Предыдущая публикация
Первое знакомство екатеринодарцев с синематографом произошло в среду 12 марта 1897 года.
В этот вечер в зале 2-го Общественного собрания на углу Полицейской и Красной, № 52/64 (дом П.Ф. Акритаса) состоялось, как указывалось в афишах, «в первый раз в городе демонстрирование единственного в мире, знаменитого синематографа Люмьера. Колоссальный успех в обеих столицах».
Билеты можно было заблаговременно приобрести в музыкальном магазине Московского Торгового дома «Н. Феттер и Е. Гинкель», который размещался на первом этаже дома братьев Богарсуковых на углу Гимназической и Красной, № 51/58, под гостиницей «Центральная». Первый фильм (в лексике того времени – «фильмá», женского рода), который посмотрели горожане, значился в афише как «Коронационные празднества», и сохранился доныне (сегодня он хранится в Российском государственном архиве кинофотодокументов под названием «Коронация императора Николая II в Москве. 14(26) мая 1896 года»).
Но только с 1906 года в Екатеринодаре начинаются регулярные демонстрации кинокартин, сначала в деревянном цирке антрепренера М.Н. Злобина в семейном летнем саду «Ренессанс» на углу Карасунской и Рашпилевской, № 62/60, а затем в примитивных кинотеатрах – в специально приспособленных помещениях (тогда они назывались биоскопы, биографы, электробиографы, иллюзионы, электротеатры, синематографы и т.д.).
По действующему тогда законодательству, цензурирование картин отдавалось на откуп полиции (в нашем случае – Управлению Екатеринодарской городской полиции) и делалось крайне незамысловатым способом: перед началом новой программы (а они менялись едва ли не каждые два-три дня и состояли из четырех-пяти фильмов разного хронометража) полицейские приставы обходили электробиографы и учиняли просмотр картин. Если в них находили что-то «неприличное» или «неудобное», то следовал доклад полицмейстеру, который запрещал картины к демонстрации. Порой, по жалобам владельцев биографов в вышестоящие инстанции, запрет снимался, а выявивший запрещенный потом фильм пристав даже мог загреметь на несколько суток под арест, как это случилось в Москве.
Но в Екатеринодаре подобных прецедентов не было (проблема решалась незатейливо, посредством мзды). Несколько позднее, согласно циркуляру МВД от 17 ноября 1910 года, губернаторам и градоначальникам было предложено «обратить самое серьезное внимание подведомственным им чинов полиции на то, чтобы отнюдь не было допускаемо публичное демонстрирование картин, могущих по своему содержанию, общим или местным условиям, вызывать нарушение общественного порядка». И опять никакие критерии не указывались – по-прежнему всё отдавалось на откуп местной полиции, дескать, пусть она сама решает, какие фильмы могут повлечь нарушение порядка и благочиния.
В январе 1907 года в помещении клуба Общества приказчиков на Красной, № 40 (дом И.П. Добровольского), предприниматель П.Я. Соколов устроил электробиограф «Театр-Электро». И почти сразу же он вызвал нарекания со стороны полиции за демонстрацию картин так называемого «парижского жанра» (в современном понимании – эротического содержания).
В этой связи местная пресса разразилась гневной обличительной статьей: «Электробиограф, поместившийся в стенах Общества приказчиков, вызвал 6 февраля вторичное вмешательство полиции, воспретившей демонстрировать картины "парижского жанра", несмотря на то, что присутствовали только взрослые.
Какие "художества" показывает этот электробиограф, мы не знаем, но для нас представляется любопытным отношение к нему со стороны полиции, заботящейся об общественной нравственности. Спрашивается, для чего разрешается объявлять в афишах о таких сеансах и потом воспрещать их демонстрировать? Не лучше ли просто вычеркнуть из употребления "парижский жанр", который напоминает нам "Бедных овечек", "Куколок" и другие прелести опереточной кухни, которую культивировали при благосклонном участии городского управления в течение нескольких месяцев, при наличности учащихся и подростков. Или оперетку можно допускать потому, что там живое безобразие, действующее гораздо сильнее на зрителя, чем фотография, хотя бы и живая?
Вполне присоединяясь к воспрещению публичной порнографии электробиографа, нельзя не пожелать того же и в отношении театра».
В общем, полиция прикрыла этот электробиограф от греха подальше, хотя вряд ли там демонстрировалась порнография в современном понимании и её юридической трактовке.
По словам одного из пионеров русского кино А.А. Ханжонкова, «единой цензуры тогда не было. А местные власти в лице пристава и околоточного надзирателя шли за небольшую мзду на уступки. В кинематографах процветали аморальные картины "для взрослых", нередко их демонстрировали за особую плату, после официальной программы. Так называемый "парижский жанр" содержал сюжеты на темы самой бесстыдной порнографии. Всё это восстанавливало общественность против кинематографии». Полагаем, однако, что все-таки маэстро погорячился и здесь речь идет об эротике (причем в самом пуританском её проявлении), но отнюдь не о порнографии, как её толкуют сегодня прокуроры и судьи.
