Предыдущая публикация
Продолжение повести "БЕРИ и ПОМНИ"
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МАРИНА
1
– Николай Олегович, к вам Ноговицин…
– Леночка, я же тебе ещё вчера сказал, Павла Ивановича впускай
без доклада! – раздраженно вскричал полный толстяк, лет пятидесяти, внимательно читающий утреннюю прессу.
В кабинет вошёл такой же полный, такой же седоватый человек приблизительно такого же возраста. Единственным отличием между ними были очки. У вошедшего их не было. И ещё он имел более темные брови. Но любой посторонний наблюдатель мог бы с полной уверенностью заявить, что мужчины являются братьями.
Однако это было не так.
– Привет, Павло, что долго раздумывал? Я тебя с самого утра ожидаю. Ну, как моё деловое предложение? Игнатьевна ещё не успела разубедить?
– Причем тут жена? Если мы в бизнесе будем слушать свою вторую половину, то, поверь, сразу не досчитаешься его первой половины.
– Чего же тогда почти два дня резину тянул? Общак всегда приносил определённую выгоду.
– Какой я тебе общак? Сравнил свои заводы и мои заводишки. Один мезальянс получается. Твоя «Техносталь» на всю страну известна. Я вчера в нашей отраслевой газете прочитал, мол, твоя фирма идет в ногу со временем, мол, она чувствует основной вектор – инновационное развитие и ресурсосбережение.
– Не надо здесь темнить, ты тоже не промах. Без коксовая металлургия железных сплавов чьё начинание? Дело вовсе в другом. И ты отлично знаешь в чем. Потому что твой друг, Эдуард Леопольдович, теперь наш общий друг и общий врач. Кстати, производит впечатление неплохого специалиста.
– Да ладно, проехали. Тебе бы, Никола не зацикливаться, а то действительно можно…. Крылышки опустить легко. Любой врач имеет точку зрения, а не приговор последней инстанции.
Зазвонил мобильный телефон Николая Олеговича. Он даже не глядя быстро его отключил.
– Итак, во главе нашего задуманного предприятия поставим моего наследника. Да?
– Согласен…
– Ты получаешь должность первого заместителя или даже нет, назовём эту должность солидней, скажем так: должность исполнительного директора, а мой отпрыск пусть носит звание генерального. Или может наоборот? Главное тут у кого сколько акций. Во всяком случае, слияние капиталов – мероприятие старое, как наш белый свет. Мы ничего нового не придумываем, когда ради увеличения прибыли сливаем твои и мои предприятия. Вот и всё. Экономический кризис по моим прогнозам уже ослабевает, так что нечего колебаться.
– Согласен. Никола, не надо меня уговаривать… Хотя на твоём месте я бы всё таки нашел более богатого компаньона, чем я.
– Павло, мы друг друга знаем ещё по институту. На стажировке, то есть на практике, на керченском металлургическом комбинате имени Войкова вместе были… Ты станешь моим самым надёжным партнером и, я думаю, будешь от всей души сотрудничать, а точнее помогать моему сыну... Во всяком случае, пока я буду валяться в Германии. Ну, подумай, ну если не ты, то кто? Это моё счастье, что мы встретились на совещании у министра именно сейчас. Как раз наступает время для восстановления наших деловых связей. Хотя почему только деловых? Скажи мне, как у тебя Марина?
– А что Марина? Нормально. Заканчивает МГУ. Как когда-то моя благоверная Игнатьевна.
– Замуж ещё не выскочила?
– Да нет, ты чего!? Покамест девка ещё холостякует.
– Но она у тебя, друг, уже на выданьи. Двадцать первый пошел, насколько мне известно. А моему охламону только недавно исполнился четвертак.
Вошедший мужчина хитро сощурился:
– Никола, ну ты и мудрец, я своим, как ты говорил когда-то в МИСИСе, свинцовым задом чувствую: ты неспроста этот сегодняшний деловой разговор затеял.
– Ничего без цели никогда не происходит. Даже кошка чихает с умыслом. Короче, тогда дело у нас пойдет, если мы своих детей, так сказать, обвенчаем.
– Не знаю, не знаю. Сейчас молодёжь пошла…
– Павло, потому-то я тебя прошу, подготовь свою принцессу. Чтобы потом не вышло, как два инопланетянина. Он – с Марса, она – с Луны. Марина у тебя девка умная, видная да красивая. Я даже где-то о ней читал, в каком-то журнале. И мой тоже не лыком шит. Весь в Марго. От меня ничего не взял. Такой же, как она, импозантный интересный. Такой же гордый. Даже ни разу меня папой не назвал. А ведь с момента кончины Марго, царствие ей небесное, прошло уже полтора года…
Мужчины немного помолчали. Первым заговорил Павел Иванович:
– Мог бы познакомить меня с ним пораньше.
– Когда раньше-то. Еле уговорил парня бросить эту дурацкую армию. Ну, ты же представляешь, Павло, мою ситуацию. Мы так с тобой нагужевались холостяками, что долго потом ещё икалось. Когда я привез Марго из провинции в белокаменную, она была дикая и дурная, засекла меня буквально в первый месяц. Я же тебе рассказывал.
– Ну и почему не уговорил. Упал бы перед Маргаритой на колени. Если любил….
– Да все было… Гордая она оказалась и… своенравная. Укатила куда глаза глядят… Через пару-тройку лет уже объявилась на минской киностудии «Беларусьфильм». И стала сразу, крути не крути, довольно известной личностью. Даже скрыла от меня, что воспитывает ребёнка. Она его родила, кстати, в Керчи.
– Насколько я помню, твоя красавица Марго работала там секретаршей на комбинате?
– Да.
– Так ты для Глеба был космонавтом?
– Почему космонавтом? Сначала полярником в Антарктиде, затем послом в Лапландии или наоборот, а потом она меня вообще раньше времени на тот свет отправила. Ну, ты мою Маргариту знаешь. Красивая… и взбалмошная, как все бабы.
– И что? Ты не разу не женился после этого?
– Зачем нужно было это дурное дело? Бабья кругом навалом, сколько хочешь: бери не хочу.
– Значит, любил?
– Да…, – сокрушенно отозвался мужчина, которого звали Николаем Олеговичем.
– Да…, – эхом отозвался его собеседник, – оба вы друг другу пакостей понаделали.
– Ладно, что было, то было. Надо думать о будущем. Как, ты думаешь, расшифровывается моя фирма?
– Известное дело: Техника и Сталь.
– Плохо ты мои амбиции знаешь! Моя фамилия какая?
– Ну, Теханов. А-а-а, понял... Теханов Николай Олегович. По первым буквам.
– Вот почему ты, Павло, в некоторых вопросах не догоняешь. А теперь название фирмы будет происходить сразу от двух фамилий: Теханов и Ноговицын. Это так сказать для любопытных. Для истории... Но, наверное, хватит болтологией заниматься. Ты уже освоился со своим офисом, короче, весь второй этаж твой. Вопросы есть?
– Нет!
– Зато у меня к тебе есть вопрос. Когда Марину ко мне на беседу приведешь?
– Ну, не знаю… Подготовить бы надо.
– Даю тебе сутки. Нет, лучше двое или трое. Только не руби с плеча. Любовь – дело тонкое. Она – как ниточка. Порвал и всё. Узелок на всю жизнь останется, Даже если эту нитку потом связать. Понял, Павло? Значит, и подход должен быть тонкий. Короче, твоя задача подействовать каким-то образом на Марину, а моя – уломать моего лоботряса. А то он скоро от нечего делать чуть ли не на стенку полезет. Не знаю, мать ли, армия ли повлияла, но у парня совершенно отсутствует интерес к религии.
– Это очень плохо, – с горечью вздохнул Павел Иванович. – Мы свою дочь в церковь периодически водим. Святим воду… и всё такое прочее. Как без церкви жить? Сейчас развелась уйма всякой дряни. Могут навести сглаз, или порчу или ещё что. Как без веры обойдешься?
