Самое интересное из сети

Росомаха успешно отбил атаку двух волков и спокойно ушёл по своим делам.

Монах на медитации в районе Гималайских гор

Фото у фонтана на долгую память

-Катяяя, Катяяя - слышит старуха слабый голос старика -Катяяя! -Иду, иду Саша, иду, милай, - старуха подхватилась, одёрнув юбку, заглянула за шторку к старику. -Проснулси, Саша? Блинков можа, Саш? Блинков хош? -Катяяя, - глухо зовёт старик, шаря невидящими глазами по потолку, — Катяяя -Ну-ну, милай, я здеси, здеси, - берёт его некогда большую, как лопата, а теперь худую и сморщенную руку в свою, почти такую же, как сухая птичья лапка, - что, что милай, я с тобой?! -Катяяя, прости...Прости Каюша... -Да что ты, что ты... -Не любил я тебя, - сипит старик прости...глупый...вернуть бы назад, всё по другому бы было, Катя... -Да ладно, Саша. Что это не любил, любил, по своему, но любил. А то бы рази мы с тобой шиисят годочков бы прожили вместе? Ну, чё уж тожа, о... -Катяяя, дети... -Едут Саша, едут, я и телеграмму дала, ну не я, Нина-почтарка, она всё написала и Мише, и Толику, Серёже и Светланке. К вечеру, Саша, все приедут, ты поспи, поспи, а я тебе бульончику... -Не надо, - шепчет, - дай руку, посиди со мной, прости Катя! -Я и не серчала, Саша, я не серчала. Ты меня прости, можа не влезла бы, ни вчепилась бы в тебя, аки клещч, можа и по другому жизня твоя сложилась ба, милый! -Нет, Катя, - мотает старик головой,- нет, Катя, видно судьба... Скатилась мутная слеза из уголка глаза старика и, покатившись по морщинистой щеке, растворилась где-то в складках бордовой, стариковской кожи. К вечеру собрались дети, сами уже старики почти. Думает старуха. Миша, старший, весь седой как лунь. Дородный, степенный, он и с детства такой. Старуха его побаивается, Миша профессор, учёный человек, живёт в Москве. -Миша, сыночек, седой ить! -Да мама, годы своё берут. Я уже дед, ты не забыла, что прабабкой стала?- смотрит пристально. -Иии, сынок, да как же, как же! Вон фотографии, Таня ,Таня-то твоя, она прислала, вон, под стеклом, все хранятся. Слева стекло, там все мы и вы маленькие, и родители наши с отцом, вон дядька мой Егор, Федюшка, братик, что с фронта не вернулся, так и не дождались, ни похоронки, ничего. Баба с дедой мои старенькие уже, тётки - дядьки Сашины вон. Брат его Серёжа, ой весёлый был, как было заиграет Камаринскую, ноги сами в пляс идут! А здесь мне Митрич, сосед наш, помните дядю Пашу-то, вот он новое-то стекло сделал, там всё молодёжь. И внучатки, и правнуки вот теперь. Так что, Миша, сынок, рано мамку-то со счетов списывать! -А я и не списываю, мать. Живи долго! Пока вы живы, то и мы себя детьми чувствуем... Толик, братка, а может на рыбалку, а? -Можно, - и повернувшись к матери, спрашивает,- мам, можно? -А то! - улыбается старуха,- конечно можно! -Бать, а ну хватит вытягиваться-лежать, - это уже Серёжа, он самый младший из братьев, ещё молодцевато носит джинсы, не отрастил брюшко, весь какой-то жилистый, загорелый. Серёжа работает на большом корабле, по разным странам бывает и всегда присылает матери с отцом разные вещи, да старики ими не пользуются, складывают на чёрный день. Единственное - телевизор, цветной, японский, вся деревня приходит к ним кино смотреть после программы Время, зимой-то, что ещё делать. А потом долго обсуждают ещё просмотренный фильм. Старик слабо улыбается, Серёжа всегда был его любимчиком, такой же, как сам Александр Иванович, заводной, весёлый. -Серёнька, сын, дети мои, Миша Толик... А где же Светланка? -Я здесь, папа, — выступает из-за братьев. Маленькая худенькая, вылитая мать в молодости, взрослая уже, Светланка! -Доча...