Предыдущая публикация
ВСПОМИНАЯ АФГАН
Погодаев Сергей Геннадьевич
АМИНОВКА
("Расшифрованный дневник". Отрывок.)
9 мая 1986 года. Баграм. Утро. Чищу зубы. В умывальник заходит офицер с капитанскими звездочками на погонах и спрашивает: "Походяев здесь есть?" - Во-первых, не Походяев, а Погодаев, во-вторых, это я, в-третьих, кто вы такой и что вам надо? - изрек я, сплюнув пену от зубной пасты. Капитан хмыкнул: - Я ваш начальник штаба, товарищ старший лейтенант, так что побыстрее приводите себя в порядок, и едем в батальон. Умывшись, я пошел собираться. Капитан молча наблюдал за моими неторопливыми действиями. Минуты через две-три он спросил: - Вы случаем не БВТэКу заканчивали? Я поднял глаза: - Да, а что? - В каком году? - В восемьдесят втором. - Сухоплюева знаешь? - Где он? - вырвалось у меня. - Да, дела, - буркнул капитан, развернулся и вышел.
Глянув на свой вид в зеркало, взяв чемодан, где, согласно приказу, должно было находиться обмундирования всех видов на два года вперед, я вышел из модуля. Капитан курил, стоя ко мне спиной. Тайга, привязанная к дереву, радостно повизгивала, увидев меня. - С тобой? - уточнил капитан. - Да. - Толково. Пошли. После проведенного на крыльце Баграмской гостиницы вечера было странным ехать теперь сверху на БТРе по этой тревожной местности. Тайга гордо сидела на броне, и смело смотрела вперед навстречу своей смерти. Вдоль дороги груды сожженной техники, посеченные пулями и осколками обелиски, развалины глиняных строений. Не видно ни одной стены, которую война не изрешетила бы осколками и пулями. Здесь мне предстояло выживать почти два с половиной года. Теперь в моей жизни есть такая дата - сто пятое мая. Наш БТР съезжает с асфальтированной дороги в реку пыли, которая, поднимаясь сзади, надежным пологом накрывает нас от всего мира. Ничего кроме пыли. Вот мы ее обгоняем, и впереди, метрах в пятистах вижу глиняную крепость с красным флагом. Река пыли вытекает именно оттуда - значит скоро приедем. По мере приближения вижу, как из крепости выходит человек с голым торсом.
В нем узнаю Француза. Так я еще в училище окрестил Юрия за изысканность манер, независимый характер и изящность, которая свозила в каждом его взгляде и жесте. Взгляд его действительно всегда был снисходительно-надменный, что приводило всех наших командиров в "неописуемый восторг". Юрку они всегда считали в чем-то виноватым. Наверное, нас и сблизило то, что и я был не очень, мягко говоря, примерным курсантом. На этой войне Француз стал моим учителем. БТР останавливается. Спрыгиваю на землю. Юрка, с обалденно-лучезарной улыбкой, какая есть только у него, хватает меня в объятья и задает наиглупейший вопрос: - Во! А ты-то что здесь делаешь? Мы были очень рады видеть друг друга. Капитан, сидя на люке БТРа: - Я не понял, доклад будет или мне можно уехать? Юрка, не выпуская меня, поворачивает голову к начальнику штаба: - Александр Иванович, это друг, понимаете? Друг! Одного не могу понять - Погодаева, и в такое гавно. Дурдом. - Смирно! - Выручил своего командира сержант с повязкой дежурного. - Товарищ капитан, во время несения службы происшествий не случилось. Дежурный по заставе старший сержант Федутик. - Вольно. Раскурдяи. В гости-то пригласишь? Широко расставив руки, Юрка протяжно произнес: - Товарищ капитан, какие проблемы? Прошу. Только вот пока нечем угощать. Предупредили - бы. - Пойдем, доложишь обстановку. А с другом к вечеру разберетесь. Вскоре начальник штаба покинул заставу. До вечера я Юрке не мешал. Просто ходил и смотрел, дышал этим воздухом, знакомился с обстановкой.