– А мой вбил себе в башку, что никакой нечистой силы нет, что это происки современных гипнотизёров….
– Никола, ты на него не дави. А то, я знаю, у тебя характер нордический. Не спеши, потихонечку приучим и к церкви. Если, конечно, всё выйдет, как мы с тобой задумали.
2
Прошло двое суток.
Подарив супруге обычный вечерний поцелуй, Павел Иванович внимательно посмотрел на её выражение лица:
– У тебя сегодня никаких планов нет?
– Откуда ты взял? Вижу, опять затевается очередное застолье? Ты давай с этим завязывай. Не двадцать лет, годы своё берут.
– Вероника Игнатьевна, сегодня я хочу сделать застолье тет-а-тет.
– С самим Николаем Олеговичем что ли?
– Да, тут понимаешь, тут дело-то вовсе деликатное, тут застолье нужно провести наедине. Только с тобой.
– Паша, ты очумел? Хватит с меня и твоих выпивок. Надоело уже. То презентация, то регистрация, то консилиум. Ты бы хоть один раз посуду вымыл. Выражайся уже ясней о своей внеплановой встрече.
– Дорогуша, не надо ля-ля. Будто ты хоть один раз эту посуду мыла сама, а не наша домработница. Однако на этот раз тебе не отвертеться, потому что встреча будет тэт-а-тэт, только наедине с тобой, моё сокровище. Волей неволей тебе придется поработать.
– Паша если бы я была твоим сокровищем, то ты меня носил на руке или, по крайней мере, на шее.
– Ну, предположим, на шею я тебя нацепил уже двадцать три года назад, а на руках ношу каждый божий день.
– Ага, тогда, объясни, кто по месяцу на своих заводах пропадает.
– А вот и врушка. На месяце я ещё ни разу не бывал. И на нем заводов моих нет. У тебя в этом плане затмение…
– Я тебе покажу лунное затмение! – сердито прервала Вероника Игнатьевна сатиру и юмор своего супруга. – У меня всё записано. Взгляни на календарь!
– Ну, хватит, хватит! Не будем, Верочка заводится! А то мы как базарные торговки. А дело-то действительно государственной важности…
– Кто тут заводится? – вновь недовольно взъерепенилась супруга. – И когда ты, наконец, перестанешь меня звать Верочкой? Имя моё – Ве-ро-ни-ка! И ещё: я сегодня чертовски устала. Весь день на ногах. Две пары проводила в большой ауле. А там, если триста человек соберётся, такой гул стоит, до умопомрачения.
– Моя уважаемая Вероника Игнатьевна, вопрос, который я хочу тебе предложить для обсуждения, является весьма и весьма архиважным.
– Ну, ежели он, действительно, принципиален, то давай оставим его до появления Марины. Кстати, тебе пора бы принять душ…
– О чем ты говоришь? Какой душ? Я тебе уже полчаса тарабаню: вопрос архиважный и нам его надо обсудить в срочном порядке.
Супруги прошли на кухню. Павел Иванович не спеша достал из буфета бутылку коньяка и бутылку апельсинового сока, любимого напитки Вероники Игнатьевны.
– Ага, Ноговицын, вот в чем заключается весь твой архи-архи важный вопрос!
Супруг нехотя поставил коньяк обратно в бар. Налил себе и жене по полному бокалу янтарного напитка.
– Ты хоть когда-нибудь будешь интересоваться делами своего мужа или тебе ничего не интересно, кроме своей математики?
– Да, знаю, знаю, что ты, дурачок, хочешь залезть с головой в капкан твоему бывшему дружку. У него «Техносталь»! А у тебя что? Несколько крохотных заводиков, разбросанных по всему Уралу. Пойми, Паша, не равняйся ты на сильных мира сего, без выгоды они ничего не делают. Слышал басню про лягушку и быка? Тебе до Николая Олеговича, как отсюда до луны. И если у кого затмение есть в голове, так оно у тебя. Знаешь тот дурацкий анекдот про медведя и зайца? Он тобой, как тот медведь тем зайцем, подотрет одно место и выбросит.
– Вероника, здесь ситуация совсем другая. Открываются широкие перспективы. Тут всё серьёзно. Ведь мы с ним были когда-то кореша. Целых пять лет в МИСИСе, в нашей как ты называешь «железке», провели, на практике вместе на керченском металлургическом комбинате даже были, как говорят, пуд соли вместе съели. Он не такой, как ты думаешь. Но дело даже не в этом. Я тебе хочу рассказать, что жизненная ситуация у Николая Теханова не простая. Как сообщил мне Эдуард Леопольдович, наш врач, тот, которого когда-то я месяца два назад порекомендовал Николаю, мой старый друг сейчас очень и очень болен. Только ты, пожалуйста, никому пока не распространяйся об этом. Хорошо?
– Мог бы, зная мой характер, мог бы меня не просить. Что касаемо институтских лет, то солью там не пахло. Одним спиртными напитками и шалавами. Ваш институт стали и сплавов всегда пользовался дурной репутацией. Там всегда учились одни придурки и шалопуты.
– А ты как всегда пользуешься одними злыми слухами… Так вот. У Николая – рак! Рак головного мозга. На днях он уезжает в Германию, там сейчас лучшие врачи. У него нет близких людей, вот почему на той неделе, встретив меня на совещании у министра, он обратился именно ко мне. Он предложил объединить наш бизнес, а также должность исполнительного или даже генерального директора в этой самой кампании «Техносталь».
– Ну, ты у меня дурачок, глупенький преглупенький Буратино с деревянным умишком. Просто так ничего нее делается!
– Вот как раз это я и хочу с тобой обсудить. Ум, как говорят, хорошо, а два лучше. Тем более твой ум основан на аналитической алгебре, тригонометрии, интегралах, дифференциалах и черт знает ещё на чём. Мне предложили выгодную сделку. Пойми ты!
– Ежели сложилась подходящая ситуация, я против ничего не имею. Хотя из тебя руководитель высокого уровня, как из нашей вазы, которую ты мне подарил на день рождения, Эйфелева башня!
– Ты, Вероника, всегда шутишь весьма неуместно. И шутки твои вообще человека не вдохновляют на подвиги, а наоборот принижают. И, кроме того, Николай не бескорыстно предложил мне это слияние.
– Так бы сразу, а то – генеральный директор, генеральный директор. Что он от нас требует? Только, чур, денег ему ни копейки не давать! Нашел глупей себя.
– Вероника, человек, можно сказать, при смерти, а ты такое говоришь!
– Меня не обманешь, ты же представлял мне его в прошлое воскресенье. Он здоров, как слон!
– Не я говорю, а сам Эдуард Беренштейн, доктор медицинских наук. Светило почти мирового масштаба.
– Это светило светится только за рюмкой водки. Синим пламенем! И что требует твой старинный друг? Не тяни уже кота за хвост.
– Как бы тебе поделикатней объяснить. А то, ведь, ты сразу в штыки.
– Паша, говори уже. У меня терпения с тобой изъясняться не хватит. Не знаю, как ты с подчиненными разговариваешь. Потому у тебя приличного коттеджа нет, а у Николая Олеговича первоклассные хоромы даже за границей имеются.
– А этот наш двухэтажный особняк в черте города? Что уже не коттедж?... Короче. Он предлагает нам породниться!
– Разыгрываешь?
– На полном серьёзе!
– А ну – дыхни! Вижу, успел приложиться. Ты всё забываешь, что тебе не восемнадцать лет, повторяю тебе, слабовольному человеку, что нельзя каждый день….
– Вероника! – Павел Иванович прервал обличительную речь супруги. –Когда я в последний раз домой приходил подшофе?
– Единственную дочь продать хочешь? Это на тебя похоже. Наконец твоя двуликая сущность раскрылась полностью и окончательно. Да ты понял – ни за какие деньги! А я то думаю... Ну, ты, отец, меня удивил. Родную дочь на аукцион хочет повести. Постыдись!
