Но, несмотря на цензуру, в Белоруссию все-таки доходили вести с изложением действительных условий труда. Зная это, немецкие власти принимали все меры, чтобы ограничить переписку и проконтролировать ее содержание. Тщательный досмотр писем и то, что восточные рабочие могли отправлять их на родину лишь дважды в месяц, объясняют, почему сообщения приходили редко. Каждая из хранящихся в Национальном архиве открыток начинается словами: «Что же вы молчите? Что не пишете?»
Скорее всего, так и не получили ни одной весточки родители Ивана Шкеля из деревни Рогозина Плещеницкого района. В сообщении, написанном в августе 1943 года, Ваня просит прислать ему сухарей, «а то як вам ізвесна, што нам даюць адзін раз у суткі есці 500 гр. хлеба і літар супу. Работаю на шахце шэсць часоў на каленках...»
Сохранился интересный документ, датированный 5 апреля 1943 года. Это извлечения из писем восточных рабочих, сделанные немецким цензором Лимбергом. «Гребенкова Евдокия, Кассель: «Мы едим в столовой, но что едим, даже не могу вам описать. Но ничего не поделаешь. Я не одна вынуждена страдать, а миллионы нас...» «Казенкова Вера, Пархим: «Мы не можем никуда пойти. Единственное для нас развлечение — работа во дворе. Нам разрешается только переходить через улицу, чтобы зарегистрироваться...» «Шкурат Иван, Гамбург: «Я работаю на фабрике 11 часов. Зарабатываю 70 марок, на руки выдают только 14. Мы получаем 300 граммов хлеба и 2 раза в день суп из воды, каждый раз один литр. Купить что-либо невозможно. Я очень похудел...»
Такие письма, как правило, до адресата не доходили. Зато в качестве вербовки немецкая пропаганда использовала сообщения, написанные остарбайтерами под диктовку. В них содержались хвалебные отзывы об условиях жизни в Германии.
В отчете хозяйственной группы об использовании рабочей силы и ее отправке в рейх за август 1942 года приводится факт предотвращения такой вербовки. В Лепеле партизаны захватили в плен «почтальонов» с ложными письмами. В отчете констатируется: «Все чаще появляются слухи о том, что обращение о размещении, питании русских рабочих не везде хорошее. Эту информацию распространяют остарбайтеры, вернувшиеся домой по болезни. Доходит она и в письмах, пропущенных цензурой».
Об этом же писал 19 сентября 1942 года гебитскомиссар Глубокского округа Гехман генеральному комиссару Белоруссии Кубе: «Изо дня в день увеличивается число жалоб о плохом обращении в рейхе с рабочими, вывезенными туда из Глубокского района. Такая ситуация, конечно, в пропагандистском отношении не в нашу пользу. Только хорошие вести могут удержать население от симпатий к партизанам».
Но вот пришла пора освобождения. С лета 1944 года советские и союзные войска в ходе наступления столкнулись с большой проблемой: что делать с огромным количеством остарбайтеров. В результате дипломатической переписки, встреч министров иностранных дел и, наконец, Крымской конференции 1945 года было принято решение вернуть репатриантов на родину.
24 августа 1944 года Государственный комитет обороны СССР выдал постановление «Об организации приема возвращающихся на родину советских граждан, насильно увезенных немцами». Вдоль границы СССР сразу же начали создаваться проверочно-фильтрационные пункты. К середине августа 1945 года на территории Белоруссии действовало 11 подобных объектов, каждый на 10 тысяч человек.
Комментарии 1