Тайге пришлось уживаться с двумя своими сородичами. У Юрки жили две овчарки сомнительного происхождения - Мухтар и Чара. Из трех собак Тайга была самая здоровая по экстерьеру. У Мухтара были проблемы с задними лапами, а у Чары - с передними. Сука была ластоногой, а кобелю, видимо, когда-то повредили таз. Две суки на одной территории - это уже конфликт, а присутствие кобеля усугубляло положение. С первого дня Чара с Тайгой стали драться. Часто их приходилось разливать водой. Закончилось их соперничество, как и должно было закончиться. В одной из таких схваток Тайга располосовала череп Чары своими бивнями от ушей до глаз. Чара погибла. Поскольку я первый раз в жизни находился в подобного рода строении, оно меня заинтересовало. Высота стен около десяти метров, снаружи ни одного окна, лишь по углам этой глиняной крепости, начиная с высоты полтора-два метра и до самого верха, множество маленьких бойниц, расположенных в шахматном порядке. Толщина стен - около полутора метров. Из крепости два выхода. С восточной и с западной стороны. К южной стене пристроено двухэтажное помещение, где расположены: на первом этаже - ленинская комната, спальное расположение и склад боеприпасов; на втором этаже еще два спальных расположения - на пять мест каждое. На "крыше" оборудован командно-наблюдательный пункт, там же находился первый пост.
В центре на треноге стоял крупнокалиберный пулемет ДШК, у восточной амбразуры, на сошках - пулемет Калашникова. Северная сторона была прикрыта двумя постами-вышками. Угол северо-запад - пост N 2, северо-восток - пост N3. За территорией крепости со стороны первого поста находился склад боеприпасов, в котором хранились снаряды для танков. Достаточно вместительный блиндаж в несколько накатов, где согласно приказу хранилось пять боекомплектов для танков. 400 снарядных ящиков. Со стороны второго поста - баня, чуть дальше, метрах в двадцати туалет. Перед западным входом, где была наименьшая вероятность огневого воздействия, в тени огромных тутовых деревьев, Юрка соорудил спортгородок, обнесенный маскировочной сетью. Если бы я такового не обнаружил, был бы очень удивлен. Там же была площадка для обслуживания танковых боеприпасов. Танковые снаряды, весом в 28 кг, хранятся в ящике по 2 шт. Они законсервированы специальной вощеной бумагой, поэтому непосредственно перед загрузкой в танк их моют горячей соляркой и насухо протирают ветошью. Здесь первый раз я попробовал плоды тутового дерева. Когда они спелые, цвет их - фиолетовый. Наши лесные ягоды во сто крат вкуснее и полезнее, однако, вкусить заморский плод забавно.
С утра горсть ягод тутовника мне не мешала. Здесь же меня (красного командира!) ошарашили тем, что перед посещением туалета, я должен предупредить об этом дежурного по заставе, или часового первого поста. Юрка мне говорил: - Понимаешь, автомат здесь как носовой платок в Союзе. Как трусы, понимаешь? Здесь, в "зеленке" только круглый балбес расстается с оружием. Не думаю, что тебе хочется вернуться домой в цинковом бушлате. А посему никогда, слышишь - никогда не пижонь - не оставляй оружие. В этом твоя жизнь. Уверяю тебя - вернешься, вспомнишь мои слова. Пошли наверх, покажу кишлак. Мы поднялись на первый пост. К востоку от заставы простирались развалины бывшего населенного пункта, обозначенного на карте - Багарики-Суфла. Юрка рассказывал: - Здесь основные силы Карима. В кишлаке два комитета. Вон, видишь, перекрытая щель на крыше? Это их наблюдательный пункт. Правее черной стены, видишь? Еще один НП. На гору смотри. Ниже бревна торчат, а под ними черная дыра. Тоже НП. А вон, смотри, за стеной кусок жести поблескивает. Видишь? Внимательнее смотри - сейчас чалма появится. Это их часовой. А крепость эта и есть комитет Карима. Второй комитет на другой стороне кишлака. Смотри - вон отдельное дерево, а левее труба торчит. Иногда из нее дымок идет. Мирные жители из кишлака ушли давно. А вот эти развалины, - тут Француз показал на остатки крепости, что метрах в тридцати от заставы, - бывший комитет ХАД. Наш "комсомолец" корректировал работу СУшек. Вот результат - докорректировался. Еще бы чуток и заставу бы накрыли. Хадовцы около заставы переночевали, а утром ушли. Теперь мы здесь одни. Вечером с позиций вернулись танки. Теперь мне было всё знакомо и понятно. Постановка задач на обслуживание танков, развод, проверка оружия.
