, Леарх, я сразу вспоминаю её морщины, будь она не ладна!
– Хватит оскорблять святые места пустыми разговорами! – повышает голос Аристион.
Путники умолкают и медленно приближаются к узкой бронзовой калитке, ведущей к храму – центру святилища, который уже почти наполовину построен.
В храм ведет широкая мраморная лестница.
На противоположной стороне от неё сооружен жертвенник.
Посольство с благоговением приближается к алтарю. Из переносных ящиков достаются золотые украшения с драгоценными камнями, появляются красивые скифские полотенца, вышитые замысловатыми узорами, а также миниатюрные сосуды с благовониями из самого Крита.
По знаку главного жреца вспыхивает жертвенный костер, распространяя вокруг приятный аромат благовоний и едкого дыма. Две телячьи туши ждут своей очереди, чтобы снискать к присутствующим людям внимание олимпийских богов.
Закончив церемонию жертвоприношения, все направляются внутрь строящегося здания. В его центре над узкой горной расщелиной устроен адитон, место, где располагается оракул.
Прямо над расщелиной по образцу святилища в знаменитых Дельфах сооружен треножник, окруженный большим венком из побегов лавра, доставленных сюда из Херсонеса. Его листья не дают ядовитым испарениям растекаться по всему помещению.
Хотя на стенах адитона укреплены горящие факелы, здесь владычествует полумрак. Духота, дым, запахи испарений не только усиливают взволнованное состояние прибывших, но и подавляет их психику.
Вот мимо, словно белая призрачная тень, скользит юная пифия.
Главный жрец помогает ей опуститься на треножник и через некоторое мгновение пифия уходит в небытие.
– Готов ли благородный Аристион задать вопрос оракулу? – неожиданно звонким фальцетом восклицает главный жрец.
– Да, да, да! – будто очнувшись от сна, утвердительно кивает номофилак.
– Спрашивай!
– Этой ночью убит Теаген, один из храбрейших воинов Пантикапеи, – говорит не своим голосом Аристион, – мы посылаем тебе дары, достойные тебя, и одновременно просим указать на нечестивца, посмевшего преждевременно отправить достопочтенного военачальника в царство мертвых.
Воцаряется удивительная тишина, прерываемая хриплым дыханием юной пифии, которое с каждой секундой становится всё более прерывистым и тяжелым.
Вдруг она поднимает голову, в её безумно сверкающих глазах отсвечиваются огни горящих факелов, губы лихорадочно подергиваются. Через несколько секунд истеричный вопль пронизывает окружающее пространство.
Затем пифия несвязно бормочет различные слова, которые жрецы тут же записывают на глиняные таблички.
Среди звуков, исторгаемых пифией, Аристион различает от силы только четыре или пять:
– Сильный… тяжелый…. тяжело дышать… его нет!
Ещё через мгновение пифия бьется в судорогах, её подхватывают жрецы и быстро уводят за темный полог.
– Уважаемый Аристион, ответ ты получишь ещё до захода солнца! – торжественно провозглашает главный жрец, строго глядя на почтенного старца…
… Перед наступлением вечера номофилаку передают небольшую глиняную пластинку, на которой начертаны слова: «Сила побеждает силу. Теаген задушен убийцей, который скрывается в стенах дворца. Среди здесь присутствующих людей его нет».
Неподдельная радость мелькает в глазах Леарха. Он недаром тайно передал главному жрецу золотое ожерелье, в котором алмазов, наверное, больше чем звезд на небе.
Посольство, огорошенное заумными словами оракула, спешит к выходу: до Пантикапеи почти двадцать стадий и нужно успеть ещё до захода солнца известить о результатах расследования самого басилея…
Катара с нетерпением ожидает Леарха.
Она задумчиво смотрит на статуэтку, и внезапно в памяти возникают слова Автия: «Завтра не всегда бывает лучшим, чем сегодня. Для кого-то оно становится последним».
О Боги! Почему она в своё время не обратила внимания на роковые слова? Они были сказаны достаточно тихо, но только сейчас до Катары доходит их угрожающий смысл.
Неужели Автий настолько влюблен в неё, что безответная страсть ослепила ему не только глаза, но и больше того – помутила разум?
Теперь она уверена, Автий слышал её разговор с отцом. Только глухой может не разобрать раскатистый отцовский бас! Звуки его голоса можно узнать за стадию. А комната, отведенная Автию – рядом!