– Вероника Игнатьевна, хватит кипятиться! Как раньше выдавали свих детей цари, короли и просто знатные люди? Исключительно ради общего блага. И никто тогда желания детей не спрашивал.
– Пойми, тебе подсовывают туфту. Выберем для любимого чада дебила, законченного наркомана или извращенца! Ни за что, ни за какие бабки! А может его сынок инвалид? Постой, да у него и детей-то вовсе нет. Что ты мне мозги морочишь?
Взвинтив своё негодование до предела тем, что супруга не совершенно не желает его понять, возмущенный Павел Иванович подскочил к бару, лихорадочно схватил бутылку коньяка и налил себе полный фужер:
– Нет, Вера! Трезвым я с тобой разговаривать не могу.
– Во! Это в твоей манере!
– Данного парня я своими глазами видел! Нормальный вполне мужик. Учился в авиационной академии. В военной! А туда кого попало не берут.
Супруг с горячностью приложился к бокалу.
– Верочка, я ж тебе целый час толкую. У Николая – рак. Он хочет передать своё дело в надежные руки. То есть сыну. А сын учился в академии на авиационного инженера по аэродромному транспорту. К металлургии никакого отношения не имеет. Вот он и нашел меня, чтобы я был его компаньоном и в то же время, пока он лечится в Германии, присмотрел бы за сыном. В знак благодарности хочет или предлагает мне поженить наших детей. Ух! Теперь, кажется, сказал всё!
Павел Иванович вытер пот со своего лица, с годами ставшего круглым как лепешка.
– Говори, чего замолкла, каково твоё мнение?
Супруга долго думала и, наконец, тихо произнесла:
– Но ты хоть понимаешь, что надо прежде всего спросить мнение Мариночки.
– Даже если она имеет совершенно противоположное мнение, мы же оба, наверное, в состоянии изменить его. Так сказать, общими усилиями. Я говорю ещё раз: парень, его зовут Глеб, – умный образованный красивый молодой человек. Как раз для нашей красавицы подходящая пара. Ну, хочешь, я тебе его представлю. В самое ближайшее время, но пока он куда-то уехал из Москвы.
– Да уж хотелось бы побеседовать.
– Значит, ты не против?
– Ежели всё обстоит именно так, как мне рассказал, то я за. Но ты же прибавить можешь. Соврешь, не дорого возьмёшь.
– Своей дочери я не враг. Я ей лишь добра желаю. Надо только с ней и тебе тоже поговорить. Мне завтра уже надо результат беседы доложить Николе. То есть Николаю Олеговичу. Потом как то их свести вместе. А где Мариночка, чего она-то не приходит?
– Ты, ведь, только спорить горазд, а послушать жену времени нет. Они с подругами устроили вечеринку, и сегодня её дома не будет. Да не беспокойся ты, чего зря сразу губы надул? Компашка весьма благопристойная. Отец подружки проректор института международных отношений.
– Вот так всегда! Ну почему я такой невезучий? – стал сокрушаться Павел Иванович.
Выпитый коньяк, по-видимому, уже начал действовать.
А когда Павел употреблял хотя бы стопку, в отличие большинства мужчин, которых после принятия спиртного тянет на подвиги, его неумолимо тянуло только ко сну.
3
Прошло ещё двое суток. В кабинет Николая Олеговича заглянула симпатичная секретарша:
– Николай Олегович к вам Глеб…
Следом за ней вошел известный нам молодой человек.
– Глеб, почему задержался? – нетерпеливо заговорил строгий родитель, пока ещё тот закрывал двери. – Ты же говорил, только посмотрю место своего рождения и сразу домой. Мог бы и позвонить. Леночка тебя попробовала раза два набрать, но почему-то всякий раз ты отключал «мобилу». А чего ноутбук не взял с собой в поездку?
– Отец, хватит врать!… Да я тебе дня два тому назад звонил лично на твой мобильный… Кроме того, ты не поверишь, в Крыму такой ураган…
– Конечно, у него ещё и женское название имеется, вроде, Натали, Оксаны… А может тебя там экзотичная татарочка в теплую кровать заманила? А? Какая-нибудь Зульфия или как её… Шаганэ.
– Отец….
– Да я разве против? Пока молодой, ты каждую юбку должен обнюхать, когда состаришься, поздно будет на это дело искать время. Дай Бог, нужные лекарства найти.
И Николай Олегович гулко и раскатисто засмеялся, довольный своим ироничным высказыванием.
– Но годы, друг, бегут, и их ни чем остановить нельзя. Пора уж и о супруге задуматься. Внуков мне родить. Как ты, не задумывался о такой перспективе? Я считаю, что надо вплотную заняться этим вопросом. Конечно, я тебя не насилую. Чтобы не получилось как в том анекдоте: «Изя говорит приятелю: Поздравляю, Мойша, ты вроде женился? Тот уныло отвечает: А куда деваться?»
– Хорошо, отец. Думаю, что ты прав. А насчет поездки в Крым, я уже составил подробный отчет. Только хочу произнести маленький вступительный комментарий.
– Слушай, давай позже. А?
– Как позже, а на Урал? Мне, ведь, ещё надо смотаться в три региона: Кировскую область, Удмуртию и Пермский край. Сам же меня озадачил.
– Сам тебя озадачил сам и хочу отменить?
У молодого человека похолодело не только в груди, но даже желудок и другие внутренние органы. Может действительно этот «Часослов» кем то заговорен? И может, зря он так энергично и яростно нападает на гадалок, знахарей и прочих экстрасенсов? Не успел взяться за дело, как уже на лицо раз личные препоны, начиная с погоды и кончая родным отцом.
Его шоковое состояние не прошло не замеченным.
Николай Олегович растолковал его по своему и решил подступиться к сыну несколько иным образом: «Видимо, слишком я огорошил парня предложением найти себе вторую половину?»
– Ладно, ну, выкладывай быстренько, что у тебя по Крыму, – сменил он тему разговора.
– Начну со стрелочного завода. Инвестиции, которые ты туда собираешься вкладывать…
– Стрелочный завод отпадает!
– Как?
– Павел Иванович, наш новый компаньон, уже выяснил: вкладывать инвестиции на Украину, значит, пускать деньги на ветер.
– Что-то мне не нравится его позиция. На самом деле, стрелочный завод, который выпускает весьма ходовой материал: изложницы, мульды, шлаковни, люки, крановые колёса, футеровочное литьё для мельниц, зубья…
Николай Олегович надоедливо поморщился:
– Стоп, стоп, стоп! – И, когда Глеб уже приготовился выслушать какое-то очередное нравоучение, речь отца совершенно неожиданно приняла мажорные оттенки. – Вообще-то, молодец! Вот за это я тебя ценю. Я тоже в твоём возрасте всегда досконально вникал в любое порученное дело. Но стрелочный завод сегодня меня не интересует. Закрыли вопрос!
– Ну смотри, отец… А Павел Иванович у меня вызывает подозрения, не спроста он от стрелочного завода тебя отговаривает. Кроме того, когда я был ещё в Москве, мне поступил анонимный звонок. Не с угрозами, но очень уж настойчиво советовали отступиться от стрелочного завода. Не рука ли это твоего нового приятеля. Смотри, как бы он тебя не облапошил.
Про инцидент с двумя подозрительными лицами возле дома его новой знакомой Геллы он пока рассказывать не решился.
– Да ладно тебе. Я говорю: вопрос полностью закрыт. Ну, а насчет магазинов, которые в качестве долга нам уступил этот… этот… дай Бог памяти… Да черт с ним, фамилия этого горе-предпринимателя из головы совсем вылетела.
– Там вообще труба дело. Во-первых, название магазинов придумывал какой-то, если не дебил, то очень недалёкий человек: «Везунчик». Как можно повезти, если в магазинах на полках лежит товар, который не в состоянии конкурировать с крупными фирмами. Есть там «Фреш», есть «АТБ», есть какое-то «Сельпо», где ассортимент гораздо шире и стоят товары дешевле. Во-вторых, магазины наши располагаются в самых невыгодных местах. Народ туда почти не ходит. Я был всего в трёх городах: Джанкое, Красноперекопске и Керчи. Везде – сплошная деградация. Надо от них избавляться и как можно скорей.