Простите меня детки... -Ты чего, бать! -Отец, ты давай, завязывай! -Что ты, папа... -Простите, -шепчет старик - не додал чего, любви не додал... -Ты это брось, отец! -Да-да, ты брось бать! -Благодаря вам с матерью мы людьми стали и дети наши в люди вышли благодаря заложенному вами с мамой зерну... Ты давай, вставай лучше! Вон крышу, Толик говорит, на бане подделать надо, Светланка пока с мамой пельмешков наляпают, а мы после баньки по стопочке, да пельмешками, пельмешками закусим... Тепло улыбается старик. Долгую жизнь он прожил. Всю жизнь себя корил, что с нелюбимой живёт. Что не осмелился подойти к той к желанной, к любимой. Так и протоптался около её окон. Десять кисетов табака скурил. Всё стоял под тополем напротив, всё ждал... Чего ждал? А кто же его знает, может думал, что сама догадается, да выйдет, подойдёт, за руку возьмёт. Ведь переглядывались на вечёрках, рядышком садились, и душа замирала! Почему не осмелился, почему не проводил ни раз, ведь смотрела, смотрела Стеша вот дурак-то... Дождался, дотоптался, нашёлся смельчак, и на танец пригласил, и до дома проводил и женился скоренько! Сашка тоже был на той свадьбе. Невесёлая невеста сидела, глаз с него, Сашки, не спускала. Эх, думал он всё время, надо было украсть, увезти, забрать себе. Нет же, напился, как свинья, с Ванькой Паршиным, лучшим другом своим, подрались. Потом и вспомнить не могли, за что да почему. С Ванькой помирились, а любовь свою потерял Сашка. На Кате женился, оттого что в рот девчонка заглядывала, смотрела, как на чудо какое. Знала, что не любит. Всю жизнь с ледышкой прожила, это потом уже, когда дети разъехались, понял Сашка, что не может без своей Катерины! Да стыдно ему было за годы её молодые, загубленные. В кино пойдут или в гости на концерт, на собрание, дак он один идёт, чуть впереди. А Катя позади. А ведь ей тоже хотелось с мужем под ручку прийти, чтобы смотрели все, говорили вот мол, Катерина с Александром... Никогда про них так не сказали, всегда Катя отдельно, Сашка отдельно. Они даже на гулянках не вместе сидели. А она его любила. И чтобы ему, дураку, лет на тридцать пораньше сказать ей о своих чувствах, что со временем тоже полюбил жену свою, пусть не так, как ту, яркую и первую, а спокойно и с достоинством, но полюбил ведь... Нет! Нет, гордость заела, или что это? Стеснительность? Что не дало к Стеше тогда подойти, что не дало жене своей хоть раз, хоть один разочек сказать о том что любит... Оттого и казалось ему, что детей недостаточно любит, всё старался как-то защитить, помочь им, чтобы не чувствовали этого, нелюбви его! -Катя, -зовёт опять слабым голосом, - Катюша... -Ойя, милай. Мы здеся, здеся, можа бульончика куриного, Саша? -Нет, - машет, - нет, посиди! Уйду скоро. -Что ты, что ты, вон дети смотрели, ребята крышу на бане почти перестелили, мы со Светланкой вон готовим... -Пора мне, Катя...Прости милая, за всё. Я л...л...люблю тебя Катерина, - выдохнул с лёгкостью, - ты не думай, я всю жизнь тебя любил, - говорит, а голос, как у молодого, - ты прости меня, милая! Я дышал тобой, жил тобой, прости дурака, что не показывал, прости Катя... -Сашааа, - раздаётся по всему двору, крик вылетает на улицу, дальше по всей деревне, в поле, на речку, достигает ушей каждого, крик раненого зверя, - Сашаааа, не уходи, что ты , милааай! Сашааа, как так-то....Сашаааааа -Мама, мамочка, успокойся, мамочка! Врача, врача, маме плохо! Всё как во сне провела старуха: и проводы, и похороны... И слегла... -Миша, Толик, Серёжа,Светонька, детки мои! Погодите, не уезжайте, чтобы по новой не ехать. Не задержу, не беспокойтесь! Простите нас с папкою, если что не так... -Мама, - плачет дочь, ко мне поедешь... -Нет, дочушка. Папе там без меня плохо, с ним уйду.... На девятый день старухи не стало... Автор: Мавридика де Монбазон