Спустя неделю после скандала с «Театром-Электро», под критические стрелы попал «Французский театр электробиограф братьев Боммер» на Красной, № 27 (дом М.И. Демержиевой), и всё по тому же поводу. Местный репортер осмелился сходить на сеанс «парижского жанра», после чего отобразил увиденное. «Лавры синематографа Общества приказчиков, – написал он в заметке, – по-видимому, не дали покоя и синематографу г. Боммера, поставившего на прошлой неделе специально несколько вечеров, посвященных "парижскому жанру". Публики, разумеется, было битком набито, при наличности достаточного количества переодетых учащихся. Среди посетителей масса дам, в противовес мужчинам, возмущавшихся недостаточной пикантностью демонстрируемого жанра, будто бы в том только и заключающегося, что обнаженные женщины садились в ванны с правой и левой стороны. Оставляя в стороне дам с пылким воображением, нельзя не заметить такого явления, как допуск на эти сеансы молодежи вообще, вне зависимости от того, учащиеся ли они или нет». Как видим, в ту пору отсутствовали на афишах суровые отметины: «Дети до 16 лет не допускаются».
А летом, когда активность горожан ко всем зрелищным мероприятиям резко снижалась, вполне ожидаемо под критику попал летний синематограф «Театр-Электро» в Городском саду всё того же П.Я. Соколова. И вот тот же вредный репортер 24 июня сообщал: «Дирекция синематографа в Городском саду не выдержала приличного тона и громаднейшей афишей закатила екатеринодарцам небывалое удовольствие "парижским жанром" в 15 картинах. Равнодушие публики сейчас же было сломлено: с 10 часов вечера электробиограф был переполнен мужчинами и, особенно, дамами, кои, бравируя жанром, подчеркивали, как некоторые выражались, свое равноправие». Словом, на некоторое время весь Екатеринодар, благодаря синематографам, впал в эротическую истерию и чуть ли не в свальный грех! Шутка ли – 15 картин пикантного по тем временам свойства по вечерам: по аллеям Городского сада страшно стало прогуливаться, ибо из близлежащих кустов и зарослей сирени можно было ожидать подвоха. Словом, «парижский жанр» затмил все кинокартины других жанров и бурно шествовал по озабоченному городу.
В феврале 1908 года под раздачу попал «1-й Американский электробиограф Бомонд-Иллюзия» купца В.К. Рубежанского на Красной, № 34 (собственный дом). Некий житель Екатеринодара, ограничившись подписью Н.В., прислал в редакцию одной из газет гневное письмо. «На днях вечером я был в театре "Бомонд" Рубежанского, – писал он, – на сценах парижской жизни, представляющих самую грязную, пошлую, циничную картину того тупоумия, до которого могло дойти современное человечество, лишенное религии, стыда, чувства приличия и эстетических требований. Было довольно много разнообразной публики разного возраста, среди нее я заметил дам. К чести их, многие после первых же картин встали и вышли.
Одну из лож занимало семейство священника с двумя дамами, вероятно, "матушкой" и другой родственницей. Многие из публики выражали удивление и негодование, видя "батюшку" вместе со своим семейством на этом представлении. Говорят, это не первый случай посещения "парижского жанра" священниками. На днях им любовался престарелый, седой священник, вид которого возбуждал стыд за него и жалость. Прилично ли священнику, служителю алтаря, посещать грязные, безнравственные представления? Если хочешь пользоваться запрещенным, то не честнее ли будет снять рясу?» Между прочим, член Святейшего Синода, первый протопресвитер военного и морского духовенства Русской армии А.А. Желобовский заявил, что посещение духовенством синематографов «вполне допустимо и даже необходимо, при условии, что программа не содержит картин развращенного характера». Но, судя по письму екатеринодарского обывателя, это был совсем не тот случай.
А потом как-то быстро всё сошло на нет: екатеринодарцы, вероятно, пресытились «парижским жанром» и на подобные сеансы толпы обывателей уже не ломились, да и содержатели синематографов устали отбиваться от чинов полиции.
В этой связи, проводя некоторые параллели, припомнились видеосалоны времен горбачевской перестройки, с написанными от руки названиями при входе: «Греческая смоковница», «Эммануэль», «Девять с половиной недель» и прочими эротиками.
Ну и долго ли они имели успех?
Это вам не «Рэмбо», «Терминатор» или «Рокки». Хотя, на вкус и цвет…
Следующая публикация
Нет комментариев