На одном из танков, прибыл командир первого взвода. Француз, как командир роты представил нас друг другу. Взводного звали Александр Барсегян. Сашку я запомнил, наверное, на всю жизнь. Как стемнело, часовые стали кричать: " Первый - 115!; второй - 115!; третий - 115!" На мой вопрос, Юрка ответил: - По переговорной таблице, - "115" означает "всё нормально". Вот когда часовой замолчит, тогда проверяй - может уже и убит. Смотри, вникай, привыкай. Скоро стрелять начнут. Стрелять начали действительно скоро. Юрка, с Барсегяном, вылетели во двор заставы, прихватив автоматы, после длинной очереди. Это сигнал тревоги. Я было выбежал следом, но Юрка крикнул: -- Не лезь никуда. Сиди и смотри. В то время, пока застава отражала нападение, я наблюдал за работой минометчика. Внутри крепости, по периметру - на стенах висели бирки с указанием номеров ориентиров, угломеров, и размерами зарядов. Сверху Юрка подавал команды, их заглушала стрельба из всех видов вооружения, включая грохот танковых пушек, но солдат, работавший у миномета, каким-то образом четко их выполнял.
После обстрела мы ужинали. Ужинали медленно, смакуя время нашей встречи. Я спросил: -- Юрок, а кто такой этот Карим? -- О, браток! Карим это человек на земле которого мы сейчас живем. Это его вотчина. Нормально то, что ему это не нравится, но в этом, согласись, ни ты, ни я не виноваты. По разным данным у него под ружьем постоянно около трехсот человек. Одна из самых мобильных и самая жестокая банда в провинциях Кабул и Парван. Было их пять братьев. Старший Шутуб погиб в восемьдесят четвертом. Ему было около пятидесяти. Кариму сейчас тридцать четыре. Двадцать девять лет его брату Бариолаю. Это самый коварный из всех командиров групп у Карима. Специализируется на танках. Все сожженные танки нашей роты - его работа. Гранатометом владеет как ты вилкой. Вычисляет командирские танки. С тех пор как погибли Серега Шупиро и Вова Петухов, бортовые номера на танках не пишем. Еще один их брат в банде Карима командиром группы - Абдул-Ходи, но он сейчас в Пакистане. Толи после ранения, толи на перегруппировке. Скоро вернется, и наверняка с караваном. Самый младший учится еще. Ему сейчас лет тринадцать. Вырастет - тоже сюда придет. -- Откуда такие подробности? Можно подумать это твои родственники. -- Тут все про всех все знают. Мы о них, они о нас. Это нормально.