– Хвалю! Еще раз молодец! Ты столько работы выполнил в течение всего десяти дней, что другим месяц понадобился бы. А теперь давай вернемся к началу нашего разговора.
Николаю Олеговичу показалось, что сын уже успокоился и как всякий самоуверенный человек, снова подступился к своей идее.
– Отец, но я ещё не всё сказал. Думаю, что выезжать на смотр лесопильных заводов надо уже завтра.
– Молодо-зелено… – снова досадливо поморщился Николай Олегович. – Конечно, ещё раз хвалю за проявленное рвение, но я подумал, подумал и решил и лесопильные заводы, которые принадлежали второму горе предпринимателю, тоже продать.
– Мне кажется, – быстро заговорил Глеб, – ты очень торопишься. Это дело надо пересмотреть. Древесина сейчас поднимается в цене. И…
– Что и?
– Я созвонился с одним директором крупного лесопильного завода и пообещал на днях к нему приехать, – Глеб не нашелся, чтобы придумать более весомую версию, чтобы поскорей отправиться на поиски древней книги.
– Торопишься, это ты, сынок, а не я, – с явным неудовлетворением закатил глаза Николай Олегович под самый потолок. Выводы Глеба ему явно были не по душе. – На кой нам эти заводы, если наш основной профиль – металлургия? На аукцион их и дело с концом.
– Но я обещал, а обещания не выполнять не в моих правилах! – с необыкновенной твердостью промолвил Глеб.
– Смотри-ка! Он ещё зубы показывает. Но за упрямство и обязательность ценю, молодец! Ладно, будь по-твоему. Только всего неделя в твоём распоряжении. Неделя. Понял? Ты ещё не всё уразумел.
Николай Олегович уже для себя уяснил, что девушки к странному поведению сына отношения не имеют. Во всем замешана одна самолюбивая гордость: парень всеми фибрами души стремится выполнить обещание, данное совсем постороннему человеку.
И в сердце руководителя «Техностали» вновь заняли своё обычное место спокойствие и уверенность.
Глеб в это время выложил на стол пачку денег.
– А это ещё зачем?
– Я их не смог израсходовать.
– Карманные деньги? Ну, ты даёшь, парень! – изумленно посмотрел Павел Иванович сыну прямо в глаза.
– Убери немедленно! Ты эти свои бывшие военные заморочки, Глеб, из своей дурной башки выбрось! Дают – бери, бьют – беги! На Урал едешь, а это дальше, чем Крым. Но отправишься не завтра, а послезавтра. До этого я должен показать тебе один сюрприз.
– Что за сюрприз, батя? – молодой человек впервые его назвал батей, и Николай Олегович тоже впервые с открытой благосклонностью посмотрел сыну прямо в глаза.
– Это дело тонкое, сын. Оно требует особого подхода. Но сначала дай слово, что будешь меня если не слушаться, то хотя бы понимать.
– О чем речь, батя!
– Ладно на сегодня для тебя информации итак достаточно много, ступай домой и, как следует, отдохни от поездки. До послезавтра.
– Но скажи мне…
– Послезавтра! – характер отца был непреклонным.
– Можно, хотя бы краем уха увидеть… т - решил пошутить Глеб, думая, что шутка сломает упрямство родителя.
Тот хитро улыбнулся:
– Вот послезавтра и увидишь…
…В коридоре его ожидал лечащий врач отца Эдуард Леопольдович Беренштейн:
– Погоди, Глеб, мне надо с тобой поговорить. Только отойдем в укромное место, я а то здесь люди…
Они отошли к зашторенному окну под большую развесистую пальму.
Беренштейн был принят на работу уже при Глебе, наверное, месяца два три назад. Ходили слухи, что он является чуть ли доктором медицинских наук.
– Что вы хотели, Эдуард Леопольдович?
– Вопрос очень и очень серьёзный и требует от тебя серьёзного отношения. Твой отец неизлечимо болен…. Готовься к самому худшему…
– Неужто…? – мгновенно помрачнел молодой человек, только полгода назад обретший своего отца.
– Да, Глеб. Именно рак. Рак головного мозга. В весьма запущенном состоянии…
– Разве ничего нельзя уже сделать? И где вы раньше были?
– Ты же знаешь упрямый характер своего папаши. То одно хотел до конца довести, то другое. Но мы делаем всё возможное. Ровно через три недели он отправится в самую лучшую европейскую клинику. В Германию. В этой стране онкологи добились результатов, заслуживающих определенного внимания. Но вы понимаете, я докторскую диссертацию написал по онкологии и говорю, что в данном случае шансов у него почти нет. Хотя в жизни всё возможно и надежду на спасение надо иметь всегда.
– А раньше нельзя в эту клинику отправить?
– Смысла нет. Точнее: во-первых, там очередь, а во-вторых, какая разница, где снимать анализы… Только прошу тебя, постарайся ты сам не нервировать своего папашу. А то я знаю, нынче такая молодежь – чуть что, сразу в штыки. Сейчас для мозгов твоего отца нужен покой. Это – главное…
4
Павел Иванович привел свою дочь на смотрины чуть ли не под конвоем.
Накануне они с Кариной Игнатьевной почти до полуночи убеждали свою дочь подумать о замужестве.
Но Марина была крепким орешком.
И хотя родители были твердо уверены, что у дочери пока никого на примете нет, девушка чуть ли не закатила истерику. Но после многочасовых уговоров она всё-таки согласилась пойти в офис «Техностали».
Идею устроить встречу в одном из московских кафе она категорически отвергла.
Согласилась лишь на аудиенцию величиной всего в десять пятнадцать минут и, конечно с условием, что встреча будет выглядеть совершенно случайной.
В конце концов, первой сдалась Вероника Игнатьевна.
– Ладно, Ноговицын, дочь поступает совершенно разумно. Зачем подсовывать ей кота в мешке? Глянем с Мариночкой своим женским взглядом и определимся, что к чему.
На этом и порешили.
В назначенный час перед окончанием рабочего дня в кабинет руководителя «Техностали» зашли только отец и дочь. Таков был план задуманной супругой Павла Ивановича. Она тоже в какой-то мере стеснялась Теханова, но, имея по-женски разумный характер с некоторой хитринкой, не хотела полный груз ответственности за судьбу собственной дочери брать только лишь на себя .
– Вот познакомься, Николай Олегович, с моей дочерью. Всё как-то не удаётся представить тебе моё семейство, а тут они выкроили свободную минутку, выходной день, то да сё и решили забежать на пару минут, – Ноговицин сразу взял инициативу разговора в сои руки.
– Это у нас уйма свободного времени. Женщины – народ занятой, у них каждая минута, Павел Иванович, на особом учете, некогда в косметический салон заглянуть, – поддакнул директор фирмы, испытывающим взглядом, тщательно исследуя девушку.
Марина робко представилась.
– Боже мой, насколько вы, Мариночка, манерны. Будьте как дома. Мы никого не ждем. Все дела давно уже отложены на завтра, поэтому спокойно усаживайтесь на диван.
Теханов галантно помог девушке снять пальто и проводил её до места, потом занял своё руководящее кресло и нажал на кнопку громкой связи:
– Леночка, будь добра, три кофе и фрукты ко мне в кабинет.
Потом он снова посмотрел на Марину.
Девушка была, без всякого сомнения, хороша собой.
«Но и наш жених тоже не лыком шит!» – с удовлетворением про себя отметил он.
– Итак, Мариночка, куда спешим?
– Вы, Николай Олегович, не будете против, если мы заберем папу с собой прямо с работы, не дожидаясь окончания рабочего дня?
Девушка тоже хорошо играла отведенную ей роль.
– Но вы не ответили на мой вопрос или это женская совершенно секретная тайна?
