Предыдущая публикация
Есть люди похожие на январь - они пахнут хвоей и любят снег,
когда тот укрывает плащом фонарь, любят лед, заковавший теченье рек.
В их груди - волшебные огоньки, каждый день с ними - будто бы Рождество.
В их кладовках пылятся шарфы, коньки. Они много пишут (все чаще в стол).
Есть люди, нежные как апрель - в их глазах расцветает зеленый луг,
в голосах позвякивает капель. Они не выносят холодных вьюг,
и сияют улыбками по весне, кормят в парке пшеном перелетных птиц.
С каждым палым листом им трудней, трудней, улыбки тихонько сползают с лиц.
Есть люди, горячие, как июль - они взглядом способны топить асфальт,
Заколдованы доброй душой от пуль, и способны цвести среди голых скал,
одевая лесами отвесный склон. Их коленки расшиблены до крови,
каждый из них - босоног, влюблен, и болезненно уязвим.
Есть люди шуршащие сентябрем - они любят страницы старинных книг,
и луч света, чертящий дверной проем, яблочный сидр и яркий блик
на пруду, желтый лист в дождевой воде. Носят смешные шарфы, пальто.
Они вечно лохматы, полны идей (но, как январи, они пишут в стол).
***
А во мне полыхает огонь октября, живущего кашлем в пустой груди,
опавшие листья внутри горят, горькой памятью, брошенной позади,
под тяжелые крики вороньих стай, бьющихся мерно в мое стекло...
а ты - сумасшедший и пьяный май, дарящий живительное тепло.
Веда Вереск
Следующая публикация
Комментарии 6
не сплетутся дороги пыльные.
будет лгать колдовское зеркальце,
расстояния лягут милями.
нам с тобой никогда не свидеться,
я, тебя, не коснусь ладонями,
нашептала мне, ночь- провидица,
что останемся незнакомыми.
в свете тускло-больного месяца,
люди, словно предметы мебели.
мы с тобой никогда не встретимся --
На с тобой, никогда и не было.
Веда Вереск.
Снег плясал, бесновался в объятиях тьмы
И метель под серебряной крышкой зимы,
Закипая, плескала свой дымный отвар
В подворотни домов, захлестнув тротуар.
Снег летел, торопясь залепить до утра
этих улиц названья, домов номера,
чтоб из хаоса белого утром возник
безобразного города чистый двойник.
Снег метался по улицам, падал, взлетал,
заполнял серой кашей ослепший канал.
И сквозь саван непрочный, сквозь ветер и снег
Проступал всё ясней девятнадцатый век.
Возникал наяву уничтоженный мир —
серебро, позолота, барокко, ампир.
Даже блочных коробок уродливый бред
был лепниною снежной роскошно одет.
Снег кружился над городом в небе пустом
И антенна на церкви казалась крестом.
И на этом кресте был навечно распят
Петербург, Петроград, Ленинград...
Виталий Дмитриев.