Разведка работает и у них, и у нас. В этом я смог убедиться позднее, когда узнал, что моя фотография появилась у Карима через три дня после моего появления на заставе. -- Юра, а Шупиро, Петухов? -- Серега Шупиро командиром роты до меня был. Погиб девятнадцатого декабря прошлого года. В бою ему оторвало обе ноги и руку. Он еще минут пятнадцать командовал, пока мы не подошли. До медсанбата не довезли. Да... Не дай Бог такой куклой вернуться. - Юрка выпил, закурил. - В Москве у него двое детей остались. Представляли к Герою. Орден Ленина посмертно. Золота на всех не хватает - либо шибко блатным, либо посмертно, и то избирательно. Позже сам увидишь. А Вова Петухов на выносной подорвался. Фугас с химическим взрывателем. Четвертого марта подорвались, а восьмого благополучно скончался. Не будь праздника, может, и спасли бы. А так из экипажа никого не осталось. То, что осталось от танка, притащили к заставе. Да ты, наверное, обратил внимание на наше танковое кладбище. Говорили, естественно, о многом, Юрка пел "блатные" песни под гитару (я не помню, чтобы он с ней расставался):
- Как на поле Куликовом, прокричали кулики,
И в порядке бестолковом вышли русские полки,
Как дыхнули перегаром, за версту разит,
Значит выпито немало - будет враг разбит...
Я долго не мог заснуть.
11 мая 1986г (воскресенье)
Утром, открыв глаза, я увидел Юрку, который сидел на соседней кровати и внимательно изучал мое лицо. Я откинул одеяло и вскочил на ноги. -- Что-нибудь случилось? -- Случилось, браток, случилось. Здесь нельзя так спать - вырежут. -- Ты о чем? -- Ночью обстрел был. Ты его проспал. Нельзя так, командир. Нельзя. Мне никогда еще не было так стыдно перед Юркой. Впереди у меня было еще двадцать восемь месяцев войны, и больше никогда за себя я так не краснел, как в тот раз. Пока мы с Французом делали зарядку и приводили себя в порядок, с дороги, после выставления выносных постов, вернулся Сашка Барсегян. Втроем мы позавтракали и поехали на КП батальона на совещание. После совещания я должен был убыть в Гулям-Али к своему заменщику - старшему лейтенанту Лошкову. Около одиннадцати часов Саша Барсегян вышел из помещения штаба, махнул нам, сидящим в курилке, рукой и вышел во двор заставы. Минут через десять часовой первого поста закричал: -- Обстрел в районе выносных седьмой заставы! Все офицеры выскочили во двор. Юрка пролетел мимо меня к своему танку и умчался на нем на обстрел.
Седьмая застава - это его второй взвод. Мимо меня к своему танку пробежал комбат. Я за ним. Кричу: -- Разрешите заряжающим! -- Успеешь, - уже на ходу бросил комбат. Рядом в окопе стояла КШМ-ка и было слышно как по связи ругались отцы-командиры сквозь трескотню пулеметных очередей и разрывов танковых орудий. Там шел бой. Я чувствовал себя паскудно - друг воюет, а я загораю. Через какое-то время комбатовский танк пришел к заставе. Комбат спрыгнул с танка, содрал с себя шлемофон и, смачно выругавшись, очень быстро прошел мимо нас, стоящих около курилки. Подъехал БТР начальника штаба. Капитан Федорашко подошел к нам и сел на скамейку. Кто-то протянул ему сигарету. Он прикурил от протянутой мною спички, глубоко затянулся, обвел всех нас взглядом и сказал: -- Барсегяна убили. Сашка должен был на "летучке" уехать на пятую "А" сторожевую заставу. Там нужно было снять коробку с танка, после чего на шестой заставе снять танковый двигатель. Сопровождать "летучку" с лейтенантом Барсегяном должен был на своем танке командир второго взвода старший лейтенант Яснов. Он "четко" уяснил полученную задачу, сел верхом на танковую пушку своей машины и добросовестно проследовал на пятую "А", оставив "летучку" позади. Между выносными постами седьмой заставы "летучка" нарвалась на засаду. Рассказывал водитель. Первая граната попала в кунг, вторая - в кабину. Водитель, по его словам, потерял сознание. Его контузило. Когда он очнулся, вокруг машины ходили духи.