– Мы решили с мамочкой выбрать норковую шубку, уже давно обещанную мне папой на день святого Валентина.
– А где же тогда Вероника Игнатьевна? – чрезвычайно удивился босс, тоже играющий трудную для него роль весьма услужливого человека. –
Сейчас должен появиться мой Глеб. Раз уж доля выпала нам работать вместе, хочу и её познакомить с моим наследником.
Он снова нажал на кнопку.
– Леночка, поторопи, пожалуйста, Глеба. Мы уже его заждались. Чего он опаздывает? Да, не забудь чашечку кофе и для сына. А пока суд да дело хочу тебя Мариночка спросить, где ты учишься и кем хочешь стать?
– Кем стать ещё не выбрала, а учусь на пятом курсе МГУ, на мехмате, – не без гордости промолвила девушка.
– Но, ведь, это же не женская профессия! Как вы такая хрупкая и такая нежная управляетесь с этими интегралами и дифференциалами? Уму непостижимо! Для меня это – сплошная темнота…
– Она у нас отличница! – тоже достаточно горделиво вставил Павел Иванович.
Зато сама девушка недовольно поморщилась:
– Папа, не надо лялякать! Ты хоть раз смотрел мою зачётку?
Тут в кабинет вошел Глеб.
Увидев Марину, он чуть ли не остолбенел. Более красивой девушки он ещё не встречал.
Когда-то, ещё учась в средней школе, юноша прочитал несколько произведений известного зарубежного писателя Теофиля Готье. Особенно ему понравился рассказ «Мелитона». Не зря этого человека школьная библиотекарша назвала французским Гоголем.
Пленительный образ девушки в произведении великого мастера слова был обрисован так живо, так реально, что юный Глеб сразу представил, что все испанки являются неотразимыми красавицами.
Потом долгое время он искал для себя девушку, подобную Мелитоне, однако поиски были напрасными.
И вот, когда он полюбил Геллу, перед ним, наконец, очутилась настоящая испанка, точнее девушка похожая на литературный образ Мелитоны. С черными жгучими глазами, с ресницами длиной чуть ли не в пять сантиметров, с легким румянцем на щечках. Но лучше всего были волосы. Они казались ему даже синими, сверкающими точно, ночное звездное небо. Волосы фосфоресцирующей лавиной спадали по высоко поднятым плечикам.
Однако, как ни странно, в его молодой душе, постоянно желающей перемен и суетливой чехарды ярких волнующих чувства ситуаций, теперь не оказалось места для былой заинтересованности.
Но мужчины заметили лишь его восхищенный взгляд. Кто чего-то сильно желает, тот обязательно находит желаемое.
И первым опомнился Николай Олегович:
– Я тут распорядился насчет кофе, но вдруг изменил решение. Зачем молодым это надоедливое устаревшее действие? Глеб, не покажешь ли ты Мариночке наш тренажёрный зал и косметический кабинет. В смысле кабинет трудовой разгрузки.
Он снова нажал на кнопку:
– Елена, дай Глебу ключи от наших разгрузочных кабинетов.
Глебу мысль отца понравилась, и он с живостью предложил свою руку девушке, сидевшей точно египетская мумия.
Когда молодые люди, освободившись от нудного надзора взрослых, выпорхнули в коридор, степенный глава «Техностали» по-ребячески подмигнул своему новому компаньону:
– Кажется, дело на мази? Может, нам придется вообще избежать своего утомительного участия в создании новой семьи? А? Как ты думаешь, Ноговицын?
– Как ты, так и я. Вроде, всё гораздо проще, чем мы думали.
В это время Глеб и Марина начали осмотр достопримечательностей офиса, не отстающего от мирового дизайна и требований сферы обслуживания управленческого персонала крупных иностранных металлургических компаний.
– Я слышала, что вы мечтали посвятить свою жизнь военной карьере, – начала разговор Марина, – почему изменили своё мнение?
– Мнение это – как сливки в молоке, концентрированное выражение наших мыслей, а сливки могут переходить в совершенное иное состояние, например в масло, – решил показать Глеб свою ироничную ученость, показывая, что он не зря ел хлеб в течение пяти лет, учась в военной академии, и может поддержать любой светский диалог.
– Конечно, – не с меньшей долей иронии усмехнулась Марина, ни капельки не уступая ему, – если это масло носит название «Техносталь» и в составе своём имеет не малый капитал.
– Масло и сталь – близнецы братья. А может и сестры. Во всяком случае, и то и другое ценятся людьми.
– Глеб, ты всегда таким образом уходишь от прямого ответа?
– Если бы я уходил, то меня здесь не было. Просто отвечаю, как могу. Есть так называемая физика Дэнлопа, которая утверждает, что мнение, как и факты, под действием высокого давления и температур может расплавляться, – хитро сощурил свои синие глаза молодой человек.
Со стороны могло показаться, что между молодыми людьми происходит обыкновенная пикировка, небольшая прелюдия новых любовных отношений. Однако на самом деле всё объяснялось гораздо проще. Просто Глебу было известно мнение отца по поводу поисков подходящей кандидатуры на роль будущей жены, и он своё критическое отношение к этому мнению выражал сейчас весьма своеобразным открытым способом.
А Марине ничего не оставалось, как только подыгрывать ему.
Пока между ними развивались ознакомительные события, в кабинете появилась Вероника Игнатьевна.
– Где же наши дети? – растерянно проговорила она.
– Вероника Игнатьевна, наши дети оказались намного умнее, чем мы, – добродушно улыбнулся Теханов, считая, что дело о свадьбе сына теперь уже не за горами.
– Где Марина? Вы знаете, Николай Олегович, нам надо срочно пойти в ещё одно место, – разочаровано пробормотала женщина, как на которую была так удивительно похожа её дочь.
Расчет супруги Ноговицына не оправдался: она хотела подойти к кульминационной точке смотрин, чтобы сказать своё веское определяющее слово. То есть сыграть, так называемую роль первой скрипки.
– Это место никуда от нас не денется – успокоил её Павел Иванович – шубу можно приобрести в любое другое время.
– Ты уже успел разболтать по секрету всему свету о намерениях своей дочери…. Но я с человеком насчет покупки уже договорилась.
– Значит, договоришься ещё раз.
– Николай Олегович, вы теперь понимаете, каким несерьёзным мужчиной является мой супруг. Павел, я спрашиваю тебя: где дети? Если у вас к ним вопросов нет, зато к моей дочери у меня масса вопросов.
– Леночка, пусть Глеб со своей новой знакомой дамой быстренько зайдут ко мне, – уступил руководитель «Техностали» чрезвычайно напористой женщине.
Через минуту Глеб с Мариной предстали перед родителями.
– Доченька, нам уже пора! – требовательно проговорила строгая супруга Павла Ивановича, и они втроём суетливо покинули помещение.
А между Николаем Олеговичем и его сыном состоялся мужской разговор:
– Ну, как тебе будущая невеста? – довольный положительными результатами своего сватовства улыбнулся Теханов.
– Отец я вынужден тебе сказать, что в моих планах пока…
– Любой план можно исправить, подкорректировать, внести в него добавления и так далее и тому подобное. Так вот, дорогой сынок, в свои холостяцкие планы ты сегодня же внесёшь небольшое, но очень необходимое изменение!
– Но папа!
У Николая Олеговича широко открылись глаза. Сын его впервые назвал таким ласковым таким родным словом папа. Если бы не нордический характер, с годами вселившийся в натуру руководителя «Техностали», то, без всякого сомнения, на серые почти стального цвета глаза родителя навернулись бы слёзы умиления.
Но решительный и твердый человек, каковым являлся Теханов, разрешил себе лишь ласково улыбнуться. Конечно, на ту крохотную величину, насколько позволил этот его волевой характер, внутренне чем-то похожий на продукцию, которую выпускали предприятия «Техностали», разбросанные по центральной части России.
– Сынок, я вполне понимаю тебя. Естественно, хочется ещё погулять, но и ты войди в моё положение.
