В аэропорту Глубокого.
Мазановский госпромхоз организовал сбор дикоросов, глубокинцы и живущие в округе эвенки сдавали тонны грибов, ягод в местный участок, возглавляемый охотником, человеком, понимающим и любящем природу, Эдуардом Канарским. Зимами охотники добывали пушнину – колонок, белка, енот, росомаха, реже выдра и лиса. Ни норки, ни соболя в тайге тогда не было.
По золотоносным ключам Глубокого рабочие с Майского Ивановского ставили бараки, вели разведку, добывали драгоценный металл. По вечерам после тяжёлой работы, лёжа на нарах, кто рассказывал о подвигах на войне, кто допытывался как попали на прииски. «Как-как, сами приехали», … и, помолчав, добавляли: «под дулом автомата». Василий Костеленко всегда участвовал во всех разговорах и никогда нельзя было понять правду он говорит или врёт. Вот рассказывал, как ездил на запад, на родину: «там все пристают – расскажи да расскажи про золото, ну я им и говорю, еду на бульдозере, рыхлю землю, а сзади идут рабочие и собирают самородки в мешки. Все верят. А как стал рассказывать о морозах, жаре, тайге, гнусе, шурфах – не верят».
Часто рассказывал он как воевал лётчиком. На самом деле никто достоверно не знал, воевал он или просто «заливает» о своих подвигах. Сомневаться стали после его очередного повествования из серии воздушных сражений: «Взлетели, значит, идём на немца, кругом тучи, смотрю, из-за туч мессеры немецкие, я сразу включаю заднюю скорость …». Работал Василий бульдозеристом.
Одним из таких вечеров зашёл он в барак, снимая телогрейку, буднично произнёс: «барак там горит». Никто не обратил внимания. Через некоторое время, приоткрыв дверь, Василий снова произнёс: «сильно горит». Все смеются, не верят, кто-то, наконец, вышел из барака, увидел пожар – крики, маты, побежали тушить. Потушили, подступили к Костеленко. «А я вам говорил…».
В конце 50-х – первой половине 60-х в ходе массовой реабилитации репрессированные получили право покинуть места ссылок. С Глубокого, как и из других участков Нижне-Селемджинского приисков часть людей выехала на родину, большинство же перебрались в прииск Октябрьский Зейского района, в Майский, Новокиевский Увал, Свободный… В начале 70-х годов Глубокий прекратил своё существование, работу продолжили старательские артели.
Последними жителями Октябрьского были мать и сын Теосак. Кирилл Теосак работал горным инженером на шахтах, одна из шахт обвалилась, погибли рабочие. Посадили его, вышел озлобленный, нелюдимый. Здоров был невероятно – на Дагмаре брал мешок муки и на горбушке нёс домой, на Октябрьский. Конфликтовал со старателями и с майскими рабочими, в него стреляли, ранили. Как-то майские погоняли огромных быков Теосака, взял он ружьё и больше не пропускал машины с приисковыми рабочими. Вооружившись револьвером, разбираться поехали пожарники майской пожарной части. Сдаваться Теосак не желал, оглушили его револьвером, отвезли в милицию. Прибыв домой, взял собственноручно выкованную саблю, пришёл в пожарную часть, пожарники играли в домино, увидели Теосака – кинулись кто за угол, кто под машину. Набежал народ, с трудом утихомирили его. В начале 80-х Теосаки перебрались в Майский.
Закончилась история ещё одного посёлка, построенного ссыльными в 30-е годы в Мазановском районе.
Комментарии 21