Барсегяна под руки волокли в "зеленку". Солдат повернул ключ зажигания, машина завелась, и он поехал в сторону выносной. Впоследствии солдата долго таскали на беседы к особисту (командира в бою бросил!). В конце концов, он был награжден орденом "Красной Звезды". Лейтенанта разорвали живьем. Прибывшие через десять минут мотострелки Рухинского полка, под командой старшего лейтенанта Переверзева, нашли Сашку в развалинах. Правая нога вывернута, закинута за левое плечо. Левая рука, вырванная, лежала рядом. Правой половины головы не было. В нее духи выпустили все патроны из Сашкиного автомата. Оставшаяся половина лица изображала дикую гримасу. Когда его рвали, он был жив. Так, до конца выполнив свой воинский долг, погиб выпускник нашего училища 1985 года, командир танкового взвода, лейтенант Саша Барсегян, 1964 года рождения. После обеда мы с Тайгой на БТРе начальника штаба выехали в Гулям-Али, где меня уже ждал заменщик. Утром двенадцатого мая я должен был на вертолете из Баграма улететь в полк, который дислоцировался в Рухе. Любопытная деталь. После того, как в Чите я получил предписание в штабе округа, офицеры, прибывшие из Афганистана, интересовались - в какую часть я направлен.
Я показывал бумагу, где мне было предписано в такой-то срок явиться в "в.ч. п.п. 86997". Они смотрели на номер полевой почты, потом на меня и все как один задавали один и тот же вопрос: "За что тебя туда?" На мои расспросы все они отвечали одинаково: "Приедешь - увидишь". Поразительно то, что и в Чите и в Ташкенте и в Кабуле произносились одни и те же фразы. Теперь мне предстояло это увидеть. 12 мая 1986г. Руха - столица Панджшера. Вотчина знаменитого на весь Афган Ахмад-Шаха Массуда. Вылет в 4.00. Когда наш БТР подлетел на взлетку, винты вертолета уже вращались. Диспетчер крикнул: -- Бегите, может успеете. Я успел. Мне открыли дверь, спустили лесенку, и когда я влез в салон, мне бросили мешок. Я понял, что это парашют, но видел его первый раз в жизни. Окинув салон взглядом, обратил внимание на то, как все держат парашюты, и так же поставил свой на колени. Разговаривать в вертушке невозможно, наверное поэтому никто из бывалых не сказал мне ни слова. А, скорее всего на меня просто не обратили внимания. Когда приземлились в Рухе, я поставил парашют на пол и сразу услышал крик вертолетчика, вышедшего из кабины: -- Команды снимать парашюты не было! -- А он его и не надевал! - Заорал мой сосед. -- Первый раз? - Я кивнул. - Понятно. Он бы тебе все равно не помог.
Командир полка майор Петров смотрел на меня красными от недосыпания глазами, почти не мигая. -- Значит вместо Лошкова? -- Товарищ майор, разрешите вместо лейтенанта Барсегяна в первую роту. -- Ты хоть знаешь, куда ты лезешь? Рота за полгода потеряла трех офицеров. -- Знаю. Разрешите. Командир полка долго молчал, глядя в мои глаза. Было видно, что не просто ему принять решение. -- Подумай иди. В семнадцать придешь ко мне. Вопросы? -- Вопросов нет. Разрешите идти? -- Иди. -- Есть. Думать мне было нечего. Решение принято. Точка. Отец меня учил с детства - сделал шаг, переходи дорогу, иначе собьет машина. Весь день я потратил на хождение по службам и складам. Получал оружие и обмундирование. В 17.00. я был у командира полка. -- Ну что, Погодаев, советую все-таки в Гулям-Али. -- Разрешите в первую роту, товарищ майор? Я подумал. Командир полка поднялся навстречу мне, обнял. Когда он отстранился, глаза были влажны. -- Дай тебе Бог, сынок. Скажешь в кадрах - на шестую. Все. Иди. -- Спасибо, товарищ майор. Кто знал Николая Васильевича Петрова по Афганистану, могут мне возразить - мол, не был Петров настолько сентиментален, чтобы пускать слезу перед командиром взвода. Он был действительно жестким командиром, но меня не раз поражал именно своей гуманностью. Тут, видимо, было и осмысление пережитых ошибок офицера. Но, не мне судить...
Следующая публикация
Нет комментариев