В голосе Николая Олеговича зазвучали печальные нотки.
И Глеб сразу вспомнил предупреждение Эдуарда Леопольдовича.
Он потупился:
– Хорошо папа, я сделаю всё, как ты скажешь.
Но в голове молодого человека мгновенно стали рождаться смелые планы, каким же образом обойти железную волю родителя?...
… А Марина, когда они втроём вышли из здания «Техностали», и уже садились в салон машины, настойчиво и смело произнесла:
– Отец, зачем ты меня хочешь привязать к этому солдафону. Пока мы с ним ходили по тренажерному залу, я чётко поняла, что у него в голове только спорт, спорт и ещё раз спорт.
– Мариночка, – вмешалась Вероника Игнатьевна, – пойми, породниться с ГлебомТехановым требуют обстоятельства.
– Мама, он вовсе не Теханов!
– А кто же тогда?
– Это Глеб Масальских.
– Отец, – повернулась супруга к Павлу Ивановичу уже с обвинительным приговором на устах, – ты меня убьёшь когда-нибудь. Я так и подумала, нам подсовывают суррогат. А ты и рад обеими руками уцепиться за подачку.
– Успокойся. Это действительно Глеб Масальских. Его мать известная белорусская артистка, просто не захотела регистрировать ребенка на фамилию отца. Глеб настоящий сын Николая Олеговича и всё наследство Теханов передаёт ему. И точка! Больше я никаких инсинуаций в этом плане слушать не хочу! Понятно?
По тому гневному пафосу, с которым была произнесена данная тирада, Вероника Игнатьевна, наконец, уразумела, что была неправа, совершенно несправедливо упрекая мужа.
В это время они подъехали к салону.
– Папочка и мамочка, не надо ссориться. Мне уже это надоело. Хотя я нисколечко не люблю этого пижона, я вынуждена уступить вашему грубому нажиму. Понимаете, для него вся жизнь – это только карточная игра правила которой надоедливо однообразны, главное из которых, как похитрей обмишурить противника. По крайней мере, он мне так сказал.
– Милочка, молодо-зелено, не надо осуждать…, – Вероника Игнатьевна совершила попытку успокоить дочь, но тут же была прервана:
– Я же говорю, что согласна. Когда состоится следующая пытка? В смысле, очередная встреча с этим Глебом Масальских?
– Когда, когда? – умиротворенно пробормотал Павел Иванович. – Этот придурок или, как ты говоришь солдафон, ещё должен съездить на Урал. Он, видите ли, слово дал кому-то.… Значит, где-то через неделю и встретитесь.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЧАСОСЛОВ
1
Прежде, чем отправиться в долгое, но столь необходимое путешествие по родной стране, молодой человек около часа просматривал в ноутбуке все возможные варианты движения.
По всему выходило что, что его маршрут должен пролегать через Нижний Новгород и Киров. И если на этом основном отрезке пути была ясность полнейшая, то после Удмуртии, он обязательно попадал в сплошную неизвестность. Случайно произнесённое перед Геллой название «Северный Коммунар» поставило его перед весьма сложной дилеммой, хотя в то же время давало замечательный шанс отличиться. Ведь, молодой человек ни на йоту не сомневался, что выполнит её желание.
После населенного пункта Екатерининское, какого-то крохотного уральского села, ему надо было двигаться по проселочной дороге, и это означало: асфальта он больше не увидит. Впрочем, его супер современный джип, подаренный отцом на двадцати пятилетие, мог пройти по любому бездорожью. Он запланировал в указанной деревушке заправиться, а если это не получится, то километров через пятнадцать лежало другое село, уже центр района, со странным названием Сива, где АЗС могла находиться со стопроцентной гарантией. Но именно эти пятнадцать километров или чуть больше могли оказаться существенным тормозом для его поездки.
Рассмотрев все варианты движения, он попробовал позвонить Гелле, но попытка окончилась неудачей, также безрезультатно завершились намерения разыскать Климову Геллу Борисовну и в «Интернете»…
…Хотя на день отправки из столицы погода стояла прекрасная, да и по прогнозам синоптиков таковой должна оставаться в течение всего путешествия. «Северный коммунар» располагался в двадцати пяти километрах от районного центра. Поскольку в рабочем поселке находилась картонная фабрика, то, вероятно, проблем с дорожными заносами и снежными сугробами не будет. И в районном центре и в поселке снегоуборочная техника, по всей вероятности, имелась, чтобы обеспечить нормальное прохождение любого транспорта.
Так оно всё и получилось.
Когда Глеб подъехал к Екатерининскому, бак ещё был полный, и молодой человек решительно направил машину по накатанной трассе, пока не увидел дорожный указатель с надписью «Сива». Дальше шла дорога немного поуже и не столь комфортная, зато хорошо укатанная. Снегоуборочные машины здесь после первых февральских метелей здесь потрудились на славу. Минут через сорок он остановил джип возле заправочной станции в самом центре села.
Там уже находилась ещё одна машина.
Глеб стал внимательно присматриваться к водителю. Слишком уж знакомыми показались ему очертания фигуры человека, рассчитывающегося с кассиром бензоколонки.
Потом молодой человек быстро рванул ручку двери салона и стремительно выбежал наружу.
– Старков? – заорал или скорей даже завопил он. – Костя, это ты?
Человек обернулся и оторопел.
– Глеб! Вот так встреча! Какими путями? Вот уж никогда не думал встретить тебя в наших краях.
– Пути господни нам неведомы. Или как говорят, неисповедимы. А ты-то что здесь делаешь?
– Глеб, забываешь старых друзей. Я же – коренной уралец.
– Ну, рассказывай, что с тобой произошло, когда тебя комиссовали? У тебя, вроде, нашли признаки туберкулёза?
– Это всё придирки военных врачей. Ничего у меня нет. А оказался я здесь вовсе не случайно. В селе Сива живут мои родители.
– Так ты сразу сюда?
– Нет, это – долгая история. Я с третьего курса Можайки перевелся на второй курс лесотехнической академии, благополучно её окончил и в прошлом
году по запросу одного бизнесмена, знакомого моему бате, который занимается деревообработкой…
– Твой отец имеет отношение к лесному хозяйству, а к лесопилкам он как-то причастен? – Глеб нетерпеливо прервал бывшего однокурсника.
Его в первую очередь интересовала возможность через директора лесопилки выйти на настоящего владельца Священного Писания.
– Нет! Бизнесмен имеет отношение ко мне. Батя тут не причем.
Глеб разочаровано кивнул головой. Видимо, здесь его поджидала неудача.
– Так вот в прошлом году по запросу Петракова…
– Что, что? – снова перебил Глеб откровения товарища. – Ты знаешь Петракова?
Фамилия владельца лесопилок, которые находились на северо-западе Пермского края, тоже была Петраков.
– Он мой босс! Пренеприятнейшая, между прочим, фигура. В смысле, неповоротливая. С таким хозяйствованием можно весь бизнес профукать. А почему ты спрашиваешь?
– Да так, – сразу замолчал Глеб, чтобы с ходу не раскрывать свои намеченные планы, – фамилия уж очень знакомая.
– Так вот, – в третий раз попытался досказать свою историю Старков, – он предложил мне возглавить в «Северном коммунаре» свою лесопилку. Но, видимо, зря я согласился: гиблое это дело…. Слушай, а что мы базарим на морозе? Поехали ко мне в посёлок. Дорога прекрасная. Я там квартиру купил. Пока однокомнатную. Заодно остограмимся. Так сказать, за встречу. Познакомишься место, где я живу. Идет?
Бывшие друзья быстро разбежались по машинам. И уже через несколько минут Глеб ехал следом за Старковым, искренне благодаря свою судьбу, которая помогла решить ему многие проблемы, связанные с отдыхом. Молодой человек надеялся на его конкретное содействие.
Солнце уже довольно высоко поднялось над лесом. Естественно, для середины февраля.