Кажется, в гневе отец говорил: «Скоро ноги прощелыги не будет в Пантикапее!»
Почему он рассердился на Автия?
И Катара бросается на поиски молодого миррмикейца.
Это он, Автий, сын известной на всю Таврику врачевательницы, когда-то рассказывавший Катаре о всех ядовитых растениях, росших на склонах Митридата, мог незаметно подсунуть отцу одно из снадобий своей матушки, от которого ему стало плохо. Только так можно было справиться с отцом, обладавшим неимоверной силой. Очевидно, ночью Автий задушил Геро, ринувшуюся навстречу, а потом то же самое проделал с беспомощным телом несчастного отца.
Вдруг в вечернем полусумраке раскрывается дверь потайного выхода, чья-то мощная рука тянет её к себе. Она сразу догадывается: Автий, пробует закричать, но та же рука закрывает ей рот.
– Ты –такое же надменное и низкое животное, как и твой отец, – злобно шипит он, – от меня ещё ни одна девушка не уходила, не став женщиной.
Как быстро исчезает напускная мягкосердечность мирмикийца!
От мускулистых рук Автия девушку спасает золотая статуэтка.
В то же время слышатся крики дворцовой стражи и Леарха, спешащих ей на помощь…
…Я просыпаюсь и долгое время нахожусь под гипнотическим воздействием жуткого сна.
Вот он, настоящий страх, пробуждающийся во мне от сна к сну!
8
«Се гряду скоро и возмездие моё со мной, чтобы воздать
каждому по делам его».
Откровение Иоанна Богослова. Гл.22. Ст.12.
После совещания мы с Сивковым направляемся к месту, где произошла расправа над пенсионерами. Астапенко едет на служебной машине проверять вокзалы.
Только энтузиазм, конечно, у всех нулевой. Слишком мало улик предоставили преступники, слишком мало.
В квартире Савченко появляются первые родственники. Они ходят по квартире тихо и молча, словно призраки. На некоторое время люди превращаются в слабое подобие теней.
Но ещё не приехала младшая дочь погибших, которая больше всего интересует нас. Только она может пролить свет на происшедшее, что, впрочем, тоже маловероятно. Девушки не было дома месяца два или три.
На всякий случай звоню в школу, где училась Елена Савченко. От бывшего классного руководителя узнаю6 подружка Лены живёт рядом в соседнем доме.
К счастью она оказывается на месте.
– Вы хорошо знаете Елену Савченко? – задаю ей вопрос обычный для данной ситуации.
Подружка Лены краснеет и смущается. Худенький белобрысый мальчонка, крутясь возле ног, словно юла, постоянно задирает подол её ситцевого халатика. Она то и дело одной рукой поправляет полу халатика, другой отстраняет малыша в сторону, который оказывается её младшим братом…
– Да, мы с Ленкой и сейчас дружим, – наконец, произноси одноклассница, а в самом начале весны приезжали к ним в Керчь.
– Почему к ним, а не к ней?
– Ленка с мальчиком живет.… Почти муж…
– Мы в университет послали вызов, только Елены почему-то до сих пор нет. Может быть, вам что-либо известно?
– Дело в том, что месяц назад они сняли новую квартиру. Где-то в районе горы Митридат. Почти в центре.… В университете могут не знать её новый адрес, или Ленка, вероятно, заболела.
– Тогда её парень или муж разве не в состоянии приехать или сообщить? Тут же не за тридевять земель.
– В обще-то Денис, так звать её парня, две недели назад собирался уехать в Москву. На заработки. Они на Теплом Стане новый пивбар возводят. Ему и Ленке нужны деньги – хотят побыстрей расписаться. Мы с Ленкой по телефону неделю назад общались, только я новый адрес забыла записать. Знаю приблизительно где, а вот точно сказать не могу. Она даже матери не сказала.
– Интересно вам сказала, а родной матери – нет. Ну и нравы, т – т.- удивляюсь я, хотя сам недалеко ушел, целый месяц не нахожу времени, чтобы позвонить родителям.
– У неё проблемы из-за Дениса. Вы же знаете, пожилым людям всё не так. Взглянул свысока, сказал по ошибке не то. Короче, Денис беден и родословная у него никакая. Он, ведь, детдомовский, а данный факт для покойной Аллы Егоровны, матери Ленкиной, как нож в сердце.
– Что? Слишком хулиганистый?
– Да не сказала бы. Парень как парень. Очень даже симпатичный. Черноглазый, высокий. Кстати, у меня фотография есть, где Ленка снята вместе со своим парнем. Мы сфоткались здесь в Северокрымске. Они тогда у меня переночевали. Алла Егоровна даже в дом Дениса не пустила. Точнее сначала пустила, а потом на порог указала…
– Неужели до такого дошло?
– Больше того! После Ленкиного знакомства с Денисом, то есть, когда она объявила о своем намерении выйти за него замуж, родители перестали даже деньгами помогать.
– Ну и дела! – искренне продолжаю удивляться я.
– Ни копейки! Да и Ленка с характером, в результате размолвки ни разу домой не приезжала, даже не звонила. Короче, каждый по-своему с ума сходит.
– А родители? Неужто такие бедные?
– Нет. Они вовсе не бедствовали. Даже собирались квартиру в Керчи купить. Для Ленки. Экономили. Может быть, и купили, если не Денис…
– Теперь по поводу происшедшей трагедии. У вас нет ничего, вызывающего подозрения?
– В наше время всё возможно, – качает головой одноклассница, – я совершенно не в курсе.
Я направляюсь к двери, но чувство любопытства берет верх:
– Если вас не затруднит, покажите фото, о котором вы только что упоминали.
Одноклассница вместе с малышом исчезает в соседней комнате и минуты через две появляется с альбомом в руках. На снимке две пары. Из центра на меня напряженно взирают две девушки. Рядом с Леной стоит неказистый паренек, далекий от настоящей мужской красоты.
Одноклассница подносит к альбому согнутый мизинец:
– Денис стоит рядом со мной.
Я внимательно всматриваюсь в молодого человека. Красавчик с черными волосами нагло улыбается мне в глаза.
– Как фамилия Дениса?
– Шишкин.
Несмотря на русскую фамилию, можно с уверенностью сказать, что это человек с лицом кавказской национальности.
Действительно, прав Гоплюк, – каждого второго, если исходить из моей записки, следует взять под подозрение. Однако подспудное чувство все-таки заставляет меня на время попросить этот цветной снимок…
…В отделе нас уже ожидает Астапенко.
Он успел опросить всех кассиров и дежурных. Как и предполагалось, такое мероприятие оказалось безуспешным. Никто ничего подозрительного не заметил, а людей с лицами кавказской национальности – «хоть пруд пруди». Но опытный капитан проявил полезную инициативу: на обратном пути заглянул на единственную в городе стоянку такси, находящуюся возле автостанции.
И один из водителей показывает, что в ночь убийства он подвозил на железнодорожный вокзал Джанкоя высокого парня похожего на чеченца. Вроде бы тот спешил на поезд. У парня был синий рюкзак. Больше ничего шофер не запомнил.
Затем мы с Астапенко снова разыскиваем таксиста и показываем ему цветную фотографию, взятую у подружки Елены Савченко.
Денис Шишкин и человек, спешивший в Джанкой, на поезд «Симферополь-Керчь» – одно и то же лицо!
Беспокойство сжимает моё сердце предчувствием новой опасности. Личный «информационно-аналитический центр» лихорадочно ищет решение сложной задачи: как не допустить возможного появления новых жертв? Слишком непродолжительное время я непосредственно соприкасаюсь с людскими смертями и ещё не загрубел, чтобы воспринимать преступные действия, как некое постороннее дело.
Через керченскую милицию связываюсь с университетом, где учится Елена Савченко. В её группе зачетный день.
Слава Богу, все студенты на месте!
Но к телефону подходит какой-то Владислав Меркель и сообщает, что он утром подвез Елену к поезду, который следует в Джанкой и что она знает о смерти своих родителей. Только в спешке разминулась со своим женихом Денисом.
Это уже радует.
Садясь в милицейские «Жигули», я смотрю на часы. В распоряжении остаётся совсем немного времени, но к приходу поезда «Керчь – Джанкой» можно ещё успеть.
9
«Не бойся ничего, что тебе надо будет претерпеть».
Откровения Иоанна Богослова. Г.2. Ст.10.
Поезд «Керчь-Джанкой» увозит меня в пугающую неизвестность.
Случилось то, о чем меня предупреждали навязчивые кошмарные сны. Уткнувшись в стекло вагонного окна, я вновь и вновь вспоминаю ужасные события самого несчастного в жизни утра…
… От таинственных сновидений невозможно очухаться даже во время сдачи зачета по технологии судостроения.
– Ленка, ты чего? Очумела? – толкает меня под руку однокурсница. – К тебе преподаватель обращается. Беги скорее в деканат.
Я, как сонная тетеря, ползу по этажам.
В деканате читаю телеграмму, смысл которой никак не может дойти до моего сознания. Голова измучена ночными видениями.
– Чьи родители? – удивленно моргаю я глазами. – Мои? Что за чепуха!
Сухопарая секретарша смотрит сочувственно.
Наконец, перед глазами проявляются буквы: «Елене Савченко. Срочно выезжайте, умерли ваши родители».
Умопомрачительный смысл телеграммы доходит до сознания лишь минуты через две…
Слезы брызжут из меня бесконечным водопадом. Я испуганно гляжу на секретаршу и декана, которые беспрестанно извиняются передо мной – известие получено ещё вчера вечером, но меня не могли разыскать….
Всё остальное происходит, как в тумане.
Я врываюсь в учебную аудиторию и умоляю Владика Меркеля, самого богатенького однокурсника, который приезжает на занятия на «Форде», подбросить до вокзала – через полчаса на Джанкой уходит пригородный поезд. Оттуда до Северокрымска можно будет добраться на попутном автобусе.
Надо ещё забежать домой, чтобы захватить остатки тех грошей, что оставил Денис перед отъездом в Москву.
Пока я живу с Денисом, моя мама категорически запретила отцу оказывать мне всяческую помощь. Она почему-то с первого взгляда возненавидела моего будущего мужа.
– Невтерпеж стало? Тогда пусть он тебя кормит, поит, учит и одевает!
Я прошу Владика на минуточку остановится возле моей квартиры. Открываю двери и – о чудо! – вижу синий рюкзак Дениса. Значит, есть боженька на свете! За его спиной я чувствую себя уверенно и спокойно.
Совсем, как маленькое дитя за спиной у матери.
Мы вместе можем выехать в Северокрымск!
Я вытряхиваю содержимое рюкзака на стол, чтобы сложить в него свои вещи. Как раз приличного рюкзака мне не хватало.
Смотрю на будильник – времени в обрез, а Дениса всё нет и нет.
Отчет идет уже на секунды. Я пишу записку, где прошу его ближайшим поездом выехать в Северокрымск, кладу её вместе с телеграммой на стол хватаю рюкзак.
Вдруг мой взгляд падает на простенький скарб Дениса. Он останавливается на замшевом мешочке, где хранится статуэтка Кассандры. И я с удовольствием устанавливаю, что перед своей смертью мои родители все же смогли найти с Денисом общий язык, если эта дорогая вещь у него.
Мне всегда по душе гармония, умеренность и мягкость. Никаких острых углов. К чему эта дикая бессмысленность семейных мелодрам?
Хотя я, в принципе, как ребенок, достаточно не постоянна. А все маленькие дети, зачастую, живут своими мыслями в другом нереальном мире, где нет их на самом деле, где всё хорошо, где цветут яркие цветы и растут сладкие яблоки.
Но время не ждет. Надо торопиться на поезд.
10
«И схвачен был зверь…»
Откровения Иоанна Богослова. Гл.19. Ст.20.
Часто я не являюсь хозяином своего слова, своих мыслей и своих поступков.
Тогда мысли живут во мне сами по себе, а дела и поступки – что спектакли, но их лучше наблюдать со стороны. Сегодня – трагедии, завтра – драмы, послезавтра – комедии.
Но есть одна мысль, которую из головы не вышибить ни чем: человек, чтобы стать выше себя, должен обязательно вернуться в состояние зверя.
Потому что зверь не копается в своей душе, как в помойной яме. Так как души у него просто нет.
Надо только суметь осушить в себе то омерзительное болото, которое люди, унизительно сюсюкая, называют чувствами. Миром должно управлять только одно чувство. Чувство безграничного величия собственного Я.
Человек – это грязная мутная река, а я хочу стать грозным соленым морем!
