Евгений Баратынский

* * *
Сначала мысль, воплощена
В поэму сжатую поэта,
Как дева юная, темна
Для невнимательного света;
Потом, осмелившись, она
Уже увёртлива, речиста.
Со всех сторон своих видна,
Как искушённая жена
В свободной прозе романиста;
Болтунья старая, затем
Она, подъемля крик нахальный,
Плодит в полемике журнальной
Давно уж ведомое всем.
(1838)
❓Чем это интересно: комментирует поэт Вячеслав Куприянов
Поэзия содержит «мысль», которая остается темной, если в нее не вникнуть силой своего внутреннего света. Но и «свет» может быть невнимательным к мысли, если свет –синоним двора или элиты. Если взять современную нам «элиту», то в нее не входят ни поэты, ни мыслители.
Н. А. Полевой («Сын Отечества», 1838), Сенковский и Белинский не оценили этого стихотворения, они сами были полемистами и журналистами.
Первенство поэзии по отношению к прозе будет утверждено в русской философии языка А.А. Потебней, который полагал прозу вырожденной поэзией. Отсюда поэзия будет царствовать в Серебряный век и далее, а русская стиховая культура надолго будет очарована метром и рифмой, не печалясь утратой «мысли». «Поэзия произросла из древа жизни, а проза – из древа познания» (Святитель Николай Сербский).
«Крик нахальный» – это уже наше время господства массовой коммуникации, Баратынский словно предугадал его. «Фельетонная эпоха» –назовет это время Герман Гессе. О читателях газет потом лучше всех напишет Марина Цветаева. «Ведомое всем» определяет интересы толпы, организованная бессмыслица посредством массмедиа управляет этой разрозненной толпой. «Глупцы не чужды вдохновенья», –сетовал Баратынский в другом своем стихотворении; у сентиментальных глупцов более широкий круг читателей, которым более приятна «раздутая капуста», нежели цветущий лавр. Не обманывался и Пушкин: «Печной горшок тебе дороже…» и – «Поэт, не дорожи любовию народной…».
Баратынский, можно сказать, предвидел парадоксы массмедиа, описанные в разгаре ХХ века Маршаллом Маклюэном, а в учебнике «Общая филология» (1996) объясненные академиком Ю.В. Рождественским через понятие «фактуры речи», где он начинает с мудрости пословиц и поговорок. Баратынский, правда, отнесся к поговоркам с некоторой иронией:
…Что, наконец, подсмотрят очи зорки?
Что, наконец, поймет надменный ум
На высоте всех опытов и дум?
Что? Точный смысл народной поговорки.
Философ Г.Г. Шпет находит здесь «надменность ума»: «Как странно, что эта мысль облечена в пессимистическое выражение! Как будто здесь не указано на постижение величайшего из уповаемых чудес!...» («Эстетические фрагменты»).
Мысль трудна, мыслитель одинок. Это одиночество заметил Пушкин: «Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален — ибо мыслит…» Современнику более близка чувственная мудрость Батюшкова («Мой гений»): «О, память сердца! Ты сильней / Рассудка памяти печальной…» У Пушкина как бы наоборот: от сердца – «горестные заметы», от ума – холодные наблюдения, но он же ищет единства этих противоположностей: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать».
Мысль в поэзии остается редкой, не всегда понятой, не всегда веселой и не всегда желательной. А «болтунья старая» ближе к нашему времени перекочевала и в поэзию, при этом она несколько помолодела.