Но по обе стороны дороги возвышались кучи снега, скорей всего похожие на скалы и лучи дневного светила до них не достигали. Глебу казалось, что они едут по дну некоего ущелья. И ещё ему в любом пейзаже чудилось миловидное личико Геллы. Однажды он, засмотревшись, чуть даже не заехал в сугроб, до того причудливые снежные формы напомнили ему фигурку девушки.
Дорога и в самом деле оказалась хорошая и буквально через полчаса молодые люди оказались на вершине холма, с которого открывался великолепный вид заснеженного уральского селения. В центре его виднелись промышленные здания той самой картонной фабрики, о которой он узнал в «Интернете», с огромной трубой посредине.
За разговором Глеб не заметил, как оказался в уютной и теплой квартире Старкова.
Костя приготовил холостяцкую закуску и поставил посреди стола две заранее припасённые бутылки коньяка.
– Ну, вот теперь можно продолжить, – удовлетворенно отметил он, когда они выпили по полному стакану светло-коричневой жидкости. – Ты не будешь возражать, если я окончу начатый рассказ?
– Какие могут быть сомнения? – улыбнулся Глеб.
– Так вот. О лесопилке. Техника – новая. Практически новая, однако этот Петраков умудрился довести хозяйство практически до разорения. Я здесь уже третий месяц и ничего поделать не могу. У него непонятная финансовая политика. Куда-то все деньги уходят, как в пропасть. Вот если бы мне удалось её выкупить, то я бы работу построил совершенно иначе. У меня и деньги немного скопились, но сейчас это невозможно. Работаем практически в убыток. А мне бы всего тысяч десять баксов... С ним, с Петраковым, никто не хочет иметь дело. Но ведь формулу: «хочешь жить, умей вертеться», ещё никто не отменял. Правда, говорят, он все свои уральские лесопилки за долги отдал какому-то московскому промышленному магнату Теханову и, может, мне уже скоро замену пришлют? Ладно, друже, хватит, наверное, мне ныть, давай выпьем за женщин?
– Где ты в этой комнате их нашёл? – с небольшой ехидцей проговорил Глеб.
– Пока ка их нет, но обязательно будут. По крайней мере, пока одна. Но весьма необыкновенная. Тоже пермячка, кстати. Но было бы лучше, чтобы женщина в моём доме оставалось не одна, а к ней сразу прибавился бы мой наследник.
– Как её зовут-то?
– И зовут её тоже необыкновенно. Соня.
– «Пермячку Соню как-то в мае…» – пропел захмелевший Глеб. – Но где твоя гитара? Ты же раньше прекрасно играл на этом инструменте.
– Еще не перевёз из Сивы. Благодаря ей я и познакомился с моей Соней. Она, кстати, работает учительницей в районной школе... Давай, держи стакан, выпьем за прекрасных дам.
Они выпили за Соню и закусили солёными грибами.
– Рыжички! – пояснил Старков. – Закусь обалденная. У вас на Хохляндии таких нет.
– Какая Хохляндия? Я же из бульбобов, из Беларуси!
– Но родился-то, ты, насколько мне не изменяет память, в портовом граде Керчи?
– Не забыл, бродяга! – Глеб по-дружески похлопал товарища по плечу, хмель уже начал проникать в их молодые головы полные воспоминаний, планов и надежд.
– Но из Керчи я благополучно отбыл в Минск, когда мне было всего полгода или год. У матери там жили родственники, – пояснил Глеб.
– Ну да! И фамилия твоя белорусская, вроде – Масальских.
– Что не знаю, того не знаю.
– Как? – вытаращил свои серые глаза Старков. – Фамилию свою не знаешь?
– Фамилию свою знаю, но вот какая во мне течет кровь – днем с огнем, наверное, не отыщешь.
– Да Бог с ней с фамилией, Глеб, ты пока мне ничего ещё не рассказал. По какой причине ты оказался в Сиве?
– О, это причина очень и очень веская, но совершенно секретная. Клянись, что никому не разболтаешь?
– Ты что, Глеб, меня за шпиона держись? Гад буду, никому ничего не скажу. А стакан-то уже полный…. Давай, друже…
Дальнейшие события Глеб уже помнил смутно.
Рано утром его разбудил Старков:
– Мне пора на работу. Всё, что в холодильнике найдешь – твоё.
– Слушай Костя, я впервые в жизни напился до поросячьего визга. Голова трещит.
– У меня больше выпивки нет, пиво я могу принести. Только погоди, работничков озадачу и приду.
– Нет, больше я пить ничего не буду. Лучше полежу, пока голова в норму не придет.
Молодой человек проспал до самого вечера. Сказалось утомление, вызванное длительным нахождением за рулём и, конечно, неумеренным приёмом коньяка.
Вечером в их небольшой мужской кампании был официально объявлен сухой закон.
– Глеб, всё то, о чем ты мне рассказывал вчера вечером, я, к сожалению, напрочь забыл. Давай снова и по порядку. Где ты сейчас обретаешься и в какой воинской части?
– Воинская часть носит название «Техносталь», а работаю я в ней наподобие человека на побегушках.
– Менеджера какого-нибудь?
– Что-то около того. Живу пока в Подмосковье. Слыхал когда-нибудь город Железнодорожный?
Старков отрицательно помотал головой и спросил:
– Выходит, ты, друже, сейчас на гражданке?
– Выходит…. А привело меня сюда весьма щепетильное даже очень личное дело. Вот, на – почитай.
С этими словами молодой человек отдал товарищу письмо, которое он взял у Геллы.
Старков осторожно взял документ полувековой давности, внимательно его прочел, потом посмотрел на Глеба, потом снова прочитал и с извиняющим видом вернул пожелтевший лист обратно:
– Все равно не пойму. Давай начни по порядку. Как письмо попало тебе в руки? И кто такие: Павел, Мирон и Егор?
– Начну с того, что моя избранница тоже учительница и зовут её Гелла. Так уж получилось, что все родственники моей девушки, или, вернее, почти все, умерли не своей естественной смертью. Короче, кто погиб, кто утонул, а кто скончался от болезни. Гелла считает, во всём виновата та священная книга, о которой говорится в письме. Она утверждает, книга должна передаваться из рук в руки, но находиться в их роду. Мол, кто-то наложил заклятье. И пока книга находится у чужих людей, несчастья будут преследовать их семью до бесконечности.
– Чем-то мистичным веет от этой жуткой истории.
– Ты прав, Костя, но я пообещал ей эту книгу найти. Лишь тогда она выйдет за меня замуж.
– А не послал бы ты её куда подальше! – возмутился бывший однокурсник. – Кто бы мне начал ставить всякие условия! Нашлась принцесса на горошине!
– Костя, никто условия не ставил. Просто я ей пообещал, а ты меня знаешь, обещанное я обязан выполнить.
– Это уж точно! – усмехнулся Старков. – Помнишь, как ты на первом курсе пообещал преподавателю английского языка выучить три стихотворения за один вечер. И выучил же! Никто из ребят не верил. А я знал, ты сдержишь своё обещание. Но как же сейчас найти эту библию? Столько времени прошло…
– Я и не говорил тебе, что обязательно найду, но всё-таки попытаться можно.
– И только из-за этого проделан такой огромный путь?! Боже! Ты – неисправимый романтик. А точнее, чудак. Но с чего ты хочешь начать поиски?
– Есть небольшая зацепка. Фамилии братьев Дребезгины. Может кто-то их знает? Может, жили или ещё живут в вашем посёлке люди с такой фамилией?
– Правильно, Глеб! У тебя, друже, «тыковка», башка, то есть, работает в нужном направлении. Не зря тебя менеджером держат. Скажу тебе, больше того: недалеко от фабричного поселка располагается деревня Дребезгино. Правда, я не знаю, живет сейчас кто в ней или нет, но у меня на лесопилке в настоящее время работает один мужик с фамилией Дребезгин. Да, Яков Михайлович Дребезгин. Я предлагаю с него и начать.
– А ты знаешь, где он живет?
– Здесь не Москва. Узнать можно запросто. Только уже время позднее, уже, наверное, часов шесть?