Хочу иногда своими чувствами, как цунами, сметать людской хлам с лика земли, особенно тот хлам, который незаслуженно носит название наших мужских половин.
Да, да, да! Во всех бедах виноваты лишь женщины. Вернее, бабы. Великий русский язык дал им наиточнейшее определение – бабы.
Безмозглей существа на свете не бывает. Они даже уродуют свое тело, чтобы пустить мужикам пыль в глаза – то сохнут, как щепки, то колют свое тело, будто Бог дал им мало других дырок.
Зачем Ленке понадобилось рыться в моих вещах? Неужели не могла обойтись без этого рюкзака? Естественно она сразу заметила золотую статуэтку. То, что она золотая, я определил ещё в Северокрымске, ожидая корову в соломенной шляпке.
Значит, Ленка сама себе подписала приговор. Не позволительно каждой дуре рыться в моём личном имуществе. Не сделай она этого, может быть, я оставил её в покое…
Неужели она в самом деле вообразила, что я способен её когда-то полюбить? У самой – ни рожи, ни кожи. Избалованная самолюбивая серость. Если бы во время нашей первой встречи она не проговорилась, что родители копят баксы на покупку квартиры в Керчи, то я забыл бы сразу об её существовании.
Но правду говорят с дурой поживешь, сам дураком станешь. Зачем мне надо было тащиться в Керчь за парой своих старых шмоток? С имеющимися баксами я мог затеряться где угодно: в Москве, в Питере.… На худой конец за Уралом. В Екатеринбурге, например. Неплохой город. Главное, родной – детдомовский.
Однако у меня, как у настоящего охотника, уже кипит в крови волнительный азарт. Когда инфантильная Ленка доберется до Северокрымска, её дурные мозги сразу допрут до истины.
Надо скорей хватать такси и догнать Ленку! И я, словно породистая охотничья собака, беру след.
Самое противное и самое интересное место в Крыму – Джанкойский вокзал. В любое время года здесь суетливая толкотня. Здесь можно встретить и заклятого врага и верного друга. Но ещё легче здесь найти единомышленника. И вору, и бомжу, и служителю культа…
Но вот и пригородный поезд.
Я вижу унылые заплаканные глаза Ленки. Она, ещё ни о чем не догадываясь, делает мучительную попытку жалко мне улыбнуться. Я принимаюсь, как умею утешать дуру, хотя слово утешение ассоциируется во мне со словом унижение.
Что ж пока надо унижаться. Приходится.
Главное – отрубить все следы. Для всей прочей швали я на заработках в Москве.
За вереницей киосков есть укромное место. Там можно найти этой безмозглой девке вечный приют.
– Блюдите шестую заповедь! – надоедливая ерунда, не спрашивая, снова лезет в черепок.
Ленка о чем-то бормочет, но мне не хочется слушать нудный навязчивый бред.
Надо сделать несколько шагов под эстакаду и завернуть налево.
Снова дикая истома с приятным изнурением щекочет под ложечкой. Где-то в районе сердца.
Я с нетерпением жду того момента, когда можно без опаски совершить магическое, таинственное и захватывающее действие, после которого остаётся лишь с облегчением вздохнуть и уже никого не остерегаться.
Оглядываюсь – вокруг ни души.
Возле старого сарая, развалившегося от дряхлости на отдельные камни, стоит поржавевший пульман. Местные бомжи давно превратили этот узкий проход в отхожее место. Но Ленка бежит за мной, как маленький ребенок, ни о чем не подозревая, уцепившись за мою горячую пятерню…
Дурочка!
И руки у неё холодные, точно рыбьи плавники.
Вот теперь – пора!
Я старательно освобождаюсь от неё, чтобы сделать последний и решающий…
В это мгновение передо мной, к5ак привидения, возникают два мента со стволами. Делаю шаг назад и неожиданно натыкаюсь ещё на один ствол. Он гораздо холоднее Ленкиной руки.
Словно обломок колючего декабрьского льда.
В глазах осатанело начинает кружиться земля и мне становится почему-то не по себе: держаться на ней с каждой секундой становится всё труднее и труднее.
11
«Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы
иметь право на древо жизни и войти в город воротами».
«Крым. Двадцатый год двадцатого столетия.
После кровопролитных боёв белые поспешно отступают. В один из холодных ноябрьских вечеров в окно полу развалившейся хатки
Связь времён"
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев