Главной фигурой этого развёрнутого мемуарного произведения становится бабушка автора – Мария Ивановна Вишнякова. Её облик проницает практически все страницы и локальные сюжеты книги. Исподволь и бессознательно она хранит в себе множество драгоценных черт как русского человека в целом, так и русской женщины, прошедшей через море тягот и лишений, однако сохранившей в душе чистоту и любовь, терпение и самоотверженность, заботу и непостижимую теплоту, которая позволяет нам сказать сегодня: бабушка Маруся – вот настоящий, не уничтожимый движением дней, а растворённый в его течении Дом маленького героя: "У Маруси характер. Мягкость в любви к людям, а железо в защите этой любви". У неё были свои привычки и особенности речи, она чутко воспринимала смыслы, ей нравилась игра слов. Но записи её дневника хранят фразы короткие, сдержанные, говорящие о самых главных событиях и о самых важных чувствах.
Скудные довоенные годы, лихолетье войны, мирное время – здесь рядом с бабушкой её сын, которого автор впоследствии называет Дядя Андрей, и ушедший из семьи муж Арсений – Асик. Будто невзначай читатель понимает, что перед ним – режиссёр Андрей Тарковский и его отец – поэт Арсений Тарковский. Немало места уделено их психологическим портретам, творческим пристрастиям, житейским привычкам, однако центральной фигурой и главным действующим лицом всё равно оказывается бабушка – и маленький внук, который спустя годы оживит её на страницах своей книги. И в сознание закрадывается крамольная и, наверное, слишком прямая мысль: соизмерение "подвига жизни" бабушки Маруси с творческим трудом отца и сына Тарковских, как ни странно, всё же – в пользу бабушки... Именно в ней воплотились уникальные качества русского человека – служение, воля и мука, что так потрясают в кадрах военной хроники из фильма Андрея Тарковского "Зеркало", когда измученные солдаты тянут тяжёлые артиллерийские орудия по пояс в холодной воде.
Сам язык, которым автор живописует события и героев, постоянных и мимолётных, течение дней и подробности историй, происходящих со своими и чужими, природу, воплощённую в лесном массиве, огромную и непредсказуемую реку Волгу, – этот язык не перегружен плотностью изобразительных штрихов, в нём всегда есть пространство для дыхания читателя и рассказчика. Его вольность и обширность оказываются наибольшим удовольствием при чтении, превосходящим удовлетворение от познания многих биографических деталей, ранее мало кому известных. Детская "волшебность" восприятия реальности переплетается с конкретикой, придавая ей дополнительные свойства и смыслы, как бы расширяя окружающий мир. Жанр воспоминаний здесь обретает теплоту и свободу в выборе тем и ситуаций. Обаяние этого повествования – в его погружённости в "незримую тягу прошлого", что отодвигает текст от литературного дневника и приближает его к художественной прозе.
Картинки социального свойства и бытовые отображения эпохи не поглощают в себе фигуры бабушки и её внука. У них – какая-то особенная история, протяжённая семейная легенда. Поступки и вещи, ценные для них, кажутся всем иным незначительными и нарочитыми. И мальчик постепенно понимает, что "мы с бабушкой совсем из другого мира". Хотя по видимости он не отличается от остальных сорванцов и понимает важное для мальчишки значение "вида бывалого, у которого главное выражение: набедокурил и еле вырвался". Но в детской душе постепенно складывается твёрдая система ценностей и смыслов, переходящая от старого к малому, сохраняя золотую сердцевину православного и русского самопонимания.
Много внимания автор уделяет детству Дяди Андрея – оно присутствует в книге своего рода параллелью к детской летописи дней самого́ маленького Миши. Наглядно взаимное отличие этих страниц – и смысловое, и стилистическое. Тяжкие дни войны, лишения и беды, скудость еды и тепла – Андрей Тарковский как никто показал в "Зеркале" впечатления ребёнка военной поры. Примечательно, что в "42-м до востребования" рассказчик создаёт свой текст словно на фоне кадров этого поразительного по искренности фильма. Было бы неправильно представлять тяжкие времена совсем без света и человеческой надежды на лучшее. Поход бабушки, Андрея и его сестрёнки за ягодами в лес – из этого эмоционального ряда. Здесь – ясность детского сознания, ничем не разрушаемая радость бытия, простота обихода... Однако сдержанность авторского языка, кажется, приглушает краски реальности – тут не найти безграничной свободы и выразительности повествования, что так чаруют читателя в первой части книги ("...сами события словно взрослели, обретая биографическую трезвинку").
О фильмах Андрея Тарковского автор упоминает вскользь, речь идёт более о душевном мире режиссёра, о его творческих правилах, обиходе... Мягко и бескомпромиссно создаётся портрет, в основе которого – человек, а не свод идей и интеллектуальных устремлений. Чувство такта и родство позволяют рассказчику быть правдивым и точным, что так важно на фоне многочисленных свидетельств, в которых бывают лукаво смешаны выдумка и расчёт, чёрствость замысла и стремление к скандалу. Движения сокрушённого сердца и печального ума странно соединились в реальном существовании и творческом пространстве Андрея Тарковского.
Ещё один художник в родовом окружении бабушки Маруси – поэт Арсений Тарковский (по-домашнему Асик), фигура значительная в истории русской литературы второй половины минувшего века. Тайна его творчества до конца не разгадана, но роковой гипнотизм многих строк Арсения Александровича с течением лет не развеивается, но кажется, обретает уже бытийное измерение, отвлечённое от частных событий действительности. Отец Андрея Тарковского и муж Марии Ивановны Вишняковой, на страницах книги он предстаёт житейским и богемным человеком, отважным фронтовиком – и усталым стареющим литератором. Однако в нём, наряду со многими легкомысленными артистическими поступками, живёт строгий кодекс православного русского человека, для которого честь, мужество, чувство долга – более чем весомые слова.
Присутствие Асика в трудном житье-бытье бабушки Маруси было постоянным, но с годами – всё более удалённым. Он напоминал о себе то приездом, то письмом, то воспоминанием и грустью. Быстротечность мгновений поймана Арсением Тарковским в стихотворении "Вот и лето прошло...", которое так любил Дядя Андрей – и всем существом своим ему соответствовал.
Книга Михаила Тарковского показывает читателю много неожиданного в облике двух художников, которых можно назвать его предшественниками в искусстве и литературе, и шире – в творчестве, в художественном вопрошании, во внимании к человеку и времени. Но всё же в повествовании "42-й до востребования" Тарковские – и поэт, и режиссёр, и сам писатель – в высоком смысле слова оказываются только Наблюдателями за мечущейся, страдающей и ликующей жизнью. А самой неотъемлемой и главной её частью становится бабушка Маруся. Простая русская женщина – Праведница.
Нет комментариев