– Костя, дорогой, я очень ограничен во времени. У меня, понимаешь, отец болен. Мне надо поскорей возвращаться в Москву. Поехали искать этого Якова?
– Зачем ещё ехать? Пусть он сам к нам придет. В гости….
Глеб посмотрел на коньячные бутылки стоящие под столом и решительно сказал:
– Я пить не буду!
– А кто тебя заставляет? Рядом с моей квартирой живет кореш этого пьянчуги. Весь поселок может за бутылку в течение пятнадцати-тридцати минут оббежать. Найдет и приволокёт, приволочёт то есть… Моя невеста меня заколебала, к каждому неправильно сказанному слову привязывается. Она – учительница по русскому и литературе…. Вот приходится постоянно исправляться…
И действительно, не прошло и часа, как Яков Дребезгин появился в квартире Старкова.
– Яша, скажи мне, – спросил его хозяин, – у нас в поселке много Дребезгиных?
– Нет, не много, – почтительно встав у порога и сняв огромную меховую шапку, ответил подчиненный директора лесопилки.
– А сколько?
– Я с женой токо.
– А ты, случаем, не из деревни Дребезгино?
– Нет, не из деревни.
– Тогда откуда ты?
– Я из поселка. Мои родители из этой деревни.
– Так что же ты муму тянешь? Говоришь, мол, не из деревни.
–Но я родился на фабрике, в нашем поселке.
– А с твоими родителями можно пообщаться?
– Нет нельзя!
– Это почему же с тобой можно, а с родителями нельзя? – с возмущением сощурился Старков.
– Они уже умерли.
– Вот же Бог наградил мне работничка. Ты, кроме жрать водку, способен что-то быстро делать? Почему из тебя слова надо силой выдёргивать?
Дребезгин молча потупился.
Тут вмешался Глеб:
– Яков Михайлович, вы знаете кого-нибудь из этой деревни? Нас интересуют пожилые люди.
– Нет, не знаю.
Глеб понял, что разговор зашёл в тупик. Его самая первая попытка окончилась неудачей.
Внезапно Дребезгин встрепенулся:
– Одна баба, верней древняя старуха, живет, которая знает всех жителей деревни.
– Так что же ты, балда стоеросовая, сказал, что в поселке никто из деревни не живет? – с гневом закричал Старков.
– А она живет не в поселке, а в Ефимовке.
– Тьфу, с тобой невозможно говорить. Ефимовкой же называют южную часть посёлка. Как её зовут?
– Бабушка Онисья.
Глеб умоляюще посмотрел на Старкова:
– Поехали к ней?
Затем он снова повернулся к Дребезгину:
– Яков Михайлович, знаешь, где она живет?
– Знаю, – снова немногословно ответил Дребезгин.
– Чего придумал? Ты что? Сдурел? В такое время, – с явным упреком проговорил Костя.
Но, в конце концов, все трое сели в джип Глеба, и они помчались на окраину поселка. Хотя слово помчались здесь вовсе не уместно. Быстрей всего к старушке помчались только мысли нашего героя. Любовь к Гелле придавали им немыслимое ускорение.
Осторожно лавируя по заснеженным улицам, он довёл автомобиль до деревни, которая находилась в метрах трёхстах от поселка и состояла из десятка небольших домиков. Официально она считалась поселковой территорией, но старожилы всё ещё называли её деревней Ефимовкой.
Переполненный необыкновенной радостью в связи с успешным началом розыска книги он теперь решил позвонить Гелле и ввести в курс развертывающихся событий. Но телефон девушки снова не отвечал. Послышался лишь ровный женский голос: «Абонент не отвечает или временно не доступен»…
…С огромным трудом они, ежесекундно наталкиваясь на сугробы, проехали до избушки, в которой влачила своё жалкое существование эта одинокая бабка Анисья.
А последние метры пришлось преодолевать пешком уже почти по нехоженому снегу.
Между проклятьями, которые предназначались ни в чем неповинной погоде, Глеб выяснил, что бабке далеко за девяносто лет.
2
Старушка немигающими глазами уставилась на мужчин, не понимая, зачем они её подняли в такое позднее время.
– Бабушка с вами хочет поговорить один человек из самой Москвы, – первым заговорил Старков.
– Чё ему надоть, пускай спрашиват. Да проходьте, добрые люди, и садитеся. В ногах правды-то нетуть.
Бабка указала на две табуретки возле деревянного стола да длинную лавку, расположенную вдоль стены с единственным окном слева от большой русской печи, занимавшей почти одну треть жилища.
Яков и Старков заняли места на лавочке.
А Глеб прошёл вперед и присел напротив девяностолетней старушки с желтым лицом, изборожденным бесчисленными мелкими морщинами.
– Бабушка, – начал осторожно говорить Глеб, – вы родом из деревни Дребезгино?
– Оттуля, милок, оттуля, – прошамкала старушка совершенно беззубым ртом.
– А какая ваша фамилия? Дребезгина?
– Не-е, милок, Выскребенцева я.
– Скажите, пожалуйста, людей, которые жили до войны в этой деревне, вы знаете?
– Всех, всех знаю. Больно на память я богатая. Всё помню, что нужно и не нужно. Лежу на печке и всё вспоминаю да вспоминаю. Не токмо до гражданской войны всё помню, но и опосля, когда царя-батюшку прогнали. И кто прогнал тожо знаю. Я в те годы родилась сама-то. Токо вот, что совсем недавно произошло, забывать стала.
– Давно здесь живете? – обрадовался Глеб. А про себя подумал: «Есть ещё счастье на белом свете! Может, эта милая старушка укажет мне путь к старинной книге?»
– Куды там! – замахала она сухонькой ручкой. – Не живу, а маюся, не проворю вовсе. Соседи, спасибо, доглядают маненько. Одна одинёшенька доживаю век свой. Уж запамятовала, в каки годы меня дочь привезла сюды.
– Не слыхали вы, бабушка, про Егора Дребезгина? – с надеждой начал свои расспросы молодой человек.
– Егоршу-то? Как не знать. Знаю. Сынок это Тимофея Дребезгина…
– Бабушка, – окрыленный успехом, чуть не закричал Глеб, – пожалуйста, расскажите поподробней обо всей семье. Всё, что знаете.
– Дак у Тимофея было всего три сына. Дочерей, слава Богу, ни одной. Старшего звали Мироном, Мирошей, тожно среднего Пашей, а Егорша был самый младший. Трудно мужику сперва было: жёнка после родов Егорши вскорости умерла. Так мне сказывала моя мать. Но ничего управился, парней на ноги поставил, потом ужо преставился.
– Куда они все подевались? – не утерпел молодой человек.
– Мирон-то после смерти Тимофея в Сиву подался. Нет, всё я перепутала. Это Паша, в Сиву-то, в райцентр ушел. Мирон-то на саму станцию Верещагино укатил. Там бают люди, женился на какой-то бабе из тамошних. Двое деток у него было. Царствие им всем небесное. Сгорели оне все при пожаре. Как это получилося, ведать не ведаю. Или запамятовала. У Паши тоже не всё ладом было. Он в примаки к одной богатой сивинской бабе нанялся. Жить бы да жить, но деточки мертвыми рождалися. Бают, не климант жене евонной был. Она родом то из Саратова. По-моему, когда трое али четверо деток померли, продали они дом в Сиве-то и отправилися счастья искать в энту саратовскую губернию. Да и там не повезло. По дороге паровоз-от сломался и крушение случилося. Погибли они. Дай Бог и им тожо царствие небесное. Да и младшему, Егорше не повезло. Он на картонну фабрику устроился работать, на лесобиржу. Дрова катать. Но его поленницей придавило. Насилу выходили. Сколько-то в сивинской больнице лежал, сколько-то в фабричной. На всю жизнь хромой остался. Тут пожалела мужика Стеша Сединина из деревни Лебёдки. Шибко баская да больно
Следующая публикация